— Я не убивал.
— Когда вы последний раз видели Мишель, мистер Мильтон?
— Вчера утром, когда я уходил из дому.
— Кстати — у вас есть ключи от квартиры?
— Да, конечно.
— Во сколько вы вчера ушли из дому?
— Около девяти.
— Вы заперли дверь за собой?
— Нет. Мишель еще оставалась дома.
— Куда вы пошли?
— К себе в контору. Около одиннадцати ко мне туда пришли детективы.
— Во сколько вы ушли из своей конторы?
— Я пошел пообедать примерно в половине второго.
— Вы обедали один?
— С продюсером Эллиотом Маклменом.
— Вернулись ли вы после обеда в контору?
— Да, вернулся.
— Во сколько это было?
— В начале четвертого.
— Когда вы снова увидели Мишель?
— Я больше ее не видел.
— Вы не видели ее с того самого момента, как вчера в девять утра ушли из...
— Да, не видел.
— Так что получается, вы не стали возвращаться в эту квартиру, мистер Мильтон? Или вы живете не там?
— Там, но вчера вечером я туда не пошел.
— Почему же?
— Потому что мы поссорились при разговоре по телефону.
— В самом деле? — спросила Нелли, перехватив предостерегающий взгляд, брошенный О'Брайеном на Мильтона. — Во сколько это было? — тут же спросила она.
— Где-то около шести вечера. Я попытался позвонить ей в театр, как только вернулся с деловой встречи, но они уже перестали репетировать, так что мне пришлось минут десять звонить домой, прежде чем Мишель сняла трубку.
— Вы говорите, это было около шести вечера?
— Да. Она только-только пришла домой.
— Из-за чего вы поссорились, мистер Мильтон?
— Я сказал ей, что ко мне приходили детективы, а она разволновалась, решив, что они что-то заподозрили.
— На мой взгляд, это еще не ссора.
— Да, но в конце концов она сказала, что, если полицейские придут к ней домой и начнут ее расспрашивать, она скажет, что ничего об этом не знала, что я задумал все это сам, без ее ведома. Она заявила, что не собирается идти ко дну вместе со мной, что она хочет стать звездой.
— И что потом?
— Я сказал, что ведь это же она все это придумала, Господи Боже ты мой! Тогда она сказала: «Попробуй докажи» — и положила трубку.
— Какие чувства вы испытывали в тот момент?
— Мне было очень неприятно.
— А не испытывали ли вы, скажем, гнев?
— Нет, мне просто было мерзко на душе. Я подумал, что ведь мы вроде бы любили друг друга. Я не стал бы ввязываться во всю эту историю, если бы я ее не любил. Я сделал это ради нее. Потому что она действительно могла стать звездой. Я познакомился с ней, еще когда она была десятилетней девочкой, и все это время опекал ее.
— А теперь она сказала вам, чтобы вы выбирались сами, — так?
— В сущности, да.
— Если полицейские арестуют вас...
— Да.
— ...то она знать об этом не знает.
— Да.
— Значит, она получила толчок для карьеры и собралась его использовать...
— Ну да.
— ...в то время как вы должны были пойти в тюрьму за нападение.
— Я не думал о тюрьме. Я просто думал о том, что ведь мы же вроде бы любили друг друга.
— И потому вы решили убить ее.
— Я ее не убивал.
— Вам больше нечего было терять...
— Нет.
— ...и потому вы вернулись домой...
— Нет, я не возвращался домой. Я остался в конторе. Я заказал себе сандвич и бутылку пива...
— Во сколько?
— Около шести.
— Вам доставили заказ около шести?
— Нет, его принесли минут в пятнадцать-двадцать седьмого.
— Кто доставил заказ?
— Какой-то чернокожий парень. Я делал заказ в кафе на Стеме.
— Как называется кафе?
— Название осталось в конторе. Это одно из рекламных меню, ну, из тех, которые подсовывают под дверь.
— Но сейчас вы названия вспомнить не можете?
— Нет, не могу.
— А парень, который принес заказ? Вы его знаете?
— Только в лицо.
— Вы сказали, что он принес вам сандвич и пиво...
— И еще жаркое.
— ...и это было минут в пятнадцать-двадцать седьмого.
— Да, около того.
— И что потом?
— Я поел.
— А потом?
— Пошел спать.
— Вы пошли спать домой?
— Нет. Я спал в конторе.
— Кто-нибудь видел, что вы спали там?
— Нет. Но я был там сегодня утром, когда Лиззи пришла на работу. Моя секретарша, Элизабет Камприери.
— Она застала вас спящим?
— Нет, я уже встал к этому времени.
— То есть никто не может подтвердить, что всю прошлую ночь вы провели у себя в конторе?
— Нет, но...
— Может ли кто-нибудь подтвердить, что вы не вышли из конторы после того, как в двадцать минут седьмого вам был доставлен заказ, не пошли в квартиру Мишель Кассиди, не открыли дверь своим ключом и не...
— Яне...
— ...и не зарезали ее? Может ли кто-нибудь подтвердить, что вы находились именно там, где говорите? Или это алиби того же рода, которое у вас было на тот вечер, когда вы ранили Мишель в переулке у театра? Не лжете ли вы в очередной раз, мистер Мильтон?
— Я говорю чистую правду, как перед Богом. Я не убивал Мишель.
* * *
— Это он, — сказал Олли. — Передавай дело в суд, Нелли.
Их знакомство было крайне поверхностным — так, сталкивались иногда в коридорах суда или еще где-нибудь, — но тем не менее он всегда называл ее просто Нелли. И кроме того, он, похоже, вообще не имел привычки купаться. Но в данном случае она была согласна с ним.
— Он признался, что совершил нападение, — сказала Нелли. — Дело ясное как Божий день. Я думаю, у нас достаточно оснований и для того, чтобы арестовать его за убийство.
— А я так не думаю, — возразил Карелла.
Все присутствующие повернулись к нему.
Полицейские попросили О'Брайена и Мильтона подождать за дверью, пока они будут совещаться. Лейтенант Бернс по-прежнему сидел за своим столом. Олли восседал на стуле, стоявшем у окна, с трудом на нем умещаясь. Нелли перебралась в противоположный угол — как можно дальше от Олли. Карелла и Клинг стояли рядом с книжным шкафом, напротив стола Бернса.
— Что тебя беспокоит? — спросил Бернс.
— Мотивы, — лаконично ответил Карелла.
— Она грозилась заложить его, — сказал Олли. — Чем тебе не мотив?
— Думаю, он прав, — сказал Бернс.
— Что он выигрывал, убив ее? — спросил Карелла.
— Если бы он ее не убил, его загребли бы за нападение.
— Но мы и так собирались его взять.
— Он убил ее до того, как узнал об этом, — пояснил Олли. — Он тогда еще рассчитывал, что если он ее уберет, то сможет вывернуться.
— Если я выдвину оба обвинения в одном обвинительном акте, — размышляя вслух, сказала Нелли, — О'Брайен может использовать это как предлог и придраться.
— А почему бы просто не выдвинуть против Мильтона обвинение в нападении? — предложил Карелла.
— Ага, ясно, — сказал Олли. — Вы получите раскрытое нападение, а я — шиш с маслом.
— Ты можешь раскрыть хоть оба дела, — сказал Карелла.
— Между прочим, оба эти дела относятся к нашему участку, — сказал Бернс.
— Давайте не будем тут обсуждать, кто круче, — сказала Нелли. — Если никаких весомых улик, подтверждающих обвинение в убийстве, нет, то одно лишь нападение может пройти по минимуму. Но я все-таки думаю, что это Мильтон ее убил. А вы как считаете?
— Гип-гип, ура, леди! — выразил одобрение Олли.
— Если мы посадим его за нападение второй степени, — сказал Карелла, — мы можем объяснить суду, что мы еще продолжаем расследовать убийство...
— Да, пожалуй, это придаст делу значимость, — задумчиво протянула Нелли.
— Если нам удастся обнаружить улики, которые поддерживают нашу версию.
— Ты что, хочешь сказать, что улик нет?
— Не думаю. Кровь на ноже была засохшей. Девушка была убита...
— А сколько времени требуется крови, чтобы засохнуть? — спросил Олли. — Если он прикончил ее ночью, что, по-вашему, утром кровь все еще будет влажной?
— Нет, но...
— Кровь будет засохшей, — сказал Олли. — Точно так же, как если бы она появилась на ноже два или три дня назад. Засохшая кровь есть засохшая кровь, никаких степеней ее сухости не существует. Мы что тут, о мартини говорим?
— Ну ладно, тогда почему он не отделался от ножа, а оставил его у себя?
— Так всегда бывает, — взмахом руки отметая вопрос, изрек Олли. — Кто сказал, что преступники должны быть умными, как доктора наук?
— Человека разыскивают за убийство второй степени, а он продолжает цепляться за оружие?
— Я бы его выбросил в первую же канализационную трубу, — сказал Клинг.
— А почему тогда он не выбросил нож после нападения? — спросил Бернс.
— Да, вот именно, — поддержал его Олли. — Если он не выбросил нож после того, как он пырнул ее в первый раз, почему он должен был выбросить его после второго раза?
— Потому что на этот раз попытка оставить нож у себя могла обойтись гораздо дороже, — пояснил Карелла.
— Это только профи так думают, — сказал Олли.
— В любом случае, за нападение ему светит пятнадцать лет, — сказала Нелли. — Если он не выбросил нож, то...
— Пятнадцать лет — это еще не вся жизнь.
— Но и не фунт изюму. И кроме того, этот парень — импресарио, — презрительно сказал Олли. — Откуда ему знать, сколько за что он может получить? Он же не профи, а так, любитель.
— Стив, — сказала Нелли, — мне хотелось бы согласиться с тобой...
— Просто дай нам возможность проработать это дело, больше я ни о чем тебя не прошу. Если мы скажем судье, что продолжаем расследование убийства, связанного с этим делом, он установит нехилый залог за поручительство. То есть Мильтон будет сидеть за решеткой, а мы тем временем доведем дело до конца. Если, конечно, это одно и то же дело.
— Я уже получила дело, доведенное до конца, — сказала Нелли.
— А я так не считаю, — возразил Карелла.
— Мне очень жаль.
— Нелли, но если Мильтон не убивал ее, то настоящий убийца...
— Почему ты думаешь...
— ...гуляет на свободе.
— ...что он ее не убивал?
— Нутром чую.
В комнате повисло молчание.
— Чего ты хочешь? — спросила наконец Нелли.
— Я же сказал. Посади его за нападение и позволь нам продолжить расследование убийства. Если у нас ничего не выйдет, ты всегда успеешь подшить к этому второе обвинение.
— Какое у нас сегодня число? — спросила Нелли, ни к кому конкретно не обращаясь.
Бернс посмотрел на настольный календарь и ответил:
— Восьмое.
— Отлично. Мы имеем право задержать его на шесть дней, считая со дня ареста. То есть четырнадцатого числа я должна предъявить Мильтону обвинение либо отпустить его под залог. Вот что я намерена сделать. Я выдвину против него оба обвинения: и в нападении, и в убийстве...
— Правильно! — сказал Олли.
— ...но попрошу своего начальника поговорить с руководителем судебного отдела...
— О чем? — спросил Олли.
— Тогда он сможет пойти к руководителю сыскного отдела и объяснить ему ситуацию.
— Какую еще ситуацию?
— Что один из его лучших детективов сомневается в результатах и продолжает расследование убийства.
— Какого черта, я ни в чем не сомневаюсь! — не выдержал Олли.
— Стив, я даю тебе время до четырнадцатого числа. Добудь мне какой-нибудь результат, или я предъявлю Мильтону обвинение в убийстве.
— Спасибо, — сказал Карелла.
— Так это вы что, о нем говорили? — изумленно спросил Олли.
Глава 7
Берт Клинг танцевал, как белый человек.
Боже милостивый, он был наихудшим партнером, с каким только ей приходилось танцевать за всю свою жизнь, хотя это именно он предложил пойти сегодня вечером потанцевать. Она сказала: «А почему бы нет?» Если мужчина приглашает вас на танцы, вы полагаете, что он окажется хорошим танцором, разве не так? Если человек танцует паршиво, он пригласит вас на прогулку, а не на танцы. Но Берт Клинг был просто кошмарен!
Она оделась в платье из гладкой скользкой ткани того самого дымчато-синего цвета, который понравился ему в прошлый раз, другое платье, но того же самого оттенка, удачно сочетающегося с ее тенями, — от добра добра не ищут. Платье было очень коротким и обтягивающим — ее единственное настолько бесстыдное платье. Когда она еще училась в университете в округе Колумбия и пыталась привлечь внимание хоть какого-нибудь пристойного чернокожего парня, она называла такой фасон «трахни меня»; в этом городе на каждого мужчину приходилось пять женщин; ты только прикинь, радость моя, пять к одному, а? Бесстыдное там это платье или не бесстыдное, но раз мужчина сказал, что ей идет этот цвет, то почему бы не воспользоваться им еще раз? Кроме того, помимо этого платья, ее единственным дымчато-синим нарядом был костюм, который она надевала на первое свидание, так что ничего другого просто не оставалось...
— Ох, простите!
— Ничего, я сама виновата.
Еще ей идут некоторые оттенки зеленого. Может, стоило сегодня вечером одеться в зеленое? Но одеваться в зеленое непросто, слишком легко можно сделаться похожей на шлюху из верхнего города. Да, в конце концов, можно подумать, что все дело в цвете! Хотя если не в цвете, то в чем же еще? Особенно если учесть, что непонятно, стояло ли за этим что-либо, помимо того, что он белый, а она черная.
И возможно, только этим они друг друга и привлекают. Уж конечно, Берт Клинг привлекателен не тем, что танцует, как Фред Астер.
Оркестр был на редкость хорош. Половина музыкантов были белыми, включая бас-гитариста, которого Шарин всегда считала сердцем и душой любого оркестра, а всего на эстраде находилось шестеро музыкантов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38