Все истории, связанные с горными оддлингами, поражали воображение свойственной этим дикарям — действительной или выдуманной? — жестокостью. Их называли демонами мороза и тумана, которые во время снежных бурь якобы любят подглядывать за несчастными путниками. Горе тому, кому доведется испытать на себе их зловещий взгляд, — тогда спасения не жди! На фоне этих жутких рассказов как-то особенно странно выглядели деловые связи, оживленная торговля, которую рувендиане вели с этими племенами через посредничество уйзгу. Товары у виспи были отменного качества — драгоценные камни, слитки благородных металлов. Глядя на эти прекрасные изделия, разложенные на прилавках купцов-ниссомов, перекупивших их у уйзгу, трудно было поверить в злые чары горного народа, тем более, что в обмен виспи с великой охотой брали съестные припасы, шерстяные ткани, домашних животных — даже таких, как фрониалы и волумниалы. И все же ничего вразумительного об этом племени никто поведать не мог — разве что те несчастные солдаты лаборнокской армии, которая, если верить древним преданиям, несколько веков назад пыталась овладеть Рувендой. Но кто их, сгинувших в ущельях, замерзших в снегах, мог услышать?
Солнце теперь слепяще отражалось в окнах открытой воды на болоте, в мелких речушках, густо избороздивших расстилавшуюся внизу равнину, называемую Золотыми Топями. Кое-где сверху просматривались наезженные пути, проложенные по болотам, — это, по-видимому, были главные торговые артерии, по которым уйзгу добирались до подножия Охоганских гор. Затем, после нескольких часов полета — все это время они следовали вдоль какой-то широкой реки, — земля приобрела заметный бурый налет, обсохла, и сплошь потянулись пологие холмы, леса с незнакомыми принцессе деревьями. В седловинах и распадках скапливалась вода, и эти частые озерца и густо заросшие травой болотца отражали и дробили солнечные лучи, так что равнина внизу казалась усыпанной драгоценными камнями.
Между тем ламмергейеры изменили направление полета и широкими кругами начали снижаться.
Невдалеке от полноводной речной протоки отчетливо рисовались развалины, плотно прикрытые кронами деревьев. Остатки стен, арок, обвалившихся куполов были увиты ползучими растениями. От руин веяло тайной, печалью… Харамис, в отличие от Кадии, никогда не испытывала азарта первооткрывателя, и посещение подобных романтических уголков у нее ничего, кроме неприятного ожидания беды, не вызывало. Ее внимание привлекали всякие загадочные механизмы, непонятные предметы, которые находили среди заброшенных древних строений. У нее было несколько подобных игрушек — маленький ящичек, сам по себе наигрывавший несколько приятных мелодий (его для этого просто следовало положить набок), некое пишущее приспособление, в котором, казалось, никогда не иссякали чернила; таинственный браслет, необыкновенно тяжелый, изготовленный из неизвестного белого вещества. Не дерево, не кость, не камень… Исчезнувшие, несомненно, владели какой-то загадочной силой, но секрет управления ею был утерян давным-давно. Разве что Великая Волшебница обладала, по крайней мере, частью утраченных знаний, что она доказала в день рождения принцесс.
Харамис схватила амулет, подняла голову.
— Великий Бог и вы, Владыки воздуха, помогите мне не впасть в заблуждение, оберегите от обмана. Лучше погибнуть, чем поддаться чужой воле, утратить ясность разума. И умереть я не имею права… О, Боже, и вы, Владыки воздуха, не оставьте меня в трудную минуту!
Птицы уже не взмахивали крыльями, а медленно парили, снижаясь, держа курс на каменную башню, стены которой были сплошь покрыты вьюном. Наконец они мягко приземлились на просторном, пестром от цветов лужке. Неподалеку от него начинался ведущий к башне подъемный мост. Во рву, наполненном водой, плавали ярко-голубые кувшинки; приятный аромат ощущался в воздухе.
Харамис соскользнула с оперенной спины и, оказавшись прямо перед птицей, присела в реверансе.
— Я выражаю вам глубокую признательность, покоритель неба, за то, что вы доставили меня и моего слугу в это замечательное место. Путешествие было удивительно захватывающим.
Оба ламмергейера разом издали громкие крики, взмахнули крыльями и, поднявшись в воздух, скрылись за деревьями.
Узун подошел к принцессе. Вид у него был комический — свой роскошный берет он потерял в полете, волосы были растрепаны, знаменитый вельветовый сюртук порван и помечен пятнами грязи. Тем не менее глаза его сияли.
— Мы все-таки добрались! — воскликнул он. — Позвольте, я провожу вас. Ламмергейеры уже известили о нашем прибытии.
Они не спеша пересекли благоухающую лужайку, направляясь к подъемному мостку.
Все здесь дышало красотой. Разрушенный город, казалось, изначально был построен так, чтобы оставить место и зеленому царству: даже на мостике росли цветы. В этом кажущемся бездумным буйстве природы, в остатках творений, созданных людьми, угадывался тонкий расчет, безукоризненный вкус, способный насытить душу человека тем, без чего он не может жить. Распахнутые, подернутые легкой дымкой дали, размеченные стволами одиноко растущих деревьев; редкий светлый лесок поодаль, пойменные луга, излучина реки, и рядом — питающие память и думы развалины, чье безнадежное запустение было скрашено пологом одолевших камни плюща и мха, изобилием цветов — самых простеньких, полевых, — создающих ту необходимую пестроту, без которой устают глаза, а в мысли проникает отчаяние. Но и в пестроте была соблюдена мера — никакую линию, никакой пейзаж здесь нельзя было назвать центральными, ни с какой точки невозможно разом охватить окрестности. Если здесь что и отсутствовало, так это чрезмерность… Все естественно чередовалось, согласовывалось, посвечивало и позванивало в стройном тихом хоре.
У ворот башни их никто не встретил, никто не пожелал здоровья. Нигде не было примет человеческого жилья. Узун тем не менее уверенно шагал вперед, и Харамис, поспешая за ним, не уставала удивляться. Взгляд девушки без конца натыкался на резные рухнувшие карнизы, персты мраморных колонн, остатки стен, украшенных искусными барельефами; удивительной красоты мозаичный пол то тут то там выглядывал из-под густой травы. Они миновали полуразрушенный фонтан, обвалившуюся гигантскую арку, опоры которой были увиты диким виноградом… Башня, возле которой приземлились птицы, осталась далеко позади. Наконец Узун свернул в короткий тупичок и остановился у двери из полированного черного дерева, выглядевшей, в отличие от остального, совсем новой, с хорошо смазанными петлями, блестящими металлическими накладками к щеколдой из золота. В центре створа располагался резной медальон, снабженный платиновыми вставками. Собственно, это было изображение Черного Триллиума.
— Здесь она и живет, Великая Волшебница Бина, — подал голос Узун. — Войти сюда имеешь право только ты. — С этими словами он поклонился принцессе и сделал шаг назад.
Харамис колебалась.
— Но… ты должен сопровождать меня.
— Нет, моя принцесса, я подожду вас у порога.
Девушка наконец решилась.
— Хорошо, будь что будет.
Она собралась с силами, робко позвонила в золотой колокольчик, и дверь сразу же мягко и бесшумно отворилась. Принцесса шагнула через порог.
В комнате отсутствовали окна, было сумрачно и жарко. Помещение было тесно заставлено мебелью, контуры предметов расплывались в полумраке. Массивный буфет, стенные шкафы и книжные полки, столы, заставленные непонятными приспособлениями, обитые цветным войлоком табуретки и лавки. У противоположной стены — огромная кровать под темно-вишневым балдахином. В стенной нише устроен очаг, там плясали робкие язычки пламени, перед очагом — украшенный резьбой столик. На нем столовый прибор для одного человека… Посуда была из хрусталя, ложка, вилка и нож поблескивали позолотой. Еда в тарелках источала пар и необыкновенно вкусный аромат. Здесь же на столике стояли графин с вином и лампа — опаловое стекло нежно просвечивало. По обе стороны располагались два кресла с резными подлокотниками. И еще кое-что помещалось на столике рядом с графином — кованая прямоугольная шкатулка из тусклого драгоценного металла (платина, решила Харамис), чуть помятая и потускневшая от времени.
— Приветствую тебя, дитя, — неожиданно раздался мягкий и звучный голос. — Я так долго ждала тебя.
Харамис удивленно посмотрела по сторонам и только теперь заметила на кровати смутно белеющую фигуру. Девушка присела в глубоком реверансе.
— Подойди, помоги мне подняться. Я посижу с тобой, пока ты будешь есть.
Харамис набралась храбрости и спросила:
— Вы — Великая Волшебница Бина?
— Да. Не бойся… Я та самая старуха, что стояла у постели твоей матери и помогла принять у нее роды. Это я вызвала тебя сюда. Как я ждала тебя и твоих сестер! Слава Всевышнему, что хотя бы ты прибыла в Нот.
— Что с моими сестрами? Кадия, Анигель… Они живы?
— Да. Не беспокойся о них. Каждая из твоих сестер должна одолеть свой путь, как то было предназначено и тебе. Подойди, помоги мне…
Харамис не могла сдвинуться с места. Ее неожиданно охватил необоримый ужас… На лбу выступили капельки пота. Ею овладела глубокая, не допускающая иных толкований уверенность, что, сделав этот шаг, она, желая того или нет, вступает в неизвестное. С этого легкого незначительного движения для нее начнется новая жизнь; длительное, опасное путешествие. Куда, зачем — она не могла объяснить. Просто начнется — и все!
Она внимательно вгляделась в лицо Волшебницы. Его обрамляли густые, чуть вьющиеся седые волосы. Женщина, не дождавшись помощи от Харамис, улыбнулась, с трудом села и жестом подозвала девушку. Принцесса наконец шагнула вперед. Белая Дама улыбнулась еще раз. Кожа на ее лице была без единой морщинки, только темные глубоко сидящие глаза выдавали срок, который провела эта женщина на бренной земле. Он был неисчислим… Взгляд этих глаз заворожил Харамис, и она, позабыв обо всем на свете, пошла ему навстречу. Не владея собой, она развязала узел на своем плече, достала корону и, уже держа ее в руках, приблизилась к постели. Тут страх неожиданно оставил ее, она вновь почувствовала себя свободной, и женщина на кровати стала казаться ей всего лишь дряхлой старушкой, нуждающейся в опеке. Она помогла ей накинуть халат.
— Пожалуйста, дитя, садись и поешь. Ты, должно быть, страшно голодна.
— А мой товарищ, музыкант Узун?
— О нем позаботится мой слуга Даматоль.
Едва сев за стол, Харамис почувствовала зверский аппетит. Суп, приправленный душистыми острыми пряностями, жареная дичь, запеченные с сыром клубни адопа, салат, пирог с начинкой из слив и еще каких-то незнакомых фруктов… По мнению Харамис, после такого угощения пирог — это было уже слишком…
Она налила немного вина, попробовала… Бина улыбнулась, и девушка, совсем освоившись, тоже засмеялась и заявила:
— Я даже руки забыла помыть. Прошу простить меня за недостаток хороших манер, госпожа Бина. И потом, я ела так быстро… Обещаю, что исправлюсь…
— Здесь, на севере, — ответила волшебница, — никто не обращает внимания на такие пустяки.
Она взмахнула рукой, и грязная посуда исчезла со стола. Остались только графин с вином, кубок и шкатулка.
— Вы удивительная волшебница, — прошептала пораженная Харамис.
— Это так несложно, — с некоторой долей кокетства ответила Белая Дама. — Для этого не нужно особого умения. К сожалению, на более серьезные вещи, — она погрустнела, — моих сил уже не хватает.
— Но раз вы послали ламмергейеров, чтобы спасти меня и Узуна, значит, вы знали о том, что должно случиться?
— Покорители неба — свободные существа, — ответила волшебница. — Это правда, я просила их оказать мне услугу. Что касается твоего вопроса, могу ответить — да, я ведала о том, что должно произойти. Я все знала… Если бы ты только догадывалась, как я страдала от собственного бессилия.
Харамис изо всех сил старалась не выдать своих чувств.
— Ваше искусство оказалось недостаточным, чтобы противостоять чарам этого разбойника Орогастуса и короля Волтрика?
— Выходит, так. Я хочу сразу предупредить тебя, дитя, что нельзя недооценивать Орогастуса. Он далеко не тот шарлатан, который на базаре предсказывает будущее. Этот Орогастус обладает основательными познаниями в магии. Он способен не только вызвать бурю, но владеет тайнами других ужасных волшебств. Самое страшное, что он действует самым верным способом — повсюду, где только можно, он отыскивает источники энергии и пытается сразу овладеть ими, чтобы черпать оттуда беспредельную мощь. Именно в этом отношении он превзошел меня, а также в ясновидении, для которого он использует волшебное ледяное зеркало, упрятанное в глубоком подземелье в его логове на горе Бром.
— Значит, вы не в состоянии помочь мне освободить рувендиан?
— Я этого не сказала. Но возрождение Рувенды возможно только при благоприятном решении триединой задачи, а для этого необходимо объединить усилия всех трех лепестков Черного Триллиума, и не как попало, а в строгом соответствии с предсказанным решением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87