Из остальных троим было за тридцать, а один был старик никак не моложе шестидесяти пяти.
Я посмотрел на них и понял, что поразило меня в Филиппе, что в нем было знакомо. Он был похож на меня. Они все были похожи на меня. Не в том смысле, что у нас были одинаковые черты лица, носы одного размера или один цвет волос, но в выражении лиц, в осанке было то общее, то не определимое, что отмечало нас как людей одной породы. Все мы были белые - это я заметил сразу. Цветных меньшинств среди нас не было. Но сходство было глубже, оно не ограничивалось расовой принадлежностью.
Все мы были Незаметные. Филипп представил меня остальным:
- Это человек, о котором я вам говорил. - Он показал на меня. - Которого я пас. Сегодня он наконец убрал своего босса. Теперь он один из нас.
С нервозной неловкостью я посмотрел на свои руки. В морщинах костяшек засохла кровь, вокруг ногтей тоже. Я заметил, что я все еще в костюме клоуна.
Остальные встали, улыбаясь и возбужденно разговаривая, стали пожимать мне руки и поздравлять по одному, а Филипп их представлял. Бастер был старик, бывший дворник. Молодые ребята были Джон, Джеймс, Стив и Томми. Джон и Томми работали продавцами в типовых магазинах, пока их не подобрал Филипп. Джеймс был менеджером по рассылке в “Пеннисейвере”. Стив работал регистратором в агентстве найма временной рабочей силы. Двое за тридцать были Билл и Дон, оба управленцы среднего звена - Билл в муниципалитете графства Орандж, Дон - в частной инвестиционной компании. Пит был строительным рабочим.
Вот это были мои товарищи.
- Садись, - сказал Филипп. - Он подтянул стул и посмотрел на меня. - Голодный? Есть хочешь?
Я кивнул, садясь рядом с ним. До меня дошло, что я в самом деле хочу есть. Я же не поел во время ленча, а это... возбуждение вызвало у меня волчий аппетит. Но ни одна официантка не посмотрела в нашу сторону с того момента, как мы вошли.
- Ты не волнуйся, - сказал Филипп, будто прочтя мои мысли. Он вышел на середину зала и встал перед пожилой толстой официанткой, которая направлялась в кухню. Она остановилась в последний момент, и на ее лице выразилось удивление, будто она только сейчас его увидела.
- Нас здесь обслужат? - громко спросил Филипп, показывая на наш стол, и глаза официантки проследили за его пальцем.
- Извините, - сказала она. - Я... вы готовы сделать заказ?
- Да.
Она прошла за Филиппом к нашему столу. Он заказал пирожок и чашку кофе, я - чизбургер с луком и большую кока-колу. Остальные уже ели, но попросили принести им еще попить.
Я оглядел своих собратьев-Незаметных. Все происходило так быстро... Мой мозг воспринимал информацию, но эмоции отставали на два-три такта. Я осознавал, что происходит, но не знал, как это воспринимать. Я смотрел на Джона и Томми - или на Томми и Джона, я не запомнил, кто из них кто, и пытался вспомнить, их ли я видел на улицах Ирвайна, когда прогуливал работу. Что-то было в них более знакомого, чем в других.
Так видел я их или нет?
Не один ли из них украл пиво в “Семь-одиннадцать”?
- О'кей, - улыбнулся Филипп. - Я знаю, что тебе все это внове, так что спрашивай, что хочешь спросить.
Я обводил взглядом лица. На них я не видел ни отстраненности, ни подозрительности, ни превосходства - только сочувственное понимание. Всем им было известно, через что я прошел и что сейчас чувствую. Они все через это прошли.
Я поймал себя на мысли, что ни один из них не похож на террориста. Наверное, Филипп среди них самый крутой, но даже он не выглядел достаточно злобным или фанатичным для настоящего террориста. Они вроде детей, подумал я. Притворяются. Играют роль.
Я вспомнил, что они, представляясь, называли свои прежние занятия, но никто не сказал, что они делают сейчас. Я прокашлялся.
- А где вы, э-э, работаете?
- Работаем? - засмеялся Бастер. - Мы не работаем. С этой фигней мы завязали.
- Нам нет нужды работать, - сказал Стив. - Мы - террористы.
- Террористы? В каком смысле? Что вы делаете? Живете где-то вместе, коммуной? Или собираетесь раз в неделю, или что?
Задавая этот вопрос, я смотрел на Стива, но он тут же перевел взгляд на Филиппа. Они все смотрели на Филиппа.
- Это не работа такая, - сказал Филипп. - Это не то, чем мы занимаемся. Это то, кто мы такие.
Остальные согласно кивнули, но никто не по желал ничего добавлять.
- Ты спросил, что мы делаем, - говорил Филипп, - где работаем. В этом-то и проблема. Большинство людей идентифицируют себя со своей работой. Без своей работы они просто пропадают. Это для них источник идентичности. Это определяет, кто они такие. Большинство из них ничего вообще не знает, кроме работы. Им нужна какая-то структура, которая дает смысл их жизни, ощущение наполненное™. Но насколько может наполнить жизнь работа секретаря? А когда твое время свободно, можешь делать что угодно! Ограничивает тебя только воображение. У большинства людей в жизни нет никакого смысла. Они не знают, почему находятся на своих местах, и им плевать. Но у нас есть шанс быть другими. Нам не надо постоянно себя занимать, убивать свое время, пока сами не умрем. Мы можем - жить!
Я вспомнил свои долгие выходные, утомительные отпуска. Я всегда был одним из тех, кто не может существовать вне структуры. Я оглядел лица моих товарищей по столу, Незаметных. Я знал, что и они когда-то были такими.
Но Филипп был прав. У нас есть шанс вырваться. Мы уже убивали. Каждый из нас за этим столом, тихий и симпатичный, такой на вид дружелюбный, кого-нибудь убил. Что же нам оставалось? Какие еще есть табу? Мы уже доказали, что не подчиняемся ограничениям общества. Я кивнул Филиппу. Он мне улыбнулся:
- Мы свободнее кого угодно, - сказал он. - Люди думают, будто то, что они делают - важно, будто они сами играют важную роль. Но мы-то лучше знаем. Есть продавщицы, которые выходят на работу сразу после родов, потому что убеждены: их работа очень важна и ценна, их вклад уникален, без них все рассыплется. А правда в том, что они - всего лишь винтики в машине. Уволься они или умри - на их место тут же встанет кто-то другой, и разницы под микроскопом не заметишь.
Вот почему мы благословенны. Нам показали, что мы - заменимы, никому не нужны. Мы освобождены для других дел, более великих.
- И что же мы делаем? - спросил я. - То есть что мы делаем в качестве террористов?
- Чего хотим, - ответил Бастер.
- Да, но чего мы хотим?
И снова все глаза повернулись к Филиппу.
Он выпрямился на стуле, явно наслаждаясь общим вниманием. Все это была его идея, его детище, и он им гордился. Он наклонился вперед, облокотившись на стол, и заговорил в скупой, но страстной манере лидера повстанцев, произносящего напутственную речь своим войскам. Он объяснил, что видит нас в роли мстителей. Мы узнали на себе угнетение со стороны известных, интеллектуальной и физической элиты. Мы узнали, каково это, когда тебя не видят, не замечают и видеть не хотят. И потому, говорил он, благодаря нашему опыту, благодаря испытанному нами унижению, поскольку мы видели общество с того конца плуга, куда лошадь запрягают, мы знаем, что нужно сделать. А он знает, как это сделать. Планирование и организация дадут нам внести в жизнь великие, великие перемены.
Все восторженно кивали, как истинные верующие - своему гуру, и у меня тоже внутри зашевелилась гордость. Но в то же время я спрашивал себя, действительно ли у всех у нас в сердцах такая утопическая цель.
Или просто мы хотим быть частью чего-то хотя бы раз в нашей жизни?
- Но мы и в самом деле террористы? - спросил я. - Мы устраиваем взрывы, похищения, и вообще... совершаем террористические акты?
Филипп с энтузиазмом кивнул.
- Мы начинаем с малого, прокладывая себе дорогу вверх. Мы не так уж давно вместе, но мы уже разгромили “Макдональдс”, “Кей-Март”, “Краун букс” и “Блокбастер-видео” - несколько из наиболее известных и узнаваемых фирменных марок. Изначально, как я уже указывал, наше намерение состояло в том, чтобы нанести удар нашим угнетателям, принести финансовый ущерб носителям известных имен, тем, кто поставил известных над неизвестными, но почти сразу мы поняли, что терроризм - это не более чем визитная карточка партизанской войны. Единственное его назначение - привлечь внимание к вопросу. Отдельные акты терроризма не могут вызвать постоянных, долговременных изменений, но могут осведомить о проблеме массы и привлечь к ней внимание широкой публики. Отвечая на твой вопрос, скажу: в нашем случае слово “террорист” - некоторое преувеличение. Мы ничего не взрывали, не похищали самолет, ничего такого. - Он усмехнулся и добавил: - Пока что.
- Пока что?
- Как я говорил, мы вырабатываем свой путь, проводя кампанию постепенной эскалации.
- И чего мы надеемся этим достичь?
Филипп с довольной улыбкой откинулся на спинку стула:
- Мы станем известными.
Официантка принесла еду и напитки, и я набросился на свой ленч, а разговор снова сполз от риторики, которая была выдана специально для меня, на более насущные дела или тривиальные личные вопросы.
В этом разговоре Филипп не участвовал. Он оставался вне его, над ним, и казалось, что он куда более знающий и мыслящий, чем все остальные.
Я доел пирог. Две официантки опустили шторы на западных окнах ресторана. Я посмотрел на стенные часы над кассой. Был четвертый час.
Оставалась еще одна вещь, которой я не знал, о которой не спросил, и о чем никто не вызвался ответить. Я положил вилку и сделал глубокий вдох:
- А кто мы такие? Мы такими родились? Или стали с годами? Что же мы собой представляем?
Я оглядел стол, но никто не хотел встретиться со мной взглядом. Всем почему-то было неловко.
- Мы - другие, - ответил Филипп.
- Но какие?
Молчание. Даже Филипп, впервые с той минуты, как окликнул меня на улице, был не так уверен в себе.
- Мы - Незаметные, - сказал Бастер.
- Это я знаю... - начал я. Осекся и посмотрел на него. - Где ты взял это слово - “Незаметные”? Кто его тебе сказал?
Он пожал плечами:
- Не знаю.
Филипп понял, к чему я веду.
- Да! - воскликнул он. - Мы все придумали это слово, разве нет? Каждый из нас нашел его сам.
- Я не знаю точно, что оно значит, - сказал я. - И значит ли что-нибудь. Но слишком это необычно, чтобы быть просто совпадением.
- Оно значит то, что мы в него вкладываем, - ответил Филипп. - Оно значит, что мы предназначены быть террористами.
- Перст судьбы! - провозгласил Томми или Джон.
Мне такой разговор был не по душе. Я не чувствовал себя избранным для чего бы то ни было, я не думал, что Бог собрал нас для какой-то специальной цели, и мысль, что есть какая-то ведущая нас сила, причина и воля, диктующая все наши действия, меня очень смущала.
Филипп посмотрел на часы.
- Становится поздно, - сказал он. - Нам пора бы двигаться.
Он вытащил из кармана двадцатку и бросил ее на стол.
- А этого хватит? - усомнился я.
Филипп улыбнулся:
- Неважно. Если не хватит, они все равно не заметят.
Мы расстались на автостоянке, договорившись встретиться на следующее утро в муниципальном суде Санта-Аны. Филипп сказал, что у него есть план, как сунуть гаечный ключ в механизм американского правосудия, и он хочет сделать небольшой эксперимент для проверки.
Он собирался ехать со Стивом, но вдруг повернулся ко мне.
- Ты с нами поедешь?
- Конечно, - сказал я.
Конечно.
Я убил человека сегодня утром, потом провел весь день с компанией людей, которых от Адама не знал и которые называли себя террористами, и я уже считаю себя одним из них, уже принимаю участие в их действиях, как будто это самая естественная в мире вещь.
- Заеду за тобой в полвосьмого, - сказал Филипп. - Где-нибудь перекусим.
- О'кей.
И я поехал домой.
На следующее утро они заявились в четверть восьмого. Все вместе, и ждали под моей дверью. Я только вылез из душа и одевался, поэтому открыл дверь в джинсах без рубашки. И обрадовался, когда их увидел. Почти всю ночь я провертелся без сна, пытаясь понять, почему я не проявил большей подозрительности, большего любопытства, большего... еще чего-нибудь. Почему я принял террористов на “ура” и пошел с ними в ногу; но, когда я увидел их снова, все эти вопросы и рассуждения стали несущественны. Я был одним из них, и таково было мое ощущение. За всю свою жизнь я никогда не был частью чего-то большего, и приятно было знать, что есть еще такие же точно люди, как я.
И я был рад их видеть до глупости, и я широко ухмыльнулся и пригласил их войти. Все восемь набились в мою пеструю гостиную.
- Ух ты! - сказал Джеймс, любуясь. - Классный интерьер.
Я оглядел свою квартиру его глазами, и впервые за все время с тех пор, как я ее обставил, она показалась классной и мне самому.
Я оделся и причесался, и мы поехали есть в “Макдональдс”. На трех машинах. Мы с Джеймсом поехали в “дарте” Филиппа.
Было так, будто мы всегда друг друга знали. Со мной не обращались как с посторонним или новичком, и я себя таковым не чувствовал. Я сразу ассимилировался в группе, и с моими новыми друзьями мне было уютно; это было мое место в жизни.
Даже не с друзьями.
С братьями.
Суд начинался только в девять, но мы приехали раньше, в полдевятого, и Филипп вытащил из багажника большую брезентовую сумку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Я посмотрел на них и понял, что поразило меня в Филиппе, что в нем было знакомо. Он был похож на меня. Они все были похожи на меня. Не в том смысле, что у нас были одинаковые черты лица, носы одного размера или один цвет волос, но в выражении лиц, в осанке было то общее, то не определимое, что отмечало нас как людей одной породы. Все мы были белые - это я заметил сразу. Цветных меньшинств среди нас не было. Но сходство было глубже, оно не ограничивалось расовой принадлежностью.
Все мы были Незаметные. Филипп представил меня остальным:
- Это человек, о котором я вам говорил. - Он показал на меня. - Которого я пас. Сегодня он наконец убрал своего босса. Теперь он один из нас.
С нервозной неловкостью я посмотрел на свои руки. В морщинах костяшек засохла кровь, вокруг ногтей тоже. Я заметил, что я все еще в костюме клоуна.
Остальные встали, улыбаясь и возбужденно разговаривая, стали пожимать мне руки и поздравлять по одному, а Филипп их представлял. Бастер был старик, бывший дворник. Молодые ребята были Джон, Джеймс, Стив и Томми. Джон и Томми работали продавцами в типовых магазинах, пока их не подобрал Филипп. Джеймс был менеджером по рассылке в “Пеннисейвере”. Стив работал регистратором в агентстве найма временной рабочей силы. Двое за тридцать были Билл и Дон, оба управленцы среднего звена - Билл в муниципалитете графства Орандж, Дон - в частной инвестиционной компании. Пит был строительным рабочим.
Вот это были мои товарищи.
- Садись, - сказал Филипп. - Он подтянул стул и посмотрел на меня. - Голодный? Есть хочешь?
Я кивнул, садясь рядом с ним. До меня дошло, что я в самом деле хочу есть. Я же не поел во время ленча, а это... возбуждение вызвало у меня волчий аппетит. Но ни одна официантка не посмотрела в нашу сторону с того момента, как мы вошли.
- Ты не волнуйся, - сказал Филипп, будто прочтя мои мысли. Он вышел на середину зала и встал перед пожилой толстой официанткой, которая направлялась в кухню. Она остановилась в последний момент, и на ее лице выразилось удивление, будто она только сейчас его увидела.
- Нас здесь обслужат? - громко спросил Филипп, показывая на наш стол, и глаза официантки проследили за его пальцем.
- Извините, - сказала она. - Я... вы готовы сделать заказ?
- Да.
Она прошла за Филиппом к нашему столу. Он заказал пирожок и чашку кофе, я - чизбургер с луком и большую кока-колу. Остальные уже ели, но попросили принести им еще попить.
Я оглядел своих собратьев-Незаметных. Все происходило так быстро... Мой мозг воспринимал информацию, но эмоции отставали на два-три такта. Я осознавал, что происходит, но не знал, как это воспринимать. Я смотрел на Джона и Томми - или на Томми и Джона, я не запомнил, кто из них кто, и пытался вспомнить, их ли я видел на улицах Ирвайна, когда прогуливал работу. Что-то было в них более знакомого, чем в других.
Так видел я их или нет?
Не один ли из них украл пиво в “Семь-одиннадцать”?
- О'кей, - улыбнулся Филипп. - Я знаю, что тебе все это внове, так что спрашивай, что хочешь спросить.
Я обводил взглядом лица. На них я не видел ни отстраненности, ни подозрительности, ни превосходства - только сочувственное понимание. Всем им было известно, через что я прошел и что сейчас чувствую. Они все через это прошли.
Я поймал себя на мысли, что ни один из них не похож на террориста. Наверное, Филипп среди них самый крутой, но даже он не выглядел достаточно злобным или фанатичным для настоящего террориста. Они вроде детей, подумал я. Притворяются. Играют роль.
Я вспомнил, что они, представляясь, называли свои прежние занятия, но никто не сказал, что они делают сейчас. Я прокашлялся.
- А где вы, э-э, работаете?
- Работаем? - засмеялся Бастер. - Мы не работаем. С этой фигней мы завязали.
- Нам нет нужды работать, - сказал Стив. - Мы - террористы.
- Террористы? В каком смысле? Что вы делаете? Живете где-то вместе, коммуной? Или собираетесь раз в неделю, или что?
Задавая этот вопрос, я смотрел на Стива, но он тут же перевел взгляд на Филиппа. Они все смотрели на Филиппа.
- Это не работа такая, - сказал Филипп. - Это не то, чем мы занимаемся. Это то, кто мы такие.
Остальные согласно кивнули, но никто не по желал ничего добавлять.
- Ты спросил, что мы делаем, - говорил Филипп, - где работаем. В этом-то и проблема. Большинство людей идентифицируют себя со своей работой. Без своей работы они просто пропадают. Это для них источник идентичности. Это определяет, кто они такие. Большинство из них ничего вообще не знает, кроме работы. Им нужна какая-то структура, которая дает смысл их жизни, ощущение наполненное™. Но насколько может наполнить жизнь работа секретаря? А когда твое время свободно, можешь делать что угодно! Ограничивает тебя только воображение. У большинства людей в жизни нет никакого смысла. Они не знают, почему находятся на своих местах, и им плевать. Но у нас есть шанс быть другими. Нам не надо постоянно себя занимать, убивать свое время, пока сами не умрем. Мы можем - жить!
Я вспомнил свои долгие выходные, утомительные отпуска. Я всегда был одним из тех, кто не может существовать вне структуры. Я оглядел лица моих товарищей по столу, Незаметных. Я знал, что и они когда-то были такими.
Но Филипп был прав. У нас есть шанс вырваться. Мы уже убивали. Каждый из нас за этим столом, тихий и симпатичный, такой на вид дружелюбный, кого-нибудь убил. Что же нам оставалось? Какие еще есть табу? Мы уже доказали, что не подчиняемся ограничениям общества. Я кивнул Филиппу. Он мне улыбнулся:
- Мы свободнее кого угодно, - сказал он. - Люди думают, будто то, что они делают - важно, будто они сами играют важную роль. Но мы-то лучше знаем. Есть продавщицы, которые выходят на работу сразу после родов, потому что убеждены: их работа очень важна и ценна, их вклад уникален, без них все рассыплется. А правда в том, что они - всего лишь винтики в машине. Уволься они или умри - на их место тут же встанет кто-то другой, и разницы под микроскопом не заметишь.
Вот почему мы благословенны. Нам показали, что мы - заменимы, никому не нужны. Мы освобождены для других дел, более великих.
- И что же мы делаем? - спросил я. - То есть что мы делаем в качестве террористов?
- Чего хотим, - ответил Бастер.
- Да, но чего мы хотим?
И снова все глаза повернулись к Филиппу.
Он выпрямился на стуле, явно наслаждаясь общим вниманием. Все это была его идея, его детище, и он им гордился. Он наклонился вперед, облокотившись на стол, и заговорил в скупой, но страстной манере лидера повстанцев, произносящего напутственную речь своим войскам. Он объяснил, что видит нас в роли мстителей. Мы узнали на себе угнетение со стороны известных, интеллектуальной и физической элиты. Мы узнали, каково это, когда тебя не видят, не замечают и видеть не хотят. И потому, говорил он, благодаря нашему опыту, благодаря испытанному нами унижению, поскольку мы видели общество с того конца плуга, куда лошадь запрягают, мы знаем, что нужно сделать. А он знает, как это сделать. Планирование и организация дадут нам внести в жизнь великие, великие перемены.
Все восторженно кивали, как истинные верующие - своему гуру, и у меня тоже внутри зашевелилась гордость. Но в то же время я спрашивал себя, действительно ли у всех у нас в сердцах такая утопическая цель.
Или просто мы хотим быть частью чего-то хотя бы раз в нашей жизни?
- Но мы и в самом деле террористы? - спросил я. - Мы устраиваем взрывы, похищения, и вообще... совершаем террористические акты?
Филипп с энтузиазмом кивнул.
- Мы начинаем с малого, прокладывая себе дорогу вверх. Мы не так уж давно вместе, но мы уже разгромили “Макдональдс”, “Кей-Март”, “Краун букс” и “Блокбастер-видео” - несколько из наиболее известных и узнаваемых фирменных марок. Изначально, как я уже указывал, наше намерение состояло в том, чтобы нанести удар нашим угнетателям, принести финансовый ущерб носителям известных имен, тем, кто поставил известных над неизвестными, но почти сразу мы поняли, что терроризм - это не более чем визитная карточка партизанской войны. Единственное его назначение - привлечь внимание к вопросу. Отдельные акты терроризма не могут вызвать постоянных, долговременных изменений, но могут осведомить о проблеме массы и привлечь к ней внимание широкой публики. Отвечая на твой вопрос, скажу: в нашем случае слово “террорист” - некоторое преувеличение. Мы ничего не взрывали, не похищали самолет, ничего такого. - Он усмехнулся и добавил: - Пока что.
- Пока что?
- Как я говорил, мы вырабатываем свой путь, проводя кампанию постепенной эскалации.
- И чего мы надеемся этим достичь?
Филипп с довольной улыбкой откинулся на спинку стула:
- Мы станем известными.
Официантка принесла еду и напитки, и я набросился на свой ленч, а разговор снова сполз от риторики, которая была выдана специально для меня, на более насущные дела или тривиальные личные вопросы.
В этом разговоре Филипп не участвовал. Он оставался вне его, над ним, и казалось, что он куда более знающий и мыслящий, чем все остальные.
Я доел пирог. Две официантки опустили шторы на западных окнах ресторана. Я посмотрел на стенные часы над кассой. Был четвертый час.
Оставалась еще одна вещь, которой я не знал, о которой не спросил, и о чем никто не вызвался ответить. Я положил вилку и сделал глубокий вдох:
- А кто мы такие? Мы такими родились? Или стали с годами? Что же мы собой представляем?
Я оглядел стол, но никто не хотел встретиться со мной взглядом. Всем почему-то было неловко.
- Мы - другие, - ответил Филипп.
- Но какие?
Молчание. Даже Филипп, впервые с той минуты, как окликнул меня на улице, был не так уверен в себе.
- Мы - Незаметные, - сказал Бастер.
- Это я знаю... - начал я. Осекся и посмотрел на него. - Где ты взял это слово - “Незаметные”? Кто его тебе сказал?
Он пожал плечами:
- Не знаю.
Филипп понял, к чему я веду.
- Да! - воскликнул он. - Мы все придумали это слово, разве нет? Каждый из нас нашел его сам.
- Я не знаю точно, что оно значит, - сказал я. - И значит ли что-нибудь. Но слишком это необычно, чтобы быть просто совпадением.
- Оно значит то, что мы в него вкладываем, - ответил Филипп. - Оно значит, что мы предназначены быть террористами.
- Перст судьбы! - провозгласил Томми или Джон.
Мне такой разговор был не по душе. Я не чувствовал себя избранным для чего бы то ни было, я не думал, что Бог собрал нас для какой-то специальной цели, и мысль, что есть какая-то ведущая нас сила, причина и воля, диктующая все наши действия, меня очень смущала.
Филипп посмотрел на часы.
- Становится поздно, - сказал он. - Нам пора бы двигаться.
Он вытащил из кармана двадцатку и бросил ее на стол.
- А этого хватит? - усомнился я.
Филипп улыбнулся:
- Неважно. Если не хватит, они все равно не заметят.
Мы расстались на автостоянке, договорившись встретиться на следующее утро в муниципальном суде Санта-Аны. Филипп сказал, что у него есть план, как сунуть гаечный ключ в механизм американского правосудия, и он хочет сделать небольшой эксперимент для проверки.
Он собирался ехать со Стивом, но вдруг повернулся ко мне.
- Ты с нами поедешь?
- Конечно, - сказал я.
Конечно.
Я убил человека сегодня утром, потом провел весь день с компанией людей, которых от Адама не знал и которые называли себя террористами, и я уже считаю себя одним из них, уже принимаю участие в их действиях, как будто это самая естественная в мире вещь.
- Заеду за тобой в полвосьмого, - сказал Филипп. - Где-нибудь перекусим.
- О'кей.
И я поехал домой.
На следующее утро они заявились в четверть восьмого. Все вместе, и ждали под моей дверью. Я только вылез из душа и одевался, поэтому открыл дверь в джинсах без рубашки. И обрадовался, когда их увидел. Почти всю ночь я провертелся без сна, пытаясь понять, почему я не проявил большей подозрительности, большего любопытства, большего... еще чего-нибудь. Почему я принял террористов на “ура” и пошел с ними в ногу; но, когда я увидел их снова, все эти вопросы и рассуждения стали несущественны. Я был одним из них, и таково было мое ощущение. За всю свою жизнь я никогда не был частью чего-то большего, и приятно было знать, что есть еще такие же точно люди, как я.
И я был рад их видеть до глупости, и я широко ухмыльнулся и пригласил их войти. Все восемь набились в мою пеструю гостиную.
- Ух ты! - сказал Джеймс, любуясь. - Классный интерьер.
Я оглядел свою квартиру его глазами, и впервые за все время с тех пор, как я ее обставил, она показалась классной и мне самому.
Я оделся и причесался, и мы поехали есть в “Макдональдс”. На трех машинах. Мы с Джеймсом поехали в “дарте” Филиппа.
Было так, будто мы всегда друг друга знали. Со мной не обращались как с посторонним или новичком, и я себя таковым не чувствовал. Я сразу ассимилировался в группе, и с моими новыми друзьями мне было уютно; это было мое место в жизни.
Даже не с друзьями.
С братьями.
Суд начинался только в девять, но мы приехали раньше, в полдевятого, и Филипп вытащил из багажника большую брезентовую сумку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48