Просто мистика какая-то!
– Мистика тут ни при чем, существуют методы, как отличить природные явления от следов деятельности разумных существ, – возразил Йохан.
– Ага, как раз до вашего прихода я рассказывал Федру про один из таких методов – про тот, что основан на модели рефлексирующего сознания.
Я так и думал, что Стас не удержится – ведь я же просил его не трепаться. Я пнул его под столом ногой; Стас замолчал, но ненадолго.
– Вы собираетесь писать об этом в своем журнале? – спросил Йохан настолько серьезно, что я понял: можно отвечать что угодно – он все равно читать станет.
– Пока не знаю, посмотрим…
– А что за моделирование такое, расскажите. – Марго почуяла, что наконец есть о чем поспорить. Стас, который уже потренировался на мне, начал довольно складно объяснять, но Марго его остановила:
– А, точно-точно, это мы на прикладной психологии проходили, помнишь, Тань?
Татьяна не помнила. Марго это не обескуражило:
– Я лично считаю, что всякое такое моделирование – это пифагорейство в чистом виде – «числа правят миром», фу, скучно и бесполезно. А бесполезно, потому что мыслим-то мы на языке, а язык наш совсем никудышный. К примеру, на нем нельзя толком объяснить, что мы считаем истинным, а что – ложным. Имея под рукой только такой убогонький язык, как ты сможешь описать принципы мышления, то есть принципы самого этого языка?
– А на каком языке, позволь спросить, ты только что изъяснялась? – нашелся Стас. – Если никакое суждение о мышлении не может быть истинным, то и твое в том числе.
– Твоей теории от этого не легче, – отбила мяч Марго и злорадно хихикнула: – Человек никогда не сможет понять самого себя, как нельзя деревяшку перепилить такой же деревяшкой.
– Отчего же, можно, – Йохан пришел на помощь Стасу, – только они обе при этом сотрутся. Обе – и одновременно. Боюсь, именно две трущиеся друг о друга деревяшки и моделируют процесс познания. Познание как способ самоуничтожения.
Выходит, он вовсе не собирался заступаться за Стаса.
– Вот уж угораздило нарваться на двух агностиков, – возмутился последний, – от трения, между прочим, еще и огонь бывает…
– И Йохан о том же, – Марго не дала ему закончить мысль, – смерть в огне, чего ж хорошего? Стас теперь отбивался от двоих:
– Нет, вы не поняли, огонь здесь символизирует плоды познания. А они есть!
– Ну и какие же, перечисли, – не унималась Марго. Исключительно из чувства противоречия.
У Стаса дыхание перехватило от возмущения. И, как неопытный игрок, ударил сразу козырем:
– Канал, например. Или он тебя не устраивает?
– Фу, тоже мне, удивил. При чем тут познание-то? Канал – это, можно сказать, подарок судьбы. Пространственная неоднородность, волею случая возникшая недалеко от солнечной системы. Таулептонные мембраны, дескать, слиплись. Как насмешка. Эй, люди, хотели попутешествовать, пожалуйста, извольте, но далеко не уходите – не положено. По сравнению с размерами нашей галактики, не говоря уже об обозримой части Вселенной, твой Канал – что песчинка, нет, молекула в Южном Океане. Тоже мне, квутцат ха дерех нашел!
Марго было не остановить. Выручил, как всегда, Йохан:
– Погоди, не гони так. Канал, разумеется, не подарок. То есть в прямом смысле – не подарок. Подарки раздают намеренно и добровольно. Мне он напоминает, скорее, результат чьей-то беспечности. А мы его присвоили как трофей, хотя вряд ли он предназначен именно нам. Канал – это такая щелочка в неплотно прикрытой двери. Настолько узкая, что и подглядеть-то толком в нее нельзя, она лишь указывает, что дверь именно тут. Как будто те, кого мы ищем, вышли через эту дверь, но закрыть за собою как следует – не удосужились. Мы мечемся от планеты к планете, заСтасм чисто убранные помещения – и только. Странно все это, определенно странно…
Он замолчал.
Ванда услышала несколько незнакомых понятий, потому спросила:
– Йохан, а что такое «квутцат»… ну и так далее?
Прежде чем объяснить, Йохан исполнил свой всегдашний ритуал. Он медленно и задумчиво взял в левую руку плод фанго это фаонский аналог манго, но для ритуала подходит и он, в правую – нож и стал не спеша чистить фрукт. Со стороны можно было подумать, Ванда именно это попросила его сделать, однако Йохан так собирает мысли воедино. Пауза получилась восхитительной. Марго обвела всех ехидным взглядом и тихо хихикнула. Когда нож срезал сантиметров семь-восемь кожуры (если бы Марго не хихикнула, то хватило бы и пяти), Йохан заговорил:
– Более или менее точно «квутцат ха дерех» означает «короткий путь». Теперь представь себе, что ты живешь на сфере и…
– Мы и так живем на сфере. Чем Фаон не сфера? – встряла Марго.
Стас на нее рыкнул. «Больше не буду», – прошептала она. Йохан подождал, пока они меж собой разберутся, и продолжил:
– Хорошо, Фаон так Фаон. Предположим далее, что от одной точки к другой можно передвигаться только по экватору, проходящему через эти две точки. Пусть эти точки находятся близко друг от друга, близко – в нашем обычном понимании. Тогда у тебя есть в распоряжении две дуги экватора – малая и большая. Любую из них ты можешь выбрать в качестве маршрута. Идя по большой дуге, ты совершаешь практически кругосветное путешествие, и такой путь долог – он значительно дольше, чем если двигаться по малой дуге, но и длинный путь приводит к цели – ко второй точке, я имею в виду. В том мире, где мы живем, происходит нечто подобное: куда бы мы ни двигались, какую бы цель себе ни выбирали, мы все время идем по большой, длинной дуге, поскольку короткий путь закрыт для непосвященных. Мы не рискуем заблудиться, но времени на дорогу тратим гораздо больше, чем могли бы… Для наглядности можно считать что каждая точка пространства – это маленькая сфера, и каждую такую сферу мы проходим так быстро, что нет возможности разобрать – по короткому пути мы ее преодолеваем или подлинному. Но из мгновений складываются годы и, будь мы в силах сделать каждое мгновение в десять раз короче, то в итоге годы бы превратились в месяцы. Возможно, Канал и есть тот загадочный квутцат ха дерех…
Стас терпеливо дождался, пока Йохан не кончит говорить, и вернулся к прежней теме:
– Да вы выпендриваетесь тут, а на самом деле думаете так же, как и я. Просто вы расстроились, что не нашли ничего на Сапфо, а теперь обобщаете.
– А ты завидуешь нам, поскольку не смог поехать, – получил он в ответ от Марго.
Так, думаю, примирения не вышло, спорщики перешли на личности, пора это дело пресечь.
– Господа, хватит спорить, хруммели остывают, – говорю я, – Татьяна так старалась, готовила.
Самый лучший способ остановить слишком уж разгорячившихся спорщиков, это задеть кого-нибудь третьего. Татьяна меня так и поняла, поэтому смолчала. Все дружно зачавкали непроваренными хруммелями. Первым справился с ними Стас.
– Нормально, есть можно, – сказал он, но видя, что Татьяне такого заключения недостаточно, добавил: – Даже вкусно! А ты, Йохан, не прав по поводу короткого пути, Твой аналог с дугами на сфере не проходит, поскольку нарушается аддитивность по времени.
Все уже успели забыть про короткий путь, но Стас все время, пока ел, проводил в уме необходимые вычисления. Йохан проглотил-таки последний кусок, запил чистой водой, прокашлялся и вынес Стасу приговор
– Ты, Стас, аллегорий не понимаешь! Покончив со Стасом, он вслух продолжил мысль, начало которой мы не слышали.
– … Нет, конечно, никогда невозможно точно определить, мыслящий субъект перед вами или нет. Это даже с людьми не всегда понятно. Вот ты, Татьяна, если встретишь неизвестное существо, как определишь, мыслящее оно или нет?
– Предложу ему любимых фетровых тянучек. Если не возьмет, то мыслящее, – ответила Татьяна не задумываясь
Я же за словом в карман не полез:
– То-то ты никого найти не можешь – тянучки раздаешь, а они их берут, ты и идешь дальше – мол, немыслящее существо опять попалось. Так всех в немыслящие и записала. В несознательные то есть.
Татьяна замахнулась на меня вилкой:
– Сейчас ты у меня снова бессознательным станешь!
Йохан опять проявил себя хозяином положения – ловким движением он выхватил вилку из ее руки. Как-то уж слишком легко, и я бы даже сказал, по-интимному нежно, разжал он ее пальчики. Меня это несколько напрягло. Ванду, кажется, – тоже. Йохан же как ни в чем не бывало говорит:
– Татьяна сейчас занята другой проблемой – она хочет раскрыть тайну открытия Фаона.
– Что за тайна? – спрашиваю.
– Да ну вас всех, – отмахнулась Татьяна, – опять издеваться начнете.
Мы хором поклялись, что не начнем, а я даже извинился за свое прежнее, абсолютно необдуманное, высказывание. Стас, как и я, не был в курсе «тайны открытия Фаона» и упросил-таки Татьяну о ней рассказать.
– Я бы назвала это не тайной, а недопониманием. В школе мы все проходили, что Фаон был открыт двести пятьдесят лет назад экспедицией Рампо, но я недавно и совсем по другому поводу просмотрела их бортовые записи и обнаружила, что Рампо вовсе не считал себя первооткрывателем Фаона.
– Как так, не понял. – Я действительно не понял.
– Из записей следует, что когда они высаживались на Фаоне, они думали, будто планета уже была открыта до них, но кем открыта – не упомянули. Меня это немного удивило, и я стала просматривать бортовые журналы других экспедиций на Фаон. В записях было все что угодно, кроме одного: никто не заявлял, что именно он первым ступил на поверхность планеты.
– Вот, я же говорила, – Ванда впервые за последние полчаса напомнила о себе, – мистика, кругом мистика, да и только. Когда несколько экспедиций спорят меж собой, кто из них первооткрыватель – это понятно. Но чтобы все отказывались, – такого попросту не бывает!
Я поинтересовался:
– А в хронологическом порядке все эти экспедиции нельзя выстроить?
Марго посмотрела на меня «поверх очков», хотя очки уже давно никто не носит.
– Какая хронология, Федр! Тогда еще не было синхронизированного времени, – получил я в ответ от нее.
Не следует мне встревать в научные споры. Стас сделал рискованное предположение:
– Может, они там напортачили чего? Сделали что-нибудь не совсем приличное, что-нибудь-недостойное гордого звания посланцев человечества, вот и открещиваются теперь.
Но Татьяна возразила:
– Да нет, они не открещиваются – их ведь никто ни в чем не обвиняет…
– Значит, заранее решили себя подстраховать, но, как видно, все и так сошло с рук – потомки ничего подозрительного не заметили. – Стас не хотел так просто отказываться от своей идеи.
– А у них не могло случиться какого-нибудь психического расстройства – как у тех, кто высадился на Оркусе? – спросила Марго.
– В случае Оркуса влияние исходит от самой планеты, вернее, от ее поля, искаженного двумя ее спутниками. Если бы все дело было в поле Фаона, то не только участники первых экспедиций, но и все остальные, и мы в том числе, почувствовали бы что-то неладное. – У Татьяны на все был готов ответ. – Да бросьте вы! Все эти простые варианты я давно перебрала. Перебрала и отвергла.
После такой отповеди у всех сразу пропало желание выдвигать новые гипотезы. Воцарилось молчание. Стас ненавидит, когда все молчат, ему от этого делается неловко.
– Да ладно тебе, – сказал он, – нам ведь тоже интересно. Не хочешь говорить об этом – не надо. Я вам сейчас сон расскажу. По поводу него я принимаю любые гипотезы, кроме обидных.
Мы пообещали, что его сну никаких обидных объяснений мы специально придумывать не будем. Если, конечно, Стас сам не даст нам повода. Стаса такое обещание вполне устроило:
– Не дождетесь… Так вот, слушайте. Все дело происходило в загородном коттедже, где-то на Земле. Комната, где я находился, была большой и светлой. За окном – лес средней полосы, или нет, все же ближе к тропикам. Что меня поразило, так это тамошние насекомые. И дело не в том, что в комнате их было слишком много. Как раз поначалу их было лишь чуть больше, чем обычно. Странным выглядело другое – их поведение и размеры. Два комара-типулита, оба величиной с воробья, боролись друг с другом на лету. Затем в углу на потолке я увидел, как гигантский кузнечик (или это была саранча, но все равно гигантская) пожирает такого же огромного – сантиметров двадцать между кончиками лапок – паука. Комнату заполнили бабочки, неяркие – светло-зеленые и желтые, – но тоже большие. Они назойливо мельтешили перед глазами, их крылья касались лица – жутко противное ощущение. На стенах проступили следы от их экскрементов. Потеки шли от потолка до пола и как-то странно фосфоресцировали. Свет, до того момента яркий как днем, стал меркнуть. И тут я увидел самое странное существо из всех, что видел раньше.
Сначала я подумал, что это летучая мышь-альбинос. Только у этой мыши было не два крыла, как полагается, а три. Третье крыло располагалось чуть сзади и волочилось по полу. Я пригляделся. Существо оказалось вовсе не мышью. У него было тело маленького человека, но по пропорциям – взрослого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
– Мистика тут ни при чем, существуют методы, как отличить природные явления от следов деятельности разумных существ, – возразил Йохан.
– Ага, как раз до вашего прихода я рассказывал Федру про один из таких методов – про тот, что основан на модели рефлексирующего сознания.
Я так и думал, что Стас не удержится – ведь я же просил его не трепаться. Я пнул его под столом ногой; Стас замолчал, но ненадолго.
– Вы собираетесь писать об этом в своем журнале? – спросил Йохан настолько серьезно, что я понял: можно отвечать что угодно – он все равно читать станет.
– Пока не знаю, посмотрим…
– А что за моделирование такое, расскажите. – Марго почуяла, что наконец есть о чем поспорить. Стас, который уже потренировался на мне, начал довольно складно объяснять, но Марго его остановила:
– А, точно-точно, это мы на прикладной психологии проходили, помнишь, Тань?
Татьяна не помнила. Марго это не обескуражило:
– Я лично считаю, что всякое такое моделирование – это пифагорейство в чистом виде – «числа правят миром», фу, скучно и бесполезно. А бесполезно, потому что мыслим-то мы на языке, а язык наш совсем никудышный. К примеру, на нем нельзя толком объяснить, что мы считаем истинным, а что – ложным. Имея под рукой только такой убогонький язык, как ты сможешь описать принципы мышления, то есть принципы самого этого языка?
– А на каком языке, позволь спросить, ты только что изъяснялась? – нашелся Стас. – Если никакое суждение о мышлении не может быть истинным, то и твое в том числе.
– Твоей теории от этого не легче, – отбила мяч Марго и злорадно хихикнула: – Человек никогда не сможет понять самого себя, как нельзя деревяшку перепилить такой же деревяшкой.
– Отчего же, можно, – Йохан пришел на помощь Стасу, – только они обе при этом сотрутся. Обе – и одновременно. Боюсь, именно две трущиеся друг о друга деревяшки и моделируют процесс познания. Познание как способ самоуничтожения.
Выходит, он вовсе не собирался заступаться за Стаса.
– Вот уж угораздило нарваться на двух агностиков, – возмутился последний, – от трения, между прочим, еще и огонь бывает…
– И Йохан о том же, – Марго не дала ему закончить мысль, – смерть в огне, чего ж хорошего? Стас теперь отбивался от двоих:
– Нет, вы не поняли, огонь здесь символизирует плоды познания. А они есть!
– Ну и какие же, перечисли, – не унималась Марго. Исключительно из чувства противоречия.
У Стаса дыхание перехватило от возмущения. И, как неопытный игрок, ударил сразу козырем:
– Канал, например. Или он тебя не устраивает?
– Фу, тоже мне, удивил. При чем тут познание-то? Канал – это, можно сказать, подарок судьбы. Пространственная неоднородность, волею случая возникшая недалеко от солнечной системы. Таулептонные мембраны, дескать, слиплись. Как насмешка. Эй, люди, хотели попутешествовать, пожалуйста, извольте, но далеко не уходите – не положено. По сравнению с размерами нашей галактики, не говоря уже об обозримой части Вселенной, твой Канал – что песчинка, нет, молекула в Южном Океане. Тоже мне, квутцат ха дерех нашел!
Марго было не остановить. Выручил, как всегда, Йохан:
– Погоди, не гони так. Канал, разумеется, не подарок. То есть в прямом смысле – не подарок. Подарки раздают намеренно и добровольно. Мне он напоминает, скорее, результат чьей-то беспечности. А мы его присвоили как трофей, хотя вряд ли он предназначен именно нам. Канал – это такая щелочка в неплотно прикрытой двери. Настолько узкая, что и подглядеть-то толком в нее нельзя, она лишь указывает, что дверь именно тут. Как будто те, кого мы ищем, вышли через эту дверь, но закрыть за собою как следует – не удосужились. Мы мечемся от планеты к планете, заСтасм чисто убранные помещения – и только. Странно все это, определенно странно…
Он замолчал.
Ванда услышала несколько незнакомых понятий, потому спросила:
– Йохан, а что такое «квутцат»… ну и так далее?
Прежде чем объяснить, Йохан исполнил свой всегдашний ритуал. Он медленно и задумчиво взял в левую руку плод фанго это фаонский аналог манго, но для ритуала подходит и он, в правую – нож и стал не спеша чистить фрукт. Со стороны можно было подумать, Ванда именно это попросила его сделать, однако Йохан так собирает мысли воедино. Пауза получилась восхитительной. Марго обвела всех ехидным взглядом и тихо хихикнула. Когда нож срезал сантиметров семь-восемь кожуры (если бы Марго не хихикнула, то хватило бы и пяти), Йохан заговорил:
– Более или менее точно «квутцат ха дерех» означает «короткий путь». Теперь представь себе, что ты живешь на сфере и…
– Мы и так живем на сфере. Чем Фаон не сфера? – встряла Марго.
Стас на нее рыкнул. «Больше не буду», – прошептала она. Йохан подождал, пока они меж собой разберутся, и продолжил:
– Хорошо, Фаон так Фаон. Предположим далее, что от одной точки к другой можно передвигаться только по экватору, проходящему через эти две точки. Пусть эти точки находятся близко друг от друга, близко – в нашем обычном понимании. Тогда у тебя есть в распоряжении две дуги экватора – малая и большая. Любую из них ты можешь выбрать в качестве маршрута. Идя по большой дуге, ты совершаешь практически кругосветное путешествие, и такой путь долог – он значительно дольше, чем если двигаться по малой дуге, но и длинный путь приводит к цели – ко второй точке, я имею в виду. В том мире, где мы живем, происходит нечто подобное: куда бы мы ни двигались, какую бы цель себе ни выбирали, мы все время идем по большой, длинной дуге, поскольку короткий путь закрыт для непосвященных. Мы не рискуем заблудиться, но времени на дорогу тратим гораздо больше, чем могли бы… Для наглядности можно считать что каждая точка пространства – это маленькая сфера, и каждую такую сферу мы проходим так быстро, что нет возможности разобрать – по короткому пути мы ее преодолеваем или подлинному. Но из мгновений складываются годы и, будь мы в силах сделать каждое мгновение в десять раз короче, то в итоге годы бы превратились в месяцы. Возможно, Канал и есть тот загадочный квутцат ха дерех…
Стас терпеливо дождался, пока Йохан не кончит говорить, и вернулся к прежней теме:
– Да вы выпендриваетесь тут, а на самом деле думаете так же, как и я. Просто вы расстроились, что не нашли ничего на Сапфо, а теперь обобщаете.
– А ты завидуешь нам, поскольку не смог поехать, – получил он в ответ от Марго.
Так, думаю, примирения не вышло, спорщики перешли на личности, пора это дело пресечь.
– Господа, хватит спорить, хруммели остывают, – говорю я, – Татьяна так старалась, готовила.
Самый лучший способ остановить слишком уж разгорячившихся спорщиков, это задеть кого-нибудь третьего. Татьяна меня так и поняла, поэтому смолчала. Все дружно зачавкали непроваренными хруммелями. Первым справился с ними Стас.
– Нормально, есть можно, – сказал он, но видя, что Татьяне такого заключения недостаточно, добавил: – Даже вкусно! А ты, Йохан, не прав по поводу короткого пути, Твой аналог с дугами на сфере не проходит, поскольку нарушается аддитивность по времени.
Все уже успели забыть про короткий путь, но Стас все время, пока ел, проводил в уме необходимые вычисления. Йохан проглотил-таки последний кусок, запил чистой водой, прокашлялся и вынес Стасу приговор
– Ты, Стас, аллегорий не понимаешь! Покончив со Стасом, он вслух продолжил мысль, начало которой мы не слышали.
– … Нет, конечно, никогда невозможно точно определить, мыслящий субъект перед вами или нет. Это даже с людьми не всегда понятно. Вот ты, Татьяна, если встретишь неизвестное существо, как определишь, мыслящее оно или нет?
– Предложу ему любимых фетровых тянучек. Если не возьмет, то мыслящее, – ответила Татьяна не задумываясь
Я же за словом в карман не полез:
– То-то ты никого найти не можешь – тянучки раздаешь, а они их берут, ты и идешь дальше – мол, немыслящее существо опять попалось. Так всех в немыслящие и записала. В несознательные то есть.
Татьяна замахнулась на меня вилкой:
– Сейчас ты у меня снова бессознательным станешь!
Йохан опять проявил себя хозяином положения – ловким движением он выхватил вилку из ее руки. Как-то уж слишком легко, и я бы даже сказал, по-интимному нежно, разжал он ее пальчики. Меня это несколько напрягло. Ванду, кажется, – тоже. Йохан же как ни в чем не бывало говорит:
– Татьяна сейчас занята другой проблемой – она хочет раскрыть тайну открытия Фаона.
– Что за тайна? – спрашиваю.
– Да ну вас всех, – отмахнулась Татьяна, – опять издеваться начнете.
Мы хором поклялись, что не начнем, а я даже извинился за свое прежнее, абсолютно необдуманное, высказывание. Стас, как и я, не был в курсе «тайны открытия Фаона» и упросил-таки Татьяну о ней рассказать.
– Я бы назвала это не тайной, а недопониманием. В школе мы все проходили, что Фаон был открыт двести пятьдесят лет назад экспедицией Рампо, но я недавно и совсем по другому поводу просмотрела их бортовые записи и обнаружила, что Рампо вовсе не считал себя первооткрывателем Фаона.
– Как так, не понял. – Я действительно не понял.
– Из записей следует, что когда они высаживались на Фаоне, они думали, будто планета уже была открыта до них, но кем открыта – не упомянули. Меня это немного удивило, и я стала просматривать бортовые журналы других экспедиций на Фаон. В записях было все что угодно, кроме одного: никто не заявлял, что именно он первым ступил на поверхность планеты.
– Вот, я же говорила, – Ванда впервые за последние полчаса напомнила о себе, – мистика, кругом мистика, да и только. Когда несколько экспедиций спорят меж собой, кто из них первооткрыватель – это понятно. Но чтобы все отказывались, – такого попросту не бывает!
Я поинтересовался:
– А в хронологическом порядке все эти экспедиции нельзя выстроить?
Марго посмотрела на меня «поверх очков», хотя очки уже давно никто не носит.
– Какая хронология, Федр! Тогда еще не было синхронизированного времени, – получил я в ответ от нее.
Не следует мне встревать в научные споры. Стас сделал рискованное предположение:
– Может, они там напортачили чего? Сделали что-нибудь не совсем приличное, что-нибудь-недостойное гордого звания посланцев человечества, вот и открещиваются теперь.
Но Татьяна возразила:
– Да нет, они не открещиваются – их ведь никто ни в чем не обвиняет…
– Значит, заранее решили себя подстраховать, но, как видно, все и так сошло с рук – потомки ничего подозрительного не заметили. – Стас не хотел так просто отказываться от своей идеи.
– А у них не могло случиться какого-нибудь психического расстройства – как у тех, кто высадился на Оркусе? – спросила Марго.
– В случае Оркуса влияние исходит от самой планеты, вернее, от ее поля, искаженного двумя ее спутниками. Если бы все дело было в поле Фаона, то не только участники первых экспедиций, но и все остальные, и мы в том числе, почувствовали бы что-то неладное. – У Татьяны на все был готов ответ. – Да бросьте вы! Все эти простые варианты я давно перебрала. Перебрала и отвергла.
После такой отповеди у всех сразу пропало желание выдвигать новые гипотезы. Воцарилось молчание. Стас ненавидит, когда все молчат, ему от этого делается неловко.
– Да ладно тебе, – сказал он, – нам ведь тоже интересно. Не хочешь говорить об этом – не надо. Я вам сейчас сон расскажу. По поводу него я принимаю любые гипотезы, кроме обидных.
Мы пообещали, что его сну никаких обидных объяснений мы специально придумывать не будем. Если, конечно, Стас сам не даст нам повода. Стаса такое обещание вполне устроило:
– Не дождетесь… Так вот, слушайте. Все дело происходило в загородном коттедже, где-то на Земле. Комната, где я находился, была большой и светлой. За окном – лес средней полосы, или нет, все же ближе к тропикам. Что меня поразило, так это тамошние насекомые. И дело не в том, что в комнате их было слишком много. Как раз поначалу их было лишь чуть больше, чем обычно. Странным выглядело другое – их поведение и размеры. Два комара-типулита, оба величиной с воробья, боролись друг с другом на лету. Затем в углу на потолке я увидел, как гигантский кузнечик (или это была саранча, но все равно гигантская) пожирает такого же огромного – сантиметров двадцать между кончиками лапок – паука. Комнату заполнили бабочки, неяркие – светло-зеленые и желтые, – но тоже большие. Они назойливо мельтешили перед глазами, их крылья касались лица – жутко противное ощущение. На стенах проступили следы от их экскрементов. Потеки шли от потолка до пола и как-то странно фосфоресцировали. Свет, до того момента яркий как днем, стал меркнуть. И тут я увидел самое странное существо из всех, что видел раньше.
Сначала я подумал, что это летучая мышь-альбинос. Только у этой мыши было не два крыла, как полагается, а три. Третье крыло располагалось чуть сзади и волочилось по полу. Я пригляделся. Существо оказалось вовсе не мышью. У него было тело маленького человека, но по пропорциям – взрослого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59