Эта метаморфоза означала исцеление, а исцеление означало силу — возможно, даже большую, чем та, которой обладал Таррант, только-только высадившись на Востоке, — а сила была именно тем, в чем они нуждались прямо сейчас, и все остальное не имело значения.
Охотник занял свое место в компании так, словно не отлучался ни на минуту, однако и не подумал о том, чтобы поведать спутникам, как он провел несколько последних ночей. Да Дэмьен и не спрашивал его об этом. Если долгие месяцы общения с Охотником и научили его чему-нибудь, то главным образом тому, что есть вещи, о которых самому священнику лучше не знать.
Владетель окинул внимательным взглядом весь лагерь, пригляделся также к потокам Фэа (на что ему сейчас не потребовалось практически никаких усилий), а затем объявил:
— Вы здесь стоите целый день, не меньше. Исходя из этого, я не сомневаюсь в том, что вы нашли долину.
— Прямо за этой грядой. — Дэмьен кивнул на восток. — И зрелище не из приятных.
Охотник отправился в указанном направлении и скоро потерялся из виду. Дэмьен снял с огня котелок с кипятком и бросил туда несколько чайных листьев. Ожидание могло затянуться на неопределенный срок.
Чай заварился, и Дэмьен успел выпить полкотелка к тому времени, как Таррант вернулся. Не произнеся ни слова, он подошел к костру и подсел к ним с таким изяществом, какого священник давно не видел в его повадках.
«Черт тебя побери! Сколько же народу ты уничтожил!»
— Ну, и что скажете? — поинтересовалась Хессет.
— Сперва расскажите, что удалось увидеть вам обоим.
Они переглянулись; Дэмьен заговорил первым:
— Отвратительная сырая долина, практически лишенная солнечного света. Зато там, судя по всему, полно неприятных сюрпризов. Вам, впрочем, это должно понравиться.
— Мне и понравилось. Солнечный свет напрямую проникает в эти глубины всего на несколько часов в сутки, а это означает, что я смогу оставаться с вами дольше обычного. Если туман не рассеивается и днем, то не исключено, что я — в случае крайней необходимости — смогу выйти из укрытия даже в полдень. А это, знаете ли, немало.
— Я об этом не подумал, — согласился Дэмьен.
— В потоках нет признаков нашего врага, что может означать одно из двух: или на этот раз он потерял нас из виду, или здешнее течение Фэа не позволяет ему приблизиться к нам. Будем надеяться, что имеет место и то и другое. Впрочем, с учетом интенсивности и направленности течения мне не составило бы труда Затемнить нас.
— А как насчет Терата? — вмешалась Хессет.
Таррант на мгновение задумался.
— Я не обнаружил следов пребывания никаких существ… но и мне присуще то же коренное неведение, что и вам. Необходимо или подойти к ним поближе, или начать хотя бы приблизительно представлять себе, что это такое… а пока не произошло ни того, ни другого, мои умения не больно-то нам помогут. А вот запах человека я уловил.
— Человека? — Дэмьен не смог скрыть изумления. — А мне казалось, что здесь нет никаких людей.
— Мне тоже. Судя по всему, мы ошибались.
— Что же это за люди? — спросила Хессет.
— Пока трудно сказать. Но довольно значительная группа. Несколько десятков, никак не меньше.
— И они живут там?
— Вроде бы так.
— Значит, Терата вовсе не так страшны, как о них рассказывают, — рассудительно заключила Хессет. — Иначе они убили бы всех людей или те давно ушли бы.
Охотник пристально посмотрел на ракханку. Во тьме его глаза с расширенными зрачками казались совсем черными. Кромешно-черными. И было это не столько цветом, сколько провозглашением пустоты.
— Вы видели, во что превратились здесь ваши соплеменники, — спокойно сказал он. — И видели, что за дела они совершают. Что ж, по-вашему, сила, способная в такой мере переродить ракхов, не в состоянии сделать то же самое с людьми?
— А вы полагаете, что здесь произошло именно это? — вскинулся Дэмьен.
— Я полагаю, что в этой долине дела обстоят предельно скверно, но выносить преждевременное суждение о чем или о ком бы то ни было, включая наших собственных соплеменников, было бы ошибкой. Я видел в потоках Фэа признаки ее порождений, но что, собственно говоря, это означает? Любая группа людей со временем сотворяет собственных чудовищ. И как издалека распознать их подлинную природу?
— Кажется, вы более заинтересованы, нежели напуганы.
Владетель хмыкнул:
— А вас это удивляет?
— Нет. — Дэмьен поневоле улыбнулся. — Думаю, нет.
— Мы таковы, каковы мы есть, преподобный Райс. И я был ученым задолго до того, как стал… кем я стал. — Слабая улыбка промелькнула в уголках его губ. — И я достаточно ученый, чтобы осознавать, чего вы боитесь больше всего, преподобный. Сегодня вечером я Творением изменю погоду, с тем чтобы назавтра здешний туман рассеялся. Если это возможно, — поспешил оговориться он. — Тогда вы почувствуете себя более уверенно, не правда ли? Когда сможете своими глазами увидеть землю, занимаемую нашим врагом.
— Я бы предпочел, чтобы так оно и было.
— Вы отправитесь в путь задолго до заката. У вас уйдет несколько часов на то, чтобы найти безопасный спуск, а потом совершить его. Я встречусь с вами на дне ущелья.
И хотя, произнося все это, он обращался к Дэмьену, взгляд его был устремлен на Хессет.
На мгновение он умолк. Вокруг тихо жужжали насекомые да потрескивал в костре хворост.
— Протекторат Кирстаад, — сообщил он в конце концов, — управляется ракхами. — Голос его звучал тихо, так тихо, словно он не хотел прибавлять громкости, чтобы не обидеть ее. — Точно так же, как и соседний, к северу от него. Они почти полностью приняли образ человека, но душа у них определенно ракхов, и Фэа реагирует на них так, как ни за что не отреагировало бы на людей.
Дэмьену показалось, будто Хессет задрожала.
— Их преображение можно объяснить только колдовством, осуществленным человеком. Я не знаю механику этой процедуры — я просто не осмелился заглянуть столь глубоко, но запах свидетельствует об этом без всяких сомнений. И мне кажется… — Он помедлил. Посмотрел на Дэмьена. — Это напоминало то, с чем я столкнулся возле перевала. То же чужое прикосновение, то же воздействие.
Хессет собралась с духом. Но все равно ее речь больше походила на шипение.
— Но зачем? — Она обращалась сейчас не к своим спутникам, а словно ко всей планете — и ни к кому в отдельности. — Какой в этом смысл?
— По-видимому, что они собираются захватить этот континент, — объяснил Охотник.
Какое-то время Хессет молча смотрела на него. Пытаясь осмыслить услышанное со всеми подразумеваемыми последствиями.
— Может быть, на юге… — начала она наконец. — Может быть… хотя это не должно было превратить их в чудовищ. Но что на севере? Что с этими Матерями? Они держат в своих руках церковную иерархию, но какой в этом толк для них самих? Им приходится жить среди людей, скрывая свою подлинную сущность. Неужели это можно назвать подлинной властью?
— Это достаточная власть для того, чтобы влиять на человеческое общество, — подчеркнул Дэмьен. — У здешней Церкви имеется собственный список преступлений. Возможно, путем медленной манипуляции…
— Вы хотите сказать, будто мои соплеменники несут ответственность за преступления, совершаемые людьми?
Янтарные глаза вспыхнули гневным пламенем.
— Я хочу сказать, что наряду с правлением ракхов, а вернее, ракханок единственное, с чем мы здесь повсеместно сталкиваемся, — это деградация духа. Неужели имеет такое уж большое значение, кого — людей или ракхов — используют в качестве инструментов, если за всем происходящим чувствуется рука подлинного властителя? Мы в одинаковой мере уязвимы.
Хессет чуть-чуть успокоилась, вставшая было дыбом щетина пришла в нормальное состояние. Дэмьен услышал, как она тихо рыкнула себе под нос.
— Интересная концепция, — заметил Таррант. — Она может помочь нам впервые за все время по-настоящему задуматься над природой нашего врага.
— Вам кажется, что он питается деградацией?
Таррант покачал головой:
— Он втягивает в дело ракхов, на которых не распространяется воздействие демонов, порожденных земной Фэа. Нет, конечно, нам понадобится еще многое… но для начала сойдет и это. Любая параллель, которую мы сумеем найти, послужит ключом к разгадке подлинных целей нашего врага.
— И тем самым ключом к его сущности, — добавил Дэмьен.
— И ключом к тому, как нам его уничтожить, — прошипела Хессет.
Неприкрытая ненависть, прозвучавшая у нее в голосе, неприятно поразила Дэмьена. Не потому, что такие чувства удивляли или что он сам ненавидел остающегося неизвестным врага в меньшей степени, чем она, но потому, что впервые он услышал, как ее ненависть вплетается в контекст более широких рассуждений. И это не только поразило священника, но и расстроило.
«Неужели мы тоже меняемся, — подумал он. — Неужели такова цена, которую приходится платить за наше прибытие сюда? Неужели мы позволим этому континенту привести наш дух к деградации, как он уже поступил с ракхами и со Святой Церковью?
Что же произойдет, если, добравшись в конце концов до врага, мы обнаружим, что сами стали ничуть не лучше его бездушных подручных?»
— Дэмьен! — окликнула его Хессет.
— Со мной все в порядке, — ответил он. Но это не соответствовало действительности, и он понимал, что ей это ясно хотя бы по его голосу. — Так, задумался о своем.
— Вот именно, — не без издевки хмыкнул Охотник. Дэмьену вовсе не обязательно было смотреть на Тарранта, чтобы почувствовать, что тот не сводит с него глаз. Мало того, всматриваясь в душу Дэмьена, Таррант прибегает и к Видению. — Вам бы стоило провести ночь в молитвах, преподобный Райс. Это, знаете ли, очищает душу.
Дэмьен резко посмотрел на Тарранта, ожидая увидеть у того на лице насмешку. Но, к его удивлению, взгляд бледных глаз был предельно серьезен. Более того, он заметил и нечто, способное — не иди речь о Тарранте — сойти за сочувствие.
Неужели такое возможно? Неужели опыт экспедиции настолько потряс Охотника, что он оказался способен на человеческие чувства? Его жестокая и безжалостная индивидуальность веками ковала и закаляла самое себя в одиночестве Запретного Леса, где единственными его компаньонами были демоны, ведьмаки и несколько особо отобранных людей, принесших в жертву предназначению весь спектр человеческих эмоций. Неужели постоянное общение с человеком настолько истончило эту роговую оболочку, что сквозь нее начал просвечивать тот, кем некогда был Владетель?
«Мы сделали тебя более человечным», — подумал Дэмьен.
И почувствовал при этой мысли странный озноб.
Ближе к рассвету, когда Таррант покинул их в поисках надежного убежища, Дэмьен извлек из-под спуда Огонь Небесный. Хрустальный сосуд был затемнен молочного цвета насечкой, и света, пробивающегося изнутри, едва хватало на то, чтобы вычленить из мрака его руку, а чудодейственное тепло было практически неощутимо, даже когда он обнял фиал ладонью.
Но это была вера. Истинная вера. Вера, дистиллированная и превращенная в материальную субстанцию, вера, устоявшая в многовековой борьбе. Совокупная вера миллионов душ в миссию Святой Церкви. Совокупная вера тысяч священников в успех окончательной схватки со Злом. Вера одного-единственного Патриарха в священника, которого он послал на Восток, решив — если воспользоваться его собственными словами, — что один человек может преуспеть там, где потерпит неудачу целое воинство.
«Возможно, ты и прав, святой отец. Возможно, я оправдаю твое доверие».
Дэмьен начал молиться.
Наутро пошел дождь — короткий грозовой ливень. Вскоре после дождя ветер поменял направление, задув с такой силой, что Дэмьен не без испуга подъехал к самому краю гранитной скалы, у подножия которой зияла пропасть. Совместные усилия дождя с ветром превратили расстилающийся внизу туман в прозрачную дымку. Сквозь нее, в просветах между деревьями, Дэмьен увидел черно-бурую землю с небольшими пятнами зелени здесь и там. В одном из просветов показалась вода — может быть, река? — змеившаяся по дну ущелья, крошечно-черная на фоне вечнозеленых ветвей. Местность не из приятных, но ничего особо страшного; после того, как они тщательно осмотрели долину вдоль и поперек в подзорную трубу Хессет, Дэмьен начал думать о предстоящем предприятии с куда большим оптимизмом.
Другое дело, что спуститься было крайне трудно. Проехав вдоль края гранитной стены — на высоте в несколько сотен футов над самой долиной, — Дэмьен понял, что спуск вполне может и не удаться. Крутой скалистый обрыв не предоставлял такой возможности ни конному, ни пешему. Время от времени им попадались более пологие склоны или же холмы, обращенные к долине тылом, но ни один из них не составлял и половины расстояния, которое им необходимо было преодолеть, и все до одного заканчивались обрывом, с которого вполне мог сорваться и опытный скалолаз. Не говоря уж о неопытном скалолазе верхом на лошади.
Но где-то же должен был найтись спуск.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Охотник занял свое место в компании так, словно не отлучался ни на минуту, однако и не подумал о том, чтобы поведать спутникам, как он провел несколько последних ночей. Да Дэмьен и не спрашивал его об этом. Если долгие месяцы общения с Охотником и научили его чему-нибудь, то главным образом тому, что есть вещи, о которых самому священнику лучше не знать.
Владетель окинул внимательным взглядом весь лагерь, пригляделся также к потокам Фэа (на что ему сейчас не потребовалось практически никаких усилий), а затем объявил:
— Вы здесь стоите целый день, не меньше. Исходя из этого, я не сомневаюсь в том, что вы нашли долину.
— Прямо за этой грядой. — Дэмьен кивнул на восток. — И зрелище не из приятных.
Охотник отправился в указанном направлении и скоро потерялся из виду. Дэмьен снял с огня котелок с кипятком и бросил туда несколько чайных листьев. Ожидание могло затянуться на неопределенный срок.
Чай заварился, и Дэмьен успел выпить полкотелка к тому времени, как Таррант вернулся. Не произнеся ни слова, он подошел к костру и подсел к ним с таким изяществом, какого священник давно не видел в его повадках.
«Черт тебя побери! Сколько же народу ты уничтожил!»
— Ну, и что скажете? — поинтересовалась Хессет.
— Сперва расскажите, что удалось увидеть вам обоим.
Они переглянулись; Дэмьен заговорил первым:
— Отвратительная сырая долина, практически лишенная солнечного света. Зато там, судя по всему, полно неприятных сюрпризов. Вам, впрочем, это должно понравиться.
— Мне и понравилось. Солнечный свет напрямую проникает в эти глубины всего на несколько часов в сутки, а это означает, что я смогу оставаться с вами дольше обычного. Если туман не рассеивается и днем, то не исключено, что я — в случае крайней необходимости — смогу выйти из укрытия даже в полдень. А это, знаете ли, немало.
— Я об этом не подумал, — согласился Дэмьен.
— В потоках нет признаков нашего врага, что может означать одно из двух: или на этот раз он потерял нас из виду, или здешнее течение Фэа не позволяет ему приблизиться к нам. Будем надеяться, что имеет место и то и другое. Впрочем, с учетом интенсивности и направленности течения мне не составило бы труда Затемнить нас.
— А как насчет Терата? — вмешалась Хессет.
Таррант на мгновение задумался.
— Я не обнаружил следов пребывания никаких существ… но и мне присуще то же коренное неведение, что и вам. Необходимо или подойти к ним поближе, или начать хотя бы приблизительно представлять себе, что это такое… а пока не произошло ни того, ни другого, мои умения не больно-то нам помогут. А вот запах человека я уловил.
— Человека? — Дэмьен не смог скрыть изумления. — А мне казалось, что здесь нет никаких людей.
— Мне тоже. Судя по всему, мы ошибались.
— Что же это за люди? — спросила Хессет.
— Пока трудно сказать. Но довольно значительная группа. Несколько десятков, никак не меньше.
— И они живут там?
— Вроде бы так.
— Значит, Терата вовсе не так страшны, как о них рассказывают, — рассудительно заключила Хессет. — Иначе они убили бы всех людей или те давно ушли бы.
Охотник пристально посмотрел на ракханку. Во тьме его глаза с расширенными зрачками казались совсем черными. Кромешно-черными. И было это не столько цветом, сколько провозглашением пустоты.
— Вы видели, во что превратились здесь ваши соплеменники, — спокойно сказал он. — И видели, что за дела они совершают. Что ж, по-вашему, сила, способная в такой мере переродить ракхов, не в состоянии сделать то же самое с людьми?
— А вы полагаете, что здесь произошло именно это? — вскинулся Дэмьен.
— Я полагаю, что в этой долине дела обстоят предельно скверно, но выносить преждевременное суждение о чем или о ком бы то ни было, включая наших собственных соплеменников, было бы ошибкой. Я видел в потоках Фэа признаки ее порождений, но что, собственно говоря, это означает? Любая группа людей со временем сотворяет собственных чудовищ. И как издалека распознать их подлинную природу?
— Кажется, вы более заинтересованы, нежели напуганы.
Владетель хмыкнул:
— А вас это удивляет?
— Нет. — Дэмьен поневоле улыбнулся. — Думаю, нет.
— Мы таковы, каковы мы есть, преподобный Райс. И я был ученым задолго до того, как стал… кем я стал. — Слабая улыбка промелькнула в уголках его губ. — И я достаточно ученый, чтобы осознавать, чего вы боитесь больше всего, преподобный. Сегодня вечером я Творением изменю погоду, с тем чтобы назавтра здешний туман рассеялся. Если это возможно, — поспешил оговориться он. — Тогда вы почувствуете себя более уверенно, не правда ли? Когда сможете своими глазами увидеть землю, занимаемую нашим врагом.
— Я бы предпочел, чтобы так оно и было.
— Вы отправитесь в путь задолго до заката. У вас уйдет несколько часов на то, чтобы найти безопасный спуск, а потом совершить его. Я встречусь с вами на дне ущелья.
И хотя, произнося все это, он обращался к Дэмьену, взгляд его был устремлен на Хессет.
На мгновение он умолк. Вокруг тихо жужжали насекомые да потрескивал в костре хворост.
— Протекторат Кирстаад, — сообщил он в конце концов, — управляется ракхами. — Голос его звучал тихо, так тихо, словно он не хотел прибавлять громкости, чтобы не обидеть ее. — Точно так же, как и соседний, к северу от него. Они почти полностью приняли образ человека, но душа у них определенно ракхов, и Фэа реагирует на них так, как ни за что не отреагировало бы на людей.
Дэмьену показалось, будто Хессет задрожала.
— Их преображение можно объяснить только колдовством, осуществленным человеком. Я не знаю механику этой процедуры — я просто не осмелился заглянуть столь глубоко, но запах свидетельствует об этом без всяких сомнений. И мне кажется… — Он помедлил. Посмотрел на Дэмьена. — Это напоминало то, с чем я столкнулся возле перевала. То же чужое прикосновение, то же воздействие.
Хессет собралась с духом. Но все равно ее речь больше походила на шипение.
— Но зачем? — Она обращалась сейчас не к своим спутникам, а словно ко всей планете — и ни к кому в отдельности. — Какой в этом смысл?
— По-видимому, что они собираются захватить этот континент, — объяснил Охотник.
Какое-то время Хессет молча смотрела на него. Пытаясь осмыслить услышанное со всеми подразумеваемыми последствиями.
— Может быть, на юге… — начала она наконец. — Может быть… хотя это не должно было превратить их в чудовищ. Но что на севере? Что с этими Матерями? Они держат в своих руках церковную иерархию, но какой в этом толк для них самих? Им приходится жить среди людей, скрывая свою подлинную сущность. Неужели это можно назвать подлинной властью?
— Это достаточная власть для того, чтобы влиять на человеческое общество, — подчеркнул Дэмьен. — У здешней Церкви имеется собственный список преступлений. Возможно, путем медленной манипуляции…
— Вы хотите сказать, будто мои соплеменники несут ответственность за преступления, совершаемые людьми?
Янтарные глаза вспыхнули гневным пламенем.
— Я хочу сказать, что наряду с правлением ракхов, а вернее, ракханок единственное, с чем мы здесь повсеместно сталкиваемся, — это деградация духа. Неужели имеет такое уж большое значение, кого — людей или ракхов — используют в качестве инструментов, если за всем происходящим чувствуется рука подлинного властителя? Мы в одинаковой мере уязвимы.
Хессет чуть-чуть успокоилась, вставшая было дыбом щетина пришла в нормальное состояние. Дэмьен услышал, как она тихо рыкнула себе под нос.
— Интересная концепция, — заметил Таррант. — Она может помочь нам впервые за все время по-настоящему задуматься над природой нашего врага.
— Вам кажется, что он питается деградацией?
Таррант покачал головой:
— Он втягивает в дело ракхов, на которых не распространяется воздействие демонов, порожденных земной Фэа. Нет, конечно, нам понадобится еще многое… но для начала сойдет и это. Любая параллель, которую мы сумеем найти, послужит ключом к разгадке подлинных целей нашего врага.
— И тем самым ключом к его сущности, — добавил Дэмьен.
— И ключом к тому, как нам его уничтожить, — прошипела Хессет.
Неприкрытая ненависть, прозвучавшая у нее в голосе, неприятно поразила Дэмьена. Не потому, что такие чувства удивляли или что он сам ненавидел остающегося неизвестным врага в меньшей степени, чем она, но потому, что впервые он услышал, как ее ненависть вплетается в контекст более широких рассуждений. И это не только поразило священника, но и расстроило.
«Неужели мы тоже меняемся, — подумал он. — Неужели такова цена, которую приходится платить за наше прибытие сюда? Неужели мы позволим этому континенту привести наш дух к деградации, как он уже поступил с ракхами и со Святой Церковью?
Что же произойдет, если, добравшись в конце концов до врага, мы обнаружим, что сами стали ничуть не лучше его бездушных подручных?»
— Дэмьен! — окликнула его Хессет.
— Со мной все в порядке, — ответил он. Но это не соответствовало действительности, и он понимал, что ей это ясно хотя бы по его голосу. — Так, задумался о своем.
— Вот именно, — не без издевки хмыкнул Охотник. Дэмьену вовсе не обязательно было смотреть на Тарранта, чтобы почувствовать, что тот не сводит с него глаз. Мало того, всматриваясь в душу Дэмьена, Таррант прибегает и к Видению. — Вам бы стоило провести ночь в молитвах, преподобный Райс. Это, знаете ли, очищает душу.
Дэмьен резко посмотрел на Тарранта, ожидая увидеть у того на лице насмешку. Но, к его удивлению, взгляд бледных глаз был предельно серьезен. Более того, он заметил и нечто, способное — не иди речь о Тарранте — сойти за сочувствие.
Неужели такое возможно? Неужели опыт экспедиции настолько потряс Охотника, что он оказался способен на человеческие чувства? Его жестокая и безжалостная индивидуальность веками ковала и закаляла самое себя в одиночестве Запретного Леса, где единственными его компаньонами были демоны, ведьмаки и несколько особо отобранных людей, принесших в жертву предназначению весь спектр человеческих эмоций. Неужели постоянное общение с человеком настолько истончило эту роговую оболочку, что сквозь нее начал просвечивать тот, кем некогда был Владетель?
«Мы сделали тебя более человечным», — подумал Дэмьен.
И почувствовал при этой мысли странный озноб.
Ближе к рассвету, когда Таррант покинул их в поисках надежного убежища, Дэмьен извлек из-под спуда Огонь Небесный. Хрустальный сосуд был затемнен молочного цвета насечкой, и света, пробивающегося изнутри, едва хватало на то, чтобы вычленить из мрака его руку, а чудодейственное тепло было практически неощутимо, даже когда он обнял фиал ладонью.
Но это была вера. Истинная вера. Вера, дистиллированная и превращенная в материальную субстанцию, вера, устоявшая в многовековой борьбе. Совокупная вера миллионов душ в миссию Святой Церкви. Совокупная вера тысяч священников в успех окончательной схватки со Злом. Вера одного-единственного Патриарха в священника, которого он послал на Восток, решив — если воспользоваться его собственными словами, — что один человек может преуспеть там, где потерпит неудачу целое воинство.
«Возможно, ты и прав, святой отец. Возможно, я оправдаю твое доверие».
Дэмьен начал молиться.
Наутро пошел дождь — короткий грозовой ливень. Вскоре после дождя ветер поменял направление, задув с такой силой, что Дэмьен не без испуга подъехал к самому краю гранитной скалы, у подножия которой зияла пропасть. Совместные усилия дождя с ветром превратили расстилающийся внизу туман в прозрачную дымку. Сквозь нее, в просветах между деревьями, Дэмьен увидел черно-бурую землю с небольшими пятнами зелени здесь и там. В одном из просветов показалась вода — может быть, река? — змеившаяся по дну ущелья, крошечно-черная на фоне вечнозеленых ветвей. Местность не из приятных, но ничего особо страшного; после того, как они тщательно осмотрели долину вдоль и поперек в подзорную трубу Хессет, Дэмьен начал думать о предстоящем предприятии с куда большим оптимизмом.
Другое дело, что спуститься было крайне трудно. Проехав вдоль края гранитной стены — на высоте в несколько сотен футов над самой долиной, — Дэмьен понял, что спуск вполне может и не удаться. Крутой скалистый обрыв не предоставлял такой возможности ни конному, ни пешему. Время от времени им попадались более пологие склоны или же холмы, обращенные к долине тылом, но ни один из них не составлял и половины расстояния, которое им необходимо было преодолеть, и все до одного заканчивались обрывом, с которого вполне мог сорваться и опытный скалолаз. Не говоря уж о неопытном скалолазе верхом на лошади.
Но где-то же должен был найтись спуск.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65