Прицепом шли тарелки с аккуратным, мелким молодым картофелем, молодой кукурузой, свежим горошком и зеленым сладким картофелем, тушенным в масле и сверху посыпанным сахаром, корицей, изюмом и орехами пекан. Под барашка и говядину Фауст налил «Шато Мутон-Ротшильд» двадцатилетней выдержки, загадочно темное и восхитительно красное. На мой вопрос: «Оно так же хорошо, как лафит „Ротшильд“?» - он лишь прищурился и фыркнул. Я решил держать язык за зубами, не мешать его работе и сосредоточиться на своей, которая в данный момент заключалась в изощренных движениях ножа и вилки..
На десерт - Лиз едва не свалилась со стула и закричала, увидев его, - подали влажно блестевший шоколадный торт со сладкой корочкой толще кровельной дранки, мороженое с черным шоколадным кремом, классическое французское шоколадное мороженое с таким содержанием жира, что в Калифорнии его запретили бы, шоколадный мусс а-ля Бульвинкль, облитый взбитыми сливками и обсыпанный хрустящими шоколадными иголочками, фрукты в шоколаде (землянику, дольки апельсина, вишни и персики) и в довершение всего - невероятных размеров вазу, доверху заполненную шоколадными трюфелями со светящимися голографическими картинками, выдавленными на них. А по краям снова цветы, разнообразные сыры, фрукты, шербеты, которые должны были служить прокладками. Глаза у Лиз остекленели. Я был ошеломлен, ошеломлен и еще раз ошеломлен. Какие бы волнения ни испытывал любой из нас за этим столом ранее, все они были смыты потрясающим каскадом шоколадных чудес, которые кондитер гордо подкатил к нам. Фауст открыл бутылку тридцатилетнего «Шато д'Икем». Оно содержало столько сахара, что по вязкости приближалось к сиропу. Между нами говоря, я предпочел бы полить им блины. Но все-таки у меня хватило соображения не ляпнуть это Фаусту.
А потом, неожиданно - появился кофе!
Горячий кофе! Настоящий кофе! Из колумбийских зерен! Свежемолотых! Я вдыхал запах, как память золотого века! Здесь, должно быть, разместилось местное отделение рая! Аромат был такой густой, что по нему можно было залезть наверх. Я застонал, когда Шон наливал его в чашечку из турки. Поднимающийся пар извивался в восхитительнейших корчах восторга. Я даже не помнил, сколько времени обходился без этого густого насыщенного аромата. Боялся попробовать его - просто смотрел в изумлении.
- Пейте, - подбодрил меня Шон. Он улыбался, словно принес рождественский подарок.
Медленно, обеими руками, я поднял чашку и держал ее перед собой, вдыхая невероятный забытый запах. Наконец отпил первый глоток и чуть не потерял сознание от глубины ощущения.
- О да! - ликуюше воскликнул я. - Да!
Лиз меня понимала. Она слизывала шоколад с пальцев в забавном приступе жадности.
- М-м, это даже лучше секса, - решила она и тут же покраснела.
- Вечер еще не закончился, - заметил я. - Не делай поспешных выводов.
- Ты посмотри на нас, - засмеялась она. - Мы ведем себя как дети.
- Мы ведем себя как поросята.
- И-и-и, и-и-и, - согласилась Лиз.
Капитан Харбо держалась так, словно смерть от переедания шоколада была на борту обычным делом.
- Не стесняйтесь, - подбодрила она. - Там, откуда это взялось, еще много. - Но мы-то с Лиз не сомневались, что она заказала эту роскошь специально в качестве свадебного подарка. - Я боюсь, - конспираторски зашептала она, - что вас отсюда не выпустят, пока вы не отведаете от каждого десерта на тележке. - И еще больше понизила голос: - Генри очень обидчив. Вот он, тот, что держит большой тесак.
- Вы суровый бригадир, леди, - рассмеялась Лиз. - Так мы пробудем здесь всю ночь.
Капитан Харбо похлопала ее по руке.
- Все мое время и весь шоколад - ваши. Сегодня ваша свадьба.
От нее требовались только эти слова. Неожиданно Лиз расплакалась.
- Это самая лучшая свадьба из всех, какие у меня были. Она шмыгнула носом и заморгала. Потом смутилась.
Фауст поставил перед нами два больших, суженных кверху бокала для бренди.
- Простите, - всхлипнула Лиз, махнув рукой. - По-моему, я пьяна.
- Надеюсь, что так, - заметил Фейст, или Фауст, или кто он там был, с невозмутимым видом. - Иначе весь вечер пошел бы насмарку.
Когда Лиз наконец перестала смеяться - и плакать, - она в последний раз вытерла глаза и воскликнула: - Ой! Ой! Пожалуйста, не смешите меня больше. Я не выдержу.
Фауст поставил откупоренную бутылку на стол и сказал: - «Наполеон», выдержка шестьдесят лет. Это бренди вполне подходит для рюмочки на ночь.
Мы с Лиз ошеломленно уставились друг на друга.
- Подходит? - переспросила она. - Вы преуменьшаете. Я не представляю себе, что может быть лучше.
- Я могу, - сухо заметил Фауст. - Я должен был подать «Ниерштайне Клостергартен Сильванер унд Хкж-сельребе Трокенбееренауслезе» урожая 1971 года вместо «Шато д'Икем» к шоколаду. Увы… - Он вздохнул и посмотрел так, словно просил прощения. - Было разлито всего двести пятьдесят бутылок этого отборного сухого вина, и последнее мы подали императору Японии. Я не уверен, что он смог оценить его, однако… в дипломатических интересах… ладно, не обращайте внимания. Каждый старается как может.
И он удалился.
Мы с Лиз больше не могли сдержаться и расхохотались ему вслед. А потом посмотрели на капитана Харбо.
- Спасибо вам, спасибо и еще раз спасибо за обед - и развлечение. Он изумителен!
- Он адекватен, - поправила капитан Харбо. - Я и сама думаю, что ему не следовало упоминать этот «Тро-кенбееренауслезе», но… в наше время так трудно найти хорошего помощника. - Она говорила это совершенно серьезным тоном, но в ее глазах мерцал озорной огонек. - Я собираюсь оставить вас одних. Это ваша первая брачная ночь. Наслаждайтесь видом сколько хотите. Когда пожелаете вернуться в свою каюту, Шон проводит вас. Если понадобится что-нибудь еще, позвоните в этот колокольчик. Пошли, Генри. Обещаю, что генерал Тирелли не нанесет оскорбления твоему шоколадному буйству. Возможно даже, тебе придется отвозить ее в каюту на тележке.
Когда они ушли, я посмотрел на Лиз.
- Потрясающая леди.
- Ты тоже заметил, да? Открой-ка рот. Попробуй вот это…
- М-мф. С-см-т. Гм-мд.. - После долгих секунд смакования я произнес: - Ты была права. Я только что пережил свой первый оральный оргазм.
Чуть в стороне от веранды виднелись три ступеньки, ведущие вниз, к уединенной скамейке, на которую мы и сели, допивая кофе и глядя в темную амазонскую ночь. Лиз положила голову на мое плечо, и мы просто отдыхали, отдавшись приятному чувству, оставшемуся от фантастического вечера.
- Я даже не представляла, что можно получить такое удовольствие не раздеваясь, - сказала Лиз.
- Как ты думаешь, почему они все это устроили? - спросил я.
Лиз ответила не сразу. Она знала ответ, просто ей не хотелось говорить об этом.
- Я думаю… Думаю, что им просто хотелось разделить наше счастье. Вокруг не так уж много счастья. То маленькое, что случилось здесь, должно быть разделено.
- М-м. Но это - это сверхубийственно.
- Сверхубийства не существует. Мертвый он и есть мертвый. - Она уютно прижалась ко мне.
- Интересно, не было ли здесь чего-то большего?.. - сказал я. - По-моему, все они боятся, что наступает конец. И таким способом отметили это. Отпраздновав собственное величие.
- Я не жалуюсь, - прошептала Лиз. - Мы заслуживаем этого.
- Честно говоря, моя сладкая маленькая шоколадка, мы действительно заслуживаем. Ты и я, возможно, являемся последней надеждой человечества сохранить то, что когда-то было на этой планете великим. Мы те, кто может переломить войну. Я думаю, они помогли нам очень сильно прочувствовать, за что мы сражаемся.
- Ну, тогда они преуспели, - с наслаждением вздохнула она. - Но мне не нравится, что в твоих устах это звучит так серьезно.
- Это и есть серьезно. Зато теперь я видел, что ты можешь сделать с целой тележкой шоколада. Леди, вы убьете любого, кто встанет между вами и шоколадным мороженым.
Лиз презрительно фыркнула: - Неправда. Сначала я предупреждаю. Я обнял ее покрепче.
- Я обещал тебе шоколад. Ты обещала мне детей. Надеюсь, что все наши обещания будут сбываться так же легко.
Лиз снова погрузилась в молчание. Бывали моменты, когда она замыкалась в собственных мыслях, Я знал, что есть веши, которыми она, наверное, никогда не поделится со мной, но так и должно быть. Однако если она делилась, то делилась до конца.
- Завтра будет длинный день, - сказала она. - Нам предстоит масса работы.
- Большей частью она будет заключаться в ожидании, - заметил я. - Все оборудование готово. Каждый знает, что ему делать. Тебе и мне в основном придется стоять и смотреть, хорошо ли мы подготовили людей к работе. Мы вступим в дело только в том случае, если что-то пойдет не так.
Сказав об этом, я тут же пожалел. Мне не хотелось даже предполагать такое.
Но все оказалось в порядке. Лиз просто пожала мне руку, как бы утешая. Потом села прямо и сказала: - Наверное, нам надо принять перед сном что-нибудь отрезвляющее.
Я искоса взглянул на нее. Хватит на сегодня экспериментов с отрезвляющим.
- Если мы это сделаем, придется, вероятно, заниматься весьма причудливым сексом.
- Хорошо, - согласилась она. - Я буду хористкой, а ты датским догом.
- Нечестно. Ты всегда хочешь быть хористкой…
Несмотря на другие проявления, ясно, что нервные паразиты прежде всего - симбионты гастропод. Гастропода предоставляет симбионту среду, пригодную для его роста, а сеть симбионтов внутри гастроподы создает дополнительные сенсорные входы в примитивный мозг животного.
Некоторые исследователи считают, что без дополнительных сенсорных связей, которые обеспечивает сеть симбионтов, гастроподы станут не более чем безмозглыми слизнями, не способными контролировать даже собственные отправления. К сожалению, существует очень много аспектов физиологии гастропод, которые до сих пор недостаточно исследованы и поняты, так что совет безоговорочно согласиться с этим тезисом будет плохим советом.
Читатель должен помнить об этом при чтении последующих разделов.
«Красная книга» (Выпуск 22. 19Л)
14 В КУРЯТНИКЕ
Высшее проявление творчества - это изобретение новой разновидности секса.
Соломон Краткий
Я проснулся, чувствуя себя намного лучше, чем, возможно, заслуживал. Честно говоря, просто превосходно. Мягко, шелковисто. А?..
Что-то случилось с простынями. Ощущение было такое, словно я одет…
Я поднял одеяло и посмотрел.
Да, так и есть.
Однако минуту. Как это могло случиться?
Я был одет в голубую ночную рубашку Лиз. Длинную. Из натурального мягкого шелка. Я почувствовал себя ужасно. Она была надета задом наперед. Этикетка оказалась на моем горле. Я представлялся себе полным идиотом, и в то же время настроение было невероятно приподнятое. - Помимо воли я рассмеялся. Интересно, это и есть ощущения. извращенца? К такому можно привыкнуть.
Я выполз из-под одеяла и растянулся на спине, вспоминая, усмехаясь и отсутствующе улыбаясь в потолок. Погладил сквозь мягкую ткань свой напрягшийся член. Я думал о моей жене, моей любовнице, матери моих детей…
Сначала ночная рубашка была на Лиз. Честное слово. Она знала, что я люблю смотреть на нее в возбуждающем нижнем белье, - и любила надевать его. Она говорила, что в нем она чувствует себя хорошенькой. Я начал понимать, что она имела в виду. Прошлой ночью была… потеха. Удивительная и смешная. Неожиданная и восхитительная.
Когда она вышла из ванной, я уже лежал в постели, ничего не подозревая, поджидая, листая брошюру с инструкциями, не то чтобы вчитываясь - даже не рассматривая рисунки. Сначала я даже не поднял головы, просто повернулся и, положив книжку на ночной столик, выключил ночник. Но потом до меня дошло, что она не двигается. Я поднял глаза и увидел, что она ждет, когда я на нее посмотрю.
Лиз стояла в двери ванной с распущенными волосами, рассыпавшимися по ее плечам, окруженная нежным персиковым ореолом. Специально обработанная ткань ее рубашки светилась и переливалась, как радуга. Еще более яркой радугой сверкали волосы. Высокая и гибкая, Лиз казалась золотистым ангелом, от коего исходило неземное сияние.
Усевшись в кровати, я ошеломленно смотрел на нее. Она подошла к открытой стеклянной двери балкона. Прохладный и сухой ночной бриз пахнул свежей зеленью. Сладкие испарения джунглей поднимались от крон деревьев и окутывали беззвучно плывущий по небу корабль. Воздух вокруг нас слабо светился отблеском прожекторов дирижабля, у ночи был золотой оттенок. Мы плыли в промежутке между темными джунглями и светлыми облаками. Янтарные лучи полной луны, вышедшей из-за далекого горизонта, косо падали через окна, окутывая все шелковой паутиной.
- Если бы мы могли плыть так вечно, - сказала Лиз. - Просто уплывать за пределы мира в бесконечное небо. Навсегда…
Она вглядывалась в ночь, словно видела свою самую сокровенную мечту. Потом наконец снова повернулась ко мне. Быстрым, чисто женским движением откинула волосы со лба, пригладила их рукой. Ее запястье было таким тонким, пальцы такими изящными; вся она была ангельски прекрасна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
На десерт - Лиз едва не свалилась со стула и закричала, увидев его, - подали влажно блестевший шоколадный торт со сладкой корочкой толще кровельной дранки, мороженое с черным шоколадным кремом, классическое французское шоколадное мороженое с таким содержанием жира, что в Калифорнии его запретили бы, шоколадный мусс а-ля Бульвинкль, облитый взбитыми сливками и обсыпанный хрустящими шоколадными иголочками, фрукты в шоколаде (землянику, дольки апельсина, вишни и персики) и в довершение всего - невероятных размеров вазу, доверху заполненную шоколадными трюфелями со светящимися голографическими картинками, выдавленными на них. А по краям снова цветы, разнообразные сыры, фрукты, шербеты, которые должны были служить прокладками. Глаза у Лиз остекленели. Я был ошеломлен, ошеломлен и еще раз ошеломлен. Какие бы волнения ни испытывал любой из нас за этим столом ранее, все они были смыты потрясающим каскадом шоколадных чудес, которые кондитер гордо подкатил к нам. Фауст открыл бутылку тридцатилетнего «Шато д'Икем». Оно содержало столько сахара, что по вязкости приближалось к сиропу. Между нами говоря, я предпочел бы полить им блины. Но все-таки у меня хватило соображения не ляпнуть это Фаусту.
А потом, неожиданно - появился кофе!
Горячий кофе! Настоящий кофе! Из колумбийских зерен! Свежемолотых! Я вдыхал запах, как память золотого века! Здесь, должно быть, разместилось местное отделение рая! Аромат был такой густой, что по нему можно было залезть наверх. Я застонал, когда Шон наливал его в чашечку из турки. Поднимающийся пар извивался в восхитительнейших корчах восторга. Я даже не помнил, сколько времени обходился без этого густого насыщенного аромата. Боялся попробовать его - просто смотрел в изумлении.
- Пейте, - подбодрил меня Шон. Он улыбался, словно принес рождественский подарок.
Медленно, обеими руками, я поднял чашку и держал ее перед собой, вдыхая невероятный забытый запах. Наконец отпил первый глоток и чуть не потерял сознание от глубины ощущения.
- О да! - ликуюше воскликнул я. - Да!
Лиз меня понимала. Она слизывала шоколад с пальцев в забавном приступе жадности.
- М-м, это даже лучше секса, - решила она и тут же покраснела.
- Вечер еще не закончился, - заметил я. - Не делай поспешных выводов.
- Ты посмотри на нас, - засмеялась она. - Мы ведем себя как дети.
- Мы ведем себя как поросята.
- И-и-и, и-и-и, - согласилась Лиз.
Капитан Харбо держалась так, словно смерть от переедания шоколада была на борту обычным делом.
- Не стесняйтесь, - подбодрила она. - Там, откуда это взялось, еще много. - Но мы-то с Лиз не сомневались, что она заказала эту роскошь специально в качестве свадебного подарка. - Я боюсь, - конспираторски зашептала она, - что вас отсюда не выпустят, пока вы не отведаете от каждого десерта на тележке. - И еще больше понизила голос: - Генри очень обидчив. Вот он, тот, что держит большой тесак.
- Вы суровый бригадир, леди, - рассмеялась Лиз. - Так мы пробудем здесь всю ночь.
Капитан Харбо похлопала ее по руке.
- Все мое время и весь шоколад - ваши. Сегодня ваша свадьба.
От нее требовались только эти слова. Неожиданно Лиз расплакалась.
- Это самая лучшая свадьба из всех, какие у меня были. Она шмыгнула носом и заморгала. Потом смутилась.
Фауст поставил перед нами два больших, суженных кверху бокала для бренди.
- Простите, - всхлипнула Лиз, махнув рукой. - По-моему, я пьяна.
- Надеюсь, что так, - заметил Фейст, или Фауст, или кто он там был, с невозмутимым видом. - Иначе весь вечер пошел бы насмарку.
Когда Лиз наконец перестала смеяться - и плакать, - она в последний раз вытерла глаза и воскликнула: - Ой! Ой! Пожалуйста, не смешите меня больше. Я не выдержу.
Фауст поставил откупоренную бутылку на стол и сказал: - «Наполеон», выдержка шестьдесят лет. Это бренди вполне подходит для рюмочки на ночь.
Мы с Лиз ошеломленно уставились друг на друга.
- Подходит? - переспросила она. - Вы преуменьшаете. Я не представляю себе, что может быть лучше.
- Я могу, - сухо заметил Фауст. - Я должен был подать «Ниерштайне Клостергартен Сильванер унд Хкж-сельребе Трокенбееренауслезе» урожая 1971 года вместо «Шато д'Икем» к шоколаду. Увы… - Он вздохнул и посмотрел так, словно просил прощения. - Было разлито всего двести пятьдесят бутылок этого отборного сухого вина, и последнее мы подали императору Японии. Я не уверен, что он смог оценить его, однако… в дипломатических интересах… ладно, не обращайте внимания. Каждый старается как может.
И он удалился.
Мы с Лиз больше не могли сдержаться и расхохотались ему вслед. А потом посмотрели на капитана Харбо.
- Спасибо вам, спасибо и еще раз спасибо за обед - и развлечение. Он изумителен!
- Он адекватен, - поправила капитан Харбо. - Я и сама думаю, что ему не следовало упоминать этот «Тро-кенбееренауслезе», но… в наше время так трудно найти хорошего помощника. - Она говорила это совершенно серьезным тоном, но в ее глазах мерцал озорной огонек. - Я собираюсь оставить вас одних. Это ваша первая брачная ночь. Наслаждайтесь видом сколько хотите. Когда пожелаете вернуться в свою каюту, Шон проводит вас. Если понадобится что-нибудь еще, позвоните в этот колокольчик. Пошли, Генри. Обещаю, что генерал Тирелли не нанесет оскорбления твоему шоколадному буйству. Возможно даже, тебе придется отвозить ее в каюту на тележке.
Когда они ушли, я посмотрел на Лиз.
- Потрясающая леди.
- Ты тоже заметил, да? Открой-ка рот. Попробуй вот это…
- М-мф. С-см-т. Гм-мд.. - После долгих секунд смакования я произнес: - Ты была права. Я только что пережил свой первый оральный оргазм.
Чуть в стороне от веранды виднелись три ступеньки, ведущие вниз, к уединенной скамейке, на которую мы и сели, допивая кофе и глядя в темную амазонскую ночь. Лиз положила голову на мое плечо, и мы просто отдыхали, отдавшись приятному чувству, оставшемуся от фантастического вечера.
- Я даже не представляла, что можно получить такое удовольствие не раздеваясь, - сказала Лиз.
- Как ты думаешь, почему они все это устроили? - спросил я.
Лиз ответила не сразу. Она знала ответ, просто ей не хотелось говорить об этом.
- Я думаю… Думаю, что им просто хотелось разделить наше счастье. Вокруг не так уж много счастья. То маленькое, что случилось здесь, должно быть разделено.
- М-м. Но это - это сверхубийственно.
- Сверхубийства не существует. Мертвый он и есть мертвый. - Она уютно прижалась ко мне.
- Интересно, не было ли здесь чего-то большего?.. - сказал я. - По-моему, все они боятся, что наступает конец. И таким способом отметили это. Отпраздновав собственное величие.
- Я не жалуюсь, - прошептала Лиз. - Мы заслуживаем этого.
- Честно говоря, моя сладкая маленькая шоколадка, мы действительно заслуживаем. Ты и я, возможно, являемся последней надеждой человечества сохранить то, что когда-то было на этой планете великим. Мы те, кто может переломить войну. Я думаю, они помогли нам очень сильно прочувствовать, за что мы сражаемся.
- Ну, тогда они преуспели, - с наслаждением вздохнула она. - Но мне не нравится, что в твоих устах это звучит так серьезно.
- Это и есть серьезно. Зато теперь я видел, что ты можешь сделать с целой тележкой шоколада. Леди, вы убьете любого, кто встанет между вами и шоколадным мороженым.
Лиз презрительно фыркнула: - Неправда. Сначала я предупреждаю. Я обнял ее покрепче.
- Я обещал тебе шоколад. Ты обещала мне детей. Надеюсь, что все наши обещания будут сбываться так же легко.
Лиз снова погрузилась в молчание. Бывали моменты, когда она замыкалась в собственных мыслях, Я знал, что есть веши, которыми она, наверное, никогда не поделится со мной, но так и должно быть. Однако если она делилась, то делилась до конца.
- Завтра будет длинный день, - сказала она. - Нам предстоит масса работы.
- Большей частью она будет заключаться в ожидании, - заметил я. - Все оборудование готово. Каждый знает, что ему делать. Тебе и мне в основном придется стоять и смотреть, хорошо ли мы подготовили людей к работе. Мы вступим в дело только в том случае, если что-то пойдет не так.
Сказав об этом, я тут же пожалел. Мне не хотелось даже предполагать такое.
Но все оказалось в порядке. Лиз просто пожала мне руку, как бы утешая. Потом села прямо и сказала: - Наверное, нам надо принять перед сном что-нибудь отрезвляющее.
Я искоса взглянул на нее. Хватит на сегодня экспериментов с отрезвляющим.
- Если мы это сделаем, придется, вероятно, заниматься весьма причудливым сексом.
- Хорошо, - согласилась она. - Я буду хористкой, а ты датским догом.
- Нечестно. Ты всегда хочешь быть хористкой…
Несмотря на другие проявления, ясно, что нервные паразиты прежде всего - симбионты гастропод. Гастропода предоставляет симбионту среду, пригодную для его роста, а сеть симбионтов внутри гастроподы создает дополнительные сенсорные входы в примитивный мозг животного.
Некоторые исследователи считают, что без дополнительных сенсорных связей, которые обеспечивает сеть симбионтов, гастроподы станут не более чем безмозглыми слизнями, не способными контролировать даже собственные отправления. К сожалению, существует очень много аспектов физиологии гастропод, которые до сих пор недостаточно исследованы и поняты, так что совет безоговорочно согласиться с этим тезисом будет плохим советом.
Читатель должен помнить об этом при чтении последующих разделов.
«Красная книга» (Выпуск 22. 19Л)
14 В КУРЯТНИКЕ
Высшее проявление творчества - это изобретение новой разновидности секса.
Соломон Краткий
Я проснулся, чувствуя себя намного лучше, чем, возможно, заслуживал. Честно говоря, просто превосходно. Мягко, шелковисто. А?..
Что-то случилось с простынями. Ощущение было такое, словно я одет…
Я поднял одеяло и посмотрел.
Да, так и есть.
Однако минуту. Как это могло случиться?
Я был одет в голубую ночную рубашку Лиз. Длинную. Из натурального мягкого шелка. Я почувствовал себя ужасно. Она была надета задом наперед. Этикетка оказалась на моем горле. Я представлялся себе полным идиотом, и в то же время настроение было невероятно приподнятое. - Помимо воли я рассмеялся. Интересно, это и есть ощущения. извращенца? К такому можно привыкнуть.
Я выполз из-под одеяла и растянулся на спине, вспоминая, усмехаясь и отсутствующе улыбаясь в потолок. Погладил сквозь мягкую ткань свой напрягшийся член. Я думал о моей жене, моей любовнице, матери моих детей…
Сначала ночная рубашка была на Лиз. Честное слово. Она знала, что я люблю смотреть на нее в возбуждающем нижнем белье, - и любила надевать его. Она говорила, что в нем она чувствует себя хорошенькой. Я начал понимать, что она имела в виду. Прошлой ночью была… потеха. Удивительная и смешная. Неожиданная и восхитительная.
Когда она вышла из ванной, я уже лежал в постели, ничего не подозревая, поджидая, листая брошюру с инструкциями, не то чтобы вчитываясь - даже не рассматривая рисунки. Сначала я даже не поднял головы, просто повернулся и, положив книжку на ночной столик, выключил ночник. Но потом до меня дошло, что она не двигается. Я поднял глаза и увидел, что она ждет, когда я на нее посмотрю.
Лиз стояла в двери ванной с распущенными волосами, рассыпавшимися по ее плечам, окруженная нежным персиковым ореолом. Специально обработанная ткань ее рубашки светилась и переливалась, как радуга. Еще более яркой радугой сверкали волосы. Высокая и гибкая, Лиз казалась золотистым ангелом, от коего исходило неземное сияние.
Усевшись в кровати, я ошеломленно смотрел на нее. Она подошла к открытой стеклянной двери балкона. Прохладный и сухой ночной бриз пахнул свежей зеленью. Сладкие испарения джунглей поднимались от крон деревьев и окутывали беззвучно плывущий по небу корабль. Воздух вокруг нас слабо светился отблеском прожекторов дирижабля, у ночи был золотой оттенок. Мы плыли в промежутке между темными джунглями и светлыми облаками. Янтарные лучи полной луны, вышедшей из-за далекого горизонта, косо падали через окна, окутывая все шелковой паутиной.
- Если бы мы могли плыть так вечно, - сказала Лиз. - Просто уплывать за пределы мира в бесконечное небо. Навсегда…
Она вглядывалась в ночь, словно видела свою самую сокровенную мечту. Потом наконец снова повернулась ко мне. Быстрым, чисто женским движением откинула волосы со лба, пригладила их рукой. Ее запястье было таким тонким, пальцы такими изящными; вся она была ангельски прекрасна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91