Два монастыря не принимали и не отправляли друг другу своих монахов, не обменивались новостями. Они были настолько изолированы, что обитатели одного практически не представляли себе, где находится другой. Посыльным было позволено останавливаться в обители, но большинство предпочитали этого не делать, поскольку по выходе в мир - обычно для духовного путешествия - им предписывалось находиться только среди людей.
Адептов Маджере не волновала политика, в войнах или конфликтах они не принимали ничьей стороны, поэтому их часто просили проводить переговоры о перемирии или быть судьями на спорах. Ежегодные доклады Наставника содержали лишь сведения о смертях братьев, количестве неофитов и о тех, кто пошел в мир. Также в письме, обычно кратко, говорилось о том, как погода повлияла на урожаи зерна, и о переменах в реконструкции здания.
Перемены во внешнем мире оказывали настолько незначительное влияние на жизнь в монастыре, что письмо Наставника, датированное 4000 годом до Катаклизма, не особо отличалось от тех, которые нынешний Наставник писал столетиями позже.
Рис вошел в келью и увидел там главу обители в обществе трех людей - пожилого мужчины, женщины примерно того же возраста, которая казалась подавленной и смущенной, и улыбающегося молодого человека, одетого, как жрец Кири-Джолита. Монах замер в дверном проеме, не в силах избавиться от ощущения, что эти люди ему знакомы. Он тихо стоял, ожидая, когда Наставник заметит его.
Длинные седые волосы старого монаха спадали ниже плеч, лицо с некогда высокими скулами, волевой челюстью и выразительным носом напоминало сморщенное яблоко, взгляд темных глаз пронизывал насквозь. Он был Наставником по Тренировкам, и ни один монах в монастыре, включая Риса, не мог одержать над ним верх.
Наставник терпеливо слушал мужчину, который говорил так быстро, что монах ничего не мог разобрать. Женщина стояла рядом и молчала, киваяя, и иногда кидала беспокойный взгляд на юношу. Голос мужчины и его манера речи тоже показались Рису знакомыми. Наконец Наставник посмотрел в его сторону, и монах кивнул. Глаза старца в ответ вспыхнули, но он тут же отвернулся, продолжая внимательно слушать посетителей.
Наконец мужчина замолчал. Женщина промокнула глаза. Молодой человек зевнул, - казалось, происходящее совершенно его не интересует. Наставник повернулся к Рису.
- Высокочтимый, - проговорил Рис, низко поклонившись старцу. - Братья путники, - склонил он голову перед посетителями.
- Это твои родители, - сказал Наставник без предисловий, ответив на вопрос, который Рис не задал. - А это твой младший брат Ллеу.
Глава 4
Рис спокойно посмотрел на них.
- Отец, матушка, - произнес он вежливо. - Ллеу, - и снова поклонился.
Его отца звали Петаром, а мать - Брандвин. Братец Ллеу был совсем маленьким, когда Рис покинул родной дом.
Лицо отца вспыхнуло от гнева.
- После пятнадцати лет это все, что ты можешь сказать своим родителям?!
- Тише, Петар, - мягко произнесла мать, положив ладонь на руку мужа. - Что должен сказать Рис? Ведь мы для него чужие.
Женщина смущенно улыбнулась сыну. Она выглядела очень усталой и растерянной после долгого пути и трудностей, доставленных путешествием в поисках сына, которого едва помнила и никогда не понимала.
Брэн, первенец, был любимцем Брандвин; младшенького, Ллеу, она всегда баловала, а вот Рис, средний, совсем не походил на них. Он был очень тихим, не таким, как обычные дети, и внешне тоже сильно отличался: темные глаза, черные волосы и худощавое телосложение - полная противоположность светловолосым ширококостным братьям.
Отец посмотрел на сына из-под сдвинутых бровей, но Рис спокойно встретил его взгляд, и тот отвел глаза. Волосы Петара Каменотеса сейчас были седыми, но в молодости он был белокурым. Откровенно говоря, Петар никогда не чувствовал себя уверенным насчет Риса. Он обожал жену, но в душе с самого начала угнездилось подозрение, что этот мальчик, который так сильно отличался от двух других, - не его сын. Рис походил на мать и ее родню - все его дядья были смуглыми и стройными, а от отца мальчику не досталось ни единой черты. Но, несмотря на все это, Брандвин не смогла полюбить ребенка, который редко разговаривал и никогда не смеялся.
Рис не держал зла на родителей - он всегда все понимал - и теперь терпеливо ждал, пока те объяснят причину своего визита. Наставник молчал, считая, что уже сказал все необходимое. Брандвин обеспокоенно посмотрела на мужа, который заметно нервничал. Тишина становилась тягостной, по крайней мере, для посетителей; монахи же иногда проводили целые дни не говоря ни слова, и поэтому ни Наставника, ни Риса тишина не угнетала. Наконец младший брат прервал затянувшуюся паузу.
- Они хотят поговорить обо мне, Рис, - произнес Ллеу чересчур фамильярным тоном, что показалось очень неприятным. - Но они не могут этого сделать, пока я здесь. Поэтому я пойду пройдусь. С твоего позволения, конечно, - добавил он с усмешкой, повернувшись к Наставнику. - Не думаю, что у вас здесь есть что прятать. Вряд ли у вашего Жучиного Бога найдется для меня стакан гномьей водки.
- Ллеу! - возмущенно воскликнул Петар, краснея.
- Думаю, что нет. - Ллеу подмигнул Рису и, не спеша, вышел из библиотеки, насвистывая непристойную мелодию.
Рис и Наставник переглянулись. Маджере был известен некоторым как Бог-богомол, поскольку именно богомол являлся его символом, - богомол всегда молится, всегда тих и спокоен. Молодой человек в одеянии жреца Кири-Джолита вел себя отнюдь не как Божий служитель, которому подобает быть сдержанным и серьезным. Настоящий жрец никогда бы не произнес таких кощунственных слов, как «Жучиный Бог».
- Прошу прощения, Наставник, - сказал Петар, покраснев еще гуще, но уже от стыда, а не от гнева, и вытер лицо рукавом. - Мы никогда не учили сыновей говорить подобным образом с представителями духовенства. Рис это знает.
Рис знал. Мать его отца была жрицей Паладайна и всегда с глубоким уважением относилась к Богам и тем людям, что были близки к ним. Даже в те времена, когда Боги покинули Кринн, Петар учил сыновей хранить память о них в своем сердце.
- Ллеу изменился, Рис, - пробормотала Брандвин, и ее голос задрожал. - Поэтому мы пришли сюда. Мы… мы его не узнаем! Он все время проводит в тавернах, пьет и пропадает где-то в компании юных головорезов и девиц легкого поведения. Прости, отец, - добавила она, покраснев, - что приходится говорить о таких вещах.
Темные глаза Наставника вспыхнули от изумления.
- Мы, монахи Маджере, даем обет целомудрия, но никогда не отстраняемся от жизни. Мы понимаем, что происходит между мужчиной и женщиной, и во многом это одобряем. Иначе мы бы давно остались без неофитов.
Родители Риса, казалось, не поняли смысла этой речи и были немного шокированы.
- Судя по одежде, ваш сын - жрец Кири-Джолита, - заметил Наставник.
- Уже нет, - с трудом произнес Петар. - Жрецы прогнали его. Он нарушил слишком много законов и теперь не имеет права носить это одеяние, но, похоже, ему доставляет удовольствие выставлять себя на посмешище.
- Мы не знаем, что делать, - добавила Брандвин сдавленным голосом. - Мы подумали, может быть, Рис поговорит с ним…
- Сомневаюсь, что окажу влияние на брата, который ничего не помнит обо мне, - мягко возразил монах.
- Но попробовать стоит! - отрезал отец, заново начиная сердиться.
- Пожалуйста, Рис, - умоляюще прошептала мать. - Мы в отчаянии. Нам больше не к кому обратиться!
- Конечно, я поговорю с ним. Просто хочу предупредить, что не стоит слишком многого от этого ждать. Но я сделаю гораздо больше - буду молиться за него.
Теперь, когда у родителей появилась надежда, им стало легче. Наставник предложил им ночлег и пригласил разделить простую монашескую трапезу. Петар и Брандвин с благодарностью приняли приглашение и отправились в предоставленную келью отдохнуть с дороги.
Рис уже собрался отправиться на поиски брата, когда почувствовал прикосновение к своей душе, такое ощутимое, словно дотронулись до его руки.
- Да, Наставник?
- Ллеу теперь стал собственной тенью, - сказал тот.
Монах замер, обеспокоенный:
- Что ты имеешь в виду, высокопочитаемый?
- Не знаю, - ответил Наставник и нахмурился. - Я не уверен. Я никогда не видел ничего похожего и должен поразмыслить над этим. - Он посмотрел на Риса пронзительным взглядом. - В любом случае поговори с ним, брат. Но будь осторожен.
- Он еще молод и полон надежд, Наставник, - произнес Рис. - Стезя жреца подходит не каждому.
- Здесь нечто большее, - предупредил старец. - Гораздо большее. Будь осторожен, Рис, - повторил он, назвав монаха по имени, что было для него нехарактерно. - Я буду молиться.
Наставник сел на пол, скрестив ноги, положил руки на колени и закрыл глаза. Лицо старца разгладилось и озарилось горним сиянием. Он был с Богом.
У Маджере не было определенных мест, где бы ему поклонялись, не было Храмов со скамьями и алтарями. Капищем Богу служил весь мир: небо было огромным сводчатым потолком, зеленые холмы - скамьями, а деревья - алтарями. Человек не искал Бога внутри здания, а обращался к нему с того места, где находился сам.
Рис покинул погрузившегося в молитвы Наставника и пошел искать брата. Услышав яростный собачий лай, он прибавил шагу и, завернув за угол хранилища, тут же обнаружил Ллеу - в загоне.
Овцы сбились в кучу у дальней стены кошары, между ними и Ллеу стояла Атта. Уши собаки были прижаты к голове, хвост мелко подрагивал, задранная верхняя губа обнажала острые клыки.
- Глупое животное! - выругался молодой человек. - Уйди с дороги!
Он попытался пнуть собаку, но та отпрыгнула, легко избежав башмака Ллеу. Вне себя от ярости, он ударил Атту кулаком и немедленно был укушен. Вскрикнув, молодой человек отдернул руку, увидел на запястье рваную рану, и лицо его перекосилось.
- Атта, лежать! - приказал Рис. К его удивлению, собака продолжала стоять, не сводя карих глаз с Ллеу, да к тому же зарычала.
- Атта, лежать! - повторил монах. На этот раз она послушалась и припала к земле. По тону Риса Атта догадалась, что хозяин недоволен, и бросила на него выразительный взгляд, словно говоря: «Ты бы не сердился, если бы понял», а затем внимательно посмотрела на Ллеу.
- Проклятая тварь напала на меня! - вскричал юноша и, болезненно морщась, показал брату окровавленную руку. - Злобное животное! Тебе бы давно следовало перерезать ей горло!
- Обязанность собаки - защищать овец. Не надо было их тревожить и тем более пытаться побить собаку. Этот укус - предупреждение, а не нападение.
Ллеу сердито посмотрел на Атту, затем что-то прошептал и отвел глаза. Она по-прежнему не сводила с чужака внимательного взгляда, остальные псы поднялись и держались настороже. Одна из собак, заботливая мамаша, раздала несколько быстрых зуботычин своим разыгравшимся щенкам, давая понять, что сейчас время быть серьезными. Рис удивился странной реакции псов - они вели себя так, словно где-то неподалеку крадется волк.
Он покачал головой. Сложившаяся ситуация явно была не лучшим началом для откровенного разговора между братьями.
- Позволь мне осмотреть рану, - попросил Рис. - У лекаря есть лечебная мазь, мы можем наложить ее, чтобы предотвратить нагноение, хотя собачьи укусы заживают легко. Зубы у них намного чище, чем у людей.
- Пустяки, - угрюмо бросил Ллеу, все еще баюкая больную руку.
- Но у Атты острые зубы, - предупредил монах. - Надо остановить кровь.
- Все в порядке. Это просто царапина. Я как-нибудь выживу. - Ллеу прикрыл рану широким рукавом жреческого одеяния, которое он больше не имел права носить, и добавил с болезненной гримасой: - Думаю, отец послал тебя, чтобы указать мне на мои грехи.
- Если он так думает, то будет разочарован. Я не вправе учить других, как жить. Могу лишь дать совет, но не более.
- В таком случае, брат, мне твой совет не нужен, - отрезал Ллеу.
Рис пожал плечами.
- Что вы здесь делаете, чтобы повеселиться? - спросил юноша, озираясь. - Где винный погреб? Мне говорили, что вы, монахи, делаетесобственное вино. Может быть, откупорим бутылочку?
- То вино, которое мы готовим, используется для лечения больных, - произнес Рис и, заметив отвращение на лице брата, добавил: - Помнится, в детстве ты любил слушать рассказы о могучих воинах и славных битвах. Жрецы Кири-Джолита сведущи в боевых искусствах, но, может быть, тебе будет интересно научиться некоторым приемам рукопашного боя?
Ллеу просиял:
- Я слышал, что монахи не используют оружия - только свои руки. Это правда?
- В некотором роде, - ответил Рис. - Пойдем в поле. Я покажу.
Монах дал Атте команду отправляться к остальным собакам и вместе с Ллеу направился было к огороженному месту, но услышал позади мягкий топот лап. Атта следовала за ним - она опять не подчинилась приказу.
Рис заколебался. Он не сказал ни слова, только нахмурился, чтобы собака видела по его лицу, что он недоволен, и энергично махнул рукой, указывая в сторону загона.
Атта припала к земле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Адептов Маджере не волновала политика, в войнах или конфликтах они не принимали ничьей стороны, поэтому их часто просили проводить переговоры о перемирии или быть судьями на спорах. Ежегодные доклады Наставника содержали лишь сведения о смертях братьев, количестве неофитов и о тех, кто пошел в мир. Также в письме, обычно кратко, говорилось о том, как погода повлияла на урожаи зерна, и о переменах в реконструкции здания.
Перемены во внешнем мире оказывали настолько незначительное влияние на жизнь в монастыре, что письмо Наставника, датированное 4000 годом до Катаклизма, не особо отличалось от тех, которые нынешний Наставник писал столетиями позже.
Рис вошел в келью и увидел там главу обители в обществе трех людей - пожилого мужчины, женщины примерно того же возраста, которая казалась подавленной и смущенной, и улыбающегося молодого человека, одетого, как жрец Кири-Джолита. Монах замер в дверном проеме, не в силах избавиться от ощущения, что эти люди ему знакомы. Он тихо стоял, ожидая, когда Наставник заметит его.
Длинные седые волосы старого монаха спадали ниже плеч, лицо с некогда высокими скулами, волевой челюстью и выразительным носом напоминало сморщенное яблоко, взгляд темных глаз пронизывал насквозь. Он был Наставником по Тренировкам, и ни один монах в монастыре, включая Риса, не мог одержать над ним верх.
Наставник терпеливо слушал мужчину, который говорил так быстро, что монах ничего не мог разобрать. Женщина стояла рядом и молчала, киваяя, и иногда кидала беспокойный взгляд на юношу. Голос мужчины и его манера речи тоже показались Рису знакомыми. Наконец Наставник посмотрел в его сторону, и монах кивнул. Глаза старца в ответ вспыхнули, но он тут же отвернулся, продолжая внимательно слушать посетителей.
Наконец мужчина замолчал. Женщина промокнула глаза. Молодой человек зевнул, - казалось, происходящее совершенно его не интересует. Наставник повернулся к Рису.
- Высокочтимый, - проговорил Рис, низко поклонившись старцу. - Братья путники, - склонил он голову перед посетителями.
- Это твои родители, - сказал Наставник без предисловий, ответив на вопрос, который Рис не задал. - А это твой младший брат Ллеу.
Глава 4
Рис спокойно посмотрел на них.
- Отец, матушка, - произнес он вежливо. - Ллеу, - и снова поклонился.
Его отца звали Петаром, а мать - Брандвин. Братец Ллеу был совсем маленьким, когда Рис покинул родной дом.
Лицо отца вспыхнуло от гнева.
- После пятнадцати лет это все, что ты можешь сказать своим родителям?!
- Тише, Петар, - мягко произнесла мать, положив ладонь на руку мужа. - Что должен сказать Рис? Ведь мы для него чужие.
Женщина смущенно улыбнулась сыну. Она выглядела очень усталой и растерянной после долгого пути и трудностей, доставленных путешествием в поисках сына, которого едва помнила и никогда не понимала.
Брэн, первенец, был любимцем Брандвин; младшенького, Ллеу, она всегда баловала, а вот Рис, средний, совсем не походил на них. Он был очень тихим, не таким, как обычные дети, и внешне тоже сильно отличался: темные глаза, черные волосы и худощавое телосложение - полная противоположность светловолосым ширококостным братьям.
Отец посмотрел на сына из-под сдвинутых бровей, но Рис спокойно встретил его взгляд, и тот отвел глаза. Волосы Петара Каменотеса сейчас были седыми, но в молодости он был белокурым. Откровенно говоря, Петар никогда не чувствовал себя уверенным насчет Риса. Он обожал жену, но в душе с самого начала угнездилось подозрение, что этот мальчик, который так сильно отличался от двух других, - не его сын. Рис походил на мать и ее родню - все его дядья были смуглыми и стройными, а от отца мальчику не досталось ни единой черты. Но, несмотря на все это, Брандвин не смогла полюбить ребенка, который редко разговаривал и никогда не смеялся.
Рис не держал зла на родителей - он всегда все понимал - и теперь терпеливо ждал, пока те объяснят причину своего визита. Наставник молчал, считая, что уже сказал все необходимое. Брандвин обеспокоенно посмотрела на мужа, который заметно нервничал. Тишина становилась тягостной, по крайней мере, для посетителей; монахи же иногда проводили целые дни не говоря ни слова, и поэтому ни Наставника, ни Риса тишина не угнетала. Наконец младший брат прервал затянувшуюся паузу.
- Они хотят поговорить обо мне, Рис, - произнес Ллеу чересчур фамильярным тоном, что показалось очень неприятным. - Но они не могут этого сделать, пока я здесь. Поэтому я пойду пройдусь. С твоего позволения, конечно, - добавил он с усмешкой, повернувшись к Наставнику. - Не думаю, что у вас здесь есть что прятать. Вряд ли у вашего Жучиного Бога найдется для меня стакан гномьей водки.
- Ллеу! - возмущенно воскликнул Петар, краснея.
- Думаю, что нет. - Ллеу подмигнул Рису и, не спеша, вышел из библиотеки, насвистывая непристойную мелодию.
Рис и Наставник переглянулись. Маджере был известен некоторым как Бог-богомол, поскольку именно богомол являлся его символом, - богомол всегда молится, всегда тих и спокоен. Молодой человек в одеянии жреца Кири-Джолита вел себя отнюдь не как Божий служитель, которому подобает быть сдержанным и серьезным. Настоящий жрец никогда бы не произнес таких кощунственных слов, как «Жучиный Бог».
- Прошу прощения, Наставник, - сказал Петар, покраснев еще гуще, но уже от стыда, а не от гнева, и вытер лицо рукавом. - Мы никогда не учили сыновей говорить подобным образом с представителями духовенства. Рис это знает.
Рис знал. Мать его отца была жрицей Паладайна и всегда с глубоким уважением относилась к Богам и тем людям, что были близки к ним. Даже в те времена, когда Боги покинули Кринн, Петар учил сыновей хранить память о них в своем сердце.
- Ллеу изменился, Рис, - пробормотала Брандвин, и ее голос задрожал. - Поэтому мы пришли сюда. Мы… мы его не узнаем! Он все время проводит в тавернах, пьет и пропадает где-то в компании юных головорезов и девиц легкого поведения. Прости, отец, - добавила она, покраснев, - что приходится говорить о таких вещах.
Темные глаза Наставника вспыхнули от изумления.
- Мы, монахи Маджере, даем обет целомудрия, но никогда не отстраняемся от жизни. Мы понимаем, что происходит между мужчиной и женщиной, и во многом это одобряем. Иначе мы бы давно остались без неофитов.
Родители Риса, казалось, не поняли смысла этой речи и были немного шокированы.
- Судя по одежде, ваш сын - жрец Кири-Джолита, - заметил Наставник.
- Уже нет, - с трудом произнес Петар. - Жрецы прогнали его. Он нарушил слишком много законов и теперь не имеет права носить это одеяние, но, похоже, ему доставляет удовольствие выставлять себя на посмешище.
- Мы не знаем, что делать, - добавила Брандвин сдавленным голосом. - Мы подумали, может быть, Рис поговорит с ним…
- Сомневаюсь, что окажу влияние на брата, который ничего не помнит обо мне, - мягко возразил монах.
- Но попробовать стоит! - отрезал отец, заново начиная сердиться.
- Пожалуйста, Рис, - умоляюще прошептала мать. - Мы в отчаянии. Нам больше не к кому обратиться!
- Конечно, я поговорю с ним. Просто хочу предупредить, что не стоит слишком многого от этого ждать. Но я сделаю гораздо больше - буду молиться за него.
Теперь, когда у родителей появилась надежда, им стало легче. Наставник предложил им ночлег и пригласил разделить простую монашескую трапезу. Петар и Брандвин с благодарностью приняли приглашение и отправились в предоставленную келью отдохнуть с дороги.
Рис уже собрался отправиться на поиски брата, когда почувствовал прикосновение к своей душе, такое ощутимое, словно дотронулись до его руки.
- Да, Наставник?
- Ллеу теперь стал собственной тенью, - сказал тот.
Монах замер, обеспокоенный:
- Что ты имеешь в виду, высокопочитаемый?
- Не знаю, - ответил Наставник и нахмурился. - Я не уверен. Я никогда не видел ничего похожего и должен поразмыслить над этим. - Он посмотрел на Риса пронзительным взглядом. - В любом случае поговори с ним, брат. Но будь осторожен.
- Он еще молод и полон надежд, Наставник, - произнес Рис. - Стезя жреца подходит не каждому.
- Здесь нечто большее, - предупредил старец. - Гораздо большее. Будь осторожен, Рис, - повторил он, назвав монаха по имени, что было для него нехарактерно. - Я буду молиться.
Наставник сел на пол, скрестив ноги, положил руки на колени и закрыл глаза. Лицо старца разгладилось и озарилось горним сиянием. Он был с Богом.
У Маджере не было определенных мест, где бы ему поклонялись, не было Храмов со скамьями и алтарями. Капищем Богу служил весь мир: небо было огромным сводчатым потолком, зеленые холмы - скамьями, а деревья - алтарями. Человек не искал Бога внутри здания, а обращался к нему с того места, где находился сам.
Рис покинул погрузившегося в молитвы Наставника и пошел искать брата. Услышав яростный собачий лай, он прибавил шагу и, завернув за угол хранилища, тут же обнаружил Ллеу - в загоне.
Овцы сбились в кучу у дальней стены кошары, между ними и Ллеу стояла Атта. Уши собаки были прижаты к голове, хвост мелко подрагивал, задранная верхняя губа обнажала острые клыки.
- Глупое животное! - выругался молодой человек. - Уйди с дороги!
Он попытался пнуть собаку, но та отпрыгнула, легко избежав башмака Ллеу. Вне себя от ярости, он ударил Атту кулаком и немедленно был укушен. Вскрикнув, молодой человек отдернул руку, увидел на запястье рваную рану, и лицо его перекосилось.
- Атта, лежать! - приказал Рис. К его удивлению, собака продолжала стоять, не сводя карих глаз с Ллеу, да к тому же зарычала.
- Атта, лежать! - повторил монах. На этот раз она послушалась и припала к земле. По тону Риса Атта догадалась, что хозяин недоволен, и бросила на него выразительный взгляд, словно говоря: «Ты бы не сердился, если бы понял», а затем внимательно посмотрела на Ллеу.
- Проклятая тварь напала на меня! - вскричал юноша и, болезненно морщась, показал брату окровавленную руку. - Злобное животное! Тебе бы давно следовало перерезать ей горло!
- Обязанность собаки - защищать овец. Не надо было их тревожить и тем более пытаться побить собаку. Этот укус - предупреждение, а не нападение.
Ллеу сердито посмотрел на Атту, затем что-то прошептал и отвел глаза. Она по-прежнему не сводила с чужака внимательного взгляда, остальные псы поднялись и держались настороже. Одна из собак, заботливая мамаша, раздала несколько быстрых зуботычин своим разыгравшимся щенкам, давая понять, что сейчас время быть серьезными. Рис удивился странной реакции псов - они вели себя так, словно где-то неподалеку крадется волк.
Он покачал головой. Сложившаяся ситуация явно была не лучшим началом для откровенного разговора между братьями.
- Позволь мне осмотреть рану, - попросил Рис. - У лекаря есть лечебная мазь, мы можем наложить ее, чтобы предотвратить нагноение, хотя собачьи укусы заживают легко. Зубы у них намного чище, чем у людей.
- Пустяки, - угрюмо бросил Ллеу, все еще баюкая больную руку.
- Но у Атты острые зубы, - предупредил монах. - Надо остановить кровь.
- Все в порядке. Это просто царапина. Я как-нибудь выживу. - Ллеу прикрыл рану широким рукавом жреческого одеяния, которое он больше не имел права носить, и добавил с болезненной гримасой: - Думаю, отец послал тебя, чтобы указать мне на мои грехи.
- Если он так думает, то будет разочарован. Я не вправе учить других, как жить. Могу лишь дать совет, но не более.
- В таком случае, брат, мне твой совет не нужен, - отрезал Ллеу.
Рис пожал плечами.
- Что вы здесь делаете, чтобы повеселиться? - спросил юноша, озираясь. - Где винный погреб? Мне говорили, что вы, монахи, делаетесобственное вино. Может быть, откупорим бутылочку?
- То вино, которое мы готовим, используется для лечения больных, - произнес Рис и, заметив отвращение на лице брата, добавил: - Помнится, в детстве ты любил слушать рассказы о могучих воинах и славных битвах. Жрецы Кири-Джолита сведущи в боевых искусствах, но, может быть, тебе будет интересно научиться некоторым приемам рукопашного боя?
Ллеу просиял:
- Я слышал, что монахи не используют оружия - только свои руки. Это правда?
- В некотором роде, - ответил Рис. - Пойдем в поле. Я покажу.
Монах дал Атте команду отправляться к остальным собакам и вместе с Ллеу направился было к огороженному месту, но услышал позади мягкий топот лап. Атта следовала за ним - она опять не подчинилась приказу.
Рис заколебался. Он не сказал ни слова, только нахмурился, чтобы собака видела по его лицу, что он недоволен, и энергично махнул рукой, указывая в сторону загона.
Атта припала к земле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42