Будем надеяться, ничего опрометчивого.
18
На половине второй пинты «Сэма Адамса» Джеку стало получше. Он уже приготовился выкинуть все из головы и вернуться в свой номер, как почувствовал за спиной чье-то присутствие.
Оглянулся и увидел Рому.
— Выяснили что-нибудь в Монро? — полюбопытствовал тот.
Господи Исусе, подумал озадаченный, озабоченный Джек, неужели за мной кто-то следил?
— Откуда вам известно, что я был в Монро?
— Есть у меня там связи, — усмехнулся Рома. — Знаете, город маленький. Когда незнакомец расспрашивает про шестьдесят восьмой год, новость быстро распространяется.
Может, Кэнфилд слышал о его визите и осведомил Рому. Он слегка успокоился. Для маскировки неплохо оказаться предметом ложных сплетен в Монро.
— Тогда вам, наверно, известно и то, что ничего не выяснил.
— Ничего не почувствовали? — не отступал Рома, внимательно на него глядя.
— Почувствовал, что зря время теряю.
— Нет-нет. В атмосфере. Почуяли слабый след чего-то непонятного... Иного?
— Иного? Нет. А в чем дело? Сперва Кэнфилд, теперь вы. Что это вообще такое?
— Внятного объяснения не имеется.
— Ну, спасибо, что просветили.
— Вы, безусловно, и раньше видели нечто, не имеющее рационального объяснения.
— Возможно, — уклончиво бросил Джек, вспоминая скрипучее ржавое затонувшее судно, полное тварей с акульими головами и шкурой цвета кобальта.
— Не «возможно», а точно. Вы играете гораздо более важную роль, чем думаете.
Что-то в тоне Ромы насторожило Джека — что-то недосказанное. К чему он клонит?
— Вы имеете в виду мой случай? — Тут ему вдруг пришло в голову, что Рома единственный не интересуется его легендой. Даже не упомянул ни разу.
— Да, но не тот, о котором вы всем рассказываете. Иной случай: когда Иное оставило на вас отметину.
— Эй, не припутывайте меня к этой белиберде.
— Вы с ней уже прочно связаны.
— Черта с два!
— Бросьте! Откуда у вас на груди шрамы?
По бару словно пронесся арктический ветер, Джек почти слышал, как на нем зашуршала одежда от прохватившего кожу мороза.
— Где вы могли когда-нибудь мою грудь видеть?
— Иное оставило на ней отпечаток, мой друг. Я почуял, что вы с ним соприкасались, в тот миг, как впервые заметил вас в очереди на регистрацию. А подойдя поближе, практически увидел шрамы сквозь рубашку.
Точно так же, как прошлым вечером, Рома поднял три средних пальца, скрючил когтями, махнул наискось в воздухе.
— Вот таким образом, правда?
Джек ничего не сказал. Язык превратился в наждак. Он взглянул на собственную грудь под рубашкой, на собеседника, вспоминая, как зудели шрамы во время обеих поездок в Монро.
Потом к нему вернулся дар речи.
— Надо, пожалуй, как-нибудь подробно это обсудить.
К его изумлению, Рома кивнул:
— Почему не сейчас? — и указал на маленький столик в темном углу. — Согласны?
Джек прихватил со стойки пивную бутылку, пошел за ним следом.
— Вас ранили довольно необычные существа, не так ли? — начал Рома, как только они уселись.
Он не шевельнулся, не проронил ни слова. Никогда ни единой душе не рассказывал историю с ракшасами. Дело касалось ближайших любимых людей, которые старались об этом забыть. Любой прямо к нему непричастный посчитал бы Джека сумасшедшим... вроде какого-нибудь сисупера. Откуда же, черт побери, Рома знает?
Он хлебнул пива, промочив горло.
— Вы их видели?
— Видел? — усмехнулся Рома. — Иное творило их у меня на глазах.
Джек мысленно присвистнул. Точно такой же свихнувшийся, как остальные. Может быть, даже хуже. Знает то, чего знать не вправе.
— Кто вы такой? — спросил он. — И что это за штука — Иное?
— Иное не штука.
— А что? Я не слово имею в виду.
Рома пристально посмотрел на него:
— В самом деле не знаете?
— Чего?
— Ну, не важно. Что касается сути Иного, вряд ли поймете ответ.
— Сделайте снисхождение.
— Что ж, подумаем... Можно назвать его существованием, состоянием, даже иной реальностью.
— Сразу стало гораздо яснее.
— Ну, попробуем по-другому: просто скажем, темный разум, где-то совершающееся бытие, которое...
— Где?
— Где-то... где-то в ином месте. Везде и нигде. Забудем на минуту о местоположении, сосредоточимся на связи этой силы с человечеством.
— Постойте, постойте, постойте. И так меня на шаг обгоняете, теперь еще один собираетесь сделать.
— Почему на шаг обгоняю?
— Что это за «темный разум»? Сатана, Кали, какая-нибудь недотыкомка?
— Возможно, все вместе, возможно, никто. Почему вы считаете, что у него его имя? Это не просто какой-нибудь глупый бог. Если на то пошло, скорее антибог.
— Вроде Антихриста Олив?
Рома удрученно вздохнул:
— Нет. Забудьте христианскую мифологию, эсхатологические бредни Олив, любую религию, о которой вообще когда-нибудь слышали. Под антибогом я имею в виду противоположный полюс всякому понятию о «боге». Иному в принципе не нужны верующие, не требуется никакая религия. У него нет названия, и оно не желает его получать.
— Что же это такое?
— Непостижимая сущность, колоссальная невообразимая хаотичная сила, не нуждающаяся в определении. Фактически можно сказать, что она отвергает любое название. Не желает, чтоб мы ее знали.
— Если такая могучая, то чего беспокоиться? Кто когда-нибудь слышал о боге, которому верующие не нужны?
— Перестаньте, пожалуйста, толковать о «боге». Сами себя сбиваете с толку.
— Ладно. Почему же оно не нуждается в верующих?
— Потому что хаотично по сути. Как только поверишь, как только признаешь — придашь ему форму. Приобретя очертания, форму, оно утратит силу. Получив признание, определение, хуже того — горстку верящих почитателей, прекратит взаимодействие с этим миром и будет далеко отброшено. Поэтому прикрывается другими верованиями и религиями, выдвигаемыми перед собой.
— Вроде какого-нибудь многонационального конгломерата, прячущегося за кучей подставных компаний.
Рома медленно кивнул:
— Аналогия грубая, хотя картину вы, кажется, поняли. Эта сила действует под разными масками, но с одной целью — принести в мир хаос.
— Немного хаоса не помешает.
— Имеются в виду кое-какие случайности? Некоторая непредсказуемость для интереса? — Он тихонько посмеялся, качая головой. — Вы даже понятия не имеете, о чем идет речь.
— Ну хорошо, и чего ей надо?
— Всего... включая сферу человеческого существования.
— Зачем? Мы очень вкусные?
— Слушайте, если желаете шутки шутить...
— Не просите меня быть серьезным в отеле, битком набитом взрослыми серьезными людьми, во всех других отношениях абсолютно разумными, которые, однако, твердо верят, будто инопланетные ящерицы летят сюда нас кушать. Это не я говорю, а они.
— Что ж, они и правы, и не правы. Нечто в самом деле старается сюда проникнуть, но хочет, так сказать, «кушать» больше в духовном смысле. Не перебивайте, послушайте, и, возможно, поймете.
Джек откинулся на спинку стула, скрестил на груди руки.
— Хорошо, слушаю. Хотя всегда, слыша подобные вещи, не могу не вспомнить, как земля и человечество считались центром вселенной. Потом на сцену вышел Галилео.
— Понятно. Попахивает антропоцентризмом, но если до конца дослушаете, то увидите, что это не так.
— Давайте.
— Спасибо. Попробую представить картину в другом ракурсе. Вообразите войну двух гигантских немыслимо сложных сил. Где? Повсюду вокруг. За что? Не стану утверждать, будто знаю. Она идет так давно, что противники сами, возможно, забыли причину. Впрочем, это не имеет значения. Важно то, что на кону стоит бытие. Заметьте, не мир, не солнечная система, не вселенная, а само бытие. Значит, дело касается любых других измерений, миров, реальностей — которые существуют, поверьте. Наш уголок действительно ничтожное затерянное в пространстве захолустье, но он составляет часть целого. А желающий стать победителем должен завоевать целое.
Джек удержался от комментариев.
— Одна сила, — продолжал Рома, — решительно враждебна человечеству, другая нет.
Джек не удержался, зевнул.
— Я вам наскучил? — с недоумением спросил собеседник.
— Прошу прошения. Очень похоже на старые байки о борьбе Добра со Злом, Бога с Сатаной и прочее.
— Некоторые в самом деле так думают. Космический дуализм довольно банален. Однако тут дело другое. Заметьте, пожалуйста, что я вовсе не называю противную сторону — выступающую, если угодно, против Иного — «доброй». Я называю ее не враждебной. Сильно, честно сказать, сомневаюсь, будто человечество ее хоть сколько-нибудь интересует, за исключением того факта, что его территория расположена на ее стороне космического фронта и она хочет ее удержать за собой.
Ох, мысленно вздохнул Джек. Наслушался за неделю бредовых теорий, определенно убедился, что что-то творится, не связанное ни с инопланетянами, ни с Антихристом, ни с Новым Мировым Порядком, а неведомо с чем, но белиберда насчет Иного вообще ни в какие ворота не лезет.
— Значит, — вставил он, — все мы ввязались в большую рискованную игру.
Рома медленно покачал головой:
— У вас непревзойденный талант к приземлению вечных проблем.
— Я это уже слышал.
— Но, учитывая изложенное, не надо забывать о великом «или».
— Что имеется в виду?
— Или... все, что я только что говорил, абсолютно ошибочно, поскольку человек не способен понять логику и мотивы совершенно «иной реальности».
— Замечательно, — фыркнул Джек, желая стереть с физиономии Ромы самодовольное выражение. — Тогда ваши рассуждения не имеют ни малейшего отношения к этому. — И скрючил три пальца, повторив его жест.
— Напротив. Ваши шрамы оставлены тварью Иного.
— Созданной, как было сказано, на ваших глазах.
— На глазах? Они созданы из куска моей плоти. — Лицо его затуманилось. — По этому поводу мало что могу сказать. Хотя существа замечательные, не правда ли?
— Я скорей выбрал бы другое выражение.
Впрочем, возможно, и замечательные. Замечательно злобные и настолько чужие, настолько... иные, что первобытные инстинкты в его душе дико взвыли, требуя либо бежать, либо их уничтожить.
Припомнился и рассказ о природе ракшас, в памяти почти зазвучал голос Калабати:
«Традиция гласит, что прежде ведических, даже доведических богов были иные боги, Древние, ненавидящие род людской, желавшие занять на Земле наше место. Для этого они сотворили богохульные пародии на людей... лишенные любви, чести, всего хорошего, на что мы способны. Полные ненависти, алчные, похотливые, жестокие...»
Древние боги Калабати не то же ли самое, что Иное Ромы?
Последний встал из-за стола.
— Что ж, я доволен.
— Чем?
— Тем, что об Ином вам известно лишь то, что услышали от меня. Я считал вас опасным, теперь убедился в обратном.
Джек, непонятно почему, обиделся.
— Опасным для кого?
Рома продолжал, как будто не слышал:
— Впрочем, другие, может быть, не совсем убедились. Будьте осторожны, мистер Шелби. Я даже посоветовал бы вернуться домой, посидеть под замком до конца выходных.
Ничего себе совет, но Джек не успел ответить. Рома повернулся и пошел прочь. Собрался броситься за ним, схватить, встряхнуть как следует, крикнуть — что это значит? — потом подавил побуждение. Выйдет только скандал, который наверняка язык ему не развяжет.
Чувствуя себя полнейшим идиотом, он направился в собственный номер.
19
На обратном пути, поднимаясь по лестнице, проклинал себя, что не спросил, как вышло, что Рому видели с Мелани в Монро на прошлой неделе. Хорошо бы понаблюдать за реакцией. Почему вовремя в голову не пришло, черт возьми?
Как Джиа выражается — крепок задним умом, что-то вроде того.
Войдя в номер, сразу увидел мигавший на телефоне красный огонек, сигналивший о поступившем сообщении. Следуя инструкциям, отмотал пленку, услыхал низкий хриплый голос:
«Интересуешься, где Олив Фарина? В подвал загляни».
И все. Механический женский голос сообщил время записи: 18.02. Семь минут назад. Приблизительно в момент выхода из бара.
Голоса Джек не узнал, но поставил бы последний доллар, что это кто-то из головорезов в черном. Он, возможно, единственный знает о смерти Олив. Поэтому служит самостоятельной ниточкой, которую желательно оборвать.
Неужели надеются, будто я сразу же побегу в подвал в их теплые объятия?
Потрясающе.
Конечно, придется идти — что бы ни случилось с Олив, это может быть связано с исчезновением Мелани, — но он пойдет не один, а в компании с мистером Глоком.
Джек вытащил из спортивной сумки пистолет, взвесил в руке, подумал о глушителе и передумал. Трудно будет обращаться с удлинившимся пистолетом в тесном пространстве. Хотя, если придется стрелять, шум поднимется адский. Сунул его под рубашку за пояс, направился к лифтам.
Улыбками и кивками приветствовал спускавшихся вместе сисуперов. Все, кроме одного, ехали на прием на втором этаже. Отбившийся от стада вышел на первом, предоставив ему в одиночестве двигаться к последней остановке.
Пока лифт замедлял ход, он вытащил «глок», вставил обойму, крепко прижал его к правому бедру, шагнул в разъехавшиеся дверцы в узкий коридор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
18
На половине второй пинты «Сэма Адамса» Джеку стало получше. Он уже приготовился выкинуть все из головы и вернуться в свой номер, как почувствовал за спиной чье-то присутствие.
Оглянулся и увидел Рому.
— Выяснили что-нибудь в Монро? — полюбопытствовал тот.
Господи Исусе, подумал озадаченный, озабоченный Джек, неужели за мной кто-то следил?
— Откуда вам известно, что я был в Монро?
— Есть у меня там связи, — усмехнулся Рома. — Знаете, город маленький. Когда незнакомец расспрашивает про шестьдесят восьмой год, новость быстро распространяется.
Может, Кэнфилд слышал о его визите и осведомил Рому. Он слегка успокоился. Для маскировки неплохо оказаться предметом ложных сплетен в Монро.
— Тогда вам, наверно, известно и то, что ничего не выяснил.
— Ничего не почувствовали? — не отступал Рома, внимательно на него глядя.
— Почувствовал, что зря время теряю.
— Нет-нет. В атмосфере. Почуяли слабый след чего-то непонятного... Иного?
— Иного? Нет. А в чем дело? Сперва Кэнфилд, теперь вы. Что это вообще такое?
— Внятного объяснения не имеется.
— Ну, спасибо, что просветили.
— Вы, безусловно, и раньше видели нечто, не имеющее рационального объяснения.
— Возможно, — уклончиво бросил Джек, вспоминая скрипучее ржавое затонувшее судно, полное тварей с акульими головами и шкурой цвета кобальта.
— Не «возможно», а точно. Вы играете гораздо более важную роль, чем думаете.
Что-то в тоне Ромы насторожило Джека — что-то недосказанное. К чему он клонит?
— Вы имеете в виду мой случай? — Тут ему вдруг пришло в голову, что Рома единственный не интересуется его легендой. Даже не упомянул ни разу.
— Да, но не тот, о котором вы всем рассказываете. Иной случай: когда Иное оставило на вас отметину.
— Эй, не припутывайте меня к этой белиберде.
— Вы с ней уже прочно связаны.
— Черта с два!
— Бросьте! Откуда у вас на груди шрамы?
По бару словно пронесся арктический ветер, Джек почти слышал, как на нем зашуршала одежда от прохватившего кожу мороза.
— Где вы могли когда-нибудь мою грудь видеть?
— Иное оставило на ней отпечаток, мой друг. Я почуял, что вы с ним соприкасались, в тот миг, как впервые заметил вас в очереди на регистрацию. А подойдя поближе, практически увидел шрамы сквозь рубашку.
Точно так же, как прошлым вечером, Рома поднял три средних пальца, скрючил когтями, махнул наискось в воздухе.
— Вот таким образом, правда?
Джек ничего не сказал. Язык превратился в наждак. Он взглянул на собственную грудь под рубашкой, на собеседника, вспоминая, как зудели шрамы во время обеих поездок в Монро.
Потом к нему вернулся дар речи.
— Надо, пожалуй, как-нибудь подробно это обсудить.
К его изумлению, Рома кивнул:
— Почему не сейчас? — и указал на маленький столик в темном углу. — Согласны?
Джек прихватил со стойки пивную бутылку, пошел за ним следом.
— Вас ранили довольно необычные существа, не так ли? — начал Рома, как только они уселись.
Он не шевельнулся, не проронил ни слова. Никогда ни единой душе не рассказывал историю с ракшасами. Дело касалось ближайших любимых людей, которые старались об этом забыть. Любой прямо к нему непричастный посчитал бы Джека сумасшедшим... вроде какого-нибудь сисупера. Откуда же, черт побери, Рома знает?
Он хлебнул пива, промочив горло.
— Вы их видели?
— Видел? — усмехнулся Рома. — Иное творило их у меня на глазах.
Джек мысленно присвистнул. Точно такой же свихнувшийся, как остальные. Может быть, даже хуже. Знает то, чего знать не вправе.
— Кто вы такой? — спросил он. — И что это за штука — Иное?
— Иное не штука.
— А что? Я не слово имею в виду.
Рома пристально посмотрел на него:
— В самом деле не знаете?
— Чего?
— Ну, не важно. Что касается сути Иного, вряд ли поймете ответ.
— Сделайте снисхождение.
— Что ж, подумаем... Можно назвать его существованием, состоянием, даже иной реальностью.
— Сразу стало гораздо яснее.
— Ну, попробуем по-другому: просто скажем, темный разум, где-то совершающееся бытие, которое...
— Где?
— Где-то... где-то в ином месте. Везде и нигде. Забудем на минуту о местоположении, сосредоточимся на связи этой силы с человечеством.
— Постойте, постойте, постойте. И так меня на шаг обгоняете, теперь еще один собираетесь сделать.
— Почему на шаг обгоняю?
— Что это за «темный разум»? Сатана, Кали, какая-нибудь недотыкомка?
— Возможно, все вместе, возможно, никто. Почему вы считаете, что у него его имя? Это не просто какой-нибудь глупый бог. Если на то пошло, скорее антибог.
— Вроде Антихриста Олив?
Рома удрученно вздохнул:
— Нет. Забудьте христианскую мифологию, эсхатологические бредни Олив, любую религию, о которой вообще когда-нибудь слышали. Под антибогом я имею в виду противоположный полюс всякому понятию о «боге». Иному в принципе не нужны верующие, не требуется никакая религия. У него нет названия, и оно не желает его получать.
— Что же это такое?
— Непостижимая сущность, колоссальная невообразимая хаотичная сила, не нуждающаяся в определении. Фактически можно сказать, что она отвергает любое название. Не желает, чтоб мы ее знали.
— Если такая могучая, то чего беспокоиться? Кто когда-нибудь слышал о боге, которому верующие не нужны?
— Перестаньте, пожалуйста, толковать о «боге». Сами себя сбиваете с толку.
— Ладно. Почему же оно не нуждается в верующих?
— Потому что хаотично по сути. Как только поверишь, как только признаешь — придашь ему форму. Приобретя очертания, форму, оно утратит силу. Получив признание, определение, хуже того — горстку верящих почитателей, прекратит взаимодействие с этим миром и будет далеко отброшено. Поэтому прикрывается другими верованиями и религиями, выдвигаемыми перед собой.
— Вроде какого-нибудь многонационального конгломерата, прячущегося за кучей подставных компаний.
Рома медленно кивнул:
— Аналогия грубая, хотя картину вы, кажется, поняли. Эта сила действует под разными масками, но с одной целью — принести в мир хаос.
— Немного хаоса не помешает.
— Имеются в виду кое-какие случайности? Некоторая непредсказуемость для интереса? — Он тихонько посмеялся, качая головой. — Вы даже понятия не имеете, о чем идет речь.
— Ну хорошо, и чего ей надо?
— Всего... включая сферу человеческого существования.
— Зачем? Мы очень вкусные?
— Слушайте, если желаете шутки шутить...
— Не просите меня быть серьезным в отеле, битком набитом взрослыми серьезными людьми, во всех других отношениях абсолютно разумными, которые, однако, твердо верят, будто инопланетные ящерицы летят сюда нас кушать. Это не я говорю, а они.
— Что ж, они и правы, и не правы. Нечто в самом деле старается сюда проникнуть, но хочет, так сказать, «кушать» больше в духовном смысле. Не перебивайте, послушайте, и, возможно, поймете.
Джек откинулся на спинку стула, скрестил на груди руки.
— Хорошо, слушаю. Хотя всегда, слыша подобные вещи, не могу не вспомнить, как земля и человечество считались центром вселенной. Потом на сцену вышел Галилео.
— Понятно. Попахивает антропоцентризмом, но если до конца дослушаете, то увидите, что это не так.
— Давайте.
— Спасибо. Попробую представить картину в другом ракурсе. Вообразите войну двух гигантских немыслимо сложных сил. Где? Повсюду вокруг. За что? Не стану утверждать, будто знаю. Она идет так давно, что противники сами, возможно, забыли причину. Впрочем, это не имеет значения. Важно то, что на кону стоит бытие. Заметьте, не мир, не солнечная система, не вселенная, а само бытие. Значит, дело касается любых других измерений, миров, реальностей — которые существуют, поверьте. Наш уголок действительно ничтожное затерянное в пространстве захолустье, но он составляет часть целого. А желающий стать победителем должен завоевать целое.
Джек удержался от комментариев.
— Одна сила, — продолжал Рома, — решительно враждебна человечеству, другая нет.
Джек не удержался, зевнул.
— Я вам наскучил? — с недоумением спросил собеседник.
— Прошу прошения. Очень похоже на старые байки о борьбе Добра со Злом, Бога с Сатаной и прочее.
— Некоторые в самом деле так думают. Космический дуализм довольно банален. Однако тут дело другое. Заметьте, пожалуйста, что я вовсе не называю противную сторону — выступающую, если угодно, против Иного — «доброй». Я называю ее не враждебной. Сильно, честно сказать, сомневаюсь, будто человечество ее хоть сколько-нибудь интересует, за исключением того факта, что его территория расположена на ее стороне космического фронта и она хочет ее удержать за собой.
Ох, мысленно вздохнул Джек. Наслушался за неделю бредовых теорий, определенно убедился, что что-то творится, не связанное ни с инопланетянами, ни с Антихристом, ни с Новым Мировым Порядком, а неведомо с чем, но белиберда насчет Иного вообще ни в какие ворота не лезет.
— Значит, — вставил он, — все мы ввязались в большую рискованную игру.
Рома медленно покачал головой:
— У вас непревзойденный талант к приземлению вечных проблем.
— Я это уже слышал.
— Но, учитывая изложенное, не надо забывать о великом «или».
— Что имеется в виду?
— Или... все, что я только что говорил, абсолютно ошибочно, поскольку человек не способен понять логику и мотивы совершенно «иной реальности».
— Замечательно, — фыркнул Джек, желая стереть с физиономии Ромы самодовольное выражение. — Тогда ваши рассуждения не имеют ни малейшего отношения к этому. — И скрючил три пальца, повторив его жест.
— Напротив. Ваши шрамы оставлены тварью Иного.
— Созданной, как было сказано, на ваших глазах.
— На глазах? Они созданы из куска моей плоти. — Лицо его затуманилось. — По этому поводу мало что могу сказать. Хотя существа замечательные, не правда ли?
— Я скорей выбрал бы другое выражение.
Впрочем, возможно, и замечательные. Замечательно злобные и настолько чужие, настолько... иные, что первобытные инстинкты в его душе дико взвыли, требуя либо бежать, либо их уничтожить.
Припомнился и рассказ о природе ракшас, в памяти почти зазвучал голос Калабати:
«Традиция гласит, что прежде ведических, даже доведических богов были иные боги, Древние, ненавидящие род людской, желавшие занять на Земле наше место. Для этого они сотворили богохульные пародии на людей... лишенные любви, чести, всего хорошего, на что мы способны. Полные ненависти, алчные, похотливые, жестокие...»
Древние боги Калабати не то же ли самое, что Иное Ромы?
Последний встал из-за стола.
— Что ж, я доволен.
— Чем?
— Тем, что об Ином вам известно лишь то, что услышали от меня. Я считал вас опасным, теперь убедился в обратном.
Джек, непонятно почему, обиделся.
— Опасным для кого?
Рома продолжал, как будто не слышал:
— Впрочем, другие, может быть, не совсем убедились. Будьте осторожны, мистер Шелби. Я даже посоветовал бы вернуться домой, посидеть под замком до конца выходных.
Ничего себе совет, но Джек не успел ответить. Рома повернулся и пошел прочь. Собрался броситься за ним, схватить, встряхнуть как следует, крикнуть — что это значит? — потом подавил побуждение. Выйдет только скандал, который наверняка язык ему не развяжет.
Чувствуя себя полнейшим идиотом, он направился в собственный номер.
19
На обратном пути, поднимаясь по лестнице, проклинал себя, что не спросил, как вышло, что Рому видели с Мелани в Монро на прошлой неделе. Хорошо бы понаблюдать за реакцией. Почему вовремя в голову не пришло, черт возьми?
Как Джиа выражается — крепок задним умом, что-то вроде того.
Войдя в номер, сразу увидел мигавший на телефоне красный огонек, сигналивший о поступившем сообщении. Следуя инструкциям, отмотал пленку, услыхал низкий хриплый голос:
«Интересуешься, где Олив Фарина? В подвал загляни».
И все. Механический женский голос сообщил время записи: 18.02. Семь минут назад. Приблизительно в момент выхода из бара.
Голоса Джек не узнал, но поставил бы последний доллар, что это кто-то из головорезов в черном. Он, возможно, единственный знает о смерти Олив. Поэтому служит самостоятельной ниточкой, которую желательно оборвать.
Неужели надеются, будто я сразу же побегу в подвал в их теплые объятия?
Потрясающе.
Конечно, придется идти — что бы ни случилось с Олив, это может быть связано с исчезновением Мелани, — но он пойдет не один, а в компании с мистером Глоком.
Джек вытащил из спортивной сумки пистолет, взвесил в руке, подумал о глушителе и передумал. Трудно будет обращаться с удлинившимся пистолетом в тесном пространстве. Хотя, если придется стрелять, шум поднимется адский. Сунул его под рубашку за пояс, направился к лифтам.
Улыбками и кивками приветствовал спускавшихся вместе сисуперов. Все, кроме одного, ехали на прием на втором этаже. Отбившийся от стада вышел на первом, предоставив ему в одиночестве двигаться к последней остановке.
Пока лифт замедлял ход, он вытащил «глок», вставил обойму, крепко прижал его к правому бедру, шагнул в разъехавшиеся дверцы в узкий коридор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42