Неплохое оружие этот псевдоробот, но рядом с тектотанками он служит для поддержки. Пехота на броне. Мало ли что. Вдруг накроется антигравитационный двигатель от взрыва направленной термомины или полетит генератор защитного поля, подбитый потоком жесткого излучения. Вот тогда и наступит очередь пехоты псевдороботов. Они прикроют. И, если повезет, подобьют вражеский тектотанк.
Мне же подбить тектотанк не представлялось возможным. Псевдоробота еще могу, правда, не уничтожить, а вывести из строя. Стоит из гранатомета четвертой категории попасть с небольшого расстояния в ножные сочленения, в место, аналогичное человеческим коленным чашечкам, и вся эта десятиметровая громадина рухнет, как подкошенная, воткнувшись своей устрашающей головой в землю. Или в снег.
Я прицелился в ближнего псевдоробота из гранатомета. К тому времени все десять активных целей находились от меня не далее чем в пятидесяти метрах. Они выстроились полукругом. Псевдороботы по флангам, тектотанки в центре. Они застыли, словно гиганты из древних легенд, многотонными глыбами окружив меня. Замерли, словно в ожидании приказа.
Похоже, охотников за элементом «икс», за все-галактическим господством прибавилось. Кто они, эти новые охотники за удачей? Явно не краки. У Краков на этой планете нет тектотанков и пяти кратных псевдоробов. И это явно не Земляне. У тех не скоро появятся обычные энергопистолеты, не то что ионные пушки. И уж, конечно, это не теры. В своих владениях им нет необходимости разъезжать на тектотанках. Совершенно без надобности. Наверняка у них припасен для таких случаев протогенератор солнечной энергии. Висит себе, болтается где-нибудь неподалеку от Солнца и ждет своего часа. Ждет, пока не появится на их территории незваный гость, кто-нибудь вроде меня. И тогда возникнет вдруг в воздухе неприметный днем и хорошо видимый ночью варогенный сфероид – корабль теров. И направит протолучик, транслируемый от этого генератора, на незваного гостя. И не станет Леона Джаггера. Просто не станет. Беззвучно. Бесследно. Словно ластиком сотрут ненужную картинку. Словно никогда и не было такого на белом свете.
Хотя в этот раз сотрут, похоже, не меня, точнее, не только меня. Когда я уже совсем приготовился к бою, готовясь сражаться, облаченный в поврежденную броню, с жалкими остатками боеприпасов, можно сказать, один карлик против десяти циклопов, теры все-таки появились. Еще бы, ведь Земля – их вотчина. Уж они не потерпят всяких самозванцев на своей территории. Главный принцип их внешней политики – принцип невмешательства. Ни в дела других цивилизаций, ни в дела своих колоний, ни в жизнь развивающихся планет, подобных Земле. Их основное кредо – цивилизация сама должна дойти до соответствующего уровня развития. Без вмешательства извне. Поэтому все подобные вмешательства они пресекают в корне.
Корабль теров завис над нашей группой, переливаясь и меняя форму, то принимая вид перевернутой тарелки, то становясь похожим на огромную сигару.
«Протоплазменный, системы Цын», – безошибочно определил я. Этот корабль я хорошо знал. Еще бы, на подобном я бежал с Ирокзана.
Псевдороботы как по команде прицелились в сфероид. Тектотанки развернулись к новой мишени, вмиг забыв обо мне. «Еще секунда – и начнется», – промелькнула вырванная откуда-то из глубин подсознания мысль.
Но не началось. Когда тектотанки уже развернулись в боевую позицию, когда псевдороботы поймали сфероид в прицелы своих ионных пушек, из недр корабля теров вырвался луч света. Ослепительно яркий. Ослепительно голубой. Тонкий и вовсе не страшный. Он коснулся сначала одного тектотанка, затем другого – и все это : многотонное нагромождение брони и огня исчезло. Исчезло так, словно и не было никогда. Словно ластик стер ненужную картинку. Псевдороботы на удивление быстро сообразили, в чем дело, и, моментально развернувшись, бросились наутек. Но не тут-то было. Каждого из них неумолимо достиг голубой лучик. Всех восьмерых. Их тоже не стало. «Ластик» сделал свое дело.
Настала моя очередь. Луч сфероида беспорядочно поблуждал по снегу и остановился на мне. Говорят, что в последние секунды жизни перед глазами человека проходит вся его жизнь. Как книга. Страница за страницей. Вранье все это." Ничего у меня не прошло перед глазами, а было лишь сожаление о том, что не смогу отомстить за смерть Майи. Но тут уж ничего не поделаешь. Смерть – она и есть смерть. Когда она приходит, надо ее встретить достойно.
Я, опустив гранатомет, закрыл глаза и приготовился умереть.
Спустя несколько секунд я их открыл, не понимая, почему до сих пор жив. Сфероид исчез так же внезапно, как и появился. Словно его и не было никогда.
Не веря в то, что я жив, глубоко вздохнул. Ну конечно, как же я сразу не догадался. Этот корабль теров автоматический. Они сами не станут патрулировать какую-то Землю. А автомат настроен на уничтожение любого чужака, любого внепланетчика. А я свой, родной. Я землянин. И поэтому я жив. А те, в тектотанках и псевдороботах, чужаки, инопланетчики. И поэтому они мертвы. Все мертвы.
Наверняка сфероид-автомат просканировал мое биополе и, определив во мне человека с Земли, оставил в живых. Землян уничтожать у него приказа нет. Чужаков можно – землян нет. Будь на его месте любой из теров, он, несомненно, заинтересовался бы моим вооружением, моей броней. Это странно – землянин, а вооружен, как космический десантник Федерации. Что-то тут не так. И минуту поразмыслив, наверняка бы стер меня своим «ластиком» или, того хуже, взял бы в плен. И отправили бы меня отбывать пожизненное заключение в одну из теровских тюрем в какой-нибудь дальней колонии. Например, на Ирокзане.
Впервые я почувствовал признательность к этой планете, к Земле, которая не только родила, но и спасла меня от верной смерти. Судьба дала мне еще один шанс, и им стоит воспользоваться. А для начала необходимо переодеться, поскольку космодесантники Федерации, да еще в боевой броне и с энергоавтоматом под мышкой, здесь, наверное, в диковинку. К тому же мой шар-шпион вдруг ожил и доложил: «От леса движется повозка, запряженная животным. Лошадью. В повозке человек. Не вооружен».
Я с быстротой робота, как тренировали в падейской учебке, за сорок пять секунд выскочил из брони и, отключив энергозащитное поле, аккуратно сложил броню в походный вариант в форме сумки. Расстегнул «молнию», выдернул ручки. В сумку побросал все оружие и автоаптечку. Застегнул «молнию». Все, теперь я не только биополем, но и внешне настоящий землянин.
Правда, одетый немного не по сезону. В одной куртке, без шапки, в ботиночках на тонкой подметке. О чем думала эта шайка во главе с краком, когда посылала меня, полураздетого, в этот мороз? Уж, конечно, не о том, что я могу простудиться. Плевать им на мое здоровье. Им и нужно-то было подвести меня к элементу «икс», а там мое здоровье уже никого бы не интересовало. Даже меня самого.
«Тпру, милая», – услышал я громкий окрик и увидел сани. Тощая лошаденка, запряженная в них, едва не наскочила на меня. Санями управлял дедуля, одетый в драный, до пят тулуп. Он удивленно посмотрел на такое чудо природы, как я, и спросил:
– Ты чего ж тут, мил человек, делаешь? Один в темноте? Так и грех на душу принять недолго, моя сивая едва тебя не зашибла.
Я, глянув на жалкое создание, которое безропотно стояло и ожидало понуканий старика, улыбнулся.
– Видно, не тут моя смерть, – ответил я по-русски.
– Может, оно и так, а в твоей-то одежонке простуду схлопотать пять секунд. Уже швыркаешь носом. На вот, возьми-ка шубейку.
Сказав это, старик стащил с себя пахнущий за милю конским навозом долгополый тулуп. Под тулупом у деда оказалась новенькая телогрейка. Не в моих правилах отказываться от помощи, и я, не задумываясь, закутался в спасительный тулуп.
– Сам-то небось не местный. Откуда путь держишь, мил человек, по каким делам? – спросил он меня, едва я, закинув в сани сумку, повалился туда и сам.
– Отстал от поезда, – ляпнул я первое, что мне пришло на ум.
– Стало быть, ты из Михайловки топаешь?
Там ведь только станция есть. Далеконько.
– Да, оттуда. А до города далеко?
– Да верст тридцать с гаком будет. Довезу тебя до Матвеевой развилки, а там уж звиняй. Нам не по пути. Да там на трассу выйдешь. Там автобусы рейсовые ходят. Доберешься.
– Доберусь.
– Слышь, мил человек, .а ты ничего не приметил давеча?
– Да нет, вроде ничего.
– Значит, меня бес попутал. Показалось, что над полем, как раз в том месте, где ты стоял, нэлэо я видел. Будто, это самое нэлэо прожектором так светит в разные стороны. Спужался даже немного. Думаю, как бы меня это самое нэлэо не похитило. Четвертого дня по телевизору видел, один профейсор рассказывал – бывает такое. Похищают нашего брата. Почем зря. Каждого третьего. Ну, я и немного струхнул. Думаю, что ж я там, у энтих планетян, делать-то буду? Как же моя старуха одна останется? В общем, спужался. Выезжаю с лесу, ты стоишь, как планетянин. Думаю, все, попался я. Пригляделся. ан нет, свой вроде человек стоит. На планетянина совсем и не похож. Значит, думаю, обознался. Бес попутал. А ты сам-то веришь ли в этих самых планетян?
– Да не очень, сказки все это.
– Да и я думаю, что брешут все. Только уж то нэлэо совсем как настоящее было. Красиво так сверкало. Как северное сияние. – Может, и вправду вы северное сияние видели. – Да ты что! Его здесь отродясь не было. Седьмой десяток доживаю, а ничего такого не слышал. – А я читал, бывает. В совершенно различных местах.
– Вот оно что, а я думал – нэлэо. Так, переговариваясь с добродушным старичком, я и доехал до Матвеевой развилки. Налево уходила дедова дорога. Направо дорога вела на автостраду.
– Спасибо, что подвезли, – сказал я, выбираясь из саней деда и снимая тулуп. Старик, видя это, замахал руками:
– Ты что! Сейчас же одень. Враз слягешь в своей тужурке. Мороз градусов тридцать, не менее. А шубейку потом отдашь. Будешь в Николаевке, спроси деда Никифора, меня там все знают. Вот и отдашь.
Тронутый до глубины души великодушием неизвестного мне деда, я ответил: «Жив буду – обязательно завезу».
Дед, махнув мне на прощание, погнал свою сивую домой. И уже когда сани удалились в темноту, так что стали плохо различимы, крикнул:
– А может, ты все-таки планетянин, мил человек?
– Нет. Землянин я, дедушка. На Земле родился, на Земле, наверное, и умру.
– Ну коли так, бывай, не болей, – услышал я удаляющийся голос.
«Вот какие люди, оказывается, на Земле. Последнюю рубашку незнакомому отдадут, если тот нуждается. Хорошие люди. И я здесь родился. Это радует. А шубу надо будет вернуть дедуле. Всенепременно», – думал я, выбираясь на автомагистраль. А когда выбрался, понял, что хорошие на Земле не все. Далеко не все.
Меня слегка знобило. То ли я действительно успел простудиться, то ли последствия растяжения давали о себе знать. Обезболивающее прекратило действие, и нога нестерпимо ныла. В общем, чувствовал я себя неважно. Едва я вышел .на дорогу, как был сразу же ослеплен проезжавшей машиной. Машина, не останавливаясь, даже не попытавшись затормозить, сбила меня, как шар кеглю в теркельбане. От сильнейшего удара я подлетел на метр и грохнулся на снежную обочину. На какое-то время полностью отключилось сознание. Лишь спустя несколько секунд стал медленно приходить в себя, слыша, словно сквозь вату, разговор.
– Ну че, подох, что ли, этот урод?
– Да нет, жив, кажется.
– Ну, так бросай эту падаль. Делаем ноги, чего сопли сушить, пока никто нас не засек.
– Да ты че, Витек? Ты видел, че этот урод с моей машиной сделал? Крыло помято. Фара вдребезги. Я с него все до копеечки вытрясу. Пусть только очухается.
– Так кидай его в багажник. Отвезем в цех, там и разберемся. Заплатит за все сполна. И за крыло, и за фару.
– И то дело. Того и гляди, менты подъедут, а от меня несет, как от винзавода. – Кабы только несло. Как вышли из кабака, я подумал еще, как ты за руль сядешь. А ты еще и поехал.
– Не боись, Витек. Где наша не пропадала. И здесь не пропадем. Выбьем из этого козла на капиталку моей «девятке».
– Выбьем, в натуре. А сейчас кидай эту падаль в багажник.
Чьи-то руки бесцеремонно хватают меня и бросают.
– Глянь, Колян. Сумка какая-то. Видать, этого козла.
– Кидай ее на заднее сиденье. В цехе разберемся.
Хлопок крышки багажника, и я почувствовал, что машина тронулась. Мерные покачивания действовали, как снотворное. В тулупе было тепло, и я, сжавшись в комок, через некоторое время уснул.
Наверное, я снова впал в забытье, потому что не помню, как меня вытащили, как волокли по бетонному полу действительно какого-то цеха и как приковали наручниками.
Сон ободряюще подействовал на меня. Озноба как не бывало. Нога почти перестала ныть. Надо сказать, на мне все заживает, как на собаке. На третейской. Ведь я на тридцать процентов не натуральный. Кости, к примеру, у меня срастаются уже на вторые сутки после перелома. Раны заживают в тот же день, так что только специалист определит, что еще несколько часов назад в этом месте была ужасная кровоточащая рана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49