– Да, вы абсолютно правы, – согласился Абметов, – сама идея множественности сомнению не подвергалась, но вот ее практическое воплощение… Франкенбергу тогда здорово досталось от оппонентов.
– В чем заключались их возражения?
– В том, что все модели, отличные от человеческой, действительно нестабильны.
– То есть, что они описывают нестабильную личность? – Я старался переводить абметовскую терминологию на человеческий язык. – Иными словами, если бы подобную модель удалось реализовать, то в результате получился бы психически ненормальный субъект, – добавил я, вспомнив, что говорил Типс о Джоне Брауне.
Абметов едва сдержал улыбку – он понял, что имеет дело с дилетантом.
– Ненормальным кого угодно назвать можно. Психически нормального человека представить себе труднее, чем ненормального. Поэтому я бы воздержался от подобных оценок.
– Тогда поясните, что вы имеете в виду под «нестабильностью».
– В классической бинарной модели мыслящему субъекту предлагается сделать выбор между двумя сценариями поведения. Что именно он выберет – мы не знаем, но мы можем говорить, с какой вероятностью он выберет тот или иной сценарий. Вероятность – это просто число – ничего больше. Число, являющееся решением некоего уравнения. У того уравнения, что описывает человеческое мышление, решение одно-единственное. Теперь представьте себе, что у уравнения оказалось не одно решение, а два. Если бы личность, чье мышление соответствует такому уравнению, существовала – она долго бы не прожила. Тем более не может существовать общество, состоящее из таких личностей.
– Под обществом вы подразумеваете внеземную цивилизацию?
– Ее самую. Вопрос стоял именно так: могут ли существовать цивилизации разумных существ с иной, отличной от человеческой, формой мышления.
– Ну ладно, уравнения уравнениями, оставим их пока в стороне… Кстати, а что будет, если у того уравнения вовсе нет решений?
– Такие модели даже Франкенберг в расчет не принимал, – развел руками Абметов, – пришлось бы конструировать субъекта из антивещества.
Честно говоря, этого замечания я не понял – наверное, это все же была шутка. Я спросил:
– Почему вы сказали, что личность, соответствующая нестабильной модели, долго бы не прожила?
Оговорка абметова меня поразила. Умирающий гомоид из пещер Южного мыса, самоубийца Джон Браун – в один миг они вновь встали перед моими глазами.
– Да это я так, фигурально выразился. Я настаивал:
– Ну а все-таки… Представьте на минуту, что удалось создать существо, мыслящее не так, как мы, но в чем-то похожее на нас – гомоида, одним словом. Что бы оно собой представляло? Только прошу вас, без уравнений, пожалуйста…
– Наиболее близкий аналог нестабильности – это так называемый синдром раздвоения личности у человека. Точнее говоря, такой синдром – это защитная, компенсирующая реакция человеческого организма на воздействие окружающей среды. Или наоборот, на отсутствие привычного нам воздействия. Например, если вас или меня надолго изолировать от общества, в сурдокамере или еще где-нибудь, то рано или поздно вы начнете говорить сам с собой, у вас могут появиться галлюцинации, вам будет казаться, что рядом есть кто-то еще. В случае же выдуманного вами искусственного существа-гомоида никакого внешнего воздействия и не нужно – существо будет само на себя воздействовать, пока его сознание не распадется на две отдельные личности – по одной на каждое решение уравнения. Или же сработает механизм самоотторжения…
– Иначе говоря, существо покончит жизнь самоубийством – вы это имели в виду, когда говорили, что нестабильная личность не смогла бы жить?
– Да, примерно это я и имел в виду.
– Но почему?
– На этот вопрос не так просто ответить. То есть ответить-то просто, но вам, вероятно, будет трудно понять…
Прежде чем перестать понимать, я подвел промежуточный итог:
– Хорошо, пока остановимся. Итак, согласно теории, гомоиды страдали бы раздвоением личности. Но это еще не доказывает невозможность их создания – ну страдали бы и страдали… Люди же живут как-то… Кроме как проблем с раздвоением личности, что еще можно ожидать от гомоидов? Иначе говоря, какие еще возражения в адрес Франкенберга звучали на той конференции?
– Да, безусловно, возражений было хоть отбавляй. Но чтобы изложить их, мне придется немного углубиться в теорию. Без уравнений, знаете ли, никак… Вы готовы?
– Ничего, потерплю, – без энтузиазма пообещал я ему.
– Отлично. В таком случае зададимся вопросом: кого мы вообще считаем мыслящим или разумным существом?
– Я бы сказал, себе подобных. По индукции, понимаете? Во-первых, я считаю разумным себя. Вы мыслите и ведете себя более или менее так же как я, следовательно, по всей вероятности, вы тоже – разумный. Если вы назовете кого-то разумным, я поверю вам на слово – и разумных существ разом станет больше. Ну и так далее…
Абметов улыбнулся:
– А что, если я считаю свою собаку разумным существом?
В комнату неожиданно вошла Татьяна – что-то ей срочно понадобилось. Она слышала вопрос Абметова и поспешила его успокоить:
– Если вы только про одну собаку так думаете, то вам не о чем беспокоиться – со всяким бывает…
– Вот-вот, – поддакнул я, – главное, чтобы ваша собака всех остальных собак не считала разумными. И потом, если вы считаете собаку разумным существом, то тем самым вы даете мне повод усомниться в вашей собственной разумности.
Не знаю, что уж там Татьяна подумала, но посмотрела она на нас, как на двух идиотов:
– Ну и проблемки вы тут решаете… – Она пожала плечами и вернулась в спальню. Абметов принялся разъяснять:
– Для науки такой метод не подходит – метод простого перечисления или индукции. Требуется более общее определение, хотя согласен, предпочитая общность, мы жертвуем точностью. В общечеловеческом смысле разумен тот, кто способен посмотреть на себя со стороны. Внутри себя мы имеем не только образ внешнего по отношению к нам самим мира, но и образ самих себя. Наше внутреннее "Я" смотрит на нас со стороны. Можно задаться вопросом, а способно ли внутреннее "Я" посмотреть на себя со стороны? По всей вероятности, способно, но для этого нужно еще одно "Я". Это уже будет третье "Я".
Ограничимся пока тремя "Я". Таким образом, первое "Я" взаимодействует со вторым, второе – с третьим Во всех существующих моделях взаимодействие одного "Я" с другим описывается системой уравнений, не будем уточнять каких – сейчас это не важно. Важно, что система уравнений для обоих пар "Я" должна быть одной и той же. В противном случае мыслящее существо не сможет правильно оценивать самого себя.
– Но я встречал добрую сотню людей, которые неправильно оценивали себя, и что с того?
– Это всего лишь ваше субъективное мнение. Мыслящее существо должно само иметь возможность всякий раз убеждаться, что оно имеет о себе правильное представление. Уясняете, в чем разница? Не вы должны оценивать, насколько другой человек адекватен, а в первую очередь он должен правильно оценивать свое мнение о самом себе. Природа так и задумала, чтобы человек не нуждался во внешнем наблюдателе или, выражаясь вашим языком, «оценщике». Безусловно, природный механизм тонок, и если он разлаживается, то человек переСтаст давать себе отчет в своих действиях. Но это – исключение, а не правило. В большинстве случаев люди способны анализировать свои ошибки, потому что понимают, что они, то есть ошибки, – это их собственные ошибки. Такой анализ возможен, поскольку есть связь, есть единство между поведением модели человека внутри себя и реальным поведением человека. Мозг сопоставляет внутреннюю картину и внешнюю – это и есть рефлексия.
Абметов даже вскочил, так он разволновался.
– Успокойтесь, доктор, мне все ясно, – заверил я его, – вы меня убедили, системы уравнений должны быть одинаковы и точка. А у Франкенберга они выходили неодинаковыми?
– Неодинаковыми, – подтвердил он и посмотрел мне в глаза. Он старался определить, понял ли я его объяснение или только притворяюсь. Я же почти не притворялся.
– Хорошо, а чем эта неодинаковость чревата? Два решения уравнения вместо одного – это что– то вроде раздвоения личности. А как интерпретировать неодинаковость уравнений?
– Синдром дереализации вас устраивает? Я присвистнул. Меня даже раздвоение личности не устраивало.
– Ничего себе – раздвоенная личность и каждая – шизофреник. Это же не лечится!
– Вы правы, не лечится, – кивнул он.
– И вы утверждаете, что у нестабильного сознания присутствуют оба синдрома сразу – и раздвоение личности и дереализация?
Абметов замялся.
– Нет, не обязательно оба. Что-нибудь одно – это точно.
– Уже легче, – обрадовался я.
Абметов снова уселся в кресло, положил руки на колени, точно древнеегипетское изваяние, и поджал губы. Так он ждал новых каверзных вопросов. Я сказал:
– Смотрите, вот мы только что доказали, что не только какие-то там выдуманные гомоиды, но и вполне обычные люди могут вести себя так, как предсказывает нестабильная модель – и дереализация, и раздвоение личности встречаются и у людей. Правда, мы таких людей считаем больными, но мы же не считаем, что они перестали быть мыслящими существами! Почему же тогда антропологи убеждены, что теория Франкенберга не может бьпь воплощена в жизнь. Почему его оппоненты говорили, что нестабильные модели нереализуемы практически?
Абметов ответил не сразу.
– Понимаете ли, в чем дело… Вести себя так, как предсказано нестабильной моделью – это не то же самое, что реализовать такую модель. Психические отклонения у людей – это всего лишь отклонения, а не общее правило. У двух разных болезней могут быть одинаковые внешние симптомы, но лечить-то их нужно по-разному. Поэтому ваша аналогия с человеком не совсем удачна. Теперь о том, что говорили оппоненты. Знаете, природа, во-первых, требует простоты. А во-вторых – долговременное или, иначе говоря, стабильности. Простота может быть принесена в жертву стабильности. Очевидный пример тому – человек. Стабильная модель рефлексирующего разума и проще нестабильных моделей, и она УЖЕ более или менее успешно реализована в человеке. Заметьте, никто не говорит, что эта модель полностью человека исчерпывает. Я также согласен с тем, что человек несовершенен, как, впрочем, и весь наш мир. Если допустить существование иерархии мыслящих существ и если предположить, что человек занимает лишь некоторую ступень в этой иерархии, причем не самую высокую, то из этого еще не следует, что те, кто стоит выше, на нас совсем не похожи. В том смысле, что следующая ступень не обязательно должна отвергать предыдущую. К чему природе испытывать остальные модели, если даже при поверхностном рассмотрении они никуда не годны…
– Вы все про природу да про природу, – перебил я Абметова, – речь-то идет об искусственных существах, о гомоидах!
– Нельзя создать то, что не предусмотрено самой природой, – отрезал он, – вам нравится квадрат больше, чем эллипс – ради бога, но планеты летать по квадрату вы не заставите. Так и тут – слепить Голема из глины всякий сможет, но чтоб вдохнуть в него жизнь – одной пентаграммой не обойдешься!
– Какой такой пентаграммой? – спросил я и подумал, только бы он про Адама Кадмона не вспомнил.
– "Шем ха фораш", что означает «истинное имя Бога» Так в свое время оживляли големов-гомоидов.
Что-то уж больно он разнервничался. Я продолжал его донимать:
– Очень кстати вы вспомнили о Големе. Помнится, за завтраком вы рассказывали прелюбопытную теорию о том, как легенды превращаются в быль. Так вот вам еще один пример: Франкенберг воплотил в жизнь легенду о Големе.
– За големов и биороботы сойдут, – огрызнулся Аб-метов, – вы либо и впрямь не понимаете, либо не хотите понять: все что ни делает человек, все несет печать его, человеческого, способа мышления. Чтобы со здать субъекта, мыслящего по-другому, нужно быть по меньшей мере Господом Богом. Мало того, нужно весь существующий мир переделать так, чтобы само существование этого субъекта стало возможным. Как в примере с планетами: чтобы заставить одну-единственную планету летать по квадрату, необходимо всю Вселенную перестроить по новым законам.
Ну вот, думаю, и Господа Бога приплел.
– Вы хотите сказать, что существование гомоидов противоречит законам физики. И каким же, позвольте спросить?
– Второму началу термодинамики, если угодно! – выпалил он не задумываясь. Опять врет, подумал я.
Из-за двери в спальню выглянула испуганная Татьяна.
– Вы еще не подрались? Может, вас обедом покормить, а то вы друг друга сожрете скоро.
– Не думаю, что это своевременная идея, – сухо заметил Абметов. Он вдруг превратился в этакого обиженного педанта.
– Закажем в номер, – отозвался я.
Не вовремя Татьяна вмешалась – мне почти удалось вывести его из себя. Хорошо испытанный на Шефе способ общения – сначала довести собеседника до белого каления, а потом внимательно выслушать все, что он на самом деле о тебе и обо всем на свете думает, – результата не дал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59