Она справлялась с этим самостоятельно. А поскольку теперь она знала язык, то цыгане принимали ее как свою. Сами цыгане обычно владели двумя языками — кало и местным. Знание кало очень помогло Орб, ведь на нем говорили все цыгане, а об английском во многих странах и не слыхали.
В северной Франции Орб поведали еще одну историю про Ллано. Она сидела с женами местного цыганского барона и слушала, а женщины с удовольствием слушали вместе с ней, несмотря на то что хорошо знали эту легенду. Вообще-то посторонние считали их сестрами жены — полигамия в этих краях не приветствовалась.
Когда-то в одной стране правительство в очередной раз преследовало цыган. Такие естественные вещи, как кража еды, фальшивые предсказания судьбы легковерным простакам или эротические танцы, особенно за деньги, кажутся посторонним чем-то ужасным. Сама Орб в последние месяцы стала гораздо более терпимой в этом отношении, чем могла себе раньше представить.
И вот табор, вроде того, что у них, был окружен солдатами.
— Но сегодня мы с любимой должны были пожениться! — воскликнул один юноша. А кольцо врагов вокруг них все сжималось.
— Мы окружены. Нас мало, и пули у нас на исходе, — возразил предводитель. — Большинство наших мужчин уже убиты, а через час все мы скорее всего будем мертвы. Как же ты можешь думать о свадьбе?
— Я люблю ее! И у нас не будет другого случая пожениться!
— Но у нас нет ни еды, ни вина для праздника.
— Ее губы пьянят меня лучше всякого вина!
И тогда предводитель увидел правду в его словах.
— Ты говоришь как истинный цыган! — сказал он. — У вас будет свадьба!
И все цыгане по этому случаю собрались в большой круг. Но их музыкальные инструменты были уничтожены солдатами, и не было у них ярких одежд для праздника. А солдаты все приближались. Гремели выстрелы, и пули свистели между деревьями около табора. Времени оставалось совсем мало.
Среди тех цыган один старик знал маленький кусочек Ллано. Голос его был слабым и надтреснутым, но он начал петь, и юная пара танцевала танану под его пение. Лохмотья их превратились в яркие, красивые наряды, потускневшие пуговицы на жилете юноши загорелись ярким золотом, а старые серьги и браслеты его возлюбленной засияли, как дивные драгоценности. Цыганки щелкали пальцами в такт музыке, и голос старого певца становился все сильнее и громче. Теперь он заполнил всю поляну и нарядил цыган в цветные праздничные одежды. Даже свет дня, казалось, стал ярче.
Солдаты подошли совсем близко. Пули разбрасывали угли в костре, поднимая фонтанчики золы. Но цыгане, зачарованные песней, продолжали щелкать пальцами, а молодые танцевали, забыв обо всем на свете. Песня стала еще громче, и солдаты тоже попали под ее власть. Они остановились, пораженные тем, что цыгане не обращают на них внимания.
И тут из круга вышла девушка-цыганка, взяла за руку солдата и увела его в круг — танцевать. Песня отняла у парня волю. Солдат бросил ружье и пошел за девушкой, и взял ее за руки, и танцевал с ней в кругу цыган. Другая девушка увлекла в круг другого солдата, третья — третьего… А песня продолжалась. Вскоре уже все солдаты танцевали с цыганками, забыв, зачем они пришли сюда.
И так они проплясали всю ночь до рассвета. А когда настало утро и старый певец совсем охрип, а танцоры слишком устали, чтобы продолжать, песня стихла, и изумленные солдаты оглянулись по сторонам. И что же? Каждый увидел рядом с собой прелестную девушку и понял, что просто не может причинить ей зла. Только как объяснить это командиру?
Тогда солдаты поговорили друг с другом и решили, что никак ему этого не объяснишь. Стоит вернуться, и их самих казнят. Поэтому они решили остаться с цыганами и жениться на девушках, с которыми танцевали. И табор выжил и стал еще больше, чем прежде, а все это из-за Ллано.
— Может, и в моих жилах течет кровь тех солдат, — закончил барон. — И я не жалею об этом.
Но Ллано он не знал, и не знал, где находится родина цыган.
— Может, тебе стоит спросить об этом у немецких цыган? — предложил он Орб.
В Германии у цыган были неприятности. Их барон умер от чахотки, и городские власти похоронили его в могиле для нищих, а жен его выслали из города. Все они были растрепанными и грязными до отвращения.
— Хотите, я принесу вам воды? — предложила Орб.
Все три женщины, как одна, покачали головами в знак отрицания.
— Мы не можем ни мыться, ни прикасаться к воде, пока его тело в земле полностью не разложится, — объяснила одна из них.
Так Орб узнала о Культе Мертвых. Все цыгане были последователями этого культа, включая тех, с которыми она жила в Испании, но в деревне тогда никто не умирал, и Орб ни разу не столкнулась с обрядами, относящимися к смерти. Когда цыган умирает, тело его сжигают вместе со скудным имуществом. Тогда его жены могут мыться. Нет тела — нет и траура. Но здесь в дело вмешались власти, и несчастные женщины оказались в бедственном положении.
— Мы даже не можем принести ему пищи! — жаловались они. Дело в том, что по обычаю на могилу надо приносить еду, чтобы дух покойного не проголодался.
Орб осталась на ночь в одной палатке с женщинами и мужественно терпела ужасный запах. Но стоило ей уснуть, как снаружи началась какая-то суматоха. Орб и ее соседки вскочили на ноги и выглянули из палатки.
Там стоял какой-то человек, с ног до головы перепачканный грязью. Даже с бороды его сыпалась земля.
— А, вероломные жены! — громко закричал он. — Почему вы не принесли мне поесть? Вы что, хотите меня голодом уморить?
Это был дух умершего цыгана. Все три его жены упали ничком на землю, крича от ужаса. Разгневанный призрак двинулся к ним и замахнулся, чтобы ударить. Орб шагнула вперед, еще не совсем понимая, что делает.
— Это не их вина, цыган! — закричала она на кало. — Горожане никого не подпускают к могиле!
Призрак повернул к ней залепленное грязью лицо.
— Кто ты? — спросил он грозно.
— Я — просто женщина, которая ищет Ллано, — храбро ответила Орб. Как это она посмела вступить в спор с призраком?
— Это невозможно! — заявил дух. — Даже я не знаю Ллано! Как же можешь ты, чужачка, искать его?
И он снова шагнул к упавшим женщинам.
Орб не знала, что еще можно сделать, поэтому запела цыганский мотив, подключив к нему свою магию.
Призрак опять остановился. Он был обескуражен и не двигался, пока Орб не допела до конца.
— Один человек умер когда-то, совсем как я, — сказал призрак, когда кончилась песня. — Его семья не смогла сжечь ни его тело, ни коня, потому что шел дождь, а у них не было огня. Но один из них знал кусочек Ллано, и он спел его. И тогда погребальный костер высох и задымился, а потом вспыхнул ярким пламенем. И тело того цыгана сгорело, и он упокоился с миром, а жены его снова были чисты.
С этими словами призрак исчез.
Женщины поднялись на ноги.
— Ты спасла нас! — воскликнули они.
— Увы, только на эту ночь, — грустно ответила Орб. — Что, он действительно может причинить вам вред?
— О да, у него и при жизни-то была тяжелая рука, а после смерти он явно добрее не стал! Мы должны принести ему еды!
— Или лучше сжечь его тело, — сказала Орб.
— Да! Но как? Ведь полиция…
Орб боялась, что из-за нее их всех арестуют, однако надо было попытаться.
— Похоже, он подсказал нам как. Я попробую вам помочь. Сможете вы сжечь тело, если вас пустят на кладбище?
— Сможем, если полицейские позволят нам это сделать. Но они же не позволят!
— А может, и позволят. Попробуем завтра ночью.
На следующий вечер цыганская повозка въехала в город. Орб и ее спутницы изо всех сил старались не шуметь. Повозка остановилась у ограды кладбища. Члены семьи покойного отправились раскапывать могилу, а Орб уселась у самой ограды со своей маленькой арфой и стала ждать.
Полиция не дремала. Не прошло и получаса, а они уже были тут как тут. Дюжие полицейские двинулись по направлению к разрытой могиле.
И тут Орб начала петь, подыгрывая себе на арфе. Магия ее музыки коснулась полицейских, и они замерли. Вскоре все полицейские стояли около Орб и слушали ее пение, не в силах пошевелиться. Цыгане продолжали работать — они были слишком далеко, и волшебная музыка на них не действовала.
Орб пела песню за песней, не останавливаясь, чтобы полицейские не вышли из транса. Цыгане выкопали тело, сложили погребальный костер. Потом загорелся огонь, языки пламени взметнулись к самому небу, и до Орб донесся отвратительный запах горящей плоти.
Снова появился вчерашний призрак.
— Вот так-то лучше! — воскликнул он. Но тут сгоревшее тело рассыпалось в прах, и дух исчез.
Орб перестала петь и играть. Они с цыганками залезли в повозку и поехали прочь. Полицейские так и стояли без движения, глядя на разрытую могилу и груду углей рядом с ней.
Повозка подъехала к ближайшей реке, и все три вдовы содрали с себя одежду и бросились в воду — так им не терпелось отмыть грязь. Потом они уселись на берегу стирать грязную одежду.
Наконец мокрые и дрожащие женщины завернулись в одеяла, вытащенные из повозки.
— Ты сделала это! — восклицали они. — И если это было не Ллано, то что-то очень похожее!
— Это было не Ллано, — ответила Орб. Однако в душе ее горел теплый огонь.
Венгрия была страной цыганской музыки. Здесь жили известные всему миру композиторы и музыканты, а по стране с успехом гастролировали целые цыганские оркестры. Во все времена знаменитые музыканты Европы черпали из неиссякаемого источника цыганской музыки, популяризируя ее и распространяя, как свою собственную. Шуберт, Брамс — их прекрасная музыка восходит корнями к старым цыганским мелодиям. Венгерский пианист Лист записал цыганскую музыку в своих венгерских рапсодиях.
Местные цыгане называли себя ромалэ. Они жили здесь еще до прихода мадьяр, и мадьяры только выиграли, смешавшись с ними. Когда цыгане сопротивлялись, появлялись законы, обязывавшие их принимать христианство и сочетаться браком только с мадьярами. Из-за этого многие вынуждены были покинуть страну и уехать в Россию и Польшу, Германию и Францию… Многие цыгане притворились, будто приняли христианство, и даже украсили свои повозки крестами, но в сердце своем они продолжали хранить веру отцов.
Затем им приказано было поселиться в домах и забыть родной язык. Это вызвало новую волну эмиграции, ведь истинный цыган не может долго жить на одном месте. Цыган обвиняли в каннибализме и жестоко преследовали за это, считая оправдания лишь подтверждением несуществующей вины. Но они все равно выжили. Их способности к обработке дерева и металла способствовали созданию новой, оседлой цыганской культуры, а цементом, скрепляющим эту культуру, стала цыганская музыка. Почти все кузнецы в Венгрии происходили из цыган, и все музыканты тоже. Величайшим из цыганских музыкантов современности был скрипач Чигари. Говорили, что его музыка пленяет души живых и мертвых.
Именно этого музыканта и искала Орб в Венгрии, но остальные цыгане не говорили ей, как его найти. Она была для них пришлой, а пришлых здесь называли «унгар», то есть «чужой», и не доверяли им. Орб была приятно удивлена, когда сообразила, что ее принимают за цыганку. Она так хорошо знала язык и обычаи, что даже ее медовые волосы не вызывали у цыган подозрения. Может, ее просто считали полукровкой, ведь цыгане часто женились на представителях других культур. Но похоже было, что здесь гораздо больше уважали местных гаджо, чем цыган из других стран.
Жители одной из деревень, попавшихся Орб на пути, были особенно грубы и угрюмы. Это удивило Орб — ведь обычно цыгане счастливы, как дети.
— Что случилось? — спросила она.
— Чинка осквернила воду! — кратко ответил ей кто-то.
— Что? — переспросила Орб. Ее потрясло сходство имени неизвестной женщины с именем ее подруги Тинки.
— Она прошла над нашим подземным водопроводом, — возмущенно объяснила какая-то женщина, вероятно, приняв восклицание Орб за проявление гнева. — И теперь нам приходится привозить воду издалека. А это так неудобно!
Орб разыскала Чинку. Женщина была на грани самоубийства от горя и досады.
— Я просто заблудилась! У меня был большой сверток в руках, и я не видела, куда иду, а когда увидела, было уже поздно — я споткнулась и наступила туда! — всхлипывала она.
В цыганской культуре некоторых регионов женщина считалась по природе своей нечистой. Орб узнала об этом, когда учила язык, но до сих пор ни разу не сталкивалась с этим сама. Ритуальная скверна лишь усугублялась беременностью; после родов одежду беременной женщины полагалось сжигать. Но нижняя часть тела женщины нечиста в любое время. Поэтому она не может перешагнуть через медные изделия, не осквернив их, и то же, очевидно, относится к водопроводным трубам. Никто теперь не будет пить воду, которую Чинка осквернила, пройдя над закопанной в землю трубой.
Орб понимала, что обсуждать правомерность этого обычая с ее стороны было бы неосторожно. Подобные суеверия менялись от табора к табору и в разных регионах довольно сильно отличались, но уж если существовали, то держались упорно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48