Но пока навстречу попадались только свои. Их можно не трогать: не мешают. Амин направился к новой стене — сломать ее и посмотреть, нет ли за ней того, чьей крови он жаждет.
Вдруг Амин остановился. Почувствовал. Увидел. Понял. Наконец-то. Они отыскали друг друга.
Амин взревел.
* * *
Минолия нашла его, своего брата Веллаха. Ища спасения от кошмара, захлестнувшего город, она бросалась от стены к стене, от дома к дому, из переулка на улицу. Везде проливающие кровь чудовища в шлемах, похожих на пропавший Шлем. Пламя пожаров освещает ночной Вагаран.
В его неверном оранжевом свете мелькают силуэты мечущихся в панике людей, возникают и снова пропадают во тьме зловещие, молчаливые фигуры отвратительных тварей, словно вышедших из ночного кошмара, размахивающих бронзовыми секирами, потрясающих деревянными щитами, убивающих каждого, кто попадется им на пути…
Свернув в открытую калитку в ограде одного из домов, она увидела на крыльце скрюченную фигуру брата. Внутри дома разгорался пожар. Минолия ухватила Веллаха под мышки и потащила прочь от огня, к улице. Красные языки высовывались вслед из окон, похотливо облизывали стены приговоренного жилища.
Никогда еще Минолия не имела дела с тяжестями с физической работой. Поэтому от перенапряжения голова шла кругом, внизу живота что-то грозило вот-вот оборваться. Она сжала зубы. Вытащила брата через калитку на улицу, прислонила к стене и только тогда освободила руки от тяжелого груза. Опустилась рядом, мгновение переводила дух, затем склонилась над Веллахом.
У убийц с секирами прослеживался свой почерк — по крайней мере, судя по тем трупам, что видела Минолия: жертвам они либо отрубали головы, либо вспарывали животы. Ее родному брату попытались вспороть живот. Видимо, чудовищный полумесяц прошелся лишь краем. Брат ли уклонился, или монстра что-то подвело? Веллах был жив, но без сознания. И без надежды выжить. Ему подарили лишь каплю времени и море мучений. Такие раны, как увидела Минолия, распахнув его взрезанную одежду, можно лишь зажать руками, не дав кишкам вывалиться наружу и умереть.
Веллах поднял веки. Глаза его страшно скосились к переносице, голова моталась из стороны в сторону, как у тряпичной куклы. Но наконец он узнал девушку и попытался улыбнуться.
— Сестра…— прохрипел он. Вдруг издал булькающий звук, и из уголка рта потекла кровь вперемешку со слюной.— Сестра… Разб… раз…
Слова давались с трудом. Минолия обхватила его голову руками, прижалась к щеке, шепча: «Тише, тише…»
— Заговор… Разбитый… Сосуд не… действует…
Веллах захлебывался кровью.
— Беги отсюда… Забудь про Шл… Шлем… Беги… Древ… Древние вернулись…
— Это и есть Древние? — Глаза Минолии раскрылись от изумления.
— Д-да… Нас… обману…
И вдруг — громкий и страшный крик:
— Беги отсюда!
Веллах кричал, почувствовав наступление агонии, и вложил в крик остаток сил, остаток жизни. Он еще кричал, а тело скрутили предсмертные судороги.
А потом он умер.
Минолия плакала, прижимая голову брата к своей груди.
Стена ограды через дорогу будто взорвалась, разлетелась камнями во все стороны. Из пролома, из поднявшейся пыли шагнуло на улицу нечто, превосходящее все кошмары, увиденные Минолией доселе.
В три человеческих роста высотой, под кожей переваливаются валуны мышц, ладони огромны и увесисты, как гранитные плиты, где-то наверху утопает в плечах маленькая голова, скалящаяся зубастой пастью. Что-то неуловимо знакомое в облике монстра видится Минолии. Она не отрывает взора от демонического создания и вместо того, чтобы бежать прочь, вспоминает с безумным упорством, почему ей кажется, будто она где-то уже видела это чудовище.
Монстр, оставив за собой раздавленное тело какого-то человека, двигался в сторону Минолии. Девушка должна была спасаться, но она не двигалась, по-прежнему прижимая голову мертвого брата к груди и рассматривая демона. У нее отнялись ноги и пропал страх перед смертью. Чуть раньше она умрет или чуть позже, от лап этого демона или другого — какая разница… Монстр уже дошел до середины улицы. И вдруг замер.
От ближайшего сточного люка к его ногам бежал тонкий ручеек. Черная (почему-то это сразу ясно, несмотря на ночной мрак) густая жидкость подобралась к укрепившейся когтями за землю ступне и поползла вверх по ноге чудовища. Темный ручеек достиг живота, поднялся до пупка… и впился в него. Именно впился, Минолия была уверена, что не ошиблась. А спустя мгновение демон взревел торжествующим ревом ублаженного зверя из лесов Потустороннего Мрака. Ревом, который ни один человек не в силах вытерпеть. От такого звука должно либо сойти с ума, либо бежать прочь сломя голову.
И Минолия побежала. И только в конце улицы оглянулась. И увидела, что происходит с демоном. Плоть чудовища напоминала сырую глину, смятую руками невидимого гончара, сочилась черными каплями, оплывала…
Девушка бросилась прочь, не зная — куда, не зная — от чего.
Он нашел и его нашли. Он чувствовал упоительное Воссоединение, дарящее Силу, равной которой нет, устоять против которой невозможно. Он, Амин, вырастет до неба, раздавит землю; он становится Великим Ничем. И он убьет человека, убившего его.
Минолия упала — уставшие ноги подвели. Девушка лежала, почти касаясь каменного постамента, на который ежедневно взбирался очередной жрец из Храма Иштар и до вечера простаивал там с кружкой для подаяний.
Пока Минолия бежала, ей хотелось бороться за жизнь. Однако стоило упасть, как силы — не только физические, но и душевные — покинули ее.
Поэтому, когда из мрака выступили три зловещие, освещенные всполохами пожаров и светом луны фигуры с секирами в лапах, она лишь обреченно подумала, что смерть на таком месте, вероятно, зачтется как жертва Иштар. Двое секироносцев застыли в отдалении, а к Минолии направился один.
«Последние его шаги — последние мои мгновения,— промелькнуло в самом дальнем уголке сознания.— Это и есть Древние… Это и есть те, кого мы ждали двести пятьдесят лет. Палачи. Все напрасно. Вся жизнь зря. Умер мой Веллах. Теперь и моя очередь…»
Уже за два шага до жертвы секира была занесена для удара. Остается лишь опустить ее на хрупкую шею. И девушка сама, покорно опустила голову, чтобы палачу было сподручнее рубить.
* * *
Большими беззвучными шагами откуда-то из-за постамента вынырнул и бросился к монстру рослый человек с поднятым над головой мечом, сжимаемым обеими руками. Древний заметил опасность и повернулся к ней лицом, разворачивая свою секиру так, чтобы блокировать опускающийся меч.
Замах был ложным, и чудовище на него купилось, выставив перед собой секиру для защиты от удара сверху. Вместо этого человек, остановив рубящее падение клинка, мгновенно изменил положение ног и плеч и сделал выпад, всадив острие своего оружия как раз под костяной нарост на лбу.
Древний воин рухнул как подкошенный.
— Я был прав! — закричал человек, похоже, обращаясь непосредственно к ночи. — У носатых хлипкое место под нашлепкой, на лбу!
Минолия признала человека: гладиатор, убивший туранца сегодня на арене.
Гладиатор же, взглянув на Минолию и подмигнув ей, ринулся навстречу другим двум Древним, теперь уже надвигающимся на него. Когда он сблизился с секироносцами на дистанцию, годную для ведения рукопашной схватки, за спинами Древних воинов показался еще один человеческий силуэт — женщина, вооруженная саблей.
Они ударили одновременно в одного и того же противника — мужчина и женщина, мечом и саблей, в грудь и в спину. Гибкая сабля выгнулась дугой, встретившись с толстой, жесткой кожей, но металл победил, и хорайская сталь погрузилась в тело чужака. Дважды пораженный Древний зашатался, выронил бронзовый полумесяц.
А мужчина и женщина (ее Минолия тоже вспомнила — воительница с арены, победившая казака) сразу повернули к третьему противнику и атаковали его так же, как и первого, с обеих сторон. И столь же победоносно.
— Вот видишь, стоило рухнуть на землю их последнему врагу,— громко произнесла женщина,— такая тактика — самая уместная против них.
— Такая — что? Впрочем, ладно… Но не по душе мне это.— Мужчина, попинав ногой, проверил жизнеспособность поверженных.— Не люблю нападать со спины.
Они, видимо, продолжали какой-то прерванный спор.
— Они — нелюди! — горячилась женщина.— И к ним правила чести неприменимы! Зато точным ударом промеж шейных позвонков убиваешь их сразу, наповал…
Они спорили, будто не горели вокруг них дома, не маячили в отдалении безжалостные твари.
— Спасибо! Вы спасли меня! — Минолия поднялась на ноги и, покачиваясь, шла к сохранившим ей жизнь людям. Силы начали возвращаться к девушке, когда она увидела поражение Древних и услышала человеческую речь… Будто выпила чашу подбадривающего бальзама из самых сильнодействующих трав.
Гладиатор обратил на нее внимание.
— Не за что, девочка. Ты видела черные лужи?
— Нет,— ответила Минолия… и тут вспомнила черный ручей, сливающийся с демоном.
«Не о том ли он говорит?»
— Какая-то дрянь вытекает отовсюду. Похожа на смолу,— объяснил мужчина.— Вот ее и обходи, не наступай ни в коем случае. Видели мы, что происходит с людьми, которые вляпались в нее…
Минолия уже была рядом с варваром и его спутницей. Женщина-воин взглянула снизу вверх на своего широкоплечего товарища по оружию (*По оружию ли только? * — помимо воли и уж точно ни к месту, ни ко времени подумалось Минолии) и насмешливо произнесла:
— Мы всех женщин города будем спасать?
Конан ничего не успел ответить — словно молния вспыхнула в голове девушки, и Минолия вдруг вспомнила, что именно на поиски этого человека Орландар и отправил весь Орден. Вот так удача! Но на голове варвара нет никакого Шлема…
— Шлем! — закричала она так неожиданно и громко, что оба ее новых знакомых вздрогнули.— Где Шлем, о воин, победивший туранца? Ты же унес его с собой!
Киммериец взглянул на спасенную девушку не без жалости, потом обернулся к амазонке:
— Пошли, зря время тратим. Нам еще до стены добраться надо…
— Давно пора,— хмыкнула амазонка.
И Минолия увидела спины своих спасителей.
— Стойте! Да стойте же! Шлем! Он дает власть над Древними! — в отчаянии кричала девушка, не отставая от быстро, но без паники уходящей в ночь пары гладиаторов.— Вы же ничего не знаете!
Конан на ходу обернулся и уже более заинтересовано спросил:
— Над кем он дает власть?
— Над Древними! Ну, этими, с хоботами… Мы думали, что они добрые, а они — злые, людей убивают! А Шлем — он может заставить их слушаться! Поэтому Орландар и послал нас искать тебя…
— Ясно,— прервал Конан ее словоизлияния. Бедная девочка, совсем умом тронулась от страха.— Короткую дорогу до городской стены знаешь?
— Знаю,— быстро соврала Минолия, чтобы ее не бросили одну. На самом деле она вообще имела смутное представление о том, где сама находится.
— Показывай. А по дороге расскажешь об этом своем Шлеме.
Амазонка смолчала, но довольно выразительно хмыкнула. А впрочем, стоят ли мужчины слов?
Присоединившейся к ним девушке киммериец грозно напомнил:
— Под ноги смотри и берегись смолы! Ну и всего остального тоже…
* * *
«Стреноженная вошь» была пуста как никогда. Фенди в одиночестве сидел за столом; перед ним нетронутыми стояли кружка с вином и тарелка с остывшим мясом. Он напряженно думал. О чем — не родилось и не рождалось такого человека, кому будет позволено познакомиться с его мыслями. Дверь отворилась. Быстро. И все-таки не успела отвориться раньше броска. Серебристой рыбкой мелькнул метательный нож и вонзился точно на уровне груди вошедшего: никто из псов Фенди не посмел бы так рвать дверь на себя. Значит, чужак. Чужакам — смерть. Если б между рождением мысли и воплощением ее в действие у Фенди случалась хоть какая-то пауза, не занял бы он и не удержал трон короля вагаранских воров. Разворачиваясь на скрип, атаман одновременно выбросил руку с невесть откуда появившимся в ладони метательным ножом.
С таким переживанием, как удивление, Фенди раззнакомился давно и навсегда. С детских лет его мотало по миру, окуная в самые жестокие передряги, и он всякого насмотрелся. В том числе и на всякое колдовство, и на всяких чудовищ.
Ввалившаяся тварь держала перед собой щит с воткнувшимся в него ножом. Устрашающий вид адского порождения и безуспешный бросок ножа не вызвал у Фенди ничего, кроме устремления к действию. Невысокий, подвижный шемит за время, потребовавшееся чужаку на один шаг по заплеванному полу харчевни, преодолел разделявшее их расстояние, и вот уже узкие жилистые руки короля воров вынули из-под просторной красной рубахи два стилета. Тварюга, видимо, так и не поняла, куда подевался человек, только мелькавший перед глазами.
Но два — один за другим — укола в спину указали куда. Украшенная костяной нашлепкой голова стала поворачиваться в поисках наглой жертвы, секира отводилась волосатыми лапами для рубящего удара, когда правую ступню одновременно ужалили два тонких острых лезвия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Вдруг Амин остановился. Почувствовал. Увидел. Понял. Наконец-то. Они отыскали друг друга.
Амин взревел.
* * *
Минолия нашла его, своего брата Веллаха. Ища спасения от кошмара, захлестнувшего город, она бросалась от стены к стене, от дома к дому, из переулка на улицу. Везде проливающие кровь чудовища в шлемах, похожих на пропавший Шлем. Пламя пожаров освещает ночной Вагаран.
В его неверном оранжевом свете мелькают силуэты мечущихся в панике людей, возникают и снова пропадают во тьме зловещие, молчаливые фигуры отвратительных тварей, словно вышедших из ночного кошмара, размахивающих бронзовыми секирами, потрясающих деревянными щитами, убивающих каждого, кто попадется им на пути…
Свернув в открытую калитку в ограде одного из домов, она увидела на крыльце скрюченную фигуру брата. Внутри дома разгорался пожар. Минолия ухватила Веллаха под мышки и потащила прочь от огня, к улице. Красные языки высовывались вслед из окон, похотливо облизывали стены приговоренного жилища.
Никогда еще Минолия не имела дела с тяжестями с физической работой. Поэтому от перенапряжения голова шла кругом, внизу живота что-то грозило вот-вот оборваться. Она сжала зубы. Вытащила брата через калитку на улицу, прислонила к стене и только тогда освободила руки от тяжелого груза. Опустилась рядом, мгновение переводила дух, затем склонилась над Веллахом.
У убийц с секирами прослеживался свой почерк — по крайней мере, судя по тем трупам, что видела Минолия: жертвам они либо отрубали головы, либо вспарывали животы. Ее родному брату попытались вспороть живот. Видимо, чудовищный полумесяц прошелся лишь краем. Брат ли уклонился, или монстра что-то подвело? Веллах был жив, но без сознания. И без надежды выжить. Ему подарили лишь каплю времени и море мучений. Такие раны, как увидела Минолия, распахнув его взрезанную одежду, можно лишь зажать руками, не дав кишкам вывалиться наружу и умереть.
Веллах поднял веки. Глаза его страшно скосились к переносице, голова моталась из стороны в сторону, как у тряпичной куклы. Но наконец он узнал девушку и попытался улыбнуться.
— Сестра…— прохрипел он. Вдруг издал булькающий звук, и из уголка рта потекла кровь вперемешку со слюной.— Сестра… Разб… раз…
Слова давались с трудом. Минолия обхватила его голову руками, прижалась к щеке, шепча: «Тише, тише…»
— Заговор… Разбитый… Сосуд не… действует…
Веллах захлебывался кровью.
— Беги отсюда… Забудь про Шл… Шлем… Беги… Древ… Древние вернулись…
— Это и есть Древние? — Глаза Минолии раскрылись от изумления.
— Д-да… Нас… обману…
И вдруг — громкий и страшный крик:
— Беги отсюда!
Веллах кричал, почувствовав наступление агонии, и вложил в крик остаток сил, остаток жизни. Он еще кричал, а тело скрутили предсмертные судороги.
А потом он умер.
Минолия плакала, прижимая голову брата к своей груди.
Стена ограды через дорогу будто взорвалась, разлетелась камнями во все стороны. Из пролома, из поднявшейся пыли шагнуло на улицу нечто, превосходящее все кошмары, увиденные Минолией доселе.
В три человеческих роста высотой, под кожей переваливаются валуны мышц, ладони огромны и увесисты, как гранитные плиты, где-то наверху утопает в плечах маленькая голова, скалящаяся зубастой пастью. Что-то неуловимо знакомое в облике монстра видится Минолии. Она не отрывает взора от демонического создания и вместо того, чтобы бежать прочь, вспоминает с безумным упорством, почему ей кажется, будто она где-то уже видела это чудовище.
Монстр, оставив за собой раздавленное тело какого-то человека, двигался в сторону Минолии. Девушка должна была спасаться, но она не двигалась, по-прежнему прижимая голову мертвого брата к груди и рассматривая демона. У нее отнялись ноги и пропал страх перед смертью. Чуть раньше она умрет или чуть позже, от лап этого демона или другого — какая разница… Монстр уже дошел до середины улицы. И вдруг замер.
От ближайшего сточного люка к его ногам бежал тонкий ручеек. Черная (почему-то это сразу ясно, несмотря на ночной мрак) густая жидкость подобралась к укрепившейся когтями за землю ступне и поползла вверх по ноге чудовища. Темный ручеек достиг живота, поднялся до пупка… и впился в него. Именно впился, Минолия была уверена, что не ошиблась. А спустя мгновение демон взревел торжествующим ревом ублаженного зверя из лесов Потустороннего Мрака. Ревом, который ни один человек не в силах вытерпеть. От такого звука должно либо сойти с ума, либо бежать прочь сломя голову.
И Минолия побежала. И только в конце улицы оглянулась. И увидела, что происходит с демоном. Плоть чудовища напоминала сырую глину, смятую руками невидимого гончара, сочилась черными каплями, оплывала…
Девушка бросилась прочь, не зная — куда, не зная — от чего.
Он нашел и его нашли. Он чувствовал упоительное Воссоединение, дарящее Силу, равной которой нет, устоять против которой невозможно. Он, Амин, вырастет до неба, раздавит землю; он становится Великим Ничем. И он убьет человека, убившего его.
Минолия упала — уставшие ноги подвели. Девушка лежала, почти касаясь каменного постамента, на который ежедневно взбирался очередной жрец из Храма Иштар и до вечера простаивал там с кружкой для подаяний.
Пока Минолия бежала, ей хотелось бороться за жизнь. Однако стоило упасть, как силы — не только физические, но и душевные — покинули ее.
Поэтому, когда из мрака выступили три зловещие, освещенные всполохами пожаров и светом луны фигуры с секирами в лапах, она лишь обреченно подумала, что смерть на таком месте, вероятно, зачтется как жертва Иштар. Двое секироносцев застыли в отдалении, а к Минолии направился один.
«Последние его шаги — последние мои мгновения,— промелькнуло в самом дальнем уголке сознания.— Это и есть Древние… Это и есть те, кого мы ждали двести пятьдесят лет. Палачи. Все напрасно. Вся жизнь зря. Умер мой Веллах. Теперь и моя очередь…»
Уже за два шага до жертвы секира была занесена для удара. Остается лишь опустить ее на хрупкую шею. И девушка сама, покорно опустила голову, чтобы палачу было сподручнее рубить.
* * *
Большими беззвучными шагами откуда-то из-за постамента вынырнул и бросился к монстру рослый человек с поднятым над головой мечом, сжимаемым обеими руками. Древний заметил опасность и повернулся к ней лицом, разворачивая свою секиру так, чтобы блокировать опускающийся меч.
Замах был ложным, и чудовище на него купилось, выставив перед собой секиру для защиты от удара сверху. Вместо этого человек, остановив рубящее падение клинка, мгновенно изменил положение ног и плеч и сделал выпад, всадив острие своего оружия как раз под костяной нарост на лбу.
Древний воин рухнул как подкошенный.
— Я был прав! — закричал человек, похоже, обращаясь непосредственно к ночи. — У носатых хлипкое место под нашлепкой, на лбу!
Минолия признала человека: гладиатор, убивший туранца сегодня на арене.
Гладиатор же, взглянув на Минолию и подмигнув ей, ринулся навстречу другим двум Древним, теперь уже надвигающимся на него. Когда он сблизился с секироносцами на дистанцию, годную для ведения рукопашной схватки, за спинами Древних воинов показался еще один человеческий силуэт — женщина, вооруженная саблей.
Они ударили одновременно в одного и того же противника — мужчина и женщина, мечом и саблей, в грудь и в спину. Гибкая сабля выгнулась дугой, встретившись с толстой, жесткой кожей, но металл победил, и хорайская сталь погрузилась в тело чужака. Дважды пораженный Древний зашатался, выронил бронзовый полумесяц.
А мужчина и женщина (ее Минолия тоже вспомнила — воительница с арены, победившая казака) сразу повернули к третьему противнику и атаковали его так же, как и первого, с обеих сторон. И столь же победоносно.
— Вот видишь, стоило рухнуть на землю их последнему врагу,— громко произнесла женщина,— такая тактика — самая уместная против них.
— Такая — что? Впрочем, ладно… Но не по душе мне это.— Мужчина, попинав ногой, проверил жизнеспособность поверженных.— Не люблю нападать со спины.
Они, видимо, продолжали какой-то прерванный спор.
— Они — нелюди! — горячилась женщина.— И к ним правила чести неприменимы! Зато точным ударом промеж шейных позвонков убиваешь их сразу, наповал…
Они спорили, будто не горели вокруг них дома, не маячили в отдалении безжалостные твари.
— Спасибо! Вы спасли меня! — Минолия поднялась на ноги и, покачиваясь, шла к сохранившим ей жизнь людям. Силы начали возвращаться к девушке, когда она увидела поражение Древних и услышала человеческую речь… Будто выпила чашу подбадривающего бальзама из самых сильнодействующих трав.
Гладиатор обратил на нее внимание.
— Не за что, девочка. Ты видела черные лужи?
— Нет,— ответила Минолия… и тут вспомнила черный ручей, сливающийся с демоном.
«Не о том ли он говорит?»
— Какая-то дрянь вытекает отовсюду. Похожа на смолу,— объяснил мужчина.— Вот ее и обходи, не наступай ни в коем случае. Видели мы, что происходит с людьми, которые вляпались в нее…
Минолия уже была рядом с варваром и его спутницей. Женщина-воин взглянула снизу вверх на своего широкоплечего товарища по оружию (*По оружию ли только? * — помимо воли и уж точно ни к месту, ни ко времени подумалось Минолии) и насмешливо произнесла:
— Мы всех женщин города будем спасать?
Конан ничего не успел ответить — словно молния вспыхнула в голове девушки, и Минолия вдруг вспомнила, что именно на поиски этого человека Орландар и отправил весь Орден. Вот так удача! Но на голове варвара нет никакого Шлема…
— Шлем! — закричала она так неожиданно и громко, что оба ее новых знакомых вздрогнули.— Где Шлем, о воин, победивший туранца? Ты же унес его с собой!
Киммериец взглянул на спасенную девушку не без жалости, потом обернулся к амазонке:
— Пошли, зря время тратим. Нам еще до стены добраться надо…
— Давно пора,— хмыкнула амазонка.
И Минолия увидела спины своих спасителей.
— Стойте! Да стойте же! Шлем! Он дает власть над Древними! — в отчаянии кричала девушка, не отставая от быстро, но без паники уходящей в ночь пары гладиаторов.— Вы же ничего не знаете!
Конан на ходу обернулся и уже более заинтересовано спросил:
— Над кем он дает власть?
— Над Древними! Ну, этими, с хоботами… Мы думали, что они добрые, а они — злые, людей убивают! А Шлем — он может заставить их слушаться! Поэтому Орландар и послал нас искать тебя…
— Ясно,— прервал Конан ее словоизлияния. Бедная девочка, совсем умом тронулась от страха.— Короткую дорогу до городской стены знаешь?
— Знаю,— быстро соврала Минолия, чтобы ее не бросили одну. На самом деле она вообще имела смутное представление о том, где сама находится.
— Показывай. А по дороге расскажешь об этом своем Шлеме.
Амазонка смолчала, но довольно выразительно хмыкнула. А впрочем, стоят ли мужчины слов?
Присоединившейся к ним девушке киммериец грозно напомнил:
— Под ноги смотри и берегись смолы! Ну и всего остального тоже…
* * *
«Стреноженная вошь» была пуста как никогда. Фенди в одиночестве сидел за столом; перед ним нетронутыми стояли кружка с вином и тарелка с остывшим мясом. Он напряженно думал. О чем — не родилось и не рождалось такого человека, кому будет позволено познакомиться с его мыслями. Дверь отворилась. Быстро. И все-таки не успела отвориться раньше броска. Серебристой рыбкой мелькнул метательный нож и вонзился точно на уровне груди вошедшего: никто из псов Фенди не посмел бы так рвать дверь на себя. Значит, чужак. Чужакам — смерть. Если б между рождением мысли и воплощением ее в действие у Фенди случалась хоть какая-то пауза, не занял бы он и не удержал трон короля вагаранских воров. Разворачиваясь на скрип, атаман одновременно выбросил руку с невесть откуда появившимся в ладони метательным ножом.
С таким переживанием, как удивление, Фенди раззнакомился давно и навсегда. С детских лет его мотало по миру, окуная в самые жестокие передряги, и он всякого насмотрелся. В том числе и на всякое колдовство, и на всяких чудовищ.
Ввалившаяся тварь держала перед собой щит с воткнувшимся в него ножом. Устрашающий вид адского порождения и безуспешный бросок ножа не вызвал у Фенди ничего, кроме устремления к действию. Невысокий, подвижный шемит за время, потребовавшееся чужаку на один шаг по заплеванному полу харчевни, преодолел разделявшее их расстояние, и вот уже узкие жилистые руки короля воров вынули из-под просторной красной рубахи два стилета. Тварюга, видимо, так и не поняла, куда подевался человек, только мелькавший перед глазами.
Но два — один за другим — укола в спину указали куда. Украшенная костяной нашлепкой голова стала поворачиваться в поисках наглой жертвы, секира отводилась волосатыми лапами для рубящего удара, когда правую ступню одновременно ужалили два тонких острых лезвия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33