Лапы были пугающе длинными, а то, что служило ему кистями и стопами, - безразмерными. В хторранской экологии горпы были чем-то вроде распространителей наркотиков.
Их окраска варьировала от пронзительно-оранжевой до мерцающе-коричневой. Иногда они ковыляли в стоячем положении, но чаще всего неуклюже переваливались на всех четырех. Из-за того, что передвигались они медленно, как медведь коала, их ошибочно принимали за безобидных тварей. Ошибка эта не относилась к разряду тех, которые совершают дважды. Безобидности у горпов было не больше, чем у носорога. Воспринимайте горпа как гигантского, бешеного, психопатического, мутантно-го гидроцефала орангутанга - и вы попадете в точку. Но даже это чересчур лестная характеристика - в плохой день горп выглядел еще хуже.
Не то чтобы он мог причинить физический ущерб - это случалось, если его тревожили достаточно долго, - нет, настоящую опасность таил букет его ароматов, от которых и булыжник покрылся бы волдырями. То, что происходило с легкими при вдыхании его концентрированной вони, заведомо означало смерть.
Горп знал только два слова: «Горп?» и «Горт!». Первое напоминало вопрос - нечто среднее между зевком и лаем. Второе - низкий рокот - обычно считалось предупреждающим рычанием.
Горпы были самыми большими неряхами в хторранской экологии. Они коверкали все, кчему приближались. Стоило пройти стаду горпов - и окрестности напоминали арену кровомщения в промежутке между двумя ураганами. Так они поступали не от злобы - просто это была развитая до предела любознательность голодного трупо- еда. Даже то немногое, что горпы иногда не трогали, потом неделями источало невероятный смрад.
Присутствие горпов всегда считалось плохим признаком. Сами по себе они не представляли особой опасности - далеко распространяющийся запах обычно предупреждал, что вам следует убраться подобру-поздорову в другой штат, прежде чем они объявятся где-нибудь поблизости. Даже если у вас не хватало сообразительности, медлительность горпов позволяла держаться в стороне от их маршрута. Тот, кто попадался горпу, поступал так намеренно.
Но присутствие этих тварей почти всегда означало, что где-то рядом находится либо большое поселение червей, либо роща волочащихся деревьев. Скорее, волочащиеся деревья. Хотя горпы предпочитали питаться тем, что оставалось после червей, безопаснее было двигаться за волочащимися деревьями. Вкусы горпов не отличались привередливостью, отсюда и пошло армейское прозвище.
Мой наушник неожиданно запищал.
- Маккарти на связи, - отозвался я.
- Что это, капитан?
Голос принадлежал Беллусу, майору Роберту Е. Беллу-су, официально - просто наблюдателю. Что он делал здесь неофициально, я не знал, но кое о чем догадывался. Впервые я увидел его всего три дня назад. Сейчас он ехал в замыкающем транспорте - весьма комфортабельном.
- Ничего, сэр.
- Но запах?..
- Это горпы, или горты, или трупоеды. Но, вероятно, за много миль отсюда. По-видимому, идут по следу добычи. Известны случаи, когда их вонь регистрировали за сотни километров. Скайболы не показывают ничего в радиусе пяти километров, но обзору сильно мешает дымка.
- Переключитесь на спутниковое наблюдение и сканируйте…
- Уже сделано, сэр, - терпеливо сказал я. - Признаков мандалы в этом секторе нет. Ни скоплений, ни отдельных гнезд. Вообще никаких признаков червей. Либо мы обоняем кочующее стадо горпов, в чем я сомневаюсь, либо они идут следом за рощей волочащихся деревьев, что кажется мне более вероятным. В данный момент скайболы сканируют местность в поисках стада, сэр, - - добавил я.
Беллус замолчал.
Я знал, о чем он сейчас Думает. Три дня назад майор неожиданно взял руководство рейдом на себя, произнеся при этом обнадеживающие слова: «Я здесь всего лишь наблюдатель, вы меня поняли?» Я понял. Он собирался командовать, а моя обязанность состояла в том, чтобы при этом он выглядел как можно лучше. Сейчас Беллус раздумывал, отшлепать ли меня за нарушение субординации или же, наоборот, поблагодарить за выполнение непосредственной работы.
- Прекрасно. Продолжайте, - кисло проговорил он.
Все правильно.
Прежде чем отправиться сюда на бронетранспортерах и танках, мы послали в этот район тридцать шесть пауков и более сотни скайболов. По крайней мере, трое суток назад здесь не было ни червей, ни людей. Несколько разбитых дорог, редкие развалины - и никаких признаков жизни после дефолиации.
Боевые пауки теперь запрограммированы на автоматическое сжигание червей, равно как и людей, встреченных в районах, которые официально числились под контролем ренегатов, но их пока не нацеливали на волочащиеся деревья. Сама программа еще не умела перенастраиваться, а в Окленде по-прежнему предпочитали не рисковать.
К сожалению, волочащиеся деревья, как выяснилось, представляли собой почти такую же опасность, как черви с ренегатами. Они были высокими и напоминали фикусы с перекрученными колоннообразными стволами; от разветвления ствола вверх тянулись толстые канаты сучьев, переплетающиеся с темными, похожими на змей лианами. Волочащиеся деревья всегда были усыпаны всевозможными симбиотическими организмами, так что ни одно не походило на другое. Одни были высокими и темными, с большими, словно полированными листьями под тончайшей кружевной сетью, другие - сухими и остистыми, но опушенными розовыми махровыми хохолками распускающихся цветков, третьи напоминали огородные пугала из лоскутов разного цвета - с их верхушек словно низвергался каскад знамен и покрывал.
Эту рощу ни с чем не спутаешь. Но пейзаж, на фоне которого они кочевали, был уже не вполне земной, усеянный въедливыми пятнами заражения. Красная кудзу и пестрая стелющаяся лоза, норичник холодного голубого цвета и жирные фиолетовые грибы, черный кровососущий плющ и бродячая хторранская ягода - все это распространялось со скоростью пакостной сплетни. Там, где прокатилась волна заражения, деревья, здания, дорожные знаки, валуны, брошенные машины - все подряд выглядело буфами на ровном месте, различающимися только высотой и формой. Так что определить, что вон тот бугор - волочащееся дерево, практически невозможно.
Единственный надежный способ засечь его - - выждать, когда оно двинется.
В этом заключалась другая проблема волочащихся деревьев: они не стояли на месте.
При обнаружении волочащегося дерева или рощи уничтожать их следовало немедленно. Возвращаться туда потом - напрасный труд. Через три часа волочащееся дерево оказывалось в полукилометре от этого места, причем в любом направлении, а через день - на расстоянии до двух километров. На пересеченной местности любой вид поиска затруднен, если вообще возможен.
Впрочем, и это не имело смысла. Даже если бы мы смогли очистить всю территорию, тщательно ее прочесав и спалив все, что шевелится, неделю спустя в этом же секторе будет брести, по меньшей мере, дюжина новых волочащихся деревьев.
У доктора Зимф появилась теория, что пути миграции волочащихся деревьев находятся в процессе становления, и, пометив их, можно проследить весь маршрут. Генерал Уэйнрайт, главнокомандующий района, отказывался верить, что хторранские организмы имеют шанс закрепить свои биологические циклы и тем более замкнуть пути миграций. Доктор Зимф и генерал провели несколько восхитительных дискуссий по этому поводу Я поприсутствовал на двух, прежде чем понял, что на их беседах лучше держаться поближе к выходу.
Антагонизм военных и ученых заметно прогрессировал. Армейские хотели крушить и жечь. Ученые - исследовать. Что до меня, то я все больше становился шизофреником, имея возможность наблюдать противостояние с обеих сторон: ведь я числился научным советником, приданным армии, за исключением того времени, когда был офицером, посланным с научным заданием. А еще я наблюдал нечто тревожное. Три года назад все были напуганы хторранским вторжением, все искали пути, чтобы остановить его; наиглавнейшим приоритетом пользовалась разработка оружия, способного уничтожать червей. Каждый ученый, которого я встречал, интересовался проблемами сдерживания и обуздания агрессора.
А сейчас произошел сдвиг… в «сфере сознания». Черви стали «неотъемлемой частью нашего перцептуального восприятия окружающей среды». Их присутствие мы принимали как реальность и, следовательно, утрачивали решимость сопротивляться, рассуждая вместо этого только о том, как пережить неотвратимую агрессию. Не нравился мне этот «сдвиг» и не нравились подобные разговоры. Следующим шагом будут рассуждения о возможностях «кооперирования с хторранской экологией».
Однажды я наблюдал такого рода «кооперацию», и увидеть ее снова мне бы не хотелось.
Машинально проверив пульс и обнаружив, что начинаю нервничать, я заставил себя откинуться на спинку сиденья и быстро проделал дыхательную гимнастику. Один абрикос с мороженым. Два банана с шоколадным кремом. Три вафли с ананасовой начинкой. Четыре груши с грецкими орехами. Пять… что там вкусненького на букву "д"? Динозавры. Пять динозавров с подливкой из носорога… Шесть единоутробных енотов с ежевикой. Семь жареных жирных жаб. Восемь заскорузлых закакан-ных… Ладно, ерунда.
Мы забрались еще глубже в смрад. Кондиционер не помогал, стало лишь прохладнее. Кислородные маски тоже не защищали: ты находился как бы в герметичном мешке с концентрированной вонью. Освежители воздуха не выручали. На старый запах накладывался новый, а получающаяся в результате смесь - просто фантастическая - была еще хуже. Когда-нибудь кто-нибудь получит Нобелевскую премию за теорию, которая сможет объяснить эту выжигающую слизистую носоглотки напасть. Так и будет, если к тому времени останется в живых хоть кто-нибудь, чтобы вручить премию.
Самое поганое заключалось в том, что к запаху нельзя было привыкнуть.
Теперь стали попадаться большие пурпурные пятна, покрывающие складчатые склоны холмов. Они пузырились ярко-красными хторранскими ягодами, собранными в жирные желеподобные грозди. Ягоды можно было есть сырыми; терпкие, сладкие и кислые в одно и то же время, они напоминали что-то вроде вишни с кислой капустой - поистине изысканный вкус. Но, к несчастью, в дополнение к нему ягоды содержали в себе яйца ядовитых жигалок. Когда в вашем желудке из них вылуплялись личинки - это было как-то связано с действием желудочного сока, - то результатом был крайне неприятный вариант паразитарной желудочной инвазии.
С помощью очень сильных щипчиков, или мандибул, личинки жигалок прикреплялись к слизистой желудка и, питаясь вашими соками, росли. Достигнув определенного размера, они отрывались, проходили через нижние отделы кишечника, окукливались, чтобы избежать контакта с воздухом, и спустя месяц или год, в зависимости от сезона, из коконов вылетали назойливые москитоподоб-ные насекомые, готовые отложить новые яйца в очередную гроздь спелых хторранских ягод. Тем временем ранки, оставленные личинками в вашем желудке, гноились, превращаясь в язвы, от которых можно было умереть. Многие и умирали. Медленнее и с гораздо большими мучениями, чем в пасти взрослого хторранина - но так же неотвратимо. Если бы мне предложили выбор, я предпочел бы быть сожранным одним червем за один раз, а не разъеденным множеством изнутри.
Между тем находились агрономы, ищущие возможности сделать хторранскую ягоду безопасным продуктом питания. Ягоды могли стать богатым источником витамина С, к тому же культивировать их было проще, чем цитрусовые. На волне хторранского заражения возникали новые отрасли производства. Японцы даже нашли способ готовить суши1; я слышал, что по вкусу оно напоминает осьминога, только немного жестче. Те же японцы обнаружили, что хторранский жир - превосходный заменитель китового; жаль только, что на свете осталось слишком мало японцев, чтобы истребить всех хторран столь же успешно, как им удалось проделать это с китообразными.
Но как бы там ни было, я не рискнул бы путешествовать по этим холмам, кроме как на танке. Нижний ярус растительности, вероятно, кишел тысяченожками - в это время года они откармливаются на хторранской ягоде. Их привлекает ее запах. Я имел несчастье убедиться в этом пять лет назад в лагере «Альфа-Браво» в Скалистых горах. Тысяченожки явно ничего не имели против хронического заражения кишечными паразитами - или же, учитывая сильную кислотность их желудочного сока, паразиты не имели шансов там выжить. Кто знает? Слишком много вопросов требовало ответа, а ученых не хватало.
Где бы ни встречалась проплешина в стелющемся покрывале, где бы я ни видел участки голой почвы, на них то тут, то там первыми паукообразными пятнами розового и голубого цвета уже заявлял о себе хторранский норичник. Эти лишенные корней бродяги питались чем попало: гниющими останками, другими растениями, даже промышленными отходами - всем подряд, что встречалось на пути.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91