Плач творца по творцу, по глупой случайности оказавшемуся не бессмертным.
Он разыскал Геласа на тонком плане людского мира. Этот план давно не был пустынным, он был заполнен продуктами человеческого воображения. Рыжий разлегся на поляне посреди какой-то странной, немыслимой растительности, словно в нарисованной ребенком картинке. Он сделал Магу приветственный жест, но не сдвинулся с места.
– Валяешься, бездельник? – насмешливо глянул на него Маг и уселся рядом.
Тот угукнул в ответ и ухмыльнулся. Маг сорвал травинку и завертел ее в пальцах:
– Это съедобно?
– Откуда мне знать?
Маг сунул травинку в зубы и растянулся рядом с ним, заложив руки за голову. Некоторое время они молча лежали, глядя в белесое небо.
– Вот мы и опять одни, – протянул Гелас, не поворачивая к нему головы.
– И опять нам начинать заново, – в тон ему отозвался Маг.
– Ну почему же заново? – возразил тот. – Многое уже сделано. Согласись, что теперь наши подопечные совсем не те, что прежде.
– Правильнее сказать – не совсем те. Кое-что, конечно, сделано.
– Значит, мы не начнем заново. Мы продолжим нашу плодотворную деятельность.
Во рту у Мага стало горько. Он сплюнул травинку.
– Тьфу, вот гадость! – попрощался он с травинкой. – Боюсь, что плоды нашей деятельности ничуть не слаще.
– Преувеличиваешь, – лениво откликнулся Воин. – Да и незачем тащить в рот все, что попало под руку. Кто тебя заставлял жевать ее?
– Никто.
– А кто тебя заставлял бродить среди людей, жить их жизнью?
– Никто.
– Тогда мне непонятно, чем ты недоволен. Кто тут виноват, кроме тебя?
– Наверное, никто.
– Рад, что в тебе сохранилась капля здравого смысла. Но должен заметить, в последнее время ты не похож сам на себя.
– И чем же?
– Чем? – Воин задумался. – Пожалуй, в тебе стало слишком много… человеческого.
– С кем поведешься… – пробормотал Маг.
– А ты не водись, – посоветовал Воин. – Ты – творец, а не человек. Ты должен присматривать за людьми сверху, а не барахтаться в одной грязной луже с ними.
– Никому я ничего не должен, – огрызнулся Маг. – Кроме того, они тоже творцы.
– Будущие творцы, – напомнил ему Воин. – Это, я скажу тебе, разница.
– Не такая уж большая. – Маг резким движением сел. – И все-таки нам придется начинать. Все изменилось, этот мир стал другим. Изменились условия, обстоятельства. А продолжать – это быть привязанным к прежним условиям. Нет, рыжий, нам придется начинать заново.
– Не рыжий, а златокудрый, – привычно поправил его Гелас.
– Какая разница…
– Вот вы где валяетесь! – раздался над ними голос Жрицы. – А я-то сбилась с ног, ищу вас по всему тонкому плану!
«Сбилась с ног» было чисто человеческим выражением. Общение с людьми не прошло для нее бесследно, хотя бы в этом.
– Зачем? – глянул на нее Маг.
– Вот-вот, зачем? – повторил Воин.
Вид у него был, как у застигнутого за проделкой мальчишки.
– Как зачем? – удивилась она. – Работать, мальчики, работать! Разве вы не расслышали распоряжение Императора? Нужно поддержать новое учение.
– А оно нуждается в этом? – Воин появился здесь раньше обоих и уже представлял, как обстоят дела с новым учением. – Как мне показалось, оно само себя прекрасно поддерживает.
– Это ничего не значит, – наставническим голосом сказала Жрица. – Нам нужно с самого начала проследить, чтобы оно развивалось в нужном нам направлении. Да, Маг, я еще не поблагодарила тебя. Спасибо, что ты помог мне в этом… мероприятии.
– Не стоит, – отмахнулся тот. – Значит, за глаза ты зовешь меня лукавым? Должен заметить, что это сильно осложнило мою задачу.
На лице Жрицы промелькнула тень смущения.
– Разве ты не такой? – сказала она. – Не думала, что ты можешь на это обидеться.
– Я и не обиделся, – ответил Маг. – Просто не предполагал, что ты считаешь это главным во мне. – Он только посмеивался, когда некоторые Силы называли его так, но от Жрицы он ожидал большей проницательности.
– Мне трудно называть тебя скрытным, – пожала она плечами. – Все мотивы твоих проделок видны мне насквозь.
– Неужели? – пробормотал он. В таком случае она была проницательнее его самого. – А что ты имела в виду под словами «нужное направление»?
– Как что? – Жрица даже растерялась. – Мы же договорились на собрании, что развитие творческих возможностей людей не должно опережать развития их нравственности, поэтому новое учение должно как можно больше содействовать ее повышению. Конечно, в учении заложены основы, но я, к сожалению, не могла контролировать этого человека полностью.
– Мне не показалось, что в его учении чего-то недостает, – заметил Маг. – Единственно, я не вполне одобряю его метод. Все-таки для такой серьезной вещи, как духовное учение, требуются подготовленные люди, а он рассказывал его всем, кто соглашался слушать. Выслушав его, они получали уверенность, что поняли все, а ведь это верно далеко не для каждого. Каждый понимал его в меру своего развития.
– Это как раз правильно, именно это я и планировала, – заявила Жрица. – Пусть каждый в меру своего развития приобщится к учению и получит свою, доступную ему долю нравственных основ. Главное – массовость. Ведь мы озабочены тем, чтобы поднять нравственный уровень не отдельных особо развитых искр, а всего человечества.
– А как же быть с отдельными, особо развитыми искрами? Они не могут опуститься до общего уровня, им нужно развиваться дальше.
– Почему не могут? – удивленно глянула на него Жрица. – Могут. Им совершенно незачем превышать этот общий уровень. Как я наблюдала прежде, многие из них начинают заниматься недопустимыми видами творчества.
– Недопустимыми? – по губам Мага скользнула презрительная усмешка. – Я не заметил, чтобы их творчество приносило ощутимый вред.
– Их – да, – нехотя согласилась с ним Жрица. – Их слишком мало. Но у них всегда появляются сотни подражателей, а они приносят ощутимый вред. Людей невозможно заставить не подражать друг другу, поэтому правильнее будет устранить источники подражания.
– Все это временно, – напомнил Маг, – а божественная искра вечна. Нам следует помнить о вечных интересах, а не о временных.
– Но если мы упустим временное, это непременно скажется на вечном, – строго сказала Жрица.
– Да, Маг, ты забрел куда-то не туда, – вмешался в Разговор Воин. Прежде он молчал, но внимательно прислушивался к словам обоих. – У нас уже был случай, когда мы пустили все на самотек, а затем были вынуждены начать сначала.
– Но ведь до сих пор не известно, правильно ли мы поступили тогда, – нахмурился Маг. В его острой памяти все еще были живы подробности несчастного наводнения.
– Во всяком случае, хуже не стало. Хриза права – людей нужно контролировать и контролировать. Иначе невозможно предсказать, в каком направлении они начнут развиваться.
– Рада, что ты согласен со мной, Гелас, – одобрила Воина Жрица.
– Маг, что бы ты там ни думал про себя, какие бы красивые мысли ни проскакивали в твоей голове, есть необходимость, и тебе придется подчиниться ей. В конце концов, ты – виновник всего этого. Любой на твоем месте беспокоился бы о том, как выйти из положения наиболее надежным и безопасным способом, а не носился бы с сомнительными идеями.
– Я – не любой, – возразил Маг, но Жрица уже не слушала его, считая, что высказала последнее слово, оставшееся за ней. Она протянула Воину руку, тот ухватился за ее тонкие, холодные пальцы и вскочил на ноги.
– Пошли работать, бездельник, – оглянулся он на Мага.
* * *
Новое учение распространялось, как степной пожар. Кое-кто из людей и прежде интуитивно постигал Единого, но то были одиночки из наиболее ярких искр, развившихся в человеческом мире. К сожалению, все их усилия довести до остальных идею осмысленного, дружелюбного присутствия Единого неизменно заканчивались неудачей. Рассудку заурядных людей было чуждо и непонятно божество не требующее, не поучающее, не обладающее человеческими достоинствами и недостатками, а постижение иных качеств было недоступным для их неразвитых искр.
Их не интересовало божество, которое нельзя задобрить, которого не нужно бояться. Им было безразлично божество, в отношениях с которым не было ни страха, ни выгоды. Новое учение создало образ понятного им бога, одобряющего определенные человеческие качества и заинтересованного в них. Оно утверждало, что Единому можно угодить и получить за это награду.
Эту награду каждый понимал по-своему. Для Мага было несомненным, что тот, кто носил в себе искру Жрицы, знал, что говорил, утверждая, что в высшем мире угодные Единому будут возвеличены, но не мог уточнить, как именно они будут возвеличены, потому что в человеческом языке не было подходящих слов. Он пользовался сравнениями, которые каждый толковал в меру своего понимания. И каждый считал, что в высшем мире сбудутся все его неутоленные желания. Честолюбцы надеялись на славу и всеобщее поклонение, не слышавшие доброго слова жаждали быть любимыми и обласканными, сластолюбцы мечтали о красивых женщинах, нищие и скупцы – о богатстве, замотанные тяжелым, подневольным трудом – о праздной жизни. Люди были согласны воздержаться от пороков в этой жизни, если там, в загробной жизни, все их пороки будут удовлетворены сполна.
И каждый ловился на эту неотразимую, придуманную им самим приманку. Новое учение распространялось, как степной пожар.
Людям было достаточно намека, остальное они додумывали сами. Если Единый любит угодных ему людей, то, естественно, он ненавидит неугодных. Если он поощряет тех, кто соответствует его требованиям, то, конечно, он наказывает тех, кто им не соответствует. Тот, в ком воплотилась искра Жрицы, не утверждал этого напрямик, но за него потрудились последователи. Этим «ловцам человеков» казалось, что люди лучше поймут истины их учителя, если добавить к ним такой понятный, такой убедительный противовес. В мир пришло учение о добре, и рука об руку с ним явилось учение о зле.
Люди открыли простой, дешевый, надежный способ придерживаться стороны добра – истребление зла. Отслеживать и искоренять собственные недостатки было сложной и неблагодарной задачей. Преследовать инакомыслящих было гораздо легче и престижнее, и едва новое учение набрало силу, борьба с ними развернулась вовсю.
Наряду с борьбой развернулась и торговля духовными ценностями. Служители нового культа, запамятовав, что их учитель когда-то собственными руками выкинул торговцев из храма, составили списки неугодных Единому поступков и назначили за каждый разумную цену. Есть деньги – совершай на здоровье, только не забывай оплачивать.
Маг с Воином наблюдали эту картину, не зная, смеяться им или плакать.
– Они, наверное, с ума посходили, – возмущался Гелас. – Так извратить такие прекрасные истины!
– Большие истины в маленьких головах… – ворчал в ответ Маг. – Эта Жрица так и не поняла, что вместилище должно соответствовать вмещаемому. «Возьмут в меру своего развития…» – передразнил он ее холодноватый, наставнический тон. – Вот видишь – взяли!
– Это все – деньги, – глубокомысленно заявил Воин. – Грязное золото, как говорят люди.
– Золото чистое, – возразил Маг. – Люди грязные.
– Не очень-то ты их любишь, – покосился на него Воин.
– Замечать недостатки – это еще не значит не любить, – возразил тот. – Да и что такое – любовь? Боюсь, мы давно забыли, что это такое.
– Не отвечай за других. – В голосе Воина послышалось явственное превосходство, – если сам не знаешь, что это такое. У нас не все такие, как ты.
– Я, по крайней мере, в состоянии честно признаться себе в этом, – иронически глянул на него Маг. – Что бы ты ни утверждал, факты на моей стороне – у нас давным-давно не рождалось новых творцов.
– Так это же божественная любовь!
– Ты думаешь, есть другая?
– Конечно. – Гелас задумчиво поскреб рыжую бороду. – Я, например, люблю людей. – Он глянул вниз, на плотный план. – Вон они там живут помаленьку, пьют, едят, занимаются своими делами – интересно! Их не сравнить ни с какими из наших прежних творений – без искры. Правда, искра придает им некоторую… непредсказуемость, но как подумаю, что когда-нибудь они станут такими же, как я… все-таки они развились из моей заготовки. Я искренне считаю себя их отцом и люблю их, как своих детей.
– Не понимаю я тебя, рыжий, – поморщился Маг. – То есть если бы они развились не из твоей заготовки, ты относился бы к ним иначе?
– Ну… возможно.
– Но ведь они были бы совершенно те же самые – значит, дело не в них, а в тебе?
– Конечно! – победоносно воскликнул Воин. – Это и означает, что я люблю их!
– А для меня это как раз означает, что ты любишь не их. Себя, свои планы и намерения – что угодно, только не их.
– Мудришь, лукавый. – Воин с затаенным злорадством глянул на Мага, надеясь раздразнить его этим прозвищем. – Слишком много думаешь.
– Это воинам думать не положено, – парировал тот. – А я – Маг.
Ни тот ни другой не подали вида, что разозлились друг на друга, но разговор у них сам собой зачах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Он разыскал Геласа на тонком плане людского мира. Этот план давно не был пустынным, он был заполнен продуктами человеческого воображения. Рыжий разлегся на поляне посреди какой-то странной, немыслимой растительности, словно в нарисованной ребенком картинке. Он сделал Магу приветственный жест, но не сдвинулся с места.
– Валяешься, бездельник? – насмешливо глянул на него Маг и уселся рядом.
Тот угукнул в ответ и ухмыльнулся. Маг сорвал травинку и завертел ее в пальцах:
– Это съедобно?
– Откуда мне знать?
Маг сунул травинку в зубы и растянулся рядом с ним, заложив руки за голову. Некоторое время они молча лежали, глядя в белесое небо.
– Вот мы и опять одни, – протянул Гелас, не поворачивая к нему головы.
– И опять нам начинать заново, – в тон ему отозвался Маг.
– Ну почему же заново? – возразил тот. – Многое уже сделано. Согласись, что теперь наши подопечные совсем не те, что прежде.
– Правильнее сказать – не совсем те. Кое-что, конечно, сделано.
– Значит, мы не начнем заново. Мы продолжим нашу плодотворную деятельность.
Во рту у Мага стало горько. Он сплюнул травинку.
– Тьфу, вот гадость! – попрощался он с травинкой. – Боюсь, что плоды нашей деятельности ничуть не слаще.
– Преувеличиваешь, – лениво откликнулся Воин. – Да и незачем тащить в рот все, что попало под руку. Кто тебя заставлял жевать ее?
– Никто.
– А кто тебя заставлял бродить среди людей, жить их жизнью?
– Никто.
– Тогда мне непонятно, чем ты недоволен. Кто тут виноват, кроме тебя?
– Наверное, никто.
– Рад, что в тебе сохранилась капля здравого смысла. Но должен заметить, в последнее время ты не похож сам на себя.
– И чем же?
– Чем? – Воин задумался. – Пожалуй, в тебе стало слишком много… человеческого.
– С кем поведешься… – пробормотал Маг.
– А ты не водись, – посоветовал Воин. – Ты – творец, а не человек. Ты должен присматривать за людьми сверху, а не барахтаться в одной грязной луже с ними.
– Никому я ничего не должен, – огрызнулся Маг. – Кроме того, они тоже творцы.
– Будущие творцы, – напомнил ему Воин. – Это, я скажу тебе, разница.
– Не такая уж большая. – Маг резким движением сел. – И все-таки нам придется начинать. Все изменилось, этот мир стал другим. Изменились условия, обстоятельства. А продолжать – это быть привязанным к прежним условиям. Нет, рыжий, нам придется начинать заново.
– Не рыжий, а златокудрый, – привычно поправил его Гелас.
– Какая разница…
– Вот вы где валяетесь! – раздался над ними голос Жрицы. – А я-то сбилась с ног, ищу вас по всему тонкому плану!
«Сбилась с ног» было чисто человеческим выражением. Общение с людьми не прошло для нее бесследно, хотя бы в этом.
– Зачем? – глянул на нее Маг.
– Вот-вот, зачем? – повторил Воин.
Вид у него был, как у застигнутого за проделкой мальчишки.
– Как зачем? – удивилась она. – Работать, мальчики, работать! Разве вы не расслышали распоряжение Императора? Нужно поддержать новое учение.
– А оно нуждается в этом? – Воин появился здесь раньше обоих и уже представлял, как обстоят дела с новым учением. – Как мне показалось, оно само себя прекрасно поддерживает.
– Это ничего не значит, – наставническим голосом сказала Жрица. – Нам нужно с самого начала проследить, чтобы оно развивалось в нужном нам направлении. Да, Маг, я еще не поблагодарила тебя. Спасибо, что ты помог мне в этом… мероприятии.
– Не стоит, – отмахнулся тот. – Значит, за глаза ты зовешь меня лукавым? Должен заметить, что это сильно осложнило мою задачу.
На лице Жрицы промелькнула тень смущения.
– Разве ты не такой? – сказала она. – Не думала, что ты можешь на это обидеться.
– Я и не обиделся, – ответил Маг. – Просто не предполагал, что ты считаешь это главным во мне. – Он только посмеивался, когда некоторые Силы называли его так, но от Жрицы он ожидал большей проницательности.
– Мне трудно называть тебя скрытным, – пожала она плечами. – Все мотивы твоих проделок видны мне насквозь.
– Неужели? – пробормотал он. В таком случае она была проницательнее его самого. – А что ты имела в виду под словами «нужное направление»?
– Как что? – Жрица даже растерялась. – Мы же договорились на собрании, что развитие творческих возможностей людей не должно опережать развития их нравственности, поэтому новое учение должно как можно больше содействовать ее повышению. Конечно, в учении заложены основы, но я, к сожалению, не могла контролировать этого человека полностью.
– Мне не показалось, что в его учении чего-то недостает, – заметил Маг. – Единственно, я не вполне одобряю его метод. Все-таки для такой серьезной вещи, как духовное учение, требуются подготовленные люди, а он рассказывал его всем, кто соглашался слушать. Выслушав его, они получали уверенность, что поняли все, а ведь это верно далеко не для каждого. Каждый понимал его в меру своего развития.
– Это как раз правильно, именно это я и планировала, – заявила Жрица. – Пусть каждый в меру своего развития приобщится к учению и получит свою, доступную ему долю нравственных основ. Главное – массовость. Ведь мы озабочены тем, чтобы поднять нравственный уровень не отдельных особо развитых искр, а всего человечества.
– А как же быть с отдельными, особо развитыми искрами? Они не могут опуститься до общего уровня, им нужно развиваться дальше.
– Почему не могут? – удивленно глянула на него Жрица. – Могут. Им совершенно незачем превышать этот общий уровень. Как я наблюдала прежде, многие из них начинают заниматься недопустимыми видами творчества.
– Недопустимыми? – по губам Мага скользнула презрительная усмешка. – Я не заметил, чтобы их творчество приносило ощутимый вред.
– Их – да, – нехотя согласилась с ним Жрица. – Их слишком мало. Но у них всегда появляются сотни подражателей, а они приносят ощутимый вред. Людей невозможно заставить не подражать друг другу, поэтому правильнее будет устранить источники подражания.
– Все это временно, – напомнил Маг, – а божественная искра вечна. Нам следует помнить о вечных интересах, а не о временных.
– Но если мы упустим временное, это непременно скажется на вечном, – строго сказала Жрица.
– Да, Маг, ты забрел куда-то не туда, – вмешался в Разговор Воин. Прежде он молчал, но внимательно прислушивался к словам обоих. – У нас уже был случай, когда мы пустили все на самотек, а затем были вынуждены начать сначала.
– Но ведь до сих пор не известно, правильно ли мы поступили тогда, – нахмурился Маг. В его острой памяти все еще были живы подробности несчастного наводнения.
– Во всяком случае, хуже не стало. Хриза права – людей нужно контролировать и контролировать. Иначе невозможно предсказать, в каком направлении они начнут развиваться.
– Рада, что ты согласен со мной, Гелас, – одобрила Воина Жрица.
– Маг, что бы ты там ни думал про себя, какие бы красивые мысли ни проскакивали в твоей голове, есть необходимость, и тебе придется подчиниться ей. В конце концов, ты – виновник всего этого. Любой на твоем месте беспокоился бы о том, как выйти из положения наиболее надежным и безопасным способом, а не носился бы с сомнительными идеями.
– Я – не любой, – возразил Маг, но Жрица уже не слушала его, считая, что высказала последнее слово, оставшееся за ней. Она протянула Воину руку, тот ухватился за ее тонкие, холодные пальцы и вскочил на ноги.
– Пошли работать, бездельник, – оглянулся он на Мага.
* * *
Новое учение распространялось, как степной пожар. Кое-кто из людей и прежде интуитивно постигал Единого, но то были одиночки из наиболее ярких искр, развившихся в человеческом мире. К сожалению, все их усилия довести до остальных идею осмысленного, дружелюбного присутствия Единого неизменно заканчивались неудачей. Рассудку заурядных людей было чуждо и непонятно божество не требующее, не поучающее, не обладающее человеческими достоинствами и недостатками, а постижение иных качеств было недоступным для их неразвитых искр.
Их не интересовало божество, которое нельзя задобрить, которого не нужно бояться. Им было безразлично божество, в отношениях с которым не было ни страха, ни выгоды. Новое учение создало образ понятного им бога, одобряющего определенные человеческие качества и заинтересованного в них. Оно утверждало, что Единому можно угодить и получить за это награду.
Эту награду каждый понимал по-своему. Для Мага было несомненным, что тот, кто носил в себе искру Жрицы, знал, что говорил, утверждая, что в высшем мире угодные Единому будут возвеличены, но не мог уточнить, как именно они будут возвеличены, потому что в человеческом языке не было подходящих слов. Он пользовался сравнениями, которые каждый толковал в меру своего понимания. И каждый считал, что в высшем мире сбудутся все его неутоленные желания. Честолюбцы надеялись на славу и всеобщее поклонение, не слышавшие доброго слова жаждали быть любимыми и обласканными, сластолюбцы мечтали о красивых женщинах, нищие и скупцы – о богатстве, замотанные тяжелым, подневольным трудом – о праздной жизни. Люди были согласны воздержаться от пороков в этой жизни, если там, в загробной жизни, все их пороки будут удовлетворены сполна.
И каждый ловился на эту неотразимую, придуманную им самим приманку. Новое учение распространялось, как степной пожар.
Людям было достаточно намека, остальное они додумывали сами. Если Единый любит угодных ему людей, то, естественно, он ненавидит неугодных. Если он поощряет тех, кто соответствует его требованиям, то, конечно, он наказывает тех, кто им не соответствует. Тот, в ком воплотилась искра Жрицы, не утверждал этого напрямик, но за него потрудились последователи. Этим «ловцам человеков» казалось, что люди лучше поймут истины их учителя, если добавить к ним такой понятный, такой убедительный противовес. В мир пришло учение о добре, и рука об руку с ним явилось учение о зле.
Люди открыли простой, дешевый, надежный способ придерживаться стороны добра – истребление зла. Отслеживать и искоренять собственные недостатки было сложной и неблагодарной задачей. Преследовать инакомыслящих было гораздо легче и престижнее, и едва новое учение набрало силу, борьба с ними развернулась вовсю.
Наряду с борьбой развернулась и торговля духовными ценностями. Служители нового культа, запамятовав, что их учитель когда-то собственными руками выкинул торговцев из храма, составили списки неугодных Единому поступков и назначили за каждый разумную цену. Есть деньги – совершай на здоровье, только не забывай оплачивать.
Маг с Воином наблюдали эту картину, не зная, смеяться им или плакать.
– Они, наверное, с ума посходили, – возмущался Гелас. – Так извратить такие прекрасные истины!
– Большие истины в маленьких головах… – ворчал в ответ Маг. – Эта Жрица так и не поняла, что вместилище должно соответствовать вмещаемому. «Возьмут в меру своего развития…» – передразнил он ее холодноватый, наставнический тон. – Вот видишь – взяли!
– Это все – деньги, – глубокомысленно заявил Воин. – Грязное золото, как говорят люди.
– Золото чистое, – возразил Маг. – Люди грязные.
– Не очень-то ты их любишь, – покосился на него Воин.
– Замечать недостатки – это еще не значит не любить, – возразил тот. – Да и что такое – любовь? Боюсь, мы давно забыли, что это такое.
– Не отвечай за других. – В голосе Воина послышалось явственное превосходство, – если сам не знаешь, что это такое. У нас не все такие, как ты.
– Я, по крайней мере, в состоянии честно признаться себе в этом, – иронически глянул на него Маг. – Что бы ты ни утверждал, факты на моей стороне – у нас давным-давно не рождалось новых творцов.
– Так это же божественная любовь!
– Ты думаешь, есть другая?
– Конечно. – Гелас задумчиво поскреб рыжую бороду. – Я, например, люблю людей. – Он глянул вниз, на плотный план. – Вон они там живут помаленьку, пьют, едят, занимаются своими делами – интересно! Их не сравнить ни с какими из наших прежних творений – без искры. Правда, искра придает им некоторую… непредсказуемость, но как подумаю, что когда-нибудь они станут такими же, как я… все-таки они развились из моей заготовки. Я искренне считаю себя их отцом и люблю их, как своих детей.
– Не понимаю я тебя, рыжий, – поморщился Маг. – То есть если бы они развились не из твоей заготовки, ты относился бы к ним иначе?
– Ну… возможно.
– Но ведь они были бы совершенно те же самые – значит, дело не в них, а в тебе?
– Конечно! – победоносно воскликнул Воин. – Это и означает, что я люблю их!
– А для меня это как раз означает, что ты любишь не их. Себя, свои планы и намерения – что угодно, только не их.
– Мудришь, лукавый. – Воин с затаенным злорадством глянул на Мага, надеясь раздразнить его этим прозвищем. – Слишком много думаешь.
– Это воинам думать не положено, – парировал тот. – А я – Маг.
Ни тот ни другой не подали вида, что разозлились друг на друга, но разговор у них сам собой зачах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58