Иногда мне не под силу думать об этом. Мы были последней из этих трагедий, великая гордость – великий грех, оба суть одно, и за это нас убили, взорвали, опустошили, оставили тридцать лет проползать в грязи и умереть, как греки. О, Генри, можешь ли ты понять, почему я так поступил, почему лгал вам, я хотел, чтобы вы все-таки поняли, хотел спасти вас от страшного ничто, сделать нас призраками греков на этой земле, преодолеть то, что с нами случилось, чтобы появилось нечто – строгое и чистое и мы бы могли сказать: и все же мы – люди. Генри, Генри…
– Да, Том. Том! Успокойся, прошу тебя!
Я вскочил, схватил его за плечи, наклонился. Меня трясло, словно мне передалась его лихорадка. Он вырывался, стараясь снова заговорить, и я закрыл ладонью его влажный рот. Он вырвался, чтобы глотнуть воздуха, я отпустил руку.
– Ты несешь бессмыслицу, – сказал я. Лампа пыхала, тени дрожали по стенам. Ветер завыл в углу. – Ты слишком заводишься от этого разговора. Послушайся меня, ляг, пожалуйста. Сейчас придет Док и разозлится. Тебе не по силам так говорить.
– И поступать так же… – прошептал он.
– Хорошо, хорошо. Успокойся немного, успокойся, успокойся.
Кажется, он наконец услышал. Я вытер ему лоб, сел. Чувство было такое, как после многомильной пробежки.
– Господи, Том.
– Ладно, – сказал он, – помолчу. Но ты должен знать.
– Я знаю, что ты выжил. Теперь все это позади, и больше я ничего не желаю знать, с меня этого довольно, – сказал я искренно.
Он тряхнул головой:
– Ты должен. – Рухнул на подушку. Бум, бум, бум, бум.
– Прекрати, Том.
Он прекратил. Ветер снова загудел, заполняя паузу в разговоре: уууууу-уууууу-уууууу.
– Ладно, буду молчать, – сказал Том другим, спокойным голосом. – Не хочу злить Дока.
– Вот и не зли, – серьезно сказал я. Испуг еще не прошел, сердце бешено колотилось. – Да и силы побереги, у тебя их не так много осталось.
Он покачал головой:
– Я устал.
Ветер выл, будто хотел подхватить нас и шмякнуть о землю. Старик смотрел на меня.
– Ты ведь не пойдешь туда? Ты обещал.
– Ну Том, – ответил я. – Сам знаешь, может случиться, что мне придется.
Он осел на подушку и уставился в потолок. Потом, не сразу, заговорил очень спокойно.
– Когда усвоил что-то очень важное и чувствуешь потребность передать это другому, кажется, что это возможно. Все, что ты испытал, стоит у тебя перед глазами, порою есть даже слова, которыми это можно выразить. Однако ничего не выходит. Нельзя передать другим то, чему тебя научила жизнь. Все ухищрения риторики, сила личности, ложный ореол учительства, даже притворная старость… Ничто не властно соединить края пропасти… Да и нет такого средства… Значит, я потерпел неудачу. Учил вас, учил, а выучил прямо противоположному своим намерениям. Но никуда не денешься. Я пытался совершить невозможное и… запутался.
Он сполз с подушки и теперь лежал на спине, распластавшись под простыней, словно сейчас заснет – глаза его были закрыты, дыхание ровное, как у очень усталого человека. Но тут один карий глаз открылся и взглянул, словно прожигая меня насквозь.
– Тебя научит что-то сильное, как этот ветер, подхватит и унесет в море.
Часть четвертая.
Округ Ориндж
Глава 19
На улице было темно, завывал ветер. Я стоял у грубой деревянной скамьи в саду, ветер трепал картофельную ботву, трепал мои волосы. На западе, в уходящей голубизне, готовой смениться ночным сумраком, высился Кучильо. Все выглядело по-новому, будто из дома я вышел в какие-то другие времена, в те времена, когда ветер терзал землю, точно бомбы. Не вздохнуть – ветер заталкивал дыхание обратно в глотку. Надо бы взять себя в руки.
– Готов? – выпалил Стив, я прямо подпрыгнул. Он, Мандо и Габби стояли за моей спиной. При таком ветре разве услышишь, как сзади подходят?
– Очень смешно, – пробурчал я.
– Пошли. Мандо сказал:
– Мне надо папу разбудить, чтобы посмотрел за Томом.
– Том уже встает, – ответил я. – Сам твоего папу позовет, если понадобится. Ну разбудишь ты его – и что ему скажешь, куда это ты идешь?
Мандо стоял в нерешительности.
– Пошли, – настаивал Стив, – хочешь идти, так пошли.
Не говоря ни слова, Мандо пошел по тропинке, назад к долине. Мы – за ним. Здесь, в зарослях, ветер дул слабее, лишь порывами. Деревья шелестели, поскрипывали, стонали. Бэзилон мы прошли, держась подальше от дома Шенксов. Через заросшие фундаменты добрались до бетонки. Тут пошли быстрей. Вскоре мы уже были в долине Сан-Матео, миновали место, где я столкнулся с Эдом. Стив остановился; мы ждали, пока он решит, как быть дальше. Он проговорил:
– Они сказали – у реки, где дорога подходит к берегу.
– Тогда не останавливаемся, – сказал Габби, – это дальше.
– Знаю, только… может, лучше нам не спускаться прямо туда.
– Давай пошли, – вступил я, – они, небось, уже ждут, а нам еще столько топать.
– Ну ладно…
Держась поближе, чтобы слышать друг друга в завывании ветра, мы шли к реке. Вдруг Мандо отпрянул – через дорогу пронесся шар перекати-поля. Стив и Габби расхохотались.
– Ой, какой страшный кустик, – съязвил Габби. Мандо не отвечал, но припустил вперед. Мы – следом. Дошли до реки Сан-Матео. Никого.
– Увидят нас и дадут знать, где они, – решил я. – Мы им нужны, и они знают, что мы пойдем по бетонке. Может, спрятались.
– Точно, – согласился Стив. – Может, нам перейти…
И тут нас ослепила вспышка яркого света, голос со стороны деревьев произнес: «Не двигайтесь!» Мы искоса поглядывали в сторону света. Вспомнилось, как в морском тумане перед нами возникли японцы. Сердце колотилось так, будто вот-вот выскочит из груди.
– Это мы! – откликнулся Стив. Габби презрительно фыркнул. – Из Онофре.
Свет погас, я точно ослеп. Среди завывающего ветра слышался какой-то шелест.
– Хорошо. – Что-то замаячило со стороны моря. – Спускайтесь сюда.
Наталкиваясь друг на друга, мы спустились по склону.
Нас окружили люди. Мы стояли у подножия склона, кустарник был нам по пояс. Вокруг – человек десять, а то и больше. Один из них, наклонившись, снял колпак с газового фонаря; низкие ветки кустарника скрадывали почти весь свет, но фонарь позволил разглядеть Тимоти Дэнфорта, мэра Сан-Диего. Брюки его были в грязи.
– Четверо, так? – оглушительно прокаркал он. Я как сейчас вспомнил вечер в его островном доме. Ответил Николен:
– Да, сэр.
Подошли еще люди, темные силуэты появлялись из кустарника у реки.
– Вы все здесь? – спросил мэр.
– Да, сэр, – подтвердил Стив.
– Отлично. Дженнингс, дайте им оружие.
Один из мужчин – теперь, когда его назвали, я увидел, что это действительно Дженнингс, – склонился над лежащим на земле огромным брезентовым баулом.
– А Ли здесь? – спросил я.
– Ли не любитель таких штучек, – объяснил Дэнфорт. – Да и от него здесь проку маловато. А что тебе?
– Я его знаю.
– Ты и меня знаешь, верно? И Дженнингса?
– Конечно. Просто спросил, вот и все.
Дженнингс дал нам по револьверу. Мне достался большой и тяжелый. Наклонившись, держа его обеими руками, я рассмотрел его при свете фонаря. Черный металлический ствол, черная пластиковая рукоятка. Если не считать толкучки, я впервые держал в руках оружие. Дженнингс дал мне кожаный мешочек с пулями.
– Вот предохранитель; вот так нажмешь на него перед выстрелом. А вот так перезаряжаешь.
Он покрутил барабан, чтобы показать, куда вставляются пули. Остальные, сгрудившись вокруг меня, слушали его объяснения. Взвешивая в руке пистолет, я разогнулся и поморгал, чтобы снова видеть в темноте.
– В карман влезет?
– Кажется, нет.
– Ладно, ребята! – Если бы не ветер, голос мэра, казалось, был бы слышен аж в самом Онофре. Он доковылял до меня, я взглянул на него снизу вверх. Лица в темноте не разглядеть, волосы растрепаны ветром.
– Говорите, где они высаживаются, и мы пошли. Стив сказал:
– Не можем, пока не придем на место.
– Вот еще новости! – взревел мэр. Стив взглянул на меня. Мэр продолжал: – Нам надо знать, как далеко они высаживаются, чтобы решить, брать ли лодки. – Так, подумал я, значит они приплыли на лодках, чтобы миновать Онофре. – Ребята, у вас есть оружие, вы участники операции. Я все понимаю, но теперь мы с вами заодно. Даю вам слово. Так что уж выкладывайте. Мужчины молча стояли вокруг нас.
– Они высаживаются у мыса Дана, – объявил я.
Вот и все. Теперь, захоти они только, могут нас бросить и мы ничего не сделаем. Молча смотрели мы на мэра. Никто ни слова, я лишь ловил на себе укоряющий взгляд Николена, но упорно смотрел в скрытое тенью лицо мэра. Его ничего не выражающий взгляд был направлен на меня.
– Время высадки знаешь?
– Полночь, я слышал.
– От кого слышал?
– От тех мусорщиков, которые не жалуют японцев. Опять молчание. Дэнфорт взглянул на человека, в котором я узнал Бена, его помощника.
– Пожалуй, лучше идти, – после молчаливого совещания произнес Дэнфорт. – Пойдем пешком.
– Пешком до мыса Дана часа два, – заметил Стив. Дэнфорт кивнул.
– Лучше по бетонке?
– До центра Сан-Клементе – да. Дальше есть дорога по берегу, по ней быстрее, и не так заметно для мусорщиков.
Теперь, когда стало ясно, что мы идем, голос Стива зазвучал возбужденно.
– Что нам мусорщики, – рассудил мэр. – На такую ораву они не нападут.
Под сухим обжигающим ветром мы взобрались обратно к обочине. Мандо, как я, держал пистолет в руке; Стив и Габ затолкали в карманы. Вот мы и на дороге, мужчины из Сан-Диего двинулись на север, мы – за ними. Несколько человек скрылись с глаз впереди и позади нас. Какого только оружия не было у них: винтовки, пистолеты длиной в половину моей руки, небольшие толстые ружья на треногах.
По сторонам дороги раскачивались деревья, ветви обрушивались с высоты, как раненые ночные птицы.
В темном безоблачном небе дрожали звезды, и в их свете многое было видно: очертания леса, бетонка – белесая прогалина среди деревьев, иногда – разведчик, бредущий к нам, чтобы доложить что-то мэру. Мы вчетвером шли следом за Дэнфортом, молча слушая, как он рассуждает или отдает распоряжения голосом, от которого в дрожь бросило бы любого мусорщика в округе Ориндж. Добрались до завала, где кирпичные стены обрушились на бетонку, влезли на него, и вот он – Сан-Клементе.
– Скорее всего ветер их задержит, – бросил Дэнфорт Бену, знать не зная, что за границу мы пересекли, границу, которую я обещал Тому не пересекать больше никогда… – Интересно, сколько им пришлось заплатить патрульным, чтоб пропустили? Как ты думаешь, сколько стоит сейчас попасть на материк? А о том, что это может жизни им стоить, их предупредили?
Николен шел за мэром по пятам, ловя каждое слово. Я все отставал, но голос его до меня еще доносился, когда трое из тыльного отряда выбрались из завала кирпичей и один из них сказал:
– Либо держись с ними, либо уходи с дороги и оставайся с нами.
Я прибавил шагу и догнал отряд мэра.
Вверх-вниз, вверх-вниз, через холмы. Деревья бились на ветру, провода провисли, как скакалки. В конце концов дошли до дороги, которая, как говорил Николен, приведет нас через Сан-Клементе на Капистрано-Бич и мыс Дана. Раз, в стороне от бетонки, на заваленных булыжником улицах меня обуяла мысль о засаде. Сквозь пролом в стене вдруг выпадала ветка, доски стучали одна о другую, туда-сюда носились перекати-поле, и каждый раз, готовый броситься в укрытие и стрелять, я щелкал предохранителем пистолета. Мэр с легкостью – любо посмотреть – перешагивал через загромождавшие улицу обломки.
– Вот он нас поведет! – крикнул он нам, пистолетом указывая на крадущуюся впереди фигуру. – Сзади за нами тоже идут. – Дэнфорт расписал, кому куда встать. Улица точно поле боя. Все с винтовками наготове рассыпались тут и там. – Ни одна помоечная крыса к нам сейчас не сунется, это уж точно. – Наткнулся на лежащий на дороге кирпич, оступился. – Чертова дорога! – Вот уже в третий раз он чуть не падал. В этом разгроме надо постоянно смотреть под ноги, он-то почитал это ниже своего достоинства. – Бетонка не идет до мыса Дана? – спросил он у Стива. – На карте показано, что идет.
– Примерно в миле от гавани поворачивает вглубь от берега! – прокричал Стив сквозь грохот ветра. И все равно по сравнению с мэром, который голоса и не повышал, прозвучало это слабовато.
– Ну хватит, – объявил Дэнфорт. – Не хочу я карабкаться через эти развалины, – окликнул он впереди идущих (я прямо вздрогнул от его голоса). – Пошли обратно к дороге. Нам важней быстро добраться, чем прятаться.
Мы свернули на улицу, ведущую в глубь побережья, и, перебравшись через разрушенное здание, дошли до бетонки. Тут мы прибавили шагу и направились на север, через Сан-Клементе к огромному болоту, отделяющему Сан-Клементе от мыса Дана. С южной оконечности болота был хорошо виден мыс Дана. Из ровной в общем береговой полосы выдавалась дуга отвесных утесов, пониже, чем скалы в Сан-Диего, но для этой части побережья довольно высоких. Темной громадой – ни лучика света – высились они на фоне звездного неба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
– Да, Том. Том! Успокойся, прошу тебя!
Я вскочил, схватил его за плечи, наклонился. Меня трясло, словно мне передалась его лихорадка. Он вырывался, стараясь снова заговорить, и я закрыл ладонью его влажный рот. Он вырвался, чтобы глотнуть воздуха, я отпустил руку.
– Ты несешь бессмыслицу, – сказал я. Лампа пыхала, тени дрожали по стенам. Ветер завыл в углу. – Ты слишком заводишься от этого разговора. Послушайся меня, ляг, пожалуйста. Сейчас придет Док и разозлится. Тебе не по силам так говорить.
– И поступать так же… – прошептал он.
– Хорошо, хорошо. Успокойся немного, успокойся, успокойся.
Кажется, он наконец услышал. Я вытер ему лоб, сел. Чувство было такое, как после многомильной пробежки.
– Господи, Том.
– Ладно, – сказал он, – помолчу. Но ты должен знать.
– Я знаю, что ты выжил. Теперь все это позади, и больше я ничего не желаю знать, с меня этого довольно, – сказал я искренно.
Он тряхнул головой:
– Ты должен. – Рухнул на подушку. Бум, бум, бум, бум.
– Прекрати, Том.
Он прекратил. Ветер снова загудел, заполняя паузу в разговоре: уууууу-уууууу-уууууу.
– Ладно, буду молчать, – сказал Том другим, спокойным голосом. – Не хочу злить Дока.
– Вот и не зли, – серьезно сказал я. Испуг еще не прошел, сердце бешено колотилось. – Да и силы побереги, у тебя их не так много осталось.
Он покачал головой:
– Я устал.
Ветер выл, будто хотел подхватить нас и шмякнуть о землю. Старик смотрел на меня.
– Ты ведь не пойдешь туда? Ты обещал.
– Ну Том, – ответил я. – Сам знаешь, может случиться, что мне придется.
Он осел на подушку и уставился в потолок. Потом, не сразу, заговорил очень спокойно.
– Когда усвоил что-то очень важное и чувствуешь потребность передать это другому, кажется, что это возможно. Все, что ты испытал, стоит у тебя перед глазами, порою есть даже слова, которыми это можно выразить. Однако ничего не выходит. Нельзя передать другим то, чему тебя научила жизнь. Все ухищрения риторики, сила личности, ложный ореол учительства, даже притворная старость… Ничто не властно соединить края пропасти… Да и нет такого средства… Значит, я потерпел неудачу. Учил вас, учил, а выучил прямо противоположному своим намерениям. Но никуда не денешься. Я пытался совершить невозможное и… запутался.
Он сполз с подушки и теперь лежал на спине, распластавшись под простыней, словно сейчас заснет – глаза его были закрыты, дыхание ровное, как у очень усталого человека. Но тут один карий глаз открылся и взглянул, словно прожигая меня насквозь.
– Тебя научит что-то сильное, как этот ветер, подхватит и унесет в море.
Часть четвертая.
Округ Ориндж
Глава 19
На улице было темно, завывал ветер. Я стоял у грубой деревянной скамьи в саду, ветер трепал картофельную ботву, трепал мои волосы. На западе, в уходящей голубизне, готовой смениться ночным сумраком, высился Кучильо. Все выглядело по-новому, будто из дома я вышел в какие-то другие времена, в те времена, когда ветер терзал землю, точно бомбы. Не вздохнуть – ветер заталкивал дыхание обратно в глотку. Надо бы взять себя в руки.
– Готов? – выпалил Стив, я прямо подпрыгнул. Он, Мандо и Габби стояли за моей спиной. При таком ветре разве услышишь, как сзади подходят?
– Очень смешно, – пробурчал я.
– Пошли. Мандо сказал:
– Мне надо папу разбудить, чтобы посмотрел за Томом.
– Том уже встает, – ответил я. – Сам твоего папу позовет, если понадобится. Ну разбудишь ты его – и что ему скажешь, куда это ты идешь?
Мандо стоял в нерешительности.
– Пошли, – настаивал Стив, – хочешь идти, так пошли.
Не говоря ни слова, Мандо пошел по тропинке, назад к долине. Мы – за ним. Здесь, в зарослях, ветер дул слабее, лишь порывами. Деревья шелестели, поскрипывали, стонали. Бэзилон мы прошли, держась подальше от дома Шенксов. Через заросшие фундаменты добрались до бетонки. Тут пошли быстрей. Вскоре мы уже были в долине Сан-Матео, миновали место, где я столкнулся с Эдом. Стив остановился; мы ждали, пока он решит, как быть дальше. Он проговорил:
– Они сказали – у реки, где дорога подходит к берегу.
– Тогда не останавливаемся, – сказал Габби, – это дальше.
– Знаю, только… может, лучше нам не спускаться прямо туда.
– Давай пошли, – вступил я, – они, небось, уже ждут, а нам еще столько топать.
– Ну ладно…
Держась поближе, чтобы слышать друг друга в завывании ветра, мы шли к реке. Вдруг Мандо отпрянул – через дорогу пронесся шар перекати-поля. Стив и Габби расхохотались.
– Ой, какой страшный кустик, – съязвил Габби. Мандо не отвечал, но припустил вперед. Мы – следом. Дошли до реки Сан-Матео. Никого.
– Увидят нас и дадут знать, где они, – решил я. – Мы им нужны, и они знают, что мы пойдем по бетонке. Может, спрятались.
– Точно, – согласился Стив. – Может, нам перейти…
И тут нас ослепила вспышка яркого света, голос со стороны деревьев произнес: «Не двигайтесь!» Мы искоса поглядывали в сторону света. Вспомнилось, как в морском тумане перед нами возникли японцы. Сердце колотилось так, будто вот-вот выскочит из груди.
– Это мы! – откликнулся Стив. Габби презрительно фыркнул. – Из Онофре.
Свет погас, я точно ослеп. Среди завывающего ветра слышался какой-то шелест.
– Хорошо. – Что-то замаячило со стороны моря. – Спускайтесь сюда.
Наталкиваясь друг на друга, мы спустились по склону.
Нас окружили люди. Мы стояли у подножия склона, кустарник был нам по пояс. Вокруг – человек десять, а то и больше. Один из них, наклонившись, снял колпак с газового фонаря; низкие ветки кустарника скрадывали почти весь свет, но фонарь позволил разглядеть Тимоти Дэнфорта, мэра Сан-Диего. Брюки его были в грязи.
– Четверо, так? – оглушительно прокаркал он. Я как сейчас вспомнил вечер в его островном доме. Ответил Николен:
– Да, сэр.
Подошли еще люди, темные силуэты появлялись из кустарника у реки.
– Вы все здесь? – спросил мэр.
– Да, сэр, – подтвердил Стив.
– Отлично. Дженнингс, дайте им оружие.
Один из мужчин – теперь, когда его назвали, я увидел, что это действительно Дженнингс, – склонился над лежащим на земле огромным брезентовым баулом.
– А Ли здесь? – спросил я.
– Ли не любитель таких штучек, – объяснил Дэнфорт. – Да и от него здесь проку маловато. А что тебе?
– Я его знаю.
– Ты и меня знаешь, верно? И Дженнингса?
– Конечно. Просто спросил, вот и все.
Дженнингс дал нам по револьверу. Мне достался большой и тяжелый. Наклонившись, держа его обеими руками, я рассмотрел его при свете фонаря. Черный металлический ствол, черная пластиковая рукоятка. Если не считать толкучки, я впервые держал в руках оружие. Дженнингс дал мне кожаный мешочек с пулями.
– Вот предохранитель; вот так нажмешь на него перед выстрелом. А вот так перезаряжаешь.
Он покрутил барабан, чтобы показать, куда вставляются пули. Остальные, сгрудившись вокруг меня, слушали его объяснения. Взвешивая в руке пистолет, я разогнулся и поморгал, чтобы снова видеть в темноте.
– В карман влезет?
– Кажется, нет.
– Ладно, ребята! – Если бы не ветер, голос мэра, казалось, был бы слышен аж в самом Онофре. Он доковылял до меня, я взглянул на него снизу вверх. Лица в темноте не разглядеть, волосы растрепаны ветром.
– Говорите, где они высаживаются, и мы пошли. Стив сказал:
– Не можем, пока не придем на место.
– Вот еще новости! – взревел мэр. Стив взглянул на меня. Мэр продолжал: – Нам надо знать, как далеко они высаживаются, чтобы решить, брать ли лодки. – Так, подумал я, значит они приплыли на лодках, чтобы миновать Онофре. – Ребята, у вас есть оружие, вы участники операции. Я все понимаю, но теперь мы с вами заодно. Даю вам слово. Так что уж выкладывайте. Мужчины молча стояли вокруг нас.
– Они высаживаются у мыса Дана, – объявил я.
Вот и все. Теперь, захоти они только, могут нас бросить и мы ничего не сделаем. Молча смотрели мы на мэра. Никто ни слова, я лишь ловил на себе укоряющий взгляд Николена, но упорно смотрел в скрытое тенью лицо мэра. Его ничего не выражающий взгляд был направлен на меня.
– Время высадки знаешь?
– Полночь, я слышал.
– От кого слышал?
– От тех мусорщиков, которые не жалуют японцев. Опять молчание. Дэнфорт взглянул на человека, в котором я узнал Бена, его помощника.
– Пожалуй, лучше идти, – после молчаливого совещания произнес Дэнфорт. – Пойдем пешком.
– Пешком до мыса Дана часа два, – заметил Стив. Дэнфорт кивнул.
– Лучше по бетонке?
– До центра Сан-Клементе – да. Дальше есть дорога по берегу, по ней быстрее, и не так заметно для мусорщиков.
Теперь, когда стало ясно, что мы идем, голос Стива зазвучал возбужденно.
– Что нам мусорщики, – рассудил мэр. – На такую ораву они не нападут.
Под сухим обжигающим ветром мы взобрались обратно к обочине. Мандо, как я, держал пистолет в руке; Стив и Габ затолкали в карманы. Вот мы и на дороге, мужчины из Сан-Диего двинулись на север, мы – за ними. Несколько человек скрылись с глаз впереди и позади нас. Какого только оружия не было у них: винтовки, пистолеты длиной в половину моей руки, небольшие толстые ружья на треногах.
По сторонам дороги раскачивались деревья, ветви обрушивались с высоты, как раненые ночные птицы.
В темном безоблачном небе дрожали звезды, и в их свете многое было видно: очертания леса, бетонка – белесая прогалина среди деревьев, иногда – разведчик, бредущий к нам, чтобы доложить что-то мэру. Мы вчетвером шли следом за Дэнфортом, молча слушая, как он рассуждает или отдает распоряжения голосом, от которого в дрожь бросило бы любого мусорщика в округе Ориндж. Добрались до завала, где кирпичные стены обрушились на бетонку, влезли на него, и вот он – Сан-Клементе.
– Скорее всего ветер их задержит, – бросил Дэнфорт Бену, знать не зная, что за границу мы пересекли, границу, которую я обещал Тому не пересекать больше никогда… – Интересно, сколько им пришлось заплатить патрульным, чтоб пропустили? Как ты думаешь, сколько стоит сейчас попасть на материк? А о том, что это может жизни им стоить, их предупредили?
Николен шел за мэром по пятам, ловя каждое слово. Я все отставал, но голос его до меня еще доносился, когда трое из тыльного отряда выбрались из завала кирпичей и один из них сказал:
– Либо держись с ними, либо уходи с дороги и оставайся с нами.
Я прибавил шагу и догнал отряд мэра.
Вверх-вниз, вверх-вниз, через холмы. Деревья бились на ветру, провода провисли, как скакалки. В конце концов дошли до дороги, которая, как говорил Николен, приведет нас через Сан-Клементе на Капистрано-Бич и мыс Дана. Раз, в стороне от бетонки, на заваленных булыжником улицах меня обуяла мысль о засаде. Сквозь пролом в стене вдруг выпадала ветка, доски стучали одна о другую, туда-сюда носились перекати-поле, и каждый раз, готовый броситься в укрытие и стрелять, я щелкал предохранителем пистолета. Мэр с легкостью – любо посмотреть – перешагивал через загромождавшие улицу обломки.
– Вот он нас поведет! – крикнул он нам, пистолетом указывая на крадущуюся впереди фигуру. – Сзади за нами тоже идут. – Дэнфорт расписал, кому куда встать. Улица точно поле боя. Все с винтовками наготове рассыпались тут и там. – Ни одна помоечная крыса к нам сейчас не сунется, это уж точно. – Наткнулся на лежащий на дороге кирпич, оступился. – Чертова дорога! – Вот уже в третий раз он чуть не падал. В этом разгроме надо постоянно смотреть под ноги, он-то почитал это ниже своего достоинства. – Бетонка не идет до мыса Дана? – спросил он у Стива. – На карте показано, что идет.
– Примерно в миле от гавани поворачивает вглубь от берега! – прокричал Стив сквозь грохот ветра. И все равно по сравнению с мэром, который голоса и не повышал, прозвучало это слабовато.
– Ну хватит, – объявил Дэнфорт. – Не хочу я карабкаться через эти развалины, – окликнул он впереди идущих (я прямо вздрогнул от его голоса). – Пошли обратно к дороге. Нам важней быстро добраться, чем прятаться.
Мы свернули на улицу, ведущую в глубь побережья, и, перебравшись через разрушенное здание, дошли до бетонки. Тут мы прибавили шагу и направились на север, через Сан-Клементе к огромному болоту, отделяющему Сан-Клементе от мыса Дана. С южной оконечности болота был хорошо виден мыс Дана. Из ровной в общем береговой полосы выдавалась дуга отвесных утесов, пониже, чем скалы в Сан-Диего, но для этой части побережья довольно высоких. Темной громадой – ни лучика света – высились они на фоне звездного неба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52