У нее это плохо получилось. Она даже не смогла точно сказать, сколько раз он перевернулся в воздухе.
Вот он бы мог просветить их. Он знал. Полтора раза. Ни больше, ни меньше.
Головокружительный полет закончился с внезапностью кораблекрушения. Странно, но боли не было. Просто глухой треск где-то позади ушей.
И вот он уже лежит на спине, холодный ветер обжигает щеки, вода от подтаявшего снега просачивается сквозь шарф на шею, вызывая неприятное ощущение. Лежит и смотрит на затянутое облаками небо, точно так как сейчас – на нежно-голубой потолок.
Не в состоянии двинуть ни рукой, ни ногой. Не в состоянии даже чувствовать их.
На какое-то время небо перекрывает склонившееся над ним лицо Брианны. Сейчас он мог вызвать в памяти ее лицо, пряди трепещущих на ветру каштановых волос, ярко-красную лыжную шапочку, гладкую кожу лба с хмурой ложбинкой между бровей. От ужаса ее большой, чувственный рот некрасиво изогнут, глаза широко распахнуты, по щекам бегут слезы и капают ему на лицо. Она плачет, и тяжело дышит, и снова и снова умоляет его, чтобы все обошлось.
Как будто от него тут что-то зависело.
И потом появились фельдшеры. Никто из них не плакал, не задыхался и ни о чем не умолял его. Но они тоже хмурились, перенося его в спасательные сани.
После того как он оказался в больнице, Алан и Бобби навещали его дважды. Большую часть времени они улыбались фальшивыми улыбками, громко подбадривали его фальшивыми восклицаниями и бормотали фальшивые банальности типа того, что всегда есть надежда. И старались побыстрее сбежать.
Брианны он не видел ни разу. На протяжении долгих часов в тишине он много думал о ней: представлял себе ее улыбающееся лицо, легкий смех, непосредственность и то, с какой нерассуждающей легкостью она принимает все, что с ней происходит. Он отчаянно хотел, чтобы она пришла и хотя бы на время осветила мрак его нынешнего существования.
Но она не приходила, и теперь он знал, что этого не произойдет никогда. Брианна была помешана на всем, связанном с времяпровождением на свежем воздухе, – спорт, прогулки, яркий солнечный свет.
У такой девушки нет времени для калеки.
В дверь постучали.
– Мистер Рейми?
Мужской голос, незнакомый. Шея у Рейми работала; он мог повернуть голову, чтобы посмотреть, кто это. Но не стал этого делать.
– Доктор, лаборант или капеллан? – отрывисто спросил он.
Впрочем, какое это имело значение? Никто из них не может помочь ему. Имело значение лишь то, что это снова не Брианна.
Ответа не последовало. Он услышал мягкие шаги, и потом на фоне потолка перед ним возникло лицо. Уже немолодой человек, судя по морщинам и проседи в черных волосах. Где-то под пятьдесят, скорее всего.
Надо же, пятьдесят, и живет себе, никаких проблем. Останься у Рейми хоть немного эмоциональной энергии, он бы возненавидел этого человека.
– Мистер Рейми, меня зовут Джейкоб Фарадей, – сказал человек. – Я из «Скай-Лайт Интернэшнл».
«Скай-Лайт Интернэшнл»: частная компания, успешно осваивающая Солнечную систему по контракту с Советом Пятисот. В одном из прослушанных Рейми курсов политэкономии кратко упоминалось о ней, но воспоминания остались весьма смутные.
– Хотите произвести на меня впечатление? – спросил он.
– Я здесь не для того, чтобы производить впечатление, – мягко ответил Фарадей. – Я здесь для того, чтобы обсудить с вами некоторые возможности.
Рейми фыркнул:
– Забудьте об этом.
– Забыть о чем? – спросил Фарадей.
– О ваших так называемых возможностях, – отрезал Рейми. – Я смотрю новости. Вы хотите использовать меня в качестве… как бы это выразиться… Подопытного кролика, да. Забудьте об этом. Я не собираюсь провести остаток дней где-нибудь в лаборатории, опутанный проводами, глядя, как вы что-то выкачиваете из моего мозга.
– Понятно. – Фарадей кивнул. – Выходит, у вас другие планы?
Гнев вспыхнул и растаял, словно пыль в озере.
– Уходите, – пробормотал он. – Считайте, что у вас ничего не вышло. О’кей?
– Я разговаривал с вашими докторами, – небрежно сказал Фарадей, словно речь шла о погоде. Он явно не хотел признавать, что у него ничего не вышло. – Они настроены весьма оптимистично в отношении ваших шансов на будущее.
– О, неужели? С какими именно докторами вы разговаривали? Мои говорят, что я калека. – Впервые со времени аварии Рейми вслух произнес это слово. Звучало ужасно. – Я парализован от шеи до самого низа. Нельзя ничего ни исправить, ни трансплантировать, ни нарастить заново – слишком много повреждений.
– Существует нейропротезирование, – заметил Фарадей. – В этой области достигнуты большие успехи.
Рейми отвернулся. Нейропротезирование. Шишки, выпирающие из шеи, которые позволят ему кое-как передвигаться наподобие чудовища Франкенштейна и после нескольких месяцев практики брать в руку ложку. Но и тогда нет никакой гарантии, что он окажется способен попасть ею в рот.
А осязание восстановится ровно в той мере, чтобы он мог почувствовать, если наступит на разбитое стекло или сунет руку в кипяток. Он навсегда будет как бы завернут в сантиметровый слой бархата.
Навсегда. Эти удивительные ночи, которые он провел с Брианной, а перед ней с Тиффани, а перед ней с Джейн, – ничего подобного он не испытает больше никогда.
Никогда.
– На самом деле я пришел сюда вовсе не для того, чтобы предлагать вам работу модели для тестирования, – сказал Фарадей. – Я пришел узнать, хотите ли вы использовать шанс снова обрести жизнь.
– И что вы возьмете в обмен на это чудо? – проворчал Рейми. – Мою бессмертную душу?
– Нет, – ответил Фарадей. – Всего лишь ваше смертное тело.
Рейми повернул голову, собираясь испепелить его взглядом.
Однако Фарадей не улыбался, не усмехался, не издевался. Этот человек был убийственно серьезен.
Если только не был попросту безумен.
– О чем вы толкуете? – настороженно спросил Рейми. Ни один мускул не дрогнул на лице его собеседника, но у Рейми внезапно возникло впечатление, что тот решил, будто добился своего. Каковы бы ни были его цели, он вообразил, что нашел простака. Пленил аудиторию. И когда жалость к себе и досада в какой-то степени сменились любопытством, Рейми внезапно понял, что лицо Фарадея ему знакомо. Очень знакомо…
– Скажите, мистер Рейми, – спросил Фарадей, – чем вы собирались заниматься по окончании колледжа?
Рейми автоматически попытался пожать плечами, но мышцы никак не среагировали.
– Тем же, чем и любой двадцатидвухлетний человек. – Он не смог сдержать прозвучавшей в голосе горечи. – Делать свою жизнь.
– И имя, наверно, тоже? Добиться выдающихся успехов на избранном поле деятельности? Стать самым лучшим, самым ярким, самым уважаемым? – Он сделал крошечную паузу. – Или, возможно, стать первым?
Рейми нахмурился.
– Хватит ходить вокруг да около. К чему все это?
– Как я уже сказал, есть определенная возможность. – Фарадей положил руки на край ограждения кровати. Рейми увидел на его пальце деревянное кольцо. Необычное украшение. – Скажите, что вам известно о джанска?
– О джанска? Ну, это огромные, похожие на мант существа, плавающие в атмосфере Юпитера. – Рейми нахмурился. – Мы вступили с ними в контакт около двадцати лет назад и с тех пор поддерживаем его. Были попытки заключить торговые соглашения, но вроде бы им нечего нам предложить… – Внезапно в сознании у него что-то щелкнуло. Глава о джанска, упорные, но окончившиеся неудачей попытки Балрушки заключить с ними торговое соглашение. – Вы Джейкоб Фарадей. Тот самый Джейкоб Фарадей.
– Из экипажа зонда в составе Чиппавы и Фарадея, – сказал Фарадей, и легкая улыбка тронула уголки его губ. – Один из первых людей, вступивших в контакт с джанска. – Теперь в его улыбке ощущалась ирония. – Да, так оно и было.
– Они порвали ваш связующий линь. – Рейми изо всех сил пытался вспомнить детали. Большую часть соответствующей главы занимал Балрушка со своими торговыми переговорами, а о Чиппаве и фарадее упоминалось вскользь. – Один из молодых джанска врезался в него, а один из хищников…
– Вуука.
– Да… Вуука перегрыз его. Потом кто-то из старших джанска захватил вас или что-то в этом роде. Они посовещались и решили доставить вас наверх.
– Неплохо, – сказал Фарадей. – Все самое главное вы запомнили. А теперь настоящий тест. Помните имя человека, который в конце концов взломал языковый код джанска? А как звали двух женщин, составивших первый англо-джанска тональный словарь?
Рейми состроил гримасу.
– Вы, наверно, шутите. Конечно, нет.
– Именно это я и ожидал услышать, – ответил Фарадей. – Их не помнит никто, по крайней мере – из неспециалистов. Хотя совершенно очевидно, что исторически они сыграли очень важную роль. – Он снова улыбнулся, на этот раз как бы стремясь принизить собственную значимость. – Гораздо более важную, чем Скотто и я, если быть честным. Точно так же, как те, кто перевел языки первых переселенцев, были несравненно более важны для истории Америки, чем Христофор Колумб. Но все помнят Колумба, а их – нет. Почему? Потому что он был первым.
– Прекрасно, – сказал Рейми. – Согласен: быть первым – это прекрасно. Но расскажите мне и все остальное.
Фарадей поджал губы.
– Джанска сделали нам предложение. Мы считаем, что человек может… ну, говоря напрямую, стать джанска.
Рейми снова и снова прокручивал в сознании эти слова, просто для того, чтобы убедиться, что он не ослышался.
– И как именно может произойти это чудо второго рождения? – спросил он.
– Ну, на самом деле именно так, как вы сказали. Добровольца поместят в утробу беременной джанска, где он будет частично абсорбирован утробным плодом и потом «родится» в теле джанска.
– А как же физиологическая несовместимость? – спросил Рейми. Вопиющая оскорбительность этой идеи каким-то образом позволяла ему сохранять спокойствие. Не может быть, чтобы Фарадей говорил все это серьезно. – Биохимия джанска, скорее всего, несовместима с нашей.
– Да, несовместима, – согласился Фарадей. – На первых порах доброволец будет представлять собой гибрид: человеческий мозг и по большей части искусственный спинной мозг, помещенный в тело джанска. Еще будет система биотехнических органов, предназначенных для того, чтобы синтезировать питательные вещества из атмосферы Юпитера для поддержания жизни на этом этапе. Постепенно человеческие элементы атом за атомом, клеточка за клеточкой будут замещаться эквивалентами джанска, примерно как это происходит при петрификации дерева. В конце концов органы питания атрофируются, и доброволец превратится в настоящего джанска, сохранив первоначальную человеческую индивидуальность и воспоминания.
– И сколько времени, по их представлениям, будет идти этот процесс петрификации? – не без сарказма спросил Рейми. – Тысячу лет? Десять тысяч? Большинство биотехнических органов, о которых мне приходилось слышать, имеют примерно такой же срок жизни, как свежие фрукты.
– О, ученые значительно преуспели в этом, – заверил его Фарадей. – В особенности если иметь в виду реально существующие военные версии.
Рейми нахмурился.
– Вы хотите сказать, что это будет военный проект?
– Вовсе нет, – ответил Фарадей. – Конечно, служба безопасности Системы и «Скай-Лайт» будут участвовать в нем, но он проводится под непосредственным контролем Совета Пятисот.
– Итак, богатые политики вместо солдат, – сказал Рейми. – Несомненно, шаг вперед. Вы не ответили на мой вопрос.
– Сколько времени займет трансформация? – Фарадей пожал плечами. – Точно неизвестно, конечно. Однако судя по экспериментам на животных, что-то от восьми до двенадцати месяцев. На протяжении периода раннего детства джанска.
Рейми уставился на него, внезапно почувствовав, как перехватило горло.
– Вы это серьезно? – спросил он.
– Абсолютно серьезно, – ответил Фарадей, мерцая глазами. – Мы имеем шанс – вы имеете шанс – сделать что-то, чего не делал никто и никогда. Погрузиться в совершенно новую культуру, чужеземную культуру, и притом способом, прежде не доступным ни одному человеку. Слиться с другой расой, изучить ее изнутри. Только представьте себе, чему они могут научить вас в области философии, или социального взаимодействия или биохимии. Полученные и переданные вами знания могут оказать влияние на мировоззрение и поведение всех грядущих поколений человечества. – Он скупо улыбнулся Рейми. – И что касается вас, ваше имя встанет в один ряд с именами Марко Поло, Колумба и Нейла Армстронга. Навсегда.
– Да. И это ценой всего, что я когда-либо знал и имел. Чем я был.
Фарадей пожал плечами.
– Много ли из всего этого у вас осталось теперь?
– Много, – проворчал Рейми. – Карьера, к примеру. Она для меня не закрыта, раз я успел кончить колледж. Все, что требуется для работы в какой-нибудь бизнес-структуре, – это компьютер, офис и голова.
– Значит, именно этого вы хотите? – спросил Фарадей. – Работать в офисе весь день, в полном одиночестве?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Вот он бы мог просветить их. Он знал. Полтора раза. Ни больше, ни меньше.
Головокружительный полет закончился с внезапностью кораблекрушения. Странно, но боли не было. Просто глухой треск где-то позади ушей.
И вот он уже лежит на спине, холодный ветер обжигает щеки, вода от подтаявшего снега просачивается сквозь шарф на шею, вызывая неприятное ощущение. Лежит и смотрит на затянутое облаками небо, точно так как сейчас – на нежно-голубой потолок.
Не в состоянии двинуть ни рукой, ни ногой. Не в состоянии даже чувствовать их.
На какое-то время небо перекрывает склонившееся над ним лицо Брианны. Сейчас он мог вызвать в памяти ее лицо, пряди трепещущих на ветру каштановых волос, ярко-красную лыжную шапочку, гладкую кожу лба с хмурой ложбинкой между бровей. От ужаса ее большой, чувственный рот некрасиво изогнут, глаза широко распахнуты, по щекам бегут слезы и капают ему на лицо. Она плачет, и тяжело дышит, и снова и снова умоляет его, чтобы все обошлось.
Как будто от него тут что-то зависело.
И потом появились фельдшеры. Никто из них не плакал, не задыхался и ни о чем не умолял его. Но они тоже хмурились, перенося его в спасательные сани.
После того как он оказался в больнице, Алан и Бобби навещали его дважды. Большую часть времени они улыбались фальшивыми улыбками, громко подбадривали его фальшивыми восклицаниями и бормотали фальшивые банальности типа того, что всегда есть надежда. И старались побыстрее сбежать.
Брианны он не видел ни разу. На протяжении долгих часов в тишине он много думал о ней: представлял себе ее улыбающееся лицо, легкий смех, непосредственность и то, с какой нерассуждающей легкостью она принимает все, что с ней происходит. Он отчаянно хотел, чтобы она пришла и хотя бы на время осветила мрак его нынешнего существования.
Но она не приходила, и теперь он знал, что этого не произойдет никогда. Брианна была помешана на всем, связанном с времяпровождением на свежем воздухе, – спорт, прогулки, яркий солнечный свет.
У такой девушки нет времени для калеки.
В дверь постучали.
– Мистер Рейми?
Мужской голос, незнакомый. Шея у Рейми работала; он мог повернуть голову, чтобы посмотреть, кто это. Но не стал этого делать.
– Доктор, лаборант или капеллан? – отрывисто спросил он.
Впрочем, какое это имело значение? Никто из них не может помочь ему. Имело значение лишь то, что это снова не Брианна.
Ответа не последовало. Он услышал мягкие шаги, и потом на фоне потолка перед ним возникло лицо. Уже немолодой человек, судя по морщинам и проседи в черных волосах. Где-то под пятьдесят, скорее всего.
Надо же, пятьдесят, и живет себе, никаких проблем. Останься у Рейми хоть немного эмоциональной энергии, он бы возненавидел этого человека.
– Мистер Рейми, меня зовут Джейкоб Фарадей, – сказал человек. – Я из «Скай-Лайт Интернэшнл».
«Скай-Лайт Интернэшнл»: частная компания, успешно осваивающая Солнечную систему по контракту с Советом Пятисот. В одном из прослушанных Рейми курсов политэкономии кратко упоминалось о ней, но воспоминания остались весьма смутные.
– Хотите произвести на меня впечатление? – спросил он.
– Я здесь не для того, чтобы производить впечатление, – мягко ответил Фарадей. – Я здесь для того, чтобы обсудить с вами некоторые возможности.
Рейми фыркнул:
– Забудьте об этом.
– Забыть о чем? – спросил Фарадей.
– О ваших так называемых возможностях, – отрезал Рейми. – Я смотрю новости. Вы хотите использовать меня в качестве… как бы это выразиться… Подопытного кролика, да. Забудьте об этом. Я не собираюсь провести остаток дней где-нибудь в лаборатории, опутанный проводами, глядя, как вы что-то выкачиваете из моего мозга.
– Понятно. – Фарадей кивнул. – Выходит, у вас другие планы?
Гнев вспыхнул и растаял, словно пыль в озере.
– Уходите, – пробормотал он. – Считайте, что у вас ничего не вышло. О’кей?
– Я разговаривал с вашими докторами, – небрежно сказал Фарадей, словно речь шла о погоде. Он явно не хотел признавать, что у него ничего не вышло. – Они настроены весьма оптимистично в отношении ваших шансов на будущее.
– О, неужели? С какими именно докторами вы разговаривали? Мои говорят, что я калека. – Впервые со времени аварии Рейми вслух произнес это слово. Звучало ужасно. – Я парализован от шеи до самого низа. Нельзя ничего ни исправить, ни трансплантировать, ни нарастить заново – слишком много повреждений.
– Существует нейропротезирование, – заметил Фарадей. – В этой области достигнуты большие успехи.
Рейми отвернулся. Нейропротезирование. Шишки, выпирающие из шеи, которые позволят ему кое-как передвигаться наподобие чудовища Франкенштейна и после нескольких месяцев практики брать в руку ложку. Но и тогда нет никакой гарантии, что он окажется способен попасть ею в рот.
А осязание восстановится ровно в той мере, чтобы он мог почувствовать, если наступит на разбитое стекло или сунет руку в кипяток. Он навсегда будет как бы завернут в сантиметровый слой бархата.
Навсегда. Эти удивительные ночи, которые он провел с Брианной, а перед ней с Тиффани, а перед ней с Джейн, – ничего подобного он не испытает больше никогда.
Никогда.
– На самом деле я пришел сюда вовсе не для того, чтобы предлагать вам работу модели для тестирования, – сказал Фарадей. – Я пришел узнать, хотите ли вы использовать шанс снова обрести жизнь.
– И что вы возьмете в обмен на это чудо? – проворчал Рейми. – Мою бессмертную душу?
– Нет, – ответил Фарадей. – Всего лишь ваше смертное тело.
Рейми повернул голову, собираясь испепелить его взглядом.
Однако Фарадей не улыбался, не усмехался, не издевался. Этот человек был убийственно серьезен.
Если только не был попросту безумен.
– О чем вы толкуете? – настороженно спросил Рейми. Ни один мускул не дрогнул на лице его собеседника, но у Рейми внезапно возникло впечатление, что тот решил, будто добился своего. Каковы бы ни были его цели, он вообразил, что нашел простака. Пленил аудиторию. И когда жалость к себе и досада в какой-то степени сменились любопытством, Рейми внезапно понял, что лицо Фарадея ему знакомо. Очень знакомо…
– Скажите, мистер Рейми, – спросил Фарадей, – чем вы собирались заниматься по окончании колледжа?
Рейми автоматически попытался пожать плечами, но мышцы никак не среагировали.
– Тем же, чем и любой двадцатидвухлетний человек. – Он не смог сдержать прозвучавшей в голосе горечи. – Делать свою жизнь.
– И имя, наверно, тоже? Добиться выдающихся успехов на избранном поле деятельности? Стать самым лучшим, самым ярким, самым уважаемым? – Он сделал крошечную паузу. – Или, возможно, стать первым?
Рейми нахмурился.
– Хватит ходить вокруг да около. К чему все это?
– Как я уже сказал, есть определенная возможность. – Фарадей положил руки на край ограждения кровати. Рейми увидел на его пальце деревянное кольцо. Необычное украшение. – Скажите, что вам известно о джанска?
– О джанска? Ну, это огромные, похожие на мант существа, плавающие в атмосфере Юпитера. – Рейми нахмурился. – Мы вступили с ними в контакт около двадцати лет назад и с тех пор поддерживаем его. Были попытки заключить торговые соглашения, но вроде бы им нечего нам предложить… – Внезапно в сознании у него что-то щелкнуло. Глава о джанска, упорные, но окончившиеся неудачей попытки Балрушки заключить с ними торговое соглашение. – Вы Джейкоб Фарадей. Тот самый Джейкоб Фарадей.
– Из экипажа зонда в составе Чиппавы и Фарадея, – сказал Фарадей, и легкая улыбка тронула уголки его губ. – Один из первых людей, вступивших в контакт с джанска. – Теперь в его улыбке ощущалась ирония. – Да, так оно и было.
– Они порвали ваш связующий линь. – Рейми изо всех сил пытался вспомнить детали. Большую часть соответствующей главы занимал Балрушка со своими торговыми переговорами, а о Чиппаве и фарадее упоминалось вскользь. – Один из молодых джанска врезался в него, а один из хищников…
– Вуука.
– Да… Вуука перегрыз его. Потом кто-то из старших джанска захватил вас или что-то в этом роде. Они посовещались и решили доставить вас наверх.
– Неплохо, – сказал Фарадей. – Все самое главное вы запомнили. А теперь настоящий тест. Помните имя человека, который в конце концов взломал языковый код джанска? А как звали двух женщин, составивших первый англо-джанска тональный словарь?
Рейми состроил гримасу.
– Вы, наверно, шутите. Конечно, нет.
– Именно это я и ожидал услышать, – ответил Фарадей. – Их не помнит никто, по крайней мере – из неспециалистов. Хотя совершенно очевидно, что исторически они сыграли очень важную роль. – Он снова улыбнулся, на этот раз как бы стремясь принизить собственную значимость. – Гораздо более важную, чем Скотто и я, если быть честным. Точно так же, как те, кто перевел языки первых переселенцев, были несравненно более важны для истории Америки, чем Христофор Колумб. Но все помнят Колумба, а их – нет. Почему? Потому что он был первым.
– Прекрасно, – сказал Рейми. – Согласен: быть первым – это прекрасно. Но расскажите мне и все остальное.
Фарадей поджал губы.
– Джанска сделали нам предложение. Мы считаем, что человек может… ну, говоря напрямую, стать джанска.
Рейми снова и снова прокручивал в сознании эти слова, просто для того, чтобы убедиться, что он не ослышался.
– И как именно может произойти это чудо второго рождения? – спросил он.
– Ну, на самом деле именно так, как вы сказали. Добровольца поместят в утробу беременной джанска, где он будет частично абсорбирован утробным плодом и потом «родится» в теле джанска.
– А как же физиологическая несовместимость? – спросил Рейми. Вопиющая оскорбительность этой идеи каким-то образом позволяла ему сохранять спокойствие. Не может быть, чтобы Фарадей говорил все это серьезно. – Биохимия джанска, скорее всего, несовместима с нашей.
– Да, несовместима, – согласился Фарадей. – На первых порах доброволец будет представлять собой гибрид: человеческий мозг и по большей части искусственный спинной мозг, помещенный в тело джанска. Еще будет система биотехнических органов, предназначенных для того, чтобы синтезировать питательные вещества из атмосферы Юпитера для поддержания жизни на этом этапе. Постепенно человеческие элементы атом за атомом, клеточка за клеточкой будут замещаться эквивалентами джанска, примерно как это происходит при петрификации дерева. В конце концов органы питания атрофируются, и доброволец превратится в настоящего джанска, сохранив первоначальную человеческую индивидуальность и воспоминания.
– И сколько времени, по их представлениям, будет идти этот процесс петрификации? – не без сарказма спросил Рейми. – Тысячу лет? Десять тысяч? Большинство биотехнических органов, о которых мне приходилось слышать, имеют примерно такой же срок жизни, как свежие фрукты.
– О, ученые значительно преуспели в этом, – заверил его Фарадей. – В особенности если иметь в виду реально существующие военные версии.
Рейми нахмурился.
– Вы хотите сказать, что это будет военный проект?
– Вовсе нет, – ответил Фарадей. – Конечно, служба безопасности Системы и «Скай-Лайт» будут участвовать в нем, но он проводится под непосредственным контролем Совета Пятисот.
– Итак, богатые политики вместо солдат, – сказал Рейми. – Несомненно, шаг вперед. Вы не ответили на мой вопрос.
– Сколько времени займет трансформация? – Фарадей пожал плечами. – Точно неизвестно, конечно. Однако судя по экспериментам на животных, что-то от восьми до двенадцати месяцев. На протяжении периода раннего детства джанска.
Рейми уставился на него, внезапно почувствовав, как перехватило горло.
– Вы это серьезно? – спросил он.
– Абсолютно серьезно, – ответил Фарадей, мерцая глазами. – Мы имеем шанс – вы имеете шанс – сделать что-то, чего не делал никто и никогда. Погрузиться в совершенно новую культуру, чужеземную культуру, и притом способом, прежде не доступным ни одному человеку. Слиться с другой расой, изучить ее изнутри. Только представьте себе, чему они могут научить вас в области философии, или социального взаимодействия или биохимии. Полученные и переданные вами знания могут оказать влияние на мировоззрение и поведение всех грядущих поколений человечества. – Он скупо улыбнулся Рейми. – И что касается вас, ваше имя встанет в один ряд с именами Марко Поло, Колумба и Нейла Армстронга. Навсегда.
– Да. И это ценой всего, что я когда-либо знал и имел. Чем я был.
Фарадей пожал плечами.
– Много ли из всего этого у вас осталось теперь?
– Много, – проворчал Рейми. – Карьера, к примеру. Она для меня не закрыта, раз я успел кончить колледж. Все, что требуется для работы в какой-нибудь бизнес-структуре, – это компьютер, офис и голова.
– Значит, именно этого вы хотите? – спросил Фарадей. – Работать в офисе весь день, в полном одиночестве?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54