Но, если хотите знать, стоит за всем этим, конечно же, Корвиал! Он лорда Берта всегда ненавидел, о том всем известно. Ах да, я ведь не сказала: убит-то лорд Берт. А лорд Аурик, говорят, теперь просто места себе не находит!
Лайам, вцепившись в прилавок, подался вперед.
– Кто вам все это сказал?
– Как кто? Миротворцы! Они только-только здесь были – заходили перекусить.
Повинуясь тайному, неслышному для посторонних сигналу, женщина бросилась к печке, схватила деревянную лопату на длинной ручке, вытащила из раскаленного грота круглую булку и бросила ее на прилавок.
– Погодите минутку, сударь. Сейчас она очень горячая.
Лайам тупо уставился на каравай.
– А они… они не сказали, что делается для поимки убийцы?
Хозяйка пекарни тряхнула жиденькими кудряшками и закатила глаза.
– Ох, да чего только не делается! Пацифик… у вас в Мидланде небось начальник стражи зовется как-нибудь по-другому… так вот, сударь, – наш пацифик… женщина, между прочим… глаз, говорят, не сомкнула, пока не напала на след. Уж и не знаю, где удалось ей найти чародеев, только портреты вот-вот будут развешены.
«Портреты? Что за портреты?» Впрочем, более, чем упоминание о каких-то портретах, беглеца огорошило брошенное вскользь замечание. Лайам склонил голову набок и, делая вид, что ситуация его забавляет, спросил:
– А почему вы решили, что я из Мидланда? – Кирпично-красное лицо женщины покраснело еще больше.
– Прошу прощения, сударь… Выговор ваш вроде мидландский, да и держитесь вы не по-нашему… Думаю, булка остыла, ее можно взять.
Корочка каравая была все еще горяча. Лайам обжегся, но виду не показал и, перекидывая хлеб с руки на руку, деланно улыбнулся.
– Я и вправду нездешний, только родом не из Мидланда, а из Харкоута.
– Как скажете, сударь…
Смущенная своим промахом, женщина заторопилась.
– С вас два барона!
Лайам выудил из кошелька две медные монетки.
– А где повесят портреты, о которых вы только что говорили?
– Известно где. На Пятачке, у Высоких ворот, на улице Шествий, на бульваре Памфлетов, возле театров, в долине Храмов… – Список был удручающе длинным. – Короче, везде, где толпится народ. Должно быть, в Беллоу-сити тоже повесят несколько штук, да только тамошнему жулью на такие вещи, извините, плевать…
– Понимаю, – кивнул Лайам, хотя на деле он мало что понимал. «Откуда им взять мой портрет? Допустим, у них есть художник, способный по описанию сделать приличный рисунок. Но снять в одночасье с рисунка такое количество копий ни одному художнику не под силу!» Зато это под силу любому завалящему чародею, хотя все маги сейчас вроде бы в Кэрнавоне… Поблагодарив разговорчивую хозяйку пекарни, мнимый уроженец Харкоута бросил на прилавок монеты и поспешил уйти.
Из всех перечисленных мест ближайшим к пекарне был Пятачок. Так называлась белокаменная площадка, к которой причаливала Парящая Лестница. Там, в ожидании первого рейса подъемника, уже прогуливалось несколько человек, и люди все подходили.
Лайам опустил голову, делая вид, что полностью занят едой, однако он поглощал свежую выпечку почти механически, без всякого аппетита. «Что еще она выдумала? Какую расставила сеть?»
В левом верхнем углу Пятачка возвышалось нечто вроде маленькой виселицы, на ее перекладине белели листки с надписями и рисунками – в основном, довольно потрепанные, но Лайам двинулся к тем, что поновей. Вскинув глаза, он дернулся, как от удара, и невольно издал протяжный мучительный стон.
Надпись на первой же из пяти новехоньких афишек гласила:
«ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПРЕСТУПНИК! УБИЙЦА!»
С белого поля бумаги на него смотрело его собственное лицо.
10
«ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПРЕСТУПНИК! УБИЙЦА!»
И его собственное лицо.
Портрет был сделан углем и наспех, но тем не менее очень искусно. Лайам словно смотрелся в зеркало. Длинный нос с легкой горбинкой, угловатые скулы, светлые – в черно-белой трактовке – глаза. Ниже располагалось нечто вроде биографической справки о разыскиваемом. Сведения, очевидно, были почерпнуты из герцогского рекомендательного письма.
«Как они это проделали?»
«Ты знаешь – как! – язвительно усмехнулся внутренний голосок. – Тут сработали парни с бульвара Памфлетов!»
Творить дубликаты – дело вроде бы сложное, но на поверку не очень-то хитрое. В школах магов это чуть ли не первый фокус, которому обучают начинающих чародеев, что дает им возможность подзаработать деньжат. Услуги писцов стоят дорого и занимают немало времени, а молодые маги задешево и практически в одночасье могли скопировали любой документ, рисунок и даже книгу. Лайам в годы студенчества и сам не раз обращался к этим ребятам, дивясь тому, что чернила на полученных таким образом копиях никогда не смазываются и не выцветают.
«И она сообразила, как использовать это!» Ай да Уорден! Развешивать по всему городу портреты разыскиваемых преступников – великолепная, просто гениальная мысль! Лайам перевел взгляд на соседние прокламации, пестрящие броскими надписями: «РАСТЛИТЕЛЬ!» «НАСИЛЬНИК!» «ГРАБИТЕЛЬ!» «ВОР!»
«Блестяще! Ты можешь считать себя уже трупом!»
Еще до полудня весь Торквей будет знать, как выглядит убийца сановного лорда. «В афишке не сказано, что ты содеял, но люди догадливы! Все, ты – мертвец!» Он, словно ужаленный, отшатнулся от обличающих прокламаций. Потом испуганно замер и принялся исподлобья оглядывать Пятачок.
С двух сторон беломраморную площадку обступали строения; с западной – гостиницы и трактиры, с северной – торговые заведения, между которыми вклинился дом гонцов, походивший на маленький храм. На юге, за каменной балюстрадой, поблескивала река, всей шириной своего нескончаемого потока обрушивавшаяся в залив. Рев водопада вдруг словно усилился и ударил Лайаму в уши. На востоке же ничего, кроме неба, не наблюдалось. Белые плиты попросту обрывались над бездной, словно площадку рассекли гигантским ножом и отсеченную часть Пятачка бросили в море.
Там, в опасной близости к трехсотфутовой пропасти, стояли четверо миротворцев. Они разговаривали между собой, не обращая внимания на окружающих. Лайам поежился, хотя и был уверен, что на таком расстоянии им его не разглядеть.
«Но тем, кто рядом, это вполне под силу!»
Народу вокруг было пока что не густо. Вдоль балюстрады в дружелюбном молчании прохаживалась парочка старичков. Торговка с тележкой выкладывала на лоток пирожки, к высокой конторской стойке шел клерк, держа под мышкой огромную книгу. Однако люди все прибывали, и в каждом вновь появлявшемся человеке таилась угроза. Каждый мог подойти и полюбопытствовать, что новенького вывесили на перекладине для объявлений. Лайам нахмурился. Да, так и есть! К нему уже двигались два скучающих старичка.
Солнце наконец-таки встало, заливая небо розовым светом. Лайам опустил голову, отвернулся от прокламаций и размашисто зашагал к торговым рядам. «Ты уже мертв!» Он забился под арку перед запертой лавкой, привалился к холодному камню колонны и прижал руку ко лбу. «Ты покойник!»
Нельзя же стоять вот так целый день, пряча лицо и делая вид, что у тебя болит голова, но выхода не находилось. В театр не пойдешь, в храмах не спрячешься, и даже бродить по улицам ему тоже заказано. Встреч с миротворцами еще можно бы избежать, соблюдая известную осторожность, но от каждого встречного не укроешься! «От каждого, – думал Лайам, задыхаясь и потирая виски. – От любого! Нет, я и вправду – покойник!»
Паника в нем разрасталась, сердце бурно заколотилось, железный, неумолимо сужающийся обруч сдавил грудь. Его словно вновь ударило молнией каменной леди. Лайам знал, что дальше будет еще хуже.
«Фануил! Она развесила мои портреты по всему городу! Что же мне делать, что?!»
Вопрос ушел в небеса и остался без отклика.
«Я погибаю, я мертв…»
«Ты еще жив, мастер. Где ты находишься?»
Лайам невольно издал стон, однако необходимость сосредоточиться заставила его взять себя в руки.
«В торговых рядах. Невдалеке от дома гонцов. Фануил, они все теперь знают, как я выгляжу!»
«Накинь капюшон».
«Капюшон?»
В небе висели лишь редкие облака. Человек в капюшоне будет бросаться в глаза, вызовет подозрение.
«Забудь об этом… Мне нужно как-то отсюда выбраться – и чем быстрее, тем лучше. Мне нужно укрыться… там, где меня не станут искать… где люди меня не увидят!»
«Где, мастер?»
– Не знаю! – прошептал Лайам. – Я теперь вообще ничего не знаю.
По Пятачку прошел ропот, потом все затихли.
– Поднимается! – выкрикнул кто-то. Лайам раздвинул пальцы и оглядел площадку.
Прибытия Лестницы теперь ожидало около двухсот человек, впрочем, для первого рейса это было немного. Площадка не заполнилась и наполовину, будущие пассажиры стояли свободно, при желании каждый из них мог без помех размять себе ноги. Однако никто не двигался: все смотрели на клерка. Невысокий человечек в воротнике-жернове, обосновавшийся за стойкой, передал свою книгу помощнику и раскрыл сумку с жетонами.
– В очередь! – пронзительно крикнул он, и примерно половина толпы послушно подтянулась к нему. Остальные остались стоять как стояли, включая группу паломников, одинаково подпоясанных подобиями голубых кушаков. В руках у них теплились свечи, паломники горбились, защищая от ветра их крохотные огоньки.
Клерк поднял голову и дернул носом. Стоящий во главе длинной очереди человек подошел к стойке и назвал свое имя. Помощник клерка зашелестел листами объемистой книги. Клерк сверил имя счастливчика с записями, потом достал из сумки жетон и вложил его в протянутую руку.
У Лайама от зависти пересохло во рту. «Лестница… Беллоу-сити…» Что говорила о нижнем Торквее хозяйка пекарни? «Тамошнему жулью на портреты плевать!..» Сказанное походило на правду. Обитатели порта – моряки, грузчики, докеры, – подобно лодочникам с Монаршей, ставили свою независимость весьма высоко. Им принадлежал целый город пустых складов, трущоб и заброшенных зданий. Там лечь на дно куда проще, чем в верхнем Торквее. «Мне надо вниз!» Приняв решение, Лайам вздохнул свободнее, сердце замедлило сумасшедшую скачку, «Мне надо вниз!»
Подступы к Лестнице охраняют четверо миротворцев. Еще вчера он решил бы, что их слишком много; сейчас же этот отряд казался ему лишь досадной помехой.
«Фануил, их надо убрать!»
«Кого, мастер?»
Нет, так не годится. Он слишком торопится и забегает вперед.
«Не убрать, а отвлечь. Надо что-то затеять».
«Кого отвлечь? Миротворцев?»
Лайам оглядел Пятачок.
«Может, поджечь что-нибудь?..»
Взгляд его упал на лоток с шарфами, накидками и дешевенькими плащами. Возле него отирался мальчишка, один из тех оборванцев, которые вечно толкаются в людных местах, рассчитывая на какую-нибудь поживу. Лайаму пришла в голову еще одна мысль. «Тебе нужен жетон!»
– Мальчик! – хрипло окликнул он и, прокашлявшись, повторил: – Эй, мальчик!
Ему казалось, что голос его разносится по всему Пятачку и что все головы тут же к нему повернутся. Однако никто, кроме маленького оборванца, не обратил на сдавленный оклик внимания. Оголец отлип от столба и уныло побрел к подзывавшему его господину.
– Постой за меня в очереди, – пробормотал Лайам, несказанно радуясь тому, что мальчишка демонстративно не отрывает глаз от носков своих растрескавшихся башмаков. – Получишь принц!
Это был щедрый посул, чересчур щедрый, но оборванец только пожал плечами.
– Имя надобно, – буркнул он, подтянув заплатанные штаны. – И деньги за спуск.
Лайам отсчитал золотые.
– Три короны, так?
Мальчишка равнодушно кивнул. Лайам отдал ему золото.
– Имя – Кессиас! И смотри не вздумай удрать! Я буду следить за тобой. Плату получишь, когда принесешь жетон.
Он показал оборванцу серебряную монету. Тот снова пожал плечами, повернулся и на прощание бросил:
– Коли не верите, так стояли бы сами! – Лайам проводил его взглядом и, когда паренек затерялся в толпе, вновь скрылся под аркой, лихорадочно размышляя, чем бы отвлечь миротворцев. Шарфы и плащи заполыхают в два счета, но лоток от края площадки довольно-таки удален. «Нужно бы выбрать что-то поближе…» Он выглянул из-под арки и увидел край перекладины с предательскими афишками. Их жадно разглядывали теснящиеся вокруг горожане. Лайам еще раз обдумал пришедшую ему в голову мысль и переслал ее Фануилу.
«Но, мастер… меня же увидят!»
«И пусть. Все увидят тебя, увидят пламя – им некогда будет смотреть на меня».
Дракончик выглядит устрашающе, начнется паника, давка. Лайам взмолился, чтобы так все и вышло. Переполох пойдет ему на руку, публике будет не до того, чтобы разглядывать лица соседей и сличать их с рисунками на афишках.
Фануил усомнился в успехе затеи. Лайам спросил, что еще, в таком случае, он может ему предложить. Дракончик ничего другого придумать не смог и вынужден был согласиться с планом хозяина.
Лайам снова вернулся в укрытие. Он стоял, опустив голову, и краем глаза следил за всеми, кто поднимался на галерею. Соседнюю лавку открывать не спешили, однако другие подобные заведения уже торговали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Лайам, вцепившись в прилавок, подался вперед.
– Кто вам все это сказал?
– Как кто? Миротворцы! Они только-только здесь были – заходили перекусить.
Повинуясь тайному, неслышному для посторонних сигналу, женщина бросилась к печке, схватила деревянную лопату на длинной ручке, вытащила из раскаленного грота круглую булку и бросила ее на прилавок.
– Погодите минутку, сударь. Сейчас она очень горячая.
Лайам тупо уставился на каравай.
– А они… они не сказали, что делается для поимки убийцы?
Хозяйка пекарни тряхнула жиденькими кудряшками и закатила глаза.
– Ох, да чего только не делается! Пацифик… у вас в Мидланде небось начальник стражи зовется как-нибудь по-другому… так вот, сударь, – наш пацифик… женщина, между прочим… глаз, говорят, не сомкнула, пока не напала на след. Уж и не знаю, где удалось ей найти чародеев, только портреты вот-вот будут развешены.
«Портреты? Что за портреты?» Впрочем, более, чем упоминание о каких-то портретах, беглеца огорошило брошенное вскользь замечание. Лайам склонил голову набок и, делая вид, что ситуация его забавляет, спросил:
– А почему вы решили, что я из Мидланда? – Кирпично-красное лицо женщины покраснело еще больше.
– Прошу прощения, сударь… Выговор ваш вроде мидландский, да и держитесь вы не по-нашему… Думаю, булка остыла, ее можно взять.
Корочка каравая была все еще горяча. Лайам обжегся, но виду не показал и, перекидывая хлеб с руки на руку, деланно улыбнулся.
– Я и вправду нездешний, только родом не из Мидланда, а из Харкоута.
– Как скажете, сударь…
Смущенная своим промахом, женщина заторопилась.
– С вас два барона!
Лайам выудил из кошелька две медные монетки.
– А где повесят портреты, о которых вы только что говорили?
– Известно где. На Пятачке, у Высоких ворот, на улице Шествий, на бульваре Памфлетов, возле театров, в долине Храмов… – Список был удручающе длинным. – Короче, везде, где толпится народ. Должно быть, в Беллоу-сити тоже повесят несколько штук, да только тамошнему жулью на такие вещи, извините, плевать…
– Понимаю, – кивнул Лайам, хотя на деле он мало что понимал. «Откуда им взять мой портрет? Допустим, у них есть художник, способный по описанию сделать приличный рисунок. Но снять в одночасье с рисунка такое количество копий ни одному художнику не под силу!» Зато это под силу любому завалящему чародею, хотя все маги сейчас вроде бы в Кэрнавоне… Поблагодарив разговорчивую хозяйку пекарни, мнимый уроженец Харкоута бросил на прилавок монеты и поспешил уйти.
Из всех перечисленных мест ближайшим к пекарне был Пятачок. Так называлась белокаменная площадка, к которой причаливала Парящая Лестница. Там, в ожидании первого рейса подъемника, уже прогуливалось несколько человек, и люди все подходили.
Лайам опустил голову, делая вид, что полностью занят едой, однако он поглощал свежую выпечку почти механически, без всякого аппетита. «Что еще она выдумала? Какую расставила сеть?»
В левом верхнем углу Пятачка возвышалось нечто вроде маленькой виселицы, на ее перекладине белели листки с надписями и рисунками – в основном, довольно потрепанные, но Лайам двинулся к тем, что поновей. Вскинув глаза, он дернулся, как от удара, и невольно издал протяжный мучительный стон.
Надпись на первой же из пяти новехоньких афишек гласила:
«ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПРЕСТУПНИК! УБИЙЦА!»
С белого поля бумаги на него смотрело его собственное лицо.
10
«ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПРЕСТУПНИК! УБИЙЦА!»
И его собственное лицо.
Портрет был сделан углем и наспех, но тем не менее очень искусно. Лайам словно смотрелся в зеркало. Длинный нос с легкой горбинкой, угловатые скулы, светлые – в черно-белой трактовке – глаза. Ниже располагалось нечто вроде биографической справки о разыскиваемом. Сведения, очевидно, были почерпнуты из герцогского рекомендательного письма.
«Как они это проделали?»
«Ты знаешь – как! – язвительно усмехнулся внутренний голосок. – Тут сработали парни с бульвара Памфлетов!»
Творить дубликаты – дело вроде бы сложное, но на поверку не очень-то хитрое. В школах магов это чуть ли не первый фокус, которому обучают начинающих чародеев, что дает им возможность подзаработать деньжат. Услуги писцов стоят дорого и занимают немало времени, а молодые маги задешево и практически в одночасье могли скопировали любой документ, рисунок и даже книгу. Лайам в годы студенчества и сам не раз обращался к этим ребятам, дивясь тому, что чернила на полученных таким образом копиях никогда не смазываются и не выцветают.
«И она сообразила, как использовать это!» Ай да Уорден! Развешивать по всему городу портреты разыскиваемых преступников – великолепная, просто гениальная мысль! Лайам перевел взгляд на соседние прокламации, пестрящие броскими надписями: «РАСТЛИТЕЛЬ!» «НАСИЛЬНИК!» «ГРАБИТЕЛЬ!» «ВОР!»
«Блестяще! Ты можешь считать себя уже трупом!»
Еще до полудня весь Торквей будет знать, как выглядит убийца сановного лорда. «В афишке не сказано, что ты содеял, но люди догадливы! Все, ты – мертвец!» Он, словно ужаленный, отшатнулся от обличающих прокламаций. Потом испуганно замер и принялся исподлобья оглядывать Пятачок.
С двух сторон беломраморную площадку обступали строения; с западной – гостиницы и трактиры, с северной – торговые заведения, между которыми вклинился дом гонцов, походивший на маленький храм. На юге, за каменной балюстрадой, поблескивала река, всей шириной своего нескончаемого потока обрушивавшаяся в залив. Рев водопада вдруг словно усилился и ударил Лайаму в уши. На востоке же ничего, кроме неба, не наблюдалось. Белые плиты попросту обрывались над бездной, словно площадку рассекли гигантским ножом и отсеченную часть Пятачка бросили в море.
Там, в опасной близости к трехсотфутовой пропасти, стояли четверо миротворцев. Они разговаривали между собой, не обращая внимания на окружающих. Лайам поежился, хотя и был уверен, что на таком расстоянии им его не разглядеть.
«Но тем, кто рядом, это вполне под силу!»
Народу вокруг было пока что не густо. Вдоль балюстрады в дружелюбном молчании прохаживалась парочка старичков. Торговка с тележкой выкладывала на лоток пирожки, к высокой конторской стойке шел клерк, держа под мышкой огромную книгу. Однако люди все прибывали, и в каждом вновь появлявшемся человеке таилась угроза. Каждый мог подойти и полюбопытствовать, что новенького вывесили на перекладине для объявлений. Лайам нахмурился. Да, так и есть! К нему уже двигались два скучающих старичка.
Солнце наконец-таки встало, заливая небо розовым светом. Лайам опустил голову, отвернулся от прокламаций и размашисто зашагал к торговым рядам. «Ты уже мертв!» Он забился под арку перед запертой лавкой, привалился к холодному камню колонны и прижал руку ко лбу. «Ты покойник!»
Нельзя же стоять вот так целый день, пряча лицо и делая вид, что у тебя болит голова, но выхода не находилось. В театр не пойдешь, в храмах не спрячешься, и даже бродить по улицам ему тоже заказано. Встреч с миротворцами еще можно бы избежать, соблюдая известную осторожность, но от каждого встречного не укроешься! «От каждого, – думал Лайам, задыхаясь и потирая виски. – От любого! Нет, я и вправду – покойник!»
Паника в нем разрасталась, сердце бурно заколотилось, железный, неумолимо сужающийся обруч сдавил грудь. Его словно вновь ударило молнией каменной леди. Лайам знал, что дальше будет еще хуже.
«Фануил! Она развесила мои портреты по всему городу! Что же мне делать, что?!»
Вопрос ушел в небеса и остался без отклика.
«Я погибаю, я мертв…»
«Ты еще жив, мастер. Где ты находишься?»
Лайам невольно издал стон, однако необходимость сосредоточиться заставила его взять себя в руки.
«В торговых рядах. Невдалеке от дома гонцов. Фануил, они все теперь знают, как я выгляжу!»
«Накинь капюшон».
«Капюшон?»
В небе висели лишь редкие облака. Человек в капюшоне будет бросаться в глаза, вызовет подозрение.
«Забудь об этом… Мне нужно как-то отсюда выбраться – и чем быстрее, тем лучше. Мне нужно укрыться… там, где меня не станут искать… где люди меня не увидят!»
«Где, мастер?»
– Не знаю! – прошептал Лайам. – Я теперь вообще ничего не знаю.
По Пятачку прошел ропот, потом все затихли.
– Поднимается! – выкрикнул кто-то. Лайам раздвинул пальцы и оглядел площадку.
Прибытия Лестницы теперь ожидало около двухсот человек, впрочем, для первого рейса это было немного. Площадка не заполнилась и наполовину, будущие пассажиры стояли свободно, при желании каждый из них мог без помех размять себе ноги. Однако никто не двигался: все смотрели на клерка. Невысокий человечек в воротнике-жернове, обосновавшийся за стойкой, передал свою книгу помощнику и раскрыл сумку с жетонами.
– В очередь! – пронзительно крикнул он, и примерно половина толпы послушно подтянулась к нему. Остальные остались стоять как стояли, включая группу паломников, одинаково подпоясанных подобиями голубых кушаков. В руках у них теплились свечи, паломники горбились, защищая от ветра их крохотные огоньки.
Клерк поднял голову и дернул носом. Стоящий во главе длинной очереди человек подошел к стойке и назвал свое имя. Помощник клерка зашелестел листами объемистой книги. Клерк сверил имя счастливчика с записями, потом достал из сумки жетон и вложил его в протянутую руку.
У Лайама от зависти пересохло во рту. «Лестница… Беллоу-сити…» Что говорила о нижнем Торквее хозяйка пекарни? «Тамошнему жулью на портреты плевать!..» Сказанное походило на правду. Обитатели порта – моряки, грузчики, докеры, – подобно лодочникам с Монаршей, ставили свою независимость весьма высоко. Им принадлежал целый город пустых складов, трущоб и заброшенных зданий. Там лечь на дно куда проще, чем в верхнем Торквее. «Мне надо вниз!» Приняв решение, Лайам вздохнул свободнее, сердце замедлило сумасшедшую скачку, «Мне надо вниз!»
Подступы к Лестнице охраняют четверо миротворцев. Еще вчера он решил бы, что их слишком много; сейчас же этот отряд казался ему лишь досадной помехой.
«Фануил, их надо убрать!»
«Кого, мастер?»
Нет, так не годится. Он слишком торопится и забегает вперед.
«Не убрать, а отвлечь. Надо что-то затеять».
«Кого отвлечь? Миротворцев?»
Лайам оглядел Пятачок.
«Может, поджечь что-нибудь?..»
Взгляд его упал на лоток с шарфами, накидками и дешевенькими плащами. Возле него отирался мальчишка, один из тех оборванцев, которые вечно толкаются в людных местах, рассчитывая на какую-нибудь поживу. Лайаму пришла в голову еще одна мысль. «Тебе нужен жетон!»
– Мальчик! – хрипло окликнул он и, прокашлявшись, повторил: – Эй, мальчик!
Ему казалось, что голос его разносится по всему Пятачку и что все головы тут же к нему повернутся. Однако никто, кроме маленького оборванца, не обратил на сдавленный оклик внимания. Оголец отлип от столба и уныло побрел к подзывавшему его господину.
– Постой за меня в очереди, – пробормотал Лайам, несказанно радуясь тому, что мальчишка демонстративно не отрывает глаз от носков своих растрескавшихся башмаков. – Получишь принц!
Это был щедрый посул, чересчур щедрый, но оборванец только пожал плечами.
– Имя надобно, – буркнул он, подтянув заплатанные штаны. – И деньги за спуск.
Лайам отсчитал золотые.
– Три короны, так?
Мальчишка равнодушно кивнул. Лайам отдал ему золото.
– Имя – Кессиас! И смотри не вздумай удрать! Я буду следить за тобой. Плату получишь, когда принесешь жетон.
Он показал оборванцу серебряную монету. Тот снова пожал плечами, повернулся и на прощание бросил:
– Коли не верите, так стояли бы сами! – Лайам проводил его взглядом и, когда паренек затерялся в толпе, вновь скрылся под аркой, лихорадочно размышляя, чем бы отвлечь миротворцев. Шарфы и плащи заполыхают в два счета, но лоток от края площадки довольно-таки удален. «Нужно бы выбрать что-то поближе…» Он выглянул из-под арки и увидел край перекладины с предательскими афишками. Их жадно разглядывали теснящиеся вокруг горожане. Лайам еще раз обдумал пришедшую ему в голову мысль и переслал ее Фануилу.
«Но, мастер… меня же увидят!»
«И пусть. Все увидят тебя, увидят пламя – им некогда будет смотреть на меня».
Дракончик выглядит устрашающе, начнется паника, давка. Лайам взмолился, чтобы так все и вышло. Переполох пойдет ему на руку, публике будет не до того, чтобы разглядывать лица соседей и сличать их с рисунками на афишках.
Фануил усомнился в успехе затеи. Лайам спросил, что еще, в таком случае, он может ему предложить. Дракончик ничего другого придумать не смог и вынужден был согласиться с планом хозяина.
Лайам снова вернулся в укрытие. Он стоял, опустив голову, и краем глаза следил за всеми, кто поднимался на галерею. Соседнюю лавку открывать не спешили, однако другие подобные заведения уже торговали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40