Части страниц не хватало (во всяком случае, кожаный переплёт был рассчитан на большую толщину). Некоторое время печатник молча перелистывал исписанные страницы, затем снял очки и по-новому взглянул на посетителя.
— Что это? — спросил он.
— Травник. Свод фармацевтических рецептов.
— О… хм! — Печатник бережно закрыл тетрадь и с мягким стуком положил очки сверху на переплёт. Потёр переносицу, сложил ладони на животе и повертел большими пальцами, левый из которых был испачкан красной краской, правый — синей. Впечатление это производило, по меньшей мере, странное. — Видите ли, уважаемый герр Мисбах, я не могу ничего вам сказать вот так, с ходу, — признался он. — Возьму я вашу рукопись или откажусь от неё, в любом случае я должен просмотреть её внимательнее, посоветоваться с компаньоном, и всё такое прочее. Могу я оставить это у себя на некоторое время?
— На сколько именно? Я тороплюсь: сегодня вечером я уезжаю, а если вы мне откажете, я хотел бы попытать счастья в других местах.
— Хм… Старик опять задумался. — День или два это было бы самое лучшее, это хороший срок, чтобы трезво оценить такую книгу. Но раз вы говорите… Что ж. Обычно не делаю исключений, но вы меня заинтересовали. Думаю, часа или двух мне вполне хватит, чтоб просмотреть её, как говорится, по диагонали. В любом случае вам грех сетовать на время — если я вам откажу, вы до вечера успеете обойти всех кого хотите: в этом городе не так уж много типографий.
Золтан поколебался. По правде говоря, в издательских делах он абсолютно ничего не смыслил, но доводы типографа звучали логично.
— Ладно, — решился он. — Но я могу вам доверять?
— Вполне. — После его слов старик был вправе обидеться, но этого не случилось; он вёл себя совершенно спокойно. Видно, было это не впервой. — Кем бы я был, если бы терял чужие рукописи? Какая репутация была бы у моей мастерской? Если не случится ограбления, пожара или другого несчастья, вы получите свою рукопись назад в целости и сохранности (это если я не возьму её в печать). Скопировать за два часа я её всё равно не успею, разве что выпишу на листочек, хе-хе, какую-нибудь рецептуру от радикулита… В остальном — на всё воля Божья.
— Хорошо, — решился Хагг. — Я зайду к вам через два часа.
Он развернулся… и вздрогнул, буквально натолкнувшись на взгляд мальчишки, стоявшего у входа в типографию.
Это был брат Томас.
Старик печатник уже удалился, унеся с собою травникову тетрадь, а маленький монах с корзиной всё стоял, загораживая входную дверь, и, похоже, совершенно не собирался уходить. Капюшон его плаща был сброшен за плечи, руки упрятаны в рукава. Замер и Золтан, не зная, как ему теперь поступить, что делать и что говорить. Парнишка, похоже, слышал весь их разговор. Это было плохо. С другой стороны, ничего особенного не случилось — ну зашёл он в книжную лавку, пусть даже в типографию, что с того?
Другой вопрос, что палачу могло понадобиться в книжной лавке…
— Добрый день, брат Томас, — сказал он, поскольку молчание становилось уж вовсе нехорошим. Томас слегка наклонил голову.
— Pax vobiscum, — — произнёс он. — Мы с вами уже виделись сегодня, г-герр Мисбах. Интересуетесь к-книгами?
Сам тон вопроса исключал любое истолкование. Общение с инквизитором явно не прошло для парня даром. Странно, но при своём маленьком росте сейчас он как-то ухитрялся глядеть на Золтана сверху вниз.
— Да, — ответил Хагг. — Чисто ознакомительно.
— Нашли что-нибудь п-полезное? Быть может, новое переиздание «Malleus maleficarum» или что-то в этом роде?
— Увы, нет.
— А вы стали лучше г-говорить.
Золтан поджал губы и мысленно выругался, проклиная себя за рассеянность. Непростительная ошибка! Притворяться далее германцем было бесполезно, да и просто глупо. Кольнуло сердце.
— О да, — сухими губами выговорил он. — Практика, язык, общение с новыми людьми… Путешествия всегда…э-э… обогащают.
— Особенно в вашем возрасте, — подытожил мальчишка. — Я т-тоже немец, герр Мисбах, если вы ещё не заметили, и д-до сих пор по-фламандски не очень. А вы за считанные д-дни освоили язык. Удивительные сп-пособности! Я вам искренне завидую.
В голосе монаха не было сарказма или скрытой издёвки: Томас просто давал собеседнику понять, что он в курсе дела и любое притворство излишне. Теперь следовало или драться, или бежать, или раскрывать карты. Мальчишка был один, однако смотрел на Золтана без всякого страха, открытым, живым взглядом, от которого старому сыскарю сделалось не по себе. Он словно что-то знал, этот монах, почти ещё ребёнок, что-то такое, что делало его неуязвимым. Это было странно. Оставаясь внешне спокойным, Золтан продолжал лихорадочно размышлять. Здесь действовала «бритва Оккама»: логика доминиканцев не предусматривала никакой двойственности суждений. Допущений могло быть множество, но теперь маленький монах мог сделать лишь один разумный вывод: ему следует держаться подальше от фальшивого палача и немедленно сообщить обо всём наставнику. Однако он решил заговорить. Один на один, без свидетелей. Зачем? Этого Золтан не понимал. Во всяком случае, оставалась надежда, что Томас всё ещё считает его палачом. Просто палачом.
«Он — мышонок, — напомнил себе Хагг. — Третий из троих. Мне просто нельзя быть его врагом».
— Давайте п-прогуляемся, герр Мисбах, — предложил вдруг Томас, не сводя с него внимательного взгляда серых глаз. — Здесь душно и пахнет к-к… краской. Б-брат Себастьян послал меня купить чесноку, салата, фасоли и м-масла к ужину. Фасоль я к-к… купил, а всё остальное, увы, пока нет. Думаю, за два часа я вполне управлюсь. К-как вы считаете?
Золтан сглотнул.
— Вполне, — сказал он. — Управитесь.
— Т-тогда пойдёмте. У нас есть ещё время.
С этими словами мальчишка повернулся и вышел. Золтан, как зачарованный, последовал за ним.
Улочка с названием Хохе-Ступ, на которой они сразу оказались, была, скорее, маленьким проулком, сумрачным и плохо замощённым. С обеих сторон нависали трёхэтажные дома. Ни мясницкой лавки, ни зеленщиковой поблизости не наблюдалось. Золтан ещё раз уверился, что Томас оказался здесь не случайно, а шёл именно за ним. По всему выходило, он давно держал их с Иоганном под подозрением.
Накрапывал дождик. Народу почти не было, только навстречу попалась крикливо одетая пожилая дама на высоких каблуках, с маленькой собачкой на руках в качестве муфты и молодым человеком по левую руку в качестве телохранителя. Золтан посмотрел последнему в лицо и вздрогнул: у парня была заячья губа, которую тот безуспешно прятал под усами. Косо поглядев на палача и на монаха, парочка проследовала мимо и свернула в книжную лавку. Что им там понадобилось, знал один лишь бог.
— Д-дамы часто носят собачку на руках, — сказал вдруг Томас.
Золтан снова вздрогнул.
«Аш-Шайтан! — мысленно выругался он. — Это же всего лишь мальчишка! Пусть монах, но всё равно мальчишка. Что же я всё время дёргаюсь?»
А вслух сказал:
— О да, такая мода. Это чтобы руки греть.
Томас посмотрел на своего собеседника.
— Герр Мисбах, — сказал он, — а знаете ли вы, что согласно откровению Иоанна Богослова, собака относится к тем существам, к-которые не будут допущены в рай?
— Да. Я читал.
— Впрочем — задумчиво продолжил Томас, — та же к-кара ожидает колдунов, развратников, убийц, ид-долопоклонников…
— И еретиков, — зачем-то добавил Хагг.
— И еретиков, — согласился Томас.
— Но при чём тут собаки?
— Нас, братьев Sacer Ordinis Praedicatorum, нередко именуют псами Г-господа, — проговорил Томас, обходя большую лужу и приподнимая рясу, чтоб не намочить подол. — Это игра слов, п-понимаете? Dominicans — domini canes. «П-псы Господни». Я хочу этим сказать, что всякий взгляд однобок. Святые отцы, которые развили христианское вероучение, были не так нетерпимы к собаке и говорят о ней как о звере вполне симпатичном и б-близком к человеку. Восхваляют её дэ-а… достоинства, среди которых особо упоминают верность и п-преданность. Собаки вполне могут быть помощниками пастыря и охранять стадо от волков, ибо волк, по утверждению святого Августина, есть воплощение д-дьявола, союзник еретиков и враг Д-доброго пастыря. Ergo: с одной стороны, собака предстаёт животным, которое воплощает такие пороки, как зависть и злоба, а с другой, н-наоборот, олицетворяет т-такие достоинства, как п-правдивость, справедливость, сострадание и покой.
— Значит, в конечном счете собака остаётся в выигрыше.
— Совершенно так, — подтвердил Томас. Золтан против воли оказался втянутым в этот загадочный диспут и не мог не признать, что для своего возраста мальчик рассуждает на редкость серьёзно и логично (школа!). — По легенде, — продолжил Томас, — матери Д-доминика (а также Бернара) привиделся сон, будто она породила щенка, держащего в зубах факел. Это ли не суть святой инквизиции? Пёс, к-ко-торый убивает волков и сжигает их логово! Поэтому святого Доминика всегда изображают в сопровождении чёрно-белой собаки, а святого Бернара сопровождает собака б-белая. Святого Губерта тоже наделили собакой, ибо христианское прозрение посетило его на охоте, к-когда ему явился олень с золотым крестом между рогами; ну а какой же охотник б-без собаки? Святой Менделин пренебрёг короной и стал покровителем пастухов, и у ног его тоже изображают собаку из п-породы овчарок. При святом Сусо тоже находилась собака. Он, отпрыск богатого рода, во время мора роздал всё своё состояние б-бедным, а сам отправился выхаживать больных чумой и заразился. В лесу его врачевал ангел, а собака каждый вечер н-носила ему свежий хлеб. А монахи из горного монастыря святого Бернара Ментонского и вовсе разводят особых собак для поисков путников, заблудившихся в горах и уг-годивших в пропасти. Я видел этих псов, они очень большие и добрые.
Золтан шёл рядом и терялся в догадках.
— Это так, — признал он. — Но к чему все эти рассуждения?
Не останавливаясь, Томас опять взглянул на Золтана.
— Я всё время д-думаю о том, — сказал он, — как мне, исходя из этого, относиться к лисам?
Золтан весь похолодел и едва не споткнулся. В горле у него пересохло. Были эти слова случайностью или тонким расчётом? Неужели маленький монах просто искал в нём советчика? Нет, вряд ли — слишком ловко было выбрано место и время, слишком хитро расставлена словесная ловушка…
— Вы ждёте от меня ответа? — спросил он, чтобы хоть как-то протянуть время.
— По правде говоря, нет, — признал Томас. — Я не жду ответа. П-просто я вижу, что в последнее время случаются странные, невероятные вещи. Вы наверняка знаете, что п-происходит: вам рассказали солдаты. Люди, к-которых мы преследуем по всей стране, уходят от нас, утекают, как вода сквозь пальцы, б-удто кто им помогает. Но при этом они оставляют ясные следы, будто хотят, чтобы их нашли. Мой наставник склонен видеть в этом к-к… козни дьявола, а я всё чаще спрашиваю себя, неужели враг человеческий настолько силён, что может одержать верх над святым отцом, проповедником, да ещё в монастыре, к-который есть обитель Божия? Нет ли здесь другой причины?
— Какой же?
— Я не знаю. М-может, в том повинны небеса? Может, это Божий помысел мешает нам совершить какую-то ошибку?
Парень нёс откровенную ересь. Заблуждался? Провоцировал? Весь опыт Золтана подсказывал, что отвечать нельзя, и он промолчал. Томас не обратил на это внимания.
— В последние месяцы меня стали п-посещать странные видения, — задумчиво признался он. — Точней, воспоминания. Может, вам покажется странным, н-но я п-плохо помню своё детство. Моя семья перебралась сюда из Германии. Отец никогда о том не рассказывал, но что-то случилось, это точно… И вдруг я стал вспоминать. Эта д-девушка… я знал её к-когда-то. Я её видел, и это не фантазии и не видения — я знаю, к-как выглядят видения… Но вспомнил я и то, что знал также и т-травника! Я видел его раньше, когда был ребёнком, но не помню, г-где и как. И я заметил, как вы смотрели на неё и потом — н-на меня. Б-быть может, вам казалось, я ничего не понимаю, но меня учили наблюдать и делать в-выводы. Мне не вспомнить всё: это было слишком давно. Здесь к-какая-то тайна. И я уверен: вы причастны. Может, вы знаете, к-кто та девушка. Может, знаете, кто я. А может — я д-даже боюсь предположить это, — знаете, к-кто такой Лис.
— Не так ли, г-герр Мисбах? Или мне следует называть вас как то иначе?
Золтан прикрыл глаза и некоторое время шёл в темноте, рискуя упасть. Вот оно! Настал момент истины. Необходимо было что-то сказать, раскрыть карты. Или уходить в глухую несознанку. Невероятно, невозможно было, чтобы парень вызвал палача на откровенность только для того, чтоб сдать потом священнику. И всё же, всё же… Золтан глубоко вздохнул. При этом сердце его снова будто сжала холодная рука, но Золтан усилием воли заставил себя не подать виду.
— Как ты догадался? — спросил он, невольно переходя на «ты».
— О чём? Что вы не настоящий палач? О, это п-просто. Я не удивлюсь, если и б-брат Себастьян понял это. Хотя вряд ли. Видите ли, я п-привык записывать всё сказанное, делать пометки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
— Что это? — спросил он.
— Травник. Свод фармацевтических рецептов.
— О… хм! — Печатник бережно закрыл тетрадь и с мягким стуком положил очки сверху на переплёт. Потёр переносицу, сложил ладони на животе и повертел большими пальцами, левый из которых был испачкан красной краской, правый — синей. Впечатление это производило, по меньшей мере, странное. — Видите ли, уважаемый герр Мисбах, я не могу ничего вам сказать вот так, с ходу, — признался он. — Возьму я вашу рукопись или откажусь от неё, в любом случае я должен просмотреть её внимательнее, посоветоваться с компаньоном, и всё такое прочее. Могу я оставить это у себя на некоторое время?
— На сколько именно? Я тороплюсь: сегодня вечером я уезжаю, а если вы мне откажете, я хотел бы попытать счастья в других местах.
— Хм… Старик опять задумался. — День или два это было бы самое лучшее, это хороший срок, чтобы трезво оценить такую книгу. Но раз вы говорите… Что ж. Обычно не делаю исключений, но вы меня заинтересовали. Думаю, часа или двух мне вполне хватит, чтоб просмотреть её, как говорится, по диагонали. В любом случае вам грех сетовать на время — если я вам откажу, вы до вечера успеете обойти всех кого хотите: в этом городе не так уж много типографий.
Золтан поколебался. По правде говоря, в издательских делах он абсолютно ничего не смыслил, но доводы типографа звучали логично.
— Ладно, — решился он. — Но я могу вам доверять?
— Вполне. — После его слов старик был вправе обидеться, но этого не случилось; он вёл себя совершенно спокойно. Видно, было это не впервой. — Кем бы я был, если бы терял чужие рукописи? Какая репутация была бы у моей мастерской? Если не случится ограбления, пожара или другого несчастья, вы получите свою рукопись назад в целости и сохранности (это если я не возьму её в печать). Скопировать за два часа я её всё равно не успею, разве что выпишу на листочек, хе-хе, какую-нибудь рецептуру от радикулита… В остальном — на всё воля Божья.
— Хорошо, — решился Хагг. — Я зайду к вам через два часа.
Он развернулся… и вздрогнул, буквально натолкнувшись на взгляд мальчишки, стоявшего у входа в типографию.
Это был брат Томас.
Старик печатник уже удалился, унеся с собою травникову тетрадь, а маленький монах с корзиной всё стоял, загораживая входную дверь, и, похоже, совершенно не собирался уходить. Капюшон его плаща был сброшен за плечи, руки упрятаны в рукава. Замер и Золтан, не зная, как ему теперь поступить, что делать и что говорить. Парнишка, похоже, слышал весь их разговор. Это было плохо. С другой стороны, ничего особенного не случилось — ну зашёл он в книжную лавку, пусть даже в типографию, что с того?
Другой вопрос, что палачу могло понадобиться в книжной лавке…
— Добрый день, брат Томас, — сказал он, поскольку молчание становилось уж вовсе нехорошим. Томас слегка наклонил голову.
— Pax vobiscum, — — произнёс он. — Мы с вами уже виделись сегодня, г-герр Мисбах. Интересуетесь к-книгами?
Сам тон вопроса исключал любое истолкование. Общение с инквизитором явно не прошло для парня даром. Странно, но при своём маленьком росте сейчас он как-то ухитрялся глядеть на Золтана сверху вниз.
— Да, — ответил Хагг. — Чисто ознакомительно.
— Нашли что-нибудь п-полезное? Быть может, новое переиздание «Malleus maleficarum» или что-то в этом роде?
— Увы, нет.
— А вы стали лучше г-говорить.
Золтан поджал губы и мысленно выругался, проклиная себя за рассеянность. Непростительная ошибка! Притворяться далее германцем было бесполезно, да и просто глупо. Кольнуло сердце.
— О да, — сухими губами выговорил он. — Практика, язык, общение с новыми людьми… Путешествия всегда…э-э… обогащают.
— Особенно в вашем возрасте, — подытожил мальчишка. — Я т-тоже немец, герр Мисбах, если вы ещё не заметили, и д-до сих пор по-фламандски не очень. А вы за считанные д-дни освоили язык. Удивительные сп-пособности! Я вам искренне завидую.
В голосе монаха не было сарказма или скрытой издёвки: Томас просто давал собеседнику понять, что он в курсе дела и любое притворство излишне. Теперь следовало или драться, или бежать, или раскрывать карты. Мальчишка был один, однако смотрел на Золтана без всякого страха, открытым, живым взглядом, от которого старому сыскарю сделалось не по себе. Он словно что-то знал, этот монах, почти ещё ребёнок, что-то такое, что делало его неуязвимым. Это было странно. Оставаясь внешне спокойным, Золтан продолжал лихорадочно размышлять. Здесь действовала «бритва Оккама»: логика доминиканцев не предусматривала никакой двойственности суждений. Допущений могло быть множество, но теперь маленький монах мог сделать лишь один разумный вывод: ему следует держаться подальше от фальшивого палача и немедленно сообщить обо всём наставнику. Однако он решил заговорить. Один на один, без свидетелей. Зачем? Этого Золтан не понимал. Во всяком случае, оставалась надежда, что Томас всё ещё считает его палачом. Просто палачом.
«Он — мышонок, — напомнил себе Хагг. — Третий из троих. Мне просто нельзя быть его врагом».
— Давайте п-прогуляемся, герр Мисбах, — предложил вдруг Томас, не сводя с него внимательного взгляда серых глаз. — Здесь душно и пахнет к-к… краской. Б-брат Себастьян послал меня купить чесноку, салата, фасоли и м-масла к ужину. Фасоль я к-к… купил, а всё остальное, увы, пока нет. Думаю, за два часа я вполне управлюсь. К-как вы считаете?
Золтан сглотнул.
— Вполне, — сказал он. — Управитесь.
— Т-тогда пойдёмте. У нас есть ещё время.
С этими словами мальчишка повернулся и вышел. Золтан, как зачарованный, последовал за ним.
Улочка с названием Хохе-Ступ, на которой они сразу оказались, была, скорее, маленьким проулком, сумрачным и плохо замощённым. С обеих сторон нависали трёхэтажные дома. Ни мясницкой лавки, ни зеленщиковой поблизости не наблюдалось. Золтан ещё раз уверился, что Томас оказался здесь не случайно, а шёл именно за ним. По всему выходило, он давно держал их с Иоганном под подозрением.
Накрапывал дождик. Народу почти не было, только навстречу попалась крикливо одетая пожилая дама на высоких каблуках, с маленькой собачкой на руках в качестве муфты и молодым человеком по левую руку в качестве телохранителя. Золтан посмотрел последнему в лицо и вздрогнул: у парня была заячья губа, которую тот безуспешно прятал под усами. Косо поглядев на палача и на монаха, парочка проследовала мимо и свернула в книжную лавку. Что им там понадобилось, знал один лишь бог.
— Д-дамы часто носят собачку на руках, — сказал вдруг Томас.
Золтан снова вздрогнул.
«Аш-Шайтан! — мысленно выругался он. — Это же всего лишь мальчишка! Пусть монах, но всё равно мальчишка. Что же я всё время дёргаюсь?»
А вслух сказал:
— О да, такая мода. Это чтобы руки греть.
Томас посмотрел на своего собеседника.
— Герр Мисбах, — сказал он, — а знаете ли вы, что согласно откровению Иоанна Богослова, собака относится к тем существам, к-которые не будут допущены в рай?
— Да. Я читал.
— Впрочем — задумчиво продолжил Томас, — та же к-кара ожидает колдунов, развратников, убийц, ид-долопоклонников…
— И еретиков, — зачем-то добавил Хагг.
— И еретиков, — согласился Томас.
— Но при чём тут собаки?
— Нас, братьев Sacer Ordinis Praedicatorum, нередко именуют псами Г-господа, — проговорил Томас, обходя большую лужу и приподнимая рясу, чтоб не намочить подол. — Это игра слов, п-понимаете? Dominicans — domini canes. «П-псы Господни». Я хочу этим сказать, что всякий взгляд однобок. Святые отцы, которые развили христианское вероучение, были не так нетерпимы к собаке и говорят о ней как о звере вполне симпатичном и б-близком к человеку. Восхваляют её дэ-а… достоинства, среди которых особо упоминают верность и п-преданность. Собаки вполне могут быть помощниками пастыря и охранять стадо от волков, ибо волк, по утверждению святого Августина, есть воплощение д-дьявола, союзник еретиков и враг Д-доброго пастыря. Ergo: с одной стороны, собака предстаёт животным, которое воплощает такие пороки, как зависть и злоба, а с другой, н-наоборот, олицетворяет т-такие достоинства, как п-правдивость, справедливость, сострадание и покой.
— Значит, в конечном счете собака остаётся в выигрыше.
— Совершенно так, — подтвердил Томас. Золтан против воли оказался втянутым в этот загадочный диспут и не мог не признать, что для своего возраста мальчик рассуждает на редкость серьёзно и логично (школа!). — По легенде, — продолжил Томас, — матери Д-доминика (а также Бернара) привиделся сон, будто она породила щенка, держащего в зубах факел. Это ли не суть святой инквизиции? Пёс, к-ко-торый убивает волков и сжигает их логово! Поэтому святого Доминика всегда изображают в сопровождении чёрно-белой собаки, а святого Бернара сопровождает собака б-белая. Святого Губерта тоже наделили собакой, ибо христианское прозрение посетило его на охоте, к-когда ему явился олень с золотым крестом между рогами; ну а какой же охотник б-без собаки? Святой Менделин пренебрёг короной и стал покровителем пастухов, и у ног его тоже изображают собаку из п-породы овчарок. При святом Сусо тоже находилась собака. Он, отпрыск богатого рода, во время мора роздал всё своё состояние б-бедным, а сам отправился выхаживать больных чумой и заразился. В лесу его врачевал ангел, а собака каждый вечер н-носила ему свежий хлеб. А монахи из горного монастыря святого Бернара Ментонского и вовсе разводят особых собак для поисков путников, заблудившихся в горах и уг-годивших в пропасти. Я видел этих псов, они очень большие и добрые.
Золтан шёл рядом и терялся в догадках.
— Это так, — признал он. — Но к чему все эти рассуждения?
Не останавливаясь, Томас опять взглянул на Золтана.
— Я всё время д-думаю о том, — сказал он, — как мне, исходя из этого, относиться к лисам?
Золтан весь похолодел и едва не споткнулся. В горле у него пересохло. Были эти слова случайностью или тонким расчётом? Неужели маленький монах просто искал в нём советчика? Нет, вряд ли — слишком ловко было выбрано место и время, слишком хитро расставлена словесная ловушка…
— Вы ждёте от меня ответа? — спросил он, чтобы хоть как-то протянуть время.
— По правде говоря, нет, — признал Томас. — Я не жду ответа. П-просто я вижу, что в последнее время случаются странные, невероятные вещи. Вы наверняка знаете, что п-происходит: вам рассказали солдаты. Люди, к-которых мы преследуем по всей стране, уходят от нас, утекают, как вода сквозь пальцы, б-удто кто им помогает. Но при этом они оставляют ясные следы, будто хотят, чтобы их нашли. Мой наставник склонен видеть в этом к-к… козни дьявола, а я всё чаще спрашиваю себя, неужели враг человеческий настолько силён, что может одержать верх над святым отцом, проповедником, да ещё в монастыре, к-который есть обитель Божия? Нет ли здесь другой причины?
— Какой же?
— Я не знаю. М-может, в том повинны небеса? Может, это Божий помысел мешает нам совершить какую-то ошибку?
Парень нёс откровенную ересь. Заблуждался? Провоцировал? Весь опыт Золтана подсказывал, что отвечать нельзя, и он промолчал. Томас не обратил на это внимания.
— В последние месяцы меня стали п-посещать странные видения, — задумчиво признался он. — Точней, воспоминания. Может, вам покажется странным, н-но я п-плохо помню своё детство. Моя семья перебралась сюда из Германии. Отец никогда о том не рассказывал, но что-то случилось, это точно… И вдруг я стал вспоминать. Эта д-девушка… я знал её к-когда-то. Я её видел, и это не фантазии и не видения — я знаю, к-как выглядят видения… Но вспомнил я и то, что знал также и т-травника! Я видел его раньше, когда был ребёнком, но не помню, г-где и как. И я заметил, как вы смотрели на неё и потом — н-на меня. Б-быть может, вам казалось, я ничего не понимаю, но меня учили наблюдать и делать в-выводы. Мне не вспомнить всё: это было слишком давно. Здесь к-какая-то тайна. И я уверен: вы причастны. Может, вы знаете, к-кто та девушка. Может, знаете, кто я. А может — я д-даже боюсь предположить это, — знаете, к-кто такой Лис.
— Не так ли, г-герр Мисбах? Или мне следует называть вас как то иначе?
Золтан прикрыл глаза и некоторое время шёл в темноте, рискуя упасть. Вот оно! Настал момент истины. Необходимо было что-то сказать, раскрыть карты. Или уходить в глухую несознанку. Невероятно, невозможно было, чтобы парень вызвал палача на откровенность только для того, чтоб сдать потом священнику. И всё же, всё же… Золтан глубоко вздохнул. При этом сердце его снова будто сжала холодная рука, но Золтан усилием воли заставил себя не подать виду.
— Как ты догадался? — спросил он, невольно переходя на «ты».
— О чём? Что вы не настоящий палач? О, это п-просто. Я не удивлюсь, если и б-брат Себастьян понял это. Хотя вряд ли. Видите ли, я п-привык записывать всё сказанное, делать пометки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98