..
— Я Мун, — прошептала она, не совсем понимая, зачем называет свое имя, но благодарная за то, что у нее хватило сил это имя выговорить. — Сивилла... — Ее голос окреп. — Да, я сивилла! И я утверждаю, что ты совершил убийство. Ты не имел права охотиться здесь. Это убийство: погибли мыслящие, разумные существа! Никто не имеет на это права! — Она старалась не смотреть на залитый кровью берег. — Это убийство, убийство!
Его глаза постепенно стали зелеными и холодными, как изумруды.
— Заткнись, черт бы тебя побрал!.. — Но почему-то он никак не мог оторвать глаз от ее лица; в глазах был мучительный вопрос. — Будь ты проклята! Что ты здесь делаешь? Как ты могла попасть сюда! Да еще во время... Ведь ты меня бросила... Я мог бы убить тебя за это! — Он покачал головой, стараясь не смотреть на нее, точно выплевывая невнятные горькие слова.
— Да! Да! Убей и меня тоже, убийца меров, убийца сивилл, трус, и будь ты проклят! — Она резким движением подставила ему свое горло. — Пролей и мою кровь — пусть она падет на тебя проклятием сивилл! — Мун своими окровавленными пальцами пыталась дотянуться до него, испачкать его своей кровью...
Но рука ее вдруг ослабела и бессильно упала вниз: она разглядела медаль, поблескивавшую поверх его черного костюма, — знак Гегемонии, ту самую медаль которую она привыкла видеть с детства... Ее рука снова поднялась и коснулась медали; человек в черном не препятствовал ей. Медленно, очень медленно она подняла глаза, понимая, что через мгновение узнает...
— Нет! — Его кулак ударил без предупреждения, и Мун снова провалилась во тьму.
Глава 31
— Здравствуйте, Миро. — Джеруша выбралась из патрульной машины, одетая в полицейскую форму и с самой лучшей своей дежурной улыбкой на устах. Ветер похлопывал ее по плечам ледяными ладонями, пытался сорвать расстегнутую куртку, распахнуть ее для своих грубоватых ласк. Черт бы побрал эту погоду! Она с трудом сохранила на лице улыбку.
— Джеруша! — Нгенет бегом спускался к ней по склону холма — со стороны мастерских; его позвали работники, увидевшие, как она причалила к берегу. Он улыбался все шире, от всей души радуясь ее приезду, и ее улыбка тоже начала понемногу теплеть. Однако она успела заметить в его глазах некое замешательство, когда предстала перед ним в форме. — Давненько мы с вами не виделись!
— Да уж. — Она кивнула, оттягивая время, чтобы понять: неужели только то, что они так долго не виделись, послужило причиной его странного взгляда? — Как... как вы живете, Миро?
— Да в общем, как и прежде. — Он сунул руки в карманы парки, пожал плечами. — Обычная жизнь. Это что же, деловой визит или дружеский? — Он пристально смотрел на патрульное судно.
— И то, и другое, наверно. — Джеруша попробовала говорить шутливым тоном. И тут же заметила, как он поджал губы — только усы шевельнулись. — У нас есть сведения, что где-то здесь приземлился космический корабль, занимающийся ввозом запрещенной техники... — Если честно, это произошло по крайней мере недели две или три назад! — И поскольку необходимо было проверить этот район...
— Комиссар полиции самолично занимается ловлей контрабандистов? С каких это пор? — Он явно забавлялся.
— Видите ли, в данный момент одна я оказалась свободной. — Она печально улыбнулась; улыбка вышла напряженной, натянутой — она совсем отвыкла улыбаться. Он засмеялся.
— Черт побери, Джеруша, вы же знаете, что вам совсем не обязательно искать официальный повод, чтобы приехать сюда! Вам здесь всегда рады... как другу.
— Спасибо. — Она поняла, почему он так назвал ее, и была благодарна за это. — Так приятно, когда тебя выделяют из остальных, когда становишься для кого-то не только комиссаром полиции... — Она плотнее запахнула форменный плащ. Мой щит, мое оружие. Что я буду делать, когда его у меня отнимут? — Я... я пыталась дозвониться до вас недели две назад. Но вы куда-то уехали. — Ей вдруг захотелось спросить, почему он не перезвонил ей. Боги, как можно упрекать его, если я сама ни разу ему не перезвонила?
— Извините, я никак не мог позвонить вам... — Он, похоже, думал о том же и тоже не нашел нужных слов. — Вы были — заняты, наверно?
— Занята! Тысяча чертей! Это... это же сущий ад! — Она с силой захлопнула распахнутую дверцу патрульной машины. — БиЗед пропал, Миро. Погиб. Убит бандитами где-то в глуши, в тундре... Я просто не могу... не могу больше! — Ее голова вздрагивала, точно кланялась невидимому господину. — Я не знаю, как заставить себя вернуться в Карбункул. Ведь всем им так хочется, чтобы я не вернулась никогда! Лучше бы действительно убили меня, а не Гундалину.
— Ах, Джеруша... Почему же вы мне раньше не рассказали?
Она отвернулась, не заметив его протянутой руки, натянув на голову капюшон и с отчаянием глядя в море.
— Я приехала сюда не для того... не могу же я, черт побери, использовать вас, как корзинку для мусора!
— Ну конечно можете! Должны. Иначе для чего же существуют друзья? — В его голосе слышалась улыбка.
— Не только для этого!
— Ну хорошо. Но разве нельзя было рассказать мне? Почему же просто не поделиться своими переживаниями? — Он потянул ее за локоть.
— Не трогайте меня, Миро. Пожалуйста. Отпустите меня. — Он отпустил ее локоть — так она вздрогнула при его прикосновении. — Я вполне могу с этим справиться сама. Со мной все будет в порядке; я постараюсь... — Она еле сдерживала себя, чтобы не разрыдаться.
— И вам кажется, что смерть — это наилучший выход?
— Нет! — Она ударила по холодному металлу кулаком. — Нет. Именно поэтому я и сбежала оттуда... Мне необходимо было попытаться отыскать иной способ. — Она медленно, с закрытыми глазами повернулась к нему.
Некоторое время он молчал.
— Джеруша... я представляю, как они мучили вас все-это время... Вы не сможете долго противиться такому давлению, не сможете — в одиночку. — Он вдруг рассердился. — Почему вы перестали звонить мне? Почему вы перестали... отвечать на мои звонки? Неужели вы мне не доверяете?
— Слишком доверяю. — Она стиснула зубы, чтобы не засмеяться от глупой радости. — О боги, я слишком доверяю вам! Вы посмотрите: я здесь какие-то пять минут и уже вывернулась перед вами наизнанку. Да одно ваше присутствие совсем меня воли лишает. — Она покачала годовой, по-прежнему не открывая глаз. — Видите? Я не могу опереться на вас: я тогда сразу начинаю чувствовать себя калекой.
— Все мы искалечены, Джеруша. Мы калеками родились.
Она медленно открыла глаза.
— Вот как?
Нгенет стоял, скрестив руки на груди и глядя в морскую даль. Крепкий ветер трепал его черные как вороново крыло волосы. Она поежилась и еще туже запахнула свой теплый плащ.
— Вы же знаете ответ, иначе не приехали бы сюда. Давайте лучше пройдем в дом. — Он вопросительно посмотрел на нее; она кивнула и пошла следом за ним на вершину холма, неуверенно и немногословно отвечая на его вопросы и сама спрашивая об урожае, о погоде — позволяя огромной силы отрицательному заряду в ней уходить в землю, утекать в море.
Они миновали скрипучую ветряную мельницу, точно дозорный высившуюся за мастерскими. Нгенет использовал ее для того, чтобы качать воду из колодца. Джеруша в который раз удивилась столь абсурдному анахронизму среди новейших импортных приспособлений, которыми была начинена вся его усадьба и плантация.
— Миро, мне всегда хотелось узнать... Объясните мне, пожалуйста, зачем вы пользуетесь этой мельницей?
Он обернулся к ней и добродушно пояснил:
— Ну, вы же вот, например, отняли у меня мое судно на воздушной подушке? А вдруг у меня и генераторы отнимут?
Она ожидала вовсе не такого ответа, но лишь молча покачала головой. Они подошли к дому, открыли прочную, способную устоять перед натиском любой бури дверь и оказались в той самой комнате, которую она отлично запомнила с самого первого раза и всегда вспоминала, как и ту горстку украденных у городской жизни вечеров, когда могла несколько часов подряд просидеть с поджатыми ногами у огня, окутанная теплом и золотистым светом, увлеченная мирной игрой или рассказывая Миро о своей родной планете.
Она стащила шлем и тряхнула темными-кудрями. Позволила себе неторопливо оглядеть уютную комнату, обставленную вещами, словно купленными в лавке старьевщика; здесь реликвии, сохранившиеся от инопланетных предков Нгенета и передававшиеся из поколения в поколение как фамильные драгоценности, забавно соседствовали с грубоватой, местного производства мебелью. Подойдя к огромному камину и отогревая спину у огня, Джеруша внимательно посмотрела на Нгенета.
— Вы знаете, несмотря на столь долгий перерыв, мне кажется, будто я никогда никуда отсюда не уезжала... Забавно, не правда ли? И очень напоминает мой родной дом...
Он посмотрел на нее, стоя на другом конце комнаты, но ничего не ответил, только улыбнулся. Они помолчали.
— Почему бы вам не отнести свои вещи наверх? А я пока приготовлю что-нибудь перекусить, — предложил он.
Она подхватила свою дорожную сумку — полупустую, там была только смена белья, — и поднялась по старенькой лестнице на второй этаж. Дом был большой... полный отголосков детских шумных игр и смеха... полный воспоминаний. Перила были отполированы до блеска касанием множества рук; но теперь гостиные и спальни были пусты и тихи. Сейчас в доме жил только Миро, последний в своем роду и одинокий. Одинокий — даже среди тех уроженцев Зимы, что работали здесь и считали себя его союзниками и друзьями. Джеруша чувствовала те узы доверия и уважения, что связывали их, владельца поместья и его работников, инопланетянина и местных жителей. Но Нгенет всегда был окружен некоей неуловимой аурой тайны, умолчания, которая как бы замыкала его в себе, отделяя от остальных. Порой, при резком соприкосновении этой ауры с ее собственной защитной оболочкой словно искры сыпались...
Она вошла в ту комнату, где останавливалась всегда, и швырнула сумку и шлем на мягкую постель — роскошное ложе, хотя и с простой деревянной рамой, довольно жесткое, но никогда не заставлявшее ее по полночи лежать в темноте и умолять сон смежить ей веки...
Она расстегнула и сняла плащ, направилась с ним к массивному гардеробу и замерла, заметив валявшийся в углу яркий космический комбинезон. Джеруша машинально повесила плащ, подняла комбинезон и прижала к себе. Потом снова отвела руку с ним подальше, внимательно его изучая. Потом медленно взяла в руки свой плащ, а космический комбинезон повесила на его место.
Потом вернулась к постели, снова посмотрела на смятые покрывала; подобрала щетку для волос, лежавшую на табуретке у изголовья, коснулась пальцем длинных светлых волосков, застрявших в ней. Потом положила щетку на место. Постояла молча, вдруг представив себе одинокую светловолосую кудрявую девочку в поношенных штанишках и сандалиях, что присела на корточки, глядя, как серебристые воги выскальзывают у нее из рук в обмелевшую речку... Солнечный свет просвечивал сквозь волосы девочки, как сквозь медовые соты; вокруг стояла тишина, и устланное голышами дно речки, напоминавшее моренную гряду, тянулось куда-то вдаль... в бесконечность...
Джеруша взяла в руки шлем и сумку и быстро пошла вниз по лестнице.
— Джеруша, в чем дело? — Миро выпрямился; он уже накрыл для них низенький столик у камина, и сейчас на лице его было написано полнейшее недоумение. — Я думал, что вы...
— Вы не сказали мне, что у вас... другая гостья. — Слово невольно прозвучало двусмысленно, хотя она этого и не хотела. — Я не могу остаться.
Выражение его лица переменилось, как у человека, совершившего ужасную оплошность. Ее же собственное лицо, казалось, сковал смертный хлад.
— Разве у вас никогда не бывает выходных? — тихо спросил он.
— Разумеется, ваши понятия о морали не... совершенно меня не касаются, даже если я на службе.
— Что? — Теперь его лицо стало совсем другим. — Вы хотите сказать... Так вон вы о чем подумали! — Он рассмеялся, явно испытывая облегчение. — А я-то решил, что вы контрабандистов ищете!
Она даже рот приоткрыла от изумления.
— Джеруша, — он, обходя мебель, пробрался к ней через всю комнату. — Боги, у меня ничего такого я в мыслях не было! Это вовсе не то, о чем вы подумали; это просто моя приятельница. Не возлюбленная. Она такая молоденькая, что ей впору быть моей дочкой. Она сейчас в море ушла, на лодке.
Джеруша на него не смотрела, уставилась в пол.
— Я не хотела... мешать...
Он закашлялся.
— Я, разумеется, не пластиковый идол... — Он смущенно подобрал с пола мягкую цветастую подушку, потом снова бросил ее.
— Я этого и не говорила. — Оле, каким отвратительным тоном она это сказала!
— Я... Вы как-то подметили, что я человек неглупый. Но даже за столь долгое время, несмотря на то, что вы несколько раз бывали здесь, я никогда не догадывался... — его рука потянулась к ней и коснулась ее так, как никогда не касалась прежде, — ...что вам нужно от меня нечто большее...
— Я не хотела, чтобы вы это поняли. — Не хотела допускать такой мысли — даже для себя самой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
— Я Мун, — прошептала она, не совсем понимая, зачем называет свое имя, но благодарная за то, что у нее хватило сил это имя выговорить. — Сивилла... — Ее голос окреп. — Да, я сивилла! И я утверждаю, что ты совершил убийство. Ты не имел права охотиться здесь. Это убийство: погибли мыслящие, разумные существа! Никто не имеет на это права! — Она старалась не смотреть на залитый кровью берег. — Это убийство, убийство!
Его глаза постепенно стали зелеными и холодными, как изумруды.
— Заткнись, черт бы тебя побрал!.. — Но почему-то он никак не мог оторвать глаз от ее лица; в глазах был мучительный вопрос. — Будь ты проклята! Что ты здесь делаешь? Как ты могла попасть сюда! Да еще во время... Ведь ты меня бросила... Я мог бы убить тебя за это! — Он покачал головой, стараясь не смотреть на нее, точно выплевывая невнятные горькие слова.
— Да! Да! Убей и меня тоже, убийца меров, убийца сивилл, трус, и будь ты проклят! — Она резким движением подставила ему свое горло. — Пролей и мою кровь — пусть она падет на тебя проклятием сивилл! — Мун своими окровавленными пальцами пыталась дотянуться до него, испачкать его своей кровью...
Но рука ее вдруг ослабела и бессильно упала вниз: она разглядела медаль, поблескивавшую поверх его черного костюма, — знак Гегемонии, ту самую медаль которую она привыкла видеть с детства... Ее рука снова поднялась и коснулась медали; человек в черном не препятствовал ей. Медленно, очень медленно она подняла глаза, понимая, что через мгновение узнает...
— Нет! — Его кулак ударил без предупреждения, и Мун снова провалилась во тьму.
Глава 31
— Здравствуйте, Миро. — Джеруша выбралась из патрульной машины, одетая в полицейскую форму и с самой лучшей своей дежурной улыбкой на устах. Ветер похлопывал ее по плечам ледяными ладонями, пытался сорвать расстегнутую куртку, распахнуть ее для своих грубоватых ласк. Черт бы побрал эту погоду! Она с трудом сохранила на лице улыбку.
— Джеруша! — Нгенет бегом спускался к ней по склону холма — со стороны мастерских; его позвали работники, увидевшие, как она причалила к берегу. Он улыбался все шире, от всей души радуясь ее приезду, и ее улыбка тоже начала понемногу теплеть. Однако она успела заметить в его глазах некое замешательство, когда предстала перед ним в форме. — Давненько мы с вами не виделись!
— Да уж. — Она кивнула, оттягивая время, чтобы понять: неужели только то, что они так долго не виделись, послужило причиной его странного взгляда? — Как... как вы живете, Миро?
— Да в общем, как и прежде. — Он сунул руки в карманы парки, пожал плечами. — Обычная жизнь. Это что же, деловой визит или дружеский? — Он пристально смотрел на патрульное судно.
— И то, и другое, наверно. — Джеруша попробовала говорить шутливым тоном. И тут же заметила, как он поджал губы — только усы шевельнулись. — У нас есть сведения, что где-то здесь приземлился космический корабль, занимающийся ввозом запрещенной техники... — Если честно, это произошло по крайней мере недели две или три назад! — И поскольку необходимо было проверить этот район...
— Комиссар полиции самолично занимается ловлей контрабандистов? С каких это пор? — Он явно забавлялся.
— Видите ли, в данный момент одна я оказалась свободной. — Она печально улыбнулась; улыбка вышла напряженной, натянутой — она совсем отвыкла улыбаться. Он засмеялся.
— Черт побери, Джеруша, вы же знаете, что вам совсем не обязательно искать официальный повод, чтобы приехать сюда! Вам здесь всегда рады... как другу.
— Спасибо. — Она поняла, почему он так назвал ее, и была благодарна за это. — Так приятно, когда тебя выделяют из остальных, когда становишься для кого-то не только комиссаром полиции... — Она плотнее запахнула форменный плащ. Мой щит, мое оружие. Что я буду делать, когда его у меня отнимут? — Я... я пыталась дозвониться до вас недели две назад. Но вы куда-то уехали. — Ей вдруг захотелось спросить, почему он не перезвонил ей. Боги, как можно упрекать его, если я сама ни разу ему не перезвонила?
— Извините, я никак не мог позвонить вам... — Он, похоже, думал о том же и тоже не нашел нужных слов. — Вы были — заняты, наверно?
— Занята! Тысяча чертей! Это... это же сущий ад! — Она с силой захлопнула распахнутую дверцу патрульной машины. — БиЗед пропал, Миро. Погиб. Убит бандитами где-то в глуши, в тундре... Я просто не могу... не могу больше! — Ее голова вздрагивала, точно кланялась невидимому господину. — Я не знаю, как заставить себя вернуться в Карбункул. Ведь всем им так хочется, чтобы я не вернулась никогда! Лучше бы действительно убили меня, а не Гундалину.
— Ах, Джеруша... Почему же вы мне раньше не рассказали?
Она отвернулась, не заметив его протянутой руки, натянув на голову капюшон и с отчаянием глядя в море.
— Я приехала сюда не для того... не могу же я, черт побери, использовать вас, как корзинку для мусора!
— Ну конечно можете! Должны. Иначе для чего же существуют друзья? — В его голосе слышалась улыбка.
— Не только для этого!
— Ну хорошо. Но разве нельзя было рассказать мне? Почему же просто не поделиться своими переживаниями? — Он потянул ее за локоть.
— Не трогайте меня, Миро. Пожалуйста. Отпустите меня. — Он отпустил ее локоть — так она вздрогнула при его прикосновении. — Я вполне могу с этим справиться сама. Со мной все будет в порядке; я постараюсь... — Она еле сдерживала себя, чтобы не разрыдаться.
— И вам кажется, что смерть — это наилучший выход?
— Нет! — Она ударила по холодному металлу кулаком. — Нет. Именно поэтому я и сбежала оттуда... Мне необходимо было попытаться отыскать иной способ. — Она медленно, с закрытыми глазами повернулась к нему.
Некоторое время он молчал.
— Джеруша... я представляю, как они мучили вас все-это время... Вы не сможете долго противиться такому давлению, не сможете — в одиночку. — Он вдруг рассердился. — Почему вы перестали звонить мне? Почему вы перестали... отвечать на мои звонки? Неужели вы мне не доверяете?
— Слишком доверяю. — Она стиснула зубы, чтобы не засмеяться от глупой радости. — О боги, я слишком доверяю вам! Вы посмотрите: я здесь какие-то пять минут и уже вывернулась перед вами наизнанку. Да одно ваше присутствие совсем меня воли лишает. — Она покачала годовой, по-прежнему не открывая глаз. — Видите? Я не могу опереться на вас: я тогда сразу начинаю чувствовать себя калекой.
— Все мы искалечены, Джеруша. Мы калеками родились.
Она медленно открыла глаза.
— Вот как?
Нгенет стоял, скрестив руки на груди и глядя в морскую даль. Крепкий ветер трепал его черные как вороново крыло волосы. Она поежилась и еще туже запахнула свой теплый плащ.
— Вы же знаете ответ, иначе не приехали бы сюда. Давайте лучше пройдем в дом. — Он вопросительно посмотрел на нее; она кивнула и пошла следом за ним на вершину холма, неуверенно и немногословно отвечая на его вопросы и сама спрашивая об урожае, о погоде — позволяя огромной силы отрицательному заряду в ней уходить в землю, утекать в море.
Они миновали скрипучую ветряную мельницу, точно дозорный высившуюся за мастерскими. Нгенет использовал ее для того, чтобы качать воду из колодца. Джеруша в который раз удивилась столь абсурдному анахронизму среди новейших импортных приспособлений, которыми была начинена вся его усадьба и плантация.
— Миро, мне всегда хотелось узнать... Объясните мне, пожалуйста, зачем вы пользуетесь этой мельницей?
Он обернулся к ней и добродушно пояснил:
— Ну, вы же вот, например, отняли у меня мое судно на воздушной подушке? А вдруг у меня и генераторы отнимут?
Она ожидала вовсе не такого ответа, но лишь молча покачала головой. Они подошли к дому, открыли прочную, способную устоять перед натиском любой бури дверь и оказались в той самой комнате, которую она отлично запомнила с самого первого раза и всегда вспоминала, как и ту горстку украденных у городской жизни вечеров, когда могла несколько часов подряд просидеть с поджатыми ногами у огня, окутанная теплом и золотистым светом, увлеченная мирной игрой или рассказывая Миро о своей родной планете.
Она стащила шлем и тряхнула темными-кудрями. Позволила себе неторопливо оглядеть уютную комнату, обставленную вещами, словно купленными в лавке старьевщика; здесь реликвии, сохранившиеся от инопланетных предков Нгенета и передававшиеся из поколения в поколение как фамильные драгоценности, забавно соседствовали с грубоватой, местного производства мебелью. Подойдя к огромному камину и отогревая спину у огня, Джеруша внимательно посмотрела на Нгенета.
— Вы знаете, несмотря на столь долгий перерыв, мне кажется, будто я никогда никуда отсюда не уезжала... Забавно, не правда ли? И очень напоминает мой родной дом...
Он посмотрел на нее, стоя на другом конце комнаты, но ничего не ответил, только улыбнулся. Они помолчали.
— Почему бы вам не отнести свои вещи наверх? А я пока приготовлю что-нибудь перекусить, — предложил он.
Она подхватила свою дорожную сумку — полупустую, там была только смена белья, — и поднялась по старенькой лестнице на второй этаж. Дом был большой... полный отголосков детских шумных игр и смеха... полный воспоминаний. Перила были отполированы до блеска касанием множества рук; но теперь гостиные и спальни были пусты и тихи. Сейчас в доме жил только Миро, последний в своем роду и одинокий. Одинокий — даже среди тех уроженцев Зимы, что работали здесь и считали себя его союзниками и друзьями. Джеруша чувствовала те узы доверия и уважения, что связывали их, владельца поместья и его работников, инопланетянина и местных жителей. Но Нгенет всегда был окружен некоей неуловимой аурой тайны, умолчания, которая как бы замыкала его в себе, отделяя от остальных. Порой, при резком соприкосновении этой ауры с ее собственной защитной оболочкой словно искры сыпались...
Она вошла в ту комнату, где останавливалась всегда, и швырнула сумку и шлем на мягкую постель — роскошное ложе, хотя и с простой деревянной рамой, довольно жесткое, но никогда не заставлявшее ее по полночи лежать в темноте и умолять сон смежить ей веки...
Она расстегнула и сняла плащ, направилась с ним к массивному гардеробу и замерла, заметив валявшийся в углу яркий космический комбинезон. Джеруша машинально повесила плащ, подняла комбинезон и прижала к себе. Потом снова отвела руку с ним подальше, внимательно его изучая. Потом медленно взяла в руки свой плащ, а космический комбинезон повесила на его место.
Потом вернулась к постели, снова посмотрела на смятые покрывала; подобрала щетку для волос, лежавшую на табуретке у изголовья, коснулась пальцем длинных светлых волосков, застрявших в ней. Потом положила щетку на место. Постояла молча, вдруг представив себе одинокую светловолосую кудрявую девочку в поношенных штанишках и сандалиях, что присела на корточки, глядя, как серебристые воги выскальзывают у нее из рук в обмелевшую речку... Солнечный свет просвечивал сквозь волосы девочки, как сквозь медовые соты; вокруг стояла тишина, и устланное голышами дно речки, напоминавшее моренную гряду, тянулось куда-то вдаль... в бесконечность...
Джеруша взяла в руки шлем и сумку и быстро пошла вниз по лестнице.
— Джеруша, в чем дело? — Миро выпрямился; он уже накрыл для них низенький столик у камина, и сейчас на лице его было написано полнейшее недоумение. — Я думал, что вы...
— Вы не сказали мне, что у вас... другая гостья. — Слово невольно прозвучало двусмысленно, хотя она этого и не хотела. — Я не могу остаться.
Выражение его лица переменилось, как у человека, совершившего ужасную оплошность. Ее же собственное лицо, казалось, сковал смертный хлад.
— Разве у вас никогда не бывает выходных? — тихо спросил он.
— Разумеется, ваши понятия о морали не... совершенно меня не касаются, даже если я на службе.
— Что? — Теперь его лицо стало совсем другим. — Вы хотите сказать... Так вон вы о чем подумали! — Он рассмеялся, явно испытывая облегчение. — А я-то решил, что вы контрабандистов ищете!
Она даже рот приоткрыла от изумления.
— Джеруша, — он, обходя мебель, пробрался к ней через всю комнату. — Боги, у меня ничего такого я в мыслях не было! Это вовсе не то, о чем вы подумали; это просто моя приятельница. Не возлюбленная. Она такая молоденькая, что ей впору быть моей дочкой. Она сейчас в море ушла, на лодке.
Джеруша на него не смотрела, уставилась в пол.
— Я не хотела... мешать...
Он закашлялся.
— Я, разумеется, не пластиковый идол... — Он смущенно подобрал с пола мягкую цветастую подушку, потом снова бросил ее.
— Я этого и не говорила. — Оле, каким отвратительным тоном она это сказала!
— Я... Вы как-то подметили, что я человек неглупый. Но даже за столь долгое время, несмотря на то, что вы несколько раз бывали здесь, я никогда не догадывался... — его рука потянулась к ней и коснулась ее так, как никогда не касалась прежде, — ...что вам нужно от меня нечто большее...
— Я не хотела, чтобы вы это поняли. — Не хотела допускать такой мысли — даже для себя самой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94