— Джерри, ты догавкаешься!
— Прошу прощения, босс!
— Чак! Ты уже там?
— Да, сэр!
Чак Мэдден выскочил на сцену так, словно боялся пропустить свою реплику. На нем были ботинки с высокими голенищами, синяя кепка из шерстяной ткани и рабочий комбинезон маляра, оставляющий открытыми его мускулистые руки и часть торса. Ему было двадцать шесть лет, росту в нем было под шесть футов, глаза карие. Он прикрыл их ладонью и стал вглядываться в шестой ряд.
— Как вы думаете, можно ли что-нибудь сделать с освещением в тот момент, когда она выходит из ресторана?
— Это зависит от того, что вы хотите.
— Предполагается, что там должно быть темно. Нападающий должен выйти из темноты. А мы заставляем Джерри выскакивать при ярком свете...
— Да, создайте мне соответствующую атмосферу, — подал голос Джерри.
— Я знаю, что обсуждать вопросы освещения пока что рановато...
— Нет, почему же. Что вы хотите?
— Вы можете сделать так, чтобы в то время, когда она идет через сцену, медленно темнело? Так чтобы, когда Джерри выйдет ей навстречу, сцена была бы почти не освещена?
— Вот это мне уже нравится, — снова вякнул Джерри.
— Нужно поговорить с Куртом и узнать...
— Я слышу, — отозвался осветитель. — Будет сделано.
— Пусть начинает темнеть в тот момент, когда она выходит из дверей, — сказал Кендалл.
— Будет сделано.
— Ну что, народ? Попробуем?
— Уно моменто, — сказал Чак. — Начинаем со сцены за столом.
Корбин выстроил свою пьесу в абсолютно предсказуемой манере. Стоило только понять, что за спокойной сценой обязательно следует короткая сцена, рассчитанная на то, чтобы вызвать потрясение, а за ней — нудное затянутое рассуждение, и вся схема тут же становилась ясна. В результате в пьесе вообще не осталось неожиданностей. Корбин породил ряд таких последовательных триад, причем большая их часть была уродской.
Триада, которую они репетировали сейчас...
(Кендалл был твердо убежден, что им никогда не удастся сыграть этот отрывок...)
...состояла из сцены, в которой Актриса и Режиссер сидели за столиком в ресторане, за ней следовала сцена, в которой некто несущественный нападал на Актрису и ранил ее, и все это сменялось сценой, в которой Детектив долго и нудно допрашивает двух прочих главных персонажей. Оживить эту нуднятину не было никакой возможности. Сцена в ресторане была настолько полна намеков, предчувствий и страхов перед сгущающимися тенями, что любой мало-мальски умный зритель просто-таки знал, что, как только девушка выйдет отсюда, на нее тут же нападут.
— Почему вы не рассказали мне об этом раньше? Это произнес Режиссер.
Тот, который на сцене. Сам Кендалл продолжал сидеть в шестом ряду.
— Я... я боялась, что это вы мне звоните.
— Я? Я?!
А это реплика Купера Хайнеса, почтенного джентльмена, типичного доктора из популярной «мыльной оперы». Судя по его виду, он был до глубины души поражен самой идеей, что человеком, угрожающим актрисе по телефону, мог быть он сам. Его изумление было таким искренним, что Кендалл едва не расхохотался, хотя подобная реакция в данном эпизоде была совершенно неуместна.
— Извините. Я понимаю, что это нелепо. С чего вдруг вам могло бы захотеться убить меня?
— Да кому это вообще нужно?
Еще одна реплика, которая, будучи произнесенной Купером в его изумленно-смущенной манере, могла вызвать взрыв хохота. Кендалл в темноте яростно строчил замечания.
— Вам нужно пойти в полицию.
— Я там была.
— И что?
— Они сказали, что ничего не смогут сделать до тех пор, пока этот тип на самом деле не попытается убить меня.
— Но это нелепо.
— Да.
— С кем вы разговаривали?
— С детективом.
— И он сказал, что они ничем не могут помочь?
— Именно так он и сказал.
— Невероятно! Почему... вы понимаете, что это означает?
— Я так боюсь.
— Это означает, что вы будете спокойно спать в своей постели...
— Я понимаю.
— ...а кто-нибудь придет и нападет на вас.
— Мне ужасно не по себе.
— Это означает, что сегодня вечером вы можете выйти из ресторана...
— Я понимаю.
— И в эту самую минуту...
— Я понимаю.
— Убийца может уже поджидать вас с ножом в руке.
— А что я могу сделать? О Господи, ну что я могу сделать?
— Я немедленно отправляюсь домой и звоню кое-кому. У меня есть несколько знакомых, которые в состоянии прищучить этого вашего детектива и выяснить, что он может для вас сделать. Допивайте кофе, я вас подвезу.
— Не нужно, езжайте. Я и пешком дойду. Здесь же всего несколько кварталов.
— Вы уверены?
— Да, езжайте.
— Я беспокоюсь о вас, дорогая.
— Ну что вы, не стоит.
— И все-таки я беспокоюсь.
— Хорошая сцена! — прошептал Корбин.
Кендалл промолчал.
Он наблюдал, как Купер подошел к Хелен Фрирз, в данный момент играющей кассиршу, заплатил по счету, толкнул воображаемую вращающуюся дверь и вышел на улицу. Пока он шел за кулисы, Джози допивала свой кофе.
— Вот сейчас должно начать темнеть, — сказал Кендалл и сделал пометку, что темнеть должно чуть раньше. Джози допила кофе, взяла салфетку, аккуратно промокнула губы, немного помедлила, встала, нехотя надела пальто — о Господи, как она была хороша! — придвинула стул обратно к столу, подошла к кассирше, заплатила по счету и толкнула все ту же воображаемую вращающуюся дверь.
Начало темнеть.
Когда Джози двинулась через сцену, ресторан у нее за спиной — сперва стол и стулья, потом стойка кассирши — медленно стали погружаться в темноту. Подняв воротник пальто, словно защищаясь от пронизывающего ветра, девушка смело вышла наружу, С каждым ее шагом за ее спиной становилось все темнее и темнее. А потом свет зловеще начал меркнуть и перед нею, так что теперь девушка шла в сгущающейся темноте, а позади нее лежала сплошная тьма.
Из этой тьмы внезапно возник высокий мужчина в длинном черном плаще и надвинутой на глаза шляпе — Джерри Гринбаум, на этот раз не отпускающий никаких шуточек, играющий всерьез, в костюме, который он откуда-то выудил и впервые надел. Если на предыдущих репетициях он использовал вместо ножа какую-то деревяшку, то теперь — возможно, вдохновленный этим освещением — Джерри сжимал в руке настоящий хлебный нож, который он подобрал где-то за кулисами. Он держал его высоко над головой, как Тони Перкинс в «Психо», когда он подходит к Марте Бэлсэм. Джерри даже двигался так же, как Перкинс, — широкой, размашистой походкой, на негнущихся ногах, и одного воспоминания об этой сцене было достаточно, чтобы у зрителя кровь застыла в жилах, — хотя Кендалл планировал построить эту сцену немного по-другому.
Нож злобно устремился вниз, и, когда Джози повернулась, чтобы скрыть этот треклятый удар от зрительного зала, его лезвие сверкнуло в точно нацеленном луче света. Нападавший исчез во тьме. Джози упала на сцену и застыла.
Потом, словно плакальщики на ирландской тризне, возникли остальные актеры, окружая упавшую Актрису. Детектив принялся опрашивать их всех так, словно она на самом деле была мертва — спросил у Режиссера, о чем они разговаривали во время обеда, спросил у Дублерши, не ссорились ли они в последнее время, а под конец повернулся к самой Актрисе, которая — вот так сюрприз! — вовсе не умерла, а уже поднялась со сцены и теперь сидела в кресле, изображающем больничную кровать, и слабым голосом отвечала на вопросы Детектива. Сцена отличалась от прочих своей скучностью и затянутостью.
— Спасибо, ребята. Похоже, начинает получаться, — подал голос Кендалл. — Теперь десятую сцену, и начнем разбор репетиции.
Когда актеры двинулись за кулисы, на сцену выскочил Джерри, все еще одетый в плащ и ту же широкополую шляпу.
— Ну как, босс? — закричал он, обращаясь в зрительный зал. — Достаточно устрашающе?
— Отлично, Джерри, — сказал Корбин. Кендалл искоса посмотрел на него.
— Прямо как у Хичкока, а? — спросил Джерри.
— Отлично, — снова повторил Корбин. Кендалл еще раз посмотрел в его сторону.
Некоторое время двое мужчин молчали.
— Правда, она очень хороша? — наконец произнес Корбин.
— Джози? Да. Она великолепна.
— Впервые эта сцена выглядела живой, — добавил Корбин.
Кендалл предпочел промолчать. До того, чтобы стать живой, пьесе было еще далеко. Сегодня вечером игра Джози дала ей хороший толчок, но пока Корбин не сядет и не перепишет эту дурацкую пьесу от начала и до конца...
— Даже жаль, — пробормотал Корбин.
— Что жаль?
— Что он промахнулся.
* * *
Двое мужчин вошли в театр в тот самый момент, когда Кендалл излагал актерам свои замечания. Оба они были в пальто и без шляп. Они прошли через вестибюль, а оттуда — за кулисы. В свете, падающем из открытой двери вестибюля и обрисовывающем силуэты пришельцев, Кендалл заметил, что у одного из них были светлые волосы, а у второго — темные. Оба пришельца были высокими, широкоплечими мужчинами примерно одинакового роста и веса, и обоим, по прикидке Кендалла, было немного за тридцать. При ближайшем рассмотрении оказалось, что у блондина глаза цвета лесного ореха, а у темноволосого они темно-карие и чуть раскосые.
— Мистер Кендалл? — спросил блондин, небрежно перебив режиссера на полуслове, что весьма не понравилось Кендаллу. — Извините, что беспокою вас. Я — детектив Клинг из восемьдесят седьмого полицейского участка. Это детектив Карел-ла, мой напарник. — И блондин предъявил свой жетон.
Это не произвело на Кендалла ни малейшего впечатления.
— Мисс Кассили сказала нам, что, возможно, вы до сих пор репетируете, — произнес Клинг. — Мы подумали, что будет проще, если мы застанем вас всех одновременно.
— Понятно, — сухо откликнулся Кендалл. — А что именно будет проще, позвольте узнать?
— Нам нужно задать вам несколько вопросов, — сообщил Клинг.
— Послушайте, — приторно-любезно произнес Кендалл, — почему бы вам с вашим напарником не выйти в вестибюль и не посидеть на одной из стоящих там красных бархатных скамеек, а когда я закончу разбор репетиции — что я пытался сделать в тот самый момент, когда вы меня перебили, — мы все выйдем туда же и вместе с вами поиграем в сыщиков и грабителей, ладно? Вас это устраивает?
Внезапно в зале стало тихо, словно в склепе.
— Меня устраивает, — дружелюбно сказал Клинг. — А тебя, Стив?
— Меня тоже устраивает, Берт.
— Ну тогда мы так и сделаем, — сказал Клинг, — пойдем найдем эту красную бархатную скамью в вестибюле и посидим на ней, надеясь, что за то время, пока вы закончите разбор репетиции, человек, который ранил Мишель Кассиди, не смоется в Калифорнию. Вас это устраивает?
Кендалл озадаченно заморгал.
— Итак, мы вас ждем, — сказал Клинг, повернулся и двинулся к выходу.
— Одну минуту, — произнес Корбин.
Кендалл снова моргнул.
— Разбор репетиции подождет, — вздохнул Корбин. — Что вы хотите узнать?
Эта реплика придала ситуации сходство с той самой сценой, которая была примечательна исключительно своей скучностью и затянутостью.
* * *
— Вы выглядите уставшим, — сказала Шарин.
— И вы тоже, — откликнулся Клинг.
— Я и вправду устала.
Было уже около полуночи. Шарин позвонила в дежурку в одиннадцать и сказала, что она в городе...
Для любого уроженца этого города существовали Калмс-Пойнт, Маджеста, Риверхед, Бестаун — и Сити. Айсола относилась к Сити, хотя она и составляла всего пятую часть города. Шарин позвонила в дежурку и сказала...
...что она сейчас в центре и, если он по-прежнему хочет выпить кофе, они могут встретиться где-нибудь в верхнем городе, где она, собственно, и находится. Точнее, она сейчас в больнице Сан-Себастьяна. Потом Шарин обмолвилась, что она голодна как волк. Клинг сообщил, что он и сам еще не ел, и предложил одно недурственное местечко на Стеме. В половине двенадцатого — за пятнадцать минут до официального окончания смены — Клинг сломя голову вылетел из дежурки.
В настоящий момент Шарин поглощала пастраму с ржаным хлебом.
Она облизнулась и слизнула горчицу с губ.
— Я рад, что вы позвонили, — сказал Клинг. — А то я уже собирался выброситься из окна.
— Да ну?
— А что вы делали в Сан-Себастьяне?
— Пыталась перевести копа в больницу получше. Сегодня днем, сразу после того, как вы мне позвонили, одного офицера подстрелили между Денвером и Уэльсом...
— Девяносто третий участок.
— Да, девяносто третий. «Скорая» отвезла его в Сан-Себастьян, а это наихудшая больница во всем этом чертовом городе. Я добралась туда в шесть, выяснила, к какому врачу его направили, и забрала парня, пока его не прооперировали. Полицейские сопровождали нас всю дорогу до Буэнависты — с сиренами, с мигалками, — прямо как какую-нибудь крупную шишку.
— В общем, вы оказались в городе...
— Да.
— И позвонили мне...
— Ну да.
— ...просто, чтобы не терять времени даром.
— Правильно. И еще мне очень хотелось есть. А я задолжала вам одно приглашение.
— Ничего вы не задолжали.
— Нет, задолжала. Как вам гамбургер?
— Что? А, да. Наверное, неплохой, — сказал Клинг, взял с тарелки гамбургер и откусил большой кусок. — Правда неплохой, — подтвердил он.
— Почему вы все время на меня так внимательно смотрите?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38