М.
– Полагаю, вы читали в газетах о смерти профессора Гилрея?
– Угу.
– И о некоей бронзовой лампе? – добавила Хелен. – Все прочие находки сейчас, разумеется, в Каирском музее. Но египетское правительство презентовало мне лампу в качестве сувенира.
При словах «бронзовая лампа» кольцо репортеров сомкнулось вновь.
– Простите, леди Хелен… – начал корреспондент «Интернешнл фичерс».
Хелен повернулась к журналистам. Она явно опасалась потока вопросов, безупречно вежливых, но цепких, как щупальца осьминога. Девушка попыталась улыбнуться и сделать вид, что это всего лишь дружеская беседа перед отъездом.
– Извините, джентльмены! – сказала она, повысив голос и приподнявшись на цыпочках, как будто старалась разглядеть задний ряд журналистов. – Но, честное слово, мне больше нечего вам сообщить! И поезд отходит с минуты на минуту.
В ответ послышался успокаивающий хор.
– Еще полно времени, леди Хелен!
– Только один снимок!
– Не могли бы мы сфотографировать вас держащей бронзовую лампу и смотрящей на нее?
Хелен делано засмеялась:
– Сожалею, джентльмены, но бронзовая лампа в моем багаже.
– Каковы ваши планы по возвращении в Англию, леди Хелен?
– Я собираюсь открыть Северн-Холл.
– Северн-Холл? А разве он закрыт?
Подойдя ближе к поезду, Хелен положила ладонь на дверную ручку вагона первого класса. Раболепный проводник метнулся вперед, чтобы открыть для нее дверь. Девушка казалась обрадованной перемене темы.
– Он закрыт давным-давно, – ответила она. – Из прислуги остался только старый дворецкий Бенсон, но думаю, он сумеет подобрать штат.
– Ваш отец остается в Каире, не так ли?
– Он приедет позже.
– Есть ли правда в слухах, будто ваш отец слишком болен, чтобы ехать?
В воцарившемся под дырявым желтым навесом молчании послышался отдаленный гудок паровоза.
– В этом нет ни слова правды, джентльмены! Можете сообщить это от моего имени. С моим отцом все в порядке. За ним присматривает мистер Робертсон.
– Значит, он нуждается в присмотре? – невинно осведомился корреспондент «Аргус ньюс сервис».
– Я имела в виду…
– Он болен, леди Хелен? Что вы думаете об этих слухах?
Девушка глубоко вздохнула, как будто стараясь обдумать каждое слово. Ее почти умоляющий взгляд скользил по толпе репортеров.
– Повторяю, джентльмены: можете сообщить от моего имени, что в этих слухах нет ни слова правды! Глупая зловредная чушь о проклятии, связанном с гробницей и даже с бронзовой лампой… – Она снова набрала воздух в легкие. – Можете сообщить, что по прибытии в Англию я буду больше всего наслаждаться видом моей комнаты в Северн-Холле. Я собираюсь поставить лампу на каминную полку и… по крайней мере, попытаюсь написать правдивый отчет об экспедиции. Как только я войду в эту комнату…
На внешнем краю толпы послышался приятный голос:
– Вы никогда не доберетесь до этой комнаты, мадемуазель.
Глава 3
В последовавшей напряженной паузе репортеры инстинктивно обернулись и расступились, пропуская говорившего, который бочком прошел сквозь их ряды.
Это был очень худой мужчина лет сорока, а может, и моложе. Будучи выше среднего роста, он не выглядел высоким из-за сутулых плеч. На голове у него красовалась алая феска с кисточкой, вроде бы являющаяся признаком турецкого гражданства. Однако поношенный костюм европейского покроя, белый галстук и французский акцент в английской речи выглядели столь же неопределенно, как и цвет лица, промежуточный между белым и коричневым.
Человек пробрался вперед, продолжая улыбаться и не сводя взгляд маленьких и блестящих черных глаз с лица Хелен.
– Кто это сказал? – воскликнула девушка, обретая дар речи.
– Я, мадемуазель, – ответил незнакомец, появившись перед носом, вернее, над головой Хелен так внезапно, что она отшатнулась.
– Вы представляете французскую газету? – озадаченно спросила девушка.
Незнакомец рассмеялся.
– Увы, нет. – Он развел руками с комичным сожалением. – Не имею чести. Я бедный ученый из… ну, скажем, смешанного происхождения.
Внезапно вся комичность словно испарилась. Отчаянный призыв блеснул в маленьких черных глазках, оживив похожую на труп фигуру. Незнакомец протянул к девушке руки. В его голосе – мягком завораживающем басе – послышались напряженные нотки.
– И я умоляю вас, – продолжал он, – не вывозить из страны краденую реликвию.
– Краденую реликвию? – переспросила Хелен.
– Да, мадемуазель. Бронзовую лампу.
Хелен снова беспомощно огляделась, рассерженная почти до слез.
– Позвольте напомнить вам, мистер…
– Алим-бей, к вашим услугам, – отозвался незнакомец, слегка коснувшись кончиками пальцев сначала своего лба, а затем груди. – Наарак сайд! – добавил он по-арабски.
– Наарак сайд умбарак, – машинально ответила Хелен и продолжала, повысив голос: – Позвольте напомнить вам, Алим-бей, что эта «краденая реликвия» подарена мне египетским правительством.
Алим-бей приподнял плечи:
– Простите, но имело ли оно право дарить ее?
– По-моему, да.
– К несчастью, в этом мы расходимся. – Алим-бей молитвенным жестом прижал одну ладонь к другой. – Пожалуйста, подумайте, мадемуазель! Вы считаете, что эта лампа всего лишь маленькая вещица, а я говорю, что это не так. – Он быстро продолжал, словно боясь, что его остановят: – При свете этой лампы во мраке ночи верховный жрец Амона видел смерть и творил заклинания. Тело, которое вы извлекли из саркофага… – Алим-бей изобразил руками жест отчаяния, – это тело, вытащенное вами из деревянного гроба, принадлежало не просто фараону. Напоминаю, что он был верховным жрецом Амона, опытным в искусствах, находящихся за пределами вашего понимания. Он не будет этим доволен.
Несколько секунд никто не произносил ни слова.
Горящий безумным блеском взгляд Алим-бея устремился на репортеров с такой серьезностью, что улыбки исчезли с их лиц. Но это продолжалось недолго. В толпе представителей прессы послышались негромкие циничные смешки.
– Вы имеете в виду магию? – осведомился репортер «Аргус ньюс сервис».
– Настоящую магию? – присоединился корреспондент «Интернешнл фичерс», проявляя все признаки глубокого интереса.
– Любопытно, – задумчиво произнес репортер «Мьючуал пресс», – умела ли эта мумия вытаскивать кроликов из шляпы?
– Или распиливать женщину надвое, а потом соединять?
– Или проходить сквозь стену?
– Или…
Улыбка вернулась на лицо Алим-бея, но теперь она выглядела злой. Он присоединился ко всеобщему веселью, но смех его звучал не слишком приятно.
– Шутите на здоровье, джентльмены, – сказал он без всякой обиды в голосе. – Но через неделю-другую вы вернетесь ко мне…
– Зачем?
Алим-бей развел руками:
– Чтобы извиниться, месье, когда эта молодая леди обратится в пыль, словно не существовала вовсе.
Пронзительный гудок паровоза отозвался эхом в другом конце поезда. Двери захлопали, как зенитные орудия. Голос дежурного произнес на трех языках – арабском, французском и английском – с настойчивостью муэдзина:
– Катр йесафир! En voiture! Войдите в вагоны!
Сэр Генри Мерривейл, обозревавший сцену в торжественном молчании, слегка опустив уголки рта, впервые вмешался.
Крепко взяв Хелен за руку, он втолкнул ее в вагон, поднялся следом и захлопнул за собой дверь. Задержавшись только для того, чтобы высунуть голову в окно и рявкнуть «Чушь!» в лицо Алим-бею, Г. М. сердито опустился на угловое сиденье. Слегка покрасневшая и потрепанная Хелен осталась у окна, слушая прощальный хор, сопровождавший отход поезда.
– До свидания, леди Хелен! Счастливого пути!
– Спасибо за помощь, леди Хелен!
– Следите за привидениями!
– Не позволяйте мумии добраться до вас!
– Говорю вам, это чепуха! – крикнула Хелен, вцепившись в опущенное окно, будто ее силой отрывали от группы на платформе. – Я вам докажу!
– Она никогда не доберется до этой комнаты живой, – произнес Алим-бей.
Девушка едва расслышала его голос. Поезд уносил ее прочь от вежливого незнакомца в красной феске. Она еще немного постояла у окна, потом повернулась и села на угловое сиденье напротив Г. М. Кроме них, в купе никого не было. Выбравшись из-под вокзального навеса, поезд попал под раскаленные лучи солнца; лязг колес сменился мерным постукиванием. Положив рядом с собой альбом с вырезками, Г. М. наблюдал, как Хелен сердито встряхнулась, сняла шляпу, откинула со лба светлые волосы и наконец воскликнула:
– Кто, черт возьми, был этот человек?
Г. М. фыркнул:
– Понятия не имею, дорогая. Очевидно, сбежал из сумасшедшего дома.
– Обращусь в пыль, словно не существовала вовсе! – Хелен стиснула кулаки. – Это так… так нелепо!
– Разумеется. Надеюсь, – проницательный взгляд Г. М. устремился на нее, – вы не восприняли этого слишком всерьез?
– Конечно нет! – воскликнула Хелен и неожиданно заплакала.
– Ну-ну! – рявкнул великий человек, пытаясь скрыть смущение и ища глазами поверх очков помощи, которая так и не появилась.
Бормоча страшные проклятия в адрес женской натуры, Г. М. неуклюже поднялся и сел рядом с девушкой, продолжавшей плакать у него на плече. Великий человек героически выдержал тяжкое испытание, ощущая руки Хелен, обнимающие его за шею, покуда эмоциональная буря не истощилась сама собой. Правда, при этом он не переставал протестовать.
– У меня нет галстука, – трагическим тоном произнес Г. М. – И мое давление в ужасном состоянии! Послушайте, девушка, в моем нагрудном кармане ножницы, и вы можете выколоть себе глаз!
Хелен взяла себя в руки.
– Пожалуйста, простите, – извинилась она, пересаживаясь на противоположное сиденье и пытаясь изобразить улыбку на залитом слезами лице. – Это все нервы. Не обращайте на меня внимания.
Открыв сумочку, девушка вынула носовой платок и зеркальце, скривившись от отвращения.
– Загар сойдет через три-четыре дня – так у меня всегда, – сказала она с отчаянной претензией на легкомыслие. – Но от мозолей так легко не избавиться. – Хелен показала ладонь. – Как у землекопа!
Г. М. сердито посмотрел на нее:
– Вы говорили, что вам нужен совет. Это так?
– Да.
– Я старик, – заявил Г. М., – так что можете быть откровенны.
Хелен колебалась.
– Столько всего накопилось… Надеюсь, мне незачем объяснять, чем занималась наша экспедиция последние два года?
– Разумеется, незачем – раскопками гробницы старика Херихора. И у вас были неприятности?
– Неприятности с департаментом общественной деятельности! Неприятности с газетами! Неприятности с туристами! Вам известно, что за этот сезон гробницу и лабораторию посетили двенадцать тысяч туристов?
– И что они там делали? Воровали ваши находки?
– Некоторые из них пытались, – признала Хелен, наморщив лоб. – Но и без этого ответственность за ценности после изнурительных раскопок и очистки…
– Слушайте! – сердито прервал Г. М. – Я читал о сокровищах Херихора, пока меня не начало от них тошнить. Неужели все это настолько ценно, как расписывали газеты?
– Никаких драгоценных камней там не было, – улыбнулась Хелен. – Они использовали только цветное стекло, ляпис-лазурь, кальцит и обсидиан. Но большинство предметов и украшений золотые, и их антикварная стоимость… – Она глубоко вздохнула; взгляд ее карих глаз словно устремился в прошлое. – Американец по имени Бомон предложил нам шестьдесят тысяч долларов за золотую маску, которая была на мумии, и столь же фантастические суммы за вещи вроде золотого кинжала и золотой шкатулки для благовоний. А ведь он даже не был коллекционером или археологом. Ему всего лишь хотелось выставить эти предметы у себя дома, как принадлежавшие фараону более тысячи лет до Рождества Христова. Мы просто не могли убедить его, что не имеем права их продавать. – Хелен сделала паузу. – Не понимаю почему, но это огорчало моего отца. Я все время ощущала, что должна выбраться из Египта, иначе сойду с ума! А потом…
– Угу, – подбодрил Г. М. – А потом?
– Ну, – призналась Хелен, – есть один человек…
– Так, – кивнул Г. М. – И вы влюблены в него?
Хелен выпрямилась на сиденье.
– В том-то и дело, что не влюблена! По крайней мере, я так не думаю. – Она покачала головой, сердясь на саму себя, и посмотрела в окно. – Его зовут Сэнди Робертсон. Он мне очень нравится. Я уехала отчасти из-за того, что не хотела его обидеть, ответив ему «нет». – Девушка с вызовом взглянула на Г. М. – Звучит глупо, не так ли? Уезжать из-за того, что не хочешь кого-то обидеть! Но вы когда-нибудь задумывались, какую часть жизни мы проводим в различных уловках, затрудняя себе существование только для того, чтобы не оскорбить чьи-то чувства – даже людей, не имеющих на нас никаких прав? Вчера вечером Сэнди сказал, что все чертовски неправильно. Так оно и есть, сэр Генри! Дома у меня есть близкая подруга – Одри Вейн; возможно, она встретит меня в аэропорту, – которая без ума от Сэнди Робертсона. А он только смеется над ней. С другой стороны, один человек по имени Кит Фэррелл… – Хелен оборвала фразу и тряхнула головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
– Полагаю, вы читали в газетах о смерти профессора Гилрея?
– Угу.
– И о некоей бронзовой лампе? – добавила Хелен. – Все прочие находки сейчас, разумеется, в Каирском музее. Но египетское правительство презентовало мне лампу в качестве сувенира.
При словах «бронзовая лампа» кольцо репортеров сомкнулось вновь.
– Простите, леди Хелен… – начал корреспондент «Интернешнл фичерс».
Хелен повернулась к журналистам. Она явно опасалась потока вопросов, безупречно вежливых, но цепких, как щупальца осьминога. Девушка попыталась улыбнуться и сделать вид, что это всего лишь дружеская беседа перед отъездом.
– Извините, джентльмены! – сказала она, повысив голос и приподнявшись на цыпочках, как будто старалась разглядеть задний ряд журналистов. – Но, честное слово, мне больше нечего вам сообщить! И поезд отходит с минуты на минуту.
В ответ послышался успокаивающий хор.
– Еще полно времени, леди Хелен!
– Только один снимок!
– Не могли бы мы сфотографировать вас держащей бронзовую лампу и смотрящей на нее?
Хелен делано засмеялась:
– Сожалею, джентльмены, но бронзовая лампа в моем багаже.
– Каковы ваши планы по возвращении в Англию, леди Хелен?
– Я собираюсь открыть Северн-Холл.
– Северн-Холл? А разве он закрыт?
Подойдя ближе к поезду, Хелен положила ладонь на дверную ручку вагона первого класса. Раболепный проводник метнулся вперед, чтобы открыть для нее дверь. Девушка казалась обрадованной перемене темы.
– Он закрыт давным-давно, – ответила она. – Из прислуги остался только старый дворецкий Бенсон, но думаю, он сумеет подобрать штат.
– Ваш отец остается в Каире, не так ли?
– Он приедет позже.
– Есть ли правда в слухах, будто ваш отец слишком болен, чтобы ехать?
В воцарившемся под дырявым желтым навесом молчании послышался отдаленный гудок паровоза.
– В этом нет ни слова правды, джентльмены! Можете сообщить это от моего имени. С моим отцом все в порядке. За ним присматривает мистер Робертсон.
– Значит, он нуждается в присмотре? – невинно осведомился корреспондент «Аргус ньюс сервис».
– Я имела в виду…
– Он болен, леди Хелен? Что вы думаете об этих слухах?
Девушка глубоко вздохнула, как будто стараясь обдумать каждое слово. Ее почти умоляющий взгляд скользил по толпе репортеров.
– Повторяю, джентльмены: можете сообщить от моего имени, что в этих слухах нет ни слова правды! Глупая зловредная чушь о проклятии, связанном с гробницей и даже с бронзовой лампой… – Она снова набрала воздух в легкие. – Можете сообщить, что по прибытии в Англию я буду больше всего наслаждаться видом моей комнаты в Северн-Холле. Я собираюсь поставить лампу на каминную полку и… по крайней мере, попытаюсь написать правдивый отчет об экспедиции. Как только я войду в эту комнату…
На внешнем краю толпы послышался приятный голос:
– Вы никогда не доберетесь до этой комнаты, мадемуазель.
Глава 3
В последовавшей напряженной паузе репортеры инстинктивно обернулись и расступились, пропуская говорившего, который бочком прошел сквозь их ряды.
Это был очень худой мужчина лет сорока, а может, и моложе. Будучи выше среднего роста, он не выглядел высоким из-за сутулых плеч. На голове у него красовалась алая феска с кисточкой, вроде бы являющаяся признаком турецкого гражданства. Однако поношенный костюм европейского покроя, белый галстук и французский акцент в английской речи выглядели столь же неопределенно, как и цвет лица, промежуточный между белым и коричневым.
Человек пробрался вперед, продолжая улыбаться и не сводя взгляд маленьких и блестящих черных глаз с лица Хелен.
– Кто это сказал? – воскликнула девушка, обретая дар речи.
– Я, мадемуазель, – ответил незнакомец, появившись перед носом, вернее, над головой Хелен так внезапно, что она отшатнулась.
– Вы представляете французскую газету? – озадаченно спросила девушка.
Незнакомец рассмеялся.
– Увы, нет. – Он развел руками с комичным сожалением. – Не имею чести. Я бедный ученый из… ну, скажем, смешанного происхождения.
Внезапно вся комичность словно испарилась. Отчаянный призыв блеснул в маленьких черных глазках, оживив похожую на труп фигуру. Незнакомец протянул к девушке руки. В его голосе – мягком завораживающем басе – послышались напряженные нотки.
– И я умоляю вас, – продолжал он, – не вывозить из страны краденую реликвию.
– Краденую реликвию? – переспросила Хелен.
– Да, мадемуазель. Бронзовую лампу.
Хелен снова беспомощно огляделась, рассерженная почти до слез.
– Позвольте напомнить вам, мистер…
– Алим-бей, к вашим услугам, – отозвался незнакомец, слегка коснувшись кончиками пальцев сначала своего лба, а затем груди. – Наарак сайд! – добавил он по-арабски.
– Наарак сайд умбарак, – машинально ответила Хелен и продолжала, повысив голос: – Позвольте напомнить вам, Алим-бей, что эта «краденая реликвия» подарена мне египетским правительством.
Алим-бей приподнял плечи:
– Простите, но имело ли оно право дарить ее?
– По-моему, да.
– К несчастью, в этом мы расходимся. – Алим-бей молитвенным жестом прижал одну ладонь к другой. – Пожалуйста, подумайте, мадемуазель! Вы считаете, что эта лампа всего лишь маленькая вещица, а я говорю, что это не так. – Он быстро продолжал, словно боясь, что его остановят: – При свете этой лампы во мраке ночи верховный жрец Амона видел смерть и творил заклинания. Тело, которое вы извлекли из саркофага… – Алим-бей изобразил руками жест отчаяния, – это тело, вытащенное вами из деревянного гроба, принадлежало не просто фараону. Напоминаю, что он был верховным жрецом Амона, опытным в искусствах, находящихся за пределами вашего понимания. Он не будет этим доволен.
Несколько секунд никто не произносил ни слова.
Горящий безумным блеском взгляд Алим-бея устремился на репортеров с такой серьезностью, что улыбки исчезли с их лиц. Но это продолжалось недолго. В толпе представителей прессы послышались негромкие циничные смешки.
– Вы имеете в виду магию? – осведомился репортер «Аргус ньюс сервис».
– Настоящую магию? – присоединился корреспондент «Интернешнл фичерс», проявляя все признаки глубокого интереса.
– Любопытно, – задумчиво произнес репортер «Мьючуал пресс», – умела ли эта мумия вытаскивать кроликов из шляпы?
– Или распиливать женщину надвое, а потом соединять?
– Или проходить сквозь стену?
– Или…
Улыбка вернулась на лицо Алим-бея, но теперь она выглядела злой. Он присоединился ко всеобщему веселью, но смех его звучал не слишком приятно.
– Шутите на здоровье, джентльмены, – сказал он без всякой обиды в голосе. – Но через неделю-другую вы вернетесь ко мне…
– Зачем?
Алим-бей развел руками:
– Чтобы извиниться, месье, когда эта молодая леди обратится в пыль, словно не существовала вовсе.
Пронзительный гудок паровоза отозвался эхом в другом конце поезда. Двери захлопали, как зенитные орудия. Голос дежурного произнес на трех языках – арабском, французском и английском – с настойчивостью муэдзина:
– Катр йесафир! En voiture! Войдите в вагоны!
Сэр Генри Мерривейл, обозревавший сцену в торжественном молчании, слегка опустив уголки рта, впервые вмешался.
Крепко взяв Хелен за руку, он втолкнул ее в вагон, поднялся следом и захлопнул за собой дверь. Задержавшись только для того, чтобы высунуть голову в окно и рявкнуть «Чушь!» в лицо Алим-бею, Г. М. сердито опустился на угловое сиденье. Слегка покрасневшая и потрепанная Хелен осталась у окна, слушая прощальный хор, сопровождавший отход поезда.
– До свидания, леди Хелен! Счастливого пути!
– Спасибо за помощь, леди Хелен!
– Следите за привидениями!
– Не позволяйте мумии добраться до вас!
– Говорю вам, это чепуха! – крикнула Хелен, вцепившись в опущенное окно, будто ее силой отрывали от группы на платформе. – Я вам докажу!
– Она никогда не доберется до этой комнаты живой, – произнес Алим-бей.
Девушка едва расслышала его голос. Поезд уносил ее прочь от вежливого незнакомца в красной феске. Она еще немного постояла у окна, потом повернулась и села на угловое сиденье напротив Г. М. Кроме них, в купе никого не было. Выбравшись из-под вокзального навеса, поезд попал под раскаленные лучи солнца; лязг колес сменился мерным постукиванием. Положив рядом с собой альбом с вырезками, Г. М. наблюдал, как Хелен сердито встряхнулась, сняла шляпу, откинула со лба светлые волосы и наконец воскликнула:
– Кто, черт возьми, был этот человек?
Г. М. фыркнул:
– Понятия не имею, дорогая. Очевидно, сбежал из сумасшедшего дома.
– Обращусь в пыль, словно не существовала вовсе! – Хелен стиснула кулаки. – Это так… так нелепо!
– Разумеется. Надеюсь, – проницательный взгляд Г. М. устремился на нее, – вы не восприняли этого слишком всерьез?
– Конечно нет! – воскликнула Хелен и неожиданно заплакала.
– Ну-ну! – рявкнул великий человек, пытаясь скрыть смущение и ища глазами поверх очков помощи, которая так и не появилась.
Бормоча страшные проклятия в адрес женской натуры, Г. М. неуклюже поднялся и сел рядом с девушкой, продолжавшей плакать у него на плече. Великий человек героически выдержал тяжкое испытание, ощущая руки Хелен, обнимающие его за шею, покуда эмоциональная буря не истощилась сама собой. Правда, при этом он не переставал протестовать.
– У меня нет галстука, – трагическим тоном произнес Г. М. – И мое давление в ужасном состоянии! Послушайте, девушка, в моем нагрудном кармане ножницы, и вы можете выколоть себе глаз!
Хелен взяла себя в руки.
– Пожалуйста, простите, – извинилась она, пересаживаясь на противоположное сиденье и пытаясь изобразить улыбку на залитом слезами лице. – Это все нервы. Не обращайте на меня внимания.
Открыв сумочку, девушка вынула носовой платок и зеркальце, скривившись от отвращения.
– Загар сойдет через три-четыре дня – так у меня всегда, – сказала она с отчаянной претензией на легкомыслие. – Но от мозолей так легко не избавиться. – Хелен показала ладонь. – Как у землекопа!
Г. М. сердито посмотрел на нее:
– Вы говорили, что вам нужен совет. Это так?
– Да.
– Я старик, – заявил Г. М., – так что можете быть откровенны.
Хелен колебалась.
– Столько всего накопилось… Надеюсь, мне незачем объяснять, чем занималась наша экспедиция последние два года?
– Разумеется, незачем – раскопками гробницы старика Херихора. И у вас были неприятности?
– Неприятности с департаментом общественной деятельности! Неприятности с газетами! Неприятности с туристами! Вам известно, что за этот сезон гробницу и лабораторию посетили двенадцать тысяч туристов?
– И что они там делали? Воровали ваши находки?
– Некоторые из них пытались, – признала Хелен, наморщив лоб. – Но и без этого ответственность за ценности после изнурительных раскопок и очистки…
– Слушайте! – сердито прервал Г. М. – Я читал о сокровищах Херихора, пока меня не начало от них тошнить. Неужели все это настолько ценно, как расписывали газеты?
– Никаких драгоценных камней там не было, – улыбнулась Хелен. – Они использовали только цветное стекло, ляпис-лазурь, кальцит и обсидиан. Но большинство предметов и украшений золотые, и их антикварная стоимость… – Она глубоко вздохнула; взгляд ее карих глаз словно устремился в прошлое. – Американец по имени Бомон предложил нам шестьдесят тысяч долларов за золотую маску, которая была на мумии, и столь же фантастические суммы за вещи вроде золотого кинжала и золотой шкатулки для благовоний. А ведь он даже не был коллекционером или археологом. Ему всего лишь хотелось выставить эти предметы у себя дома, как принадлежавшие фараону более тысячи лет до Рождества Христова. Мы просто не могли убедить его, что не имеем права их продавать. – Хелен сделала паузу. – Не понимаю почему, но это огорчало моего отца. Я все время ощущала, что должна выбраться из Египта, иначе сойду с ума! А потом…
– Угу, – подбодрил Г. М. – А потом?
– Ну, – призналась Хелен, – есть один человек…
– Так, – кивнул Г. М. – И вы влюблены в него?
Хелен выпрямилась на сиденье.
– В том-то и дело, что не влюблена! По крайней мере, я так не думаю. – Она покачала головой, сердясь на саму себя, и посмотрела в окно. – Его зовут Сэнди Робертсон. Он мне очень нравится. Я уехала отчасти из-за того, что не хотела его обидеть, ответив ему «нет». – Девушка с вызовом взглянула на Г. М. – Звучит глупо, не так ли? Уезжать из-за того, что не хочешь кого-то обидеть! Но вы когда-нибудь задумывались, какую часть жизни мы проводим в различных уловках, затрудняя себе существование только для того, чтобы не оскорбить чьи-то чувства – даже людей, не имеющих на нас никаких прав? Вчера вечером Сэнди сказал, что все чертовски неправильно. Так оно и есть, сэр Генри! Дома у меня есть близкая подруга – Одри Вейн; возможно, она встретит меня в аэропорту, – которая без ума от Сэнди Робертсона. А он только смеется над ней. С другой стороны, один человек по имени Кит Фэррелл… – Хелен оборвала фразу и тряхнула головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26