Маг сослался на неотложные дела и с облегчением расстался с рыжим. Он полетел прогуляться по плотному миру, чтобы отвлечься, – в конце концов, здесь оставалось немало мест, куда еще не проникло новое учение.
Людей здесь стало очень много. В каждом мало-мальски пригодном для жилья уголке этого мира виднелись их поселения – где маленькие, чахлые поселки, скопления хижинок, а где и россыпи крупных городов, соединенных наезженными дорогами. Города были грязными и беспорядочными, в них свирепствовали преступники и болезни – привычное явление больших людских поселений – не говоря уже о тучах грязеедов, с которыми давно отчаялись справиться творцы. И все-таки именно здесь, в городах, собирались наиболее яркие искры.
Невозможная пестрота человеческих верований и убеждений не мешала им идти своими путями. Теперь их было достаточно, чтобы можно было сказать, что все они, невзирая на разницу своего окружения и воспитания, стремятся к одной и той же цели, придерживаются одной и той же ценности. Казалось, в них был заложен внутренний компас, указывающий на высшие миры.
Их было уже достаточно, чтобы надеяться на урожай творцов с этого поля к концу пробуждения. Это воодушевляло Мага, но и тревожило – именно потому у него появилась надежда. Пока ее не было, не о чем было тревожиться, но теперь его беспокоило, что установка Жрицы на уравнивание всех людей не только не вытащит из грязи безнадежных, но и не даст развиться достойным.
Их было еще слишком мало, чтобы они не чувствовали себя одинокими. Странными, ненормальными, не принадлежащими этому миру и не умеющими жить в нем. Некоторым везло – они узнавали из разговоров с чужими о таких же, как они сами, и эти искры светили им издалека, но большинство их маялись всю жизнь своей непохожестью на остальных, стоя одной ногой в мире людей, а другой непонятно где, в чем-то не имеющем названия. В языке толпы не предусматривалось такого слова.
Новое учение, словно прокрустово ложе, вытягивало на разрыв коротышек и обрубало ноги тем, кто перерос его. Там, где оно набирало влияние, гуляло чудовище по имени «единомыслие», неутомимо пожиравшее инакомыслящих. Оставалось только удивляться, как сумело учение о смирении, кротости и милосердии стать таким наглым, хищным и беспощадным. Маг, в глубине души еще скорбевший по тому, кто носил в себе искру Жрицы, не мог не радоваться при мысли, что тот никогда не увидит результатов своего подвижничества.
А сама Жрица – она была уверена, что все идет так, как нужно. По крайней мере, Маг вынес это убеждение из очередного разговора с ней. С Геласом они вскоре помирились, но тот по-прежнему придерживался ее точки зрения, хотя при каждой встрече с ним Маг замечал, что рыжего все чаще посещают сомнения.
– Что у них за терминология – овцы, пастыри! – Рыжий недоуменно пожимал плечами. В его взгляде отчетливо сквозила растерянность, непривычная для устойчивого к сомнениям Воина. – Скотина они, что ли?
– Ну, если им нравится считать себя скотиной… – брезгливо морщился Маг.
– Нет – но овца! – восклицал Воин. – Тупое, безмозглое животное – не существо, а просто биомасса какая-то! Почему бы им не называть себя хотя бы ослами – те тоже славятся своей глупостью!
– Осел глуп и упрям, а овца глупа и послушна, – заметил Маг. – Люди знают, что говорят. При всех их недостатках в языковой точности им не откажешь.
– А эти пастыри! – продолжал тот. – Чтобы их паства была еще послушнее, хотя, по-моему, куда уж больше, они стращают ее каким-то неизвестным животным. Я сам смотрел в Плане – такого там нет. Нет его и среди человеческих творений – чертей, демонов и прочей дряни, хотя среди них встречаются и такие, кем испугаешь кого угодно. Чего доброго, они сотворят эту зверюгу, не приведи Господь!
– Не приведи… кто? – заинтересованно спросил Маг.
– Кто? – переспросил Воин. – Ну, Господь этот…
– Какой еще Господь?
– Ах да… – спохватился тот. – С этими людьми у меня ум за разум заходит. Ты у нас главный специалист по их заскокам – так, может быть, ты выяснишь, что это за тварь такая – гиена огненная?
– Ты просто невнимательно смотрел в Плане, – с издевательским сочувствием глянул на него Маг. – Я помню, там были гиены. Ты же их и создавал.
– Но не эту!!! – взвыл Воин. – Думаешь, я не помню, что я здесь создавал?!
* * *
Именно так Маг и думал, но не стал делиться этой мыслью с рыжим, чтобы лишний раз не дразнить его. Вместо этого он распрощался с Воином и отправился в Аалан, чтобы поизучать План в спокойной обстановке. И встретиться с Нереей.
– Гиена огненная… – бормотал он сквозь досадливо прикушенную губу. – Гиена огненная… – Он перелистывал картины Плана одну за другой. – Полосатая, пятнистая, карликовая – нет, не то… саблезубая, гигантская… нет, эти вымерли во время прокрутки – пробные варианты… – Маг резким движением мысли захлопнул План и вернул внимание в реальность Аалана. – Нет проклятой гиены, и все!
– Не нашел? – спросила его с пояса Талеста.
– Нет. Нужно еще человеческие творения посмотреть, в хрониках…
– Не трудись, – хихикнула веревка. – Это не животное и не демон.
Маг подозрительно покосился себе на пояс.
– А что же это? – спросил он.
– Тебе известно, что такое рай? – невинным тоном поинтересовалась веревка.
– Ну еще бы! – сердито сказал он. – В любой из человеческих религий есть место, куда, по их понятию, попадают после смерти особо отличившиеся. Это понятие возникает за неимением точных знаний о тонких мирах.
– Так вот, – с плохо скрываемым торжеством сказала Талеста, – гиена огненная – это альтернативное место. И вовсе не гиена, а геенна.
– Какая разница… – буркнул Маг. – Почти во всех религиях имеются альтернативные места. У этих тоже есть какое-то – ад, кажется.
– Это одно и то же.
– Но почему тогда говорится, что она пожирает людей? Обычно их просто посылают туда, и все. Считается, что сами дойдут.
– Она очень инициативная.
– Понятно. Мне следовало бы догадаться, они и сами очень инициативные. Но откуда тебе это известно?
– Ты же знаешь, я люблю быть осведомленной.
– Подслушивала?
– И подсматривала, – гордо сообщила веревка. – Вы, творцы, вечно упускаете подробности, а для меня это как раз самое интересное. Ты ведь давно не заглядывал в людские сочинения?
– Слишком много их развелось, всего не пересмотришь, – пожаловался Маг. С тех пор как люди ввели в обиход письменность, даже он, с его исключительной способностью к приему новой информации, не успевал просматривать все написанное и в конце концов оставил эти усилия как безнадежные. Тем более, что человеческие записи, как правило, содержали не стоящий внимания мусор.
– А ты загляни, – посоветовала веревка. – Как мне показалось, в этой геенне очень развитая система наказаний.
– Загляну, Талеста, – кивнул он. – Нужно же узнать, чего они там так боятся.
– Загляни, – повторила она покровительственным тоном. – И вообще меня зовут не Талеста, а…
– Милая моя Талесточка! – рассеянно выдохнул он, погружаясь в хроники. – Если бы я только мог выговорить твое полное имя…
– И зачем только я тебе служу, – проворчала довольная веревка.
Немного спустя он оторвался от просмотра. Талеста заметила, что на его лице проступила озабоченность.
– Ну что там? – спросила она.
– Да ничего нового, – ответил он. – Варят заживо, жарят на огне, опускают в кипящую смолу. То же самое, что и при жизни. Я бы даже сказал, что в жизни люди изощреннее. У них в аду нет и половины оборудования, которое мне приходилось видеть у них в пыточных. Плохо другое…
– Что?
– Понимаешь, Талеста, творческие способности людей зашли довольно-таки далеко… – Маг замялся.
– Говори же, – заторопила его любопытная веревка, догадываясь, что это и было причиной его озабоченности.
– Видишь ли, – вздохнул он, – до сих пор люди создавали только отдельные сущности и мелкие события, не выходящие за пределы их мира, но теперь они усовершенствовались в творчестве настолько, чтобы создать это дрянное местечко. Их ад получил бытие в промежуточных мирах.
– Это, я полагаю, не опасно творцам? – осторожно спросила Талеста.
– Нет, конечно, пока. – Маг мрачно оперся подбородком на кулаки. Создание людьми нового, очень неприятного мирка было веским аргументом за ограничение их творческих способностей. Несомненно, Император воспользуется им, как только узнает о случившемся, а он узнает сейчас же, хотя бы потому, что нужно сейчас же сообщить ему об этом. Маг уже дожил до понимания, что некоторые вещи лучше не скрывать, пока не стало хуже. – Но все равно нужно рассказать об этом Императору. Представляю, как он не обрадуется.
– А их рай? – спросила веревка. – Может быть, он их раю обрадуется?
– Рай? – Маг снова ненадолго углубился в хроники. – Нет, рай они не создали. К сожалению, они вложили гораздо больше воображения в создание ада, а на рай их не хватило. Известные нам особенности их творчества…
– Да-а… – сочувственно протянула веревка. – Ты, кажется, огорчен?
– Я? – переспросил Маг. – Обидно расставаться с надеждой, едва она появилась. Мне жаль тех, кого я приметил, пытался ободрить, побудить к дальнейшему развитию. Ад создавали не они, но, тем не менее, они понесут последствия этого наравне с остальными и даже в большей мере. Я могу себе представить, как на это откликнутся Власти.
– Но ты – тоже Власть, – напомнила ему Талеста.
– Я другой, – скачал он. – И я один.
Глава 21
Вся семерка снова сидела за столом в Вильнаррате. Три женщины – одна пышная, красивая, другая прозрачно-бледная, как бы бесплотная, третья обычной внешности, если не считать исполнительского усердия во взгляде. Трое мужчин – иссохший, замкнутый старик, беловолосый юноша в малиновом плаще и рыжий, крепкого сложения мужчина в золотых доспехах. И во главе стола могучий, с седеющей раскидистой бородой – Император.
Маг думал про себя, что в последнее время все они что-то зачастили сюда. Как же спокойно жилось им в этом мире до появления людей, до той несчастной ночи семнадцати лун! Несмотря на то, что остальные шестеро считались ближайшими помощниками Императора, все их обязанности сводились к тому, чтобы посидеть за этим столом в периоды определенных сочетаний светил, случавшиеся несколько раз за одно пробуждение, а в другое время они были предоставлены самим себе.
Пока не появились люди.
По поручению Императора он посетил новый мир, созданный людьми, – однообразное в своей бессмысленной жестокости место, населенное тупыми тварями, знающими только свое занятие. Они даже не умели распознавать творцов и отстали от Мага только после хорошей трепки. Но самое неприятное – там находились не только эти твари.
– Что ж, начнем, – пророкотал голос Императора.
Все шестеро насторожились и повернули головы к нему.
– Начнем с отчета ответственных за развитие людского мира. – Взгляд Императора поочередно остановился на Маге, Воине и Жрице. – Я посылал их осмотреть этот продукт человеческого творчества, так называемый ад. Рассказывай, Хриза.
Маг отметил, что первой была вызвана Жрица. Значит, Император выбрал ее сообщение, чтобы задать собранию тон. Она шевельнулась в кресле, нервно стиснула пальцы.
– Мне трудно говорить об этом, – произнесла она, не поднимая глаз. – То, что я увидела в аду, просто ужасно. Людей, попадающих туда после развоплощения, мучают специально созданные для этого существа. Больше ничего в аду нет. Он предназначен только для этой цели.
Она замолчала. Император сдвинул густые брови – видимо, он ожидал от ее отчета большего.
– Хорошо, – сказал он. – Говори ты, Маг.
Его вызвали вторым – значит, заключительное слово останется за Воином. Император явно остерегался выступления Мага. Ничего странного, если подумать.
– Я подтверждаю сказанное Жрицей. – Назло Императору Маг решил быть примерным мальчиком. – Однако хочу напомнить вам некоторые правила творчества, – это невинное высказывание выглядело издевательством, потому что никто из Властей не нуждался в таком напоминании, – в частности о том, что созданный творцом мир подчиняется только тем законам, вторые были заложены в него творцом. В данном случае коллективным творцом ада являлись люди.
Маг порадовался тому, как лихо он провернул эту кудрявую фразу, а также тому, как вытянулись физиономии его слушателей.
– В соответствии с этими условностями в ад попадают подлинные человеческие искры, – продолжил он в том же стиле. – Более того, в соответствии с ними же эти искры остаются там бесконечно долго. Из этого следует, что эти искры не могут вернуться в воплощение и выпадают из дальнейшего развития.
Он первым утомился от собственной речи и перестал ломаться.
– Короче, – сказал он, – у людей получилось что-то вроде нашей Бездны. Искры, попавшие в ад, не могут вернуться в человеческий мир для новых воплощений, а в конце пробуждения они сольются с Единым, потому что не получили должного развития.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58