– Крепостица какая неподалеку была, где правитель любил останавливаться, – вот и решил свой взор потешить. Мосту-то не один год, сам видишь. Или, к примеру, купцов надумали приманить – надо же своим богатством пыль в глаза пустить. Дескать, если даже мосты у нас такие…
Подобрав камешек, Макобер подкинул его на руке и отправил в ущелье.
– Один, два… десять… двенадцать… двадцать… тридцать…
Мессариец растерянно посмотрел на остальных. Никто из них не слышал, чтобы камень достиг дна. Может, конечно, на мох упал…
– Ничего себе пропасть… Ну что, перебираемся?
И пока Баураст спешивался и брал ослика под уздцы, мессариец первым подбежал к мосту и осторожно потопал по нему ногой.
– Да, на века сложено…
– Знамо дело, гномы иначе не строят! – Мэтт гордо окинул взглядом все сооружение, точно здесь была частица и его собственного труда.
– Знамо дело, – охотно польстил ему мессариец.
Один за другим друзья вступили на мост. Древнее строение даже не шелохнулось.
– Или, скажем, путь при случае разорвать хотели, – Мэтт все еще продолжал размышлять над вопросом мессарийца. – Да так, чтобы до поры никто ничего не заподозрил.
– Путь разорвать? – заинтересовался Макобер. – А в чем тут хитрость-то?
– Хитрость невелика, да ты поди о ней догадайся! – ухмыльнулся Мэтт. – На самом деле все просто. Оставляют в нескольких местах небольшие полости, закладывают туда смесь толченого кревиса с майронгом…
– И что? – мудреные слова не говорили мессарийцу ровным счетом ни о чем.
– Потом чародея зовут, знамо дело. Так что в нужный момент достаточного одного заветного слова…
– Бегите! – громкий крик Лентала многократно отразился эхом от стен ущелья.
Но паладин опоздал.
Расколовшись от оглушительных взрывов сразу в нескольких местах, мост рухнул в пропасть, увлекая их за собой.
Глава XXI
Человек медленно приоткрыл глаза, надеясь, что дурной сон послушно рассеется.
Темнота.
Он осторожно ощупал ложе.
Все тот же жесткий топчан.
Спустив ноги на пол, он вытянул руки перед собой и сделал несколько шагов.
Пальцы наткнулись на холодный, безучастный камень.
Где-то здесь должна быть свеча. Нащупав лужицу воска с застывшим в ней фитильком, он понял, что остался без света.
Придется с этим смириться, огнива все равно нет.
Позади раздалось покашливание, скрипнула дверь и по глазам ударил свет от факела, поднятого над головой худого сгорбленного старика, одетого в потертый серо-стальной плащ.
Человек вздрогнул.
– Хозяин просит вас пожаловать к нему в кабинет.
Он ожидал, что голос старика окажется противным и скрипучим, но тот, напротив, был на удивление ясным и сильным.
Слуга? Тюремщик? И если слуга, то чей?
Вопросы толпились в голове, и каждый спешил вырваться наружу первым. Кто он? Что он здесь делает? И что, во имя всех богов, напоминают ему эти серо-стальные одеяния?
Человек попытался улыбнуться, но распухшие губы не слушались. Просит… Как будто он может отказаться.
– Ваша одежда, мессир.
Мессир… Не «милорд», не «господин барон», не «мэтр», не «монсеньер». Хоть бы одну зацепку…
Старик сделал шаг в сторону, и в комнатку, старательно отводя взгляд, протиснулась смущенная миловидная девица. Оставив на топчане стопку одежды, она поторопилась выскочить наружу, словно он был драконом или людоедом.
Ладно, разберемся.
Человек оделся. Куртка, штаны, невысокие сапожки. Все обычное, безликое, такое же, как и это равнодушное «мессир».
На всякий случай он сунул руки в карманы. Пусто.
И все же он почувствовал себя увереннее. Тошнота временно отступила, затаилась где-то глубоко внутри.
Он помнил, что совсем недавно был на грани безумия. Но сейчас это и в самом деле представлялось ему лишь дурным сном.
– Следуйте за мной, мессир.
Старик повернулся к нему спиной и, не оборачиваясь, двинулся по коридору. Значит, его даже не боятся.
Подавив в себе сильное желание тут же, немедленно, доказать, что его тюремщикам следовало бы вести себя поосторожнее, он побрел следом. Потом, преодолевая боль в каждом мускуле, заставил себя распрямиться.
Широкая деревянная лестница, покрытая дорогим антронским ковром. Еще один коридор. И ни единого окна. Только двери. Одна, вторая, третья…
Где он – в башне? В подземелье?
Постучав в одну из дверей, старик широко распахнул ее, не дожидаясь ответа, и сделал приглашающий жест:
– Прошу вас, мессир.
Наверно, все же слуга. Для тюремщика слишком вежлив.
Полутемную комнату освещало несколько свечей. Портьеры на окнах, еще один ковер на полу, выцветшие гобелены…
Поморщившись от незнакомого терпкого запаха, он переступил порог. Он всегда думал, что именно так – болью и безысходностью – должна пахнуть смерть. Смерть и старость.
За спиной мягко прикрылась дверь. Ничего, выход есть всегда. Даже когда положение кажется безвыходным.
– Проходите, чувствуйте себя как дома.
Из теней выступил хозяин кабинета. Юноша, немногим старше его самого. И красив так, как бывают красивы только сказочные принцы. Сказочная принцесса упала бы в его объятия, не раздумывая и пяти секунд.
Его нельзя было назвать высоким или низким, худым или полным. Ни то, ни другое – золотая середина. И это придавало юноше сходство со статуями тех далеких времен, когда портретное сходство почиталось излишеством и святотатством.
Просторное темно-синее одеяние, скрепленное на плече вытянутой платиновой фибулой, мягко ниспадает почти до самого пола. На руках несколько перстней, на шее палладиевая цепочка.
Медальон жреца? Оберег мага?
Человек огляделся. Вся обстановка комнаты состояла из пары мягких кресел, одно из которых ему и предложили.
Он принял приглашение.
– Спрашивайте, – голос юноши был столь же мягок, как и его одеяние.
Человек решил, что ему нечего терять.
– Это вы лишили меня памяти?
– Отнюдь. Так уж устроен мир: покинув его, мы не помним своей земной жизни.
Юноша занял кресло напротив.
Если забыть долгие часы отчаяния и боли, к нему даже можно проникнуться симпатией. Что-то наводило на мысль, что он привык даже не приказывать – повелевать. И это позволяет ему говорить спокойно и просто.
– Что?.. – кресло обволакивало, расслабляло, дарило столь желанный покой, что человеку с трудом удавалось сосредоточиться. – Впрочем, не существенно. Скажите, способны ли вы вернуть мне память?
– Если вы действительно этого желаете. Многие, поверьте, предпочитают начать жизнь с чистого листа. Скажем так: я готов в любую минуту вернуть вам те умения, которыми вы обладали в прежней жизни, – юноша сочувственно улыбнулся. – А память? Что в ней толку? Хотите знать свое имя – придумайте себе новое. Хотите вспомнить прошлое – дайте волю своей фантазии. Вы можете стать внебрачным сыном Императора или даже одного из богов. Почему нет?
– Означает ли это, что я больше не вернусь в мир?
Теперь человек говорил, осторожно подбирая слова. Значительно осторожнее, чем в начале. «Покинув мир»… Обмолвка ему однозначно не нравилась. Уж не рассчитывает ли этот жрец или чародей, что он так и проведет остаток дней, пользуясь его гостеприимством?
– Все зависит от вас, мой друг, исключительно от вас. Представьте себе, что вы оказались в месте, где исполняются все ваши самые смелые желания. Неужели вы никогда о таком не мечтали?
– Не знаю. Не помню… – растерянно ответил он.
Место, где исполняются все желания. Звучит неплохо… Знать бы еще, как отсюда выбраться.
И что пожелать, если он не помнит своего прошлого? Своих стремлений, своих надежд.
– Верните мне память.
Человек постарался произнести это твердо, но голос выдал его сомнения. В самом деле, так ли он уверен…
– Извольте, – юноша казался разочарованным.
И человек вспомнил.
Когда первая волна воспоминаний накатила, едва не захлестнув его навсегда, тело задрожало, как в тяжелейшей малярийной лихорадке.
Он вспомнил все, что ему довелось пережить. Свою жизнь и свою смерть, свое имя и первую любовь, мать и отца, Слияние и талиссу.
– Теперь вы знаете, кто вы. Знаете, как вы погибли. И вам решать, как распорядиться этим знанием.
Голова кружилась. Айвен едва мог усидеть в кресле. Казалось, в виски вкручивают скрипящие ржавые винты.
– Сколько… Сколько дней меня нет с ними?
– Немного, – хозяин кабинета смотрел на него с явным сочувствием. – Всего дней пять.
Айвен с облегчением вздохнул. Конечно, за пять дней может произойти многое, но…
– И мои желания по-прежнему исполняются?
Юноша усмехнулся.
– Разумеется.
– Тогда я хочу знать, что сейчас с талиссой.
Он не чувствовал ее. Это тревожило, пугало.
Пустота. Словно ее больше нет.
– И вновь я обязан спросить: уверены ли вы в своем желании?
Как-то раз, на безлюдном постоялом дворе неподалеку от Докмара, он видел, как кошка играет с только что пойманной мышью. Отпустит – и ждет. Мышь радостно пищит, кидается в угол… Не зная, что достаточно одного удара лапой…
– Да.
Айвен посмотрел прямо в глаза незнакомцу. И пожалел об этом.
В глазах юноши была Ночь. Вечная, безысходная Ночь.
Айвену приходилось сражаться с нежитью, со вставшими из земли мертвецами, а как-то раз даже с чудовищами, которым и вовсе не было названия, точно они пришли с той стороны Грани.
Бывало страшно, действительно страшно: тот, кто идет в бой без страха, редко выходит из него живым.
Но сейчас его охватил настоящий ужас.
– Ваши друзья мертвы. Все до одного. Соболезную.
Как просто. Его цели, мечты, желания. Его друзья. Мэтт, Бэх, Макобер. Никого из них больше нет.
– Как это произошло? – он сам не узнал свой голос. – Покажите мне их смерть. Нет… Пусть уж все сразу. Как если бы я был вместе с талиссой все эти дни.
И вновь это проклятое сочувствие!
– Айвен… Впрочем, извольте.
Они думали о нем, надеялись на него. И все же, если бы он был рядом, это ничего бы не изменило.
– Давно?
Как будто это имеет хоть какое-то значение.
– Позавчера.
Давно.
– Теперь вы понимаете, почему я задавал все эти вопросы?..
Юноша произнес это слишком грустно и мудро, чтобы можно было поверить, что он действительно молод.
– Понимаю.
Увиденное лишило его надежды. Высосало душу, как обайга высасывает кровь своих жертв. Но Айвен был далек от того, чтобы показать это своему собеседнику.
– Однако если вы – настоящий маг…
А ты? Кто ты? Айригаль? Демон? Вопросы так и рвались наружу. Но он сдержал себя.
– Даже маги не в силах вернуть жизнь павшим.
– Зато они в силах повернуть время вспять. По крайней мере, некоторые.
На что он намекает? По-прежнему играет, как кошка с мышью? Айвен чувствовал, что мечется от симпатии к ненависти, от благодарности к отвращению.
– Кто вы? – не выдержал Айвен.
– Я тот, кто исполнит ваши мечты, – просто, без позерства ответил юноша. – Разве вы не мечтаете, чтобы талисса осталась в живых? Все в ваших руках. Разве вы не грезили о могуществе? Причем, если так можно сказать, досрочном, не в старости, не после долгих лет штудий. Я дам вам его.
– А взамен?
Похоже, это сделка, обычная сделка… Из тех, в которых нельзя отказаться ударить по рукам.
– Мне нужны вы. Целиком. И абсолютно добровольно.
– Разве я и так не в вашей власти? – единственное, что ему еще оставалось, это сарказм.
– В моей власти? – внимательно взглянул на него юноша. – В моей власти вы были, когда лежали в могиле. Да и то, как бы это поточнее выразиться, лишь телесно. Мне же нужно куда больше. И поправьте меня, если я ошибаюсь: разве одно тело и одна душа – слишком большая плата за пять тел и пять душ? Или даже семь.
Смотря чье тело и чья душа. Опытный воин отнимает жизни десятками, и все же отнюдь не готов заплатить за это даже своей рукой, не говоря уже о собственной жизни.
– Я понимаю, что вам необходимо привыкнуть к этой мысли, – незнакомец не убеждал, не уговаривал. Но и не сомневался в выборе Айвена. – К тому же сейчас еще не время. Я верну вас к друзьям, дам Силу, чтобы их спасти. Вы же оставите здесь … ну, скажем, залог. Тот, который не позволит забыть о нашем договоре.
Отдать самого себя! Разве не от этого он бежал, не желая поступиться даже частичкой своей души? Теперь ему предлагают пожертвовать ею целиком.
– По легендам, в таких случаях обычно спрашивают: а если я откажусь? – Айвен отчаянно старался выиграть время.
– Тогда исполнятся не все желания, – улыбнулся незнакомец. – Многие, но не все. Вы же обретете полную свободу.
Понятно. Талисса останется мертва. Вот и все.
Ни угроз, ни разочарования. Он будет свободен! Разве ему всю жизнь не твердили, что свобода – дороже всего на свете?! И не к ней ли он стремился больше, чем к деньгам, могуществу, титулу, в конце концов?
Полная свобода! Но от чего? От друзей? От талиссы? Да бывает ли она вообще, эта самая полная свобода?
Все, кого он любит, уже делают его несвободным. Он не свободен их предать, не свободен жить, руководствуясь исключительно своими желаниями, не свободен отправиться, куда глаза пожелают.
Выбор? А разве у него есть выбор?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67