Причем права держать при себе подобную литературу он наверняка не имел.
– Приходится делать предположения, но в главном все сходится. Предположение первое: приезжий продал пособия Релли. Второе предположение: некоторые из этих пособий у Релли приобрел Хандуит. Ну, не пособия, так кипу отдельных пергаментов – это неважно. Хандуит интересовался такими вещами, так что наши предположения вполне вероятны. Теперь обратимся к реальности. Через два месяца брат и невестка старшего Хандуита, руководствуясь, по их словам, наставлениями, срисованными с одного из пергаментов, вызвали демона, который немедленно их родственника растерзал. Мы пока что не знаем, что за этим стоит – роковая случайность или коварный умысел. Чтобы выяснить это, мы должны прежде определить, какого рода заклятие было пущено в ход.
– Ах, почему мы не сохранили остатки той пентаграммы, – вырвалось у Эласко. Лайам пропустил это восклицание мимо ушей.
– Кто лучше других мог бы ответить, что там за заклинание они сотворили?
Юноша просиял.
– Тот, кто им это заклинание продал?
– Верно! – сказал Лайам, затем уточнил: – Но это – не Релли. Во-первых, Релли мог и не разбираться в том, чем он торгует, а во-вторых – он мертв. Нас интересует тот, кто продал запретные наставления Релли. Теперь давайте рассмотрим, что случилось неделю назад.
Пассендус приехал в Уоринсфорд из Харкоута, разыскивая человека, совершившего некий проступок, позволявший пустить по его следу карателей из холодной палаты.
– Скорее всего, незнакомец, которым интересовался Пассендус, и продал Релли запретные тексты. Я лично не сомневаюсь, что это так. Я также уверен, что именно он и убил посланца харкоутского магистра. Итак, мы теперь знаем, у кого есть ответы на все наши вопросы. Остается только найти этого человека и взять под арест.
Лицо юноши на миг озарилось радостью, но тут же сделалось хмурым.
– Как же мы его арестуем? Он ведь наверняка чародей, и притом – очень искусный.
– Похоже на то, – отозвался Лайам и тоже нахмурился. Арестовать мага, бросившего вызов всей гильдии, вряд ли будет легко. – Возможно, госпожа Саффиан нам что-то подскажет. Или мы сами придумаем что-нибудь. Короче, когда дойдет до дела, мы справимся. Преступников сначала разыскивают, а уж потом заключают в тюрьму.
Эласко озадаченно смолк. Мудрость изреченной сентенции явно его поразила.
Постоялый двор, где снимал комнатенку Пассендус, находился неподалеку от рынка, и таверна его даже в такое относительно спокойное время суток, как полдень, уже не вмещала в себя всех желающих выпить и закусить. Многих клиентов обслуживали прямо за столиками, вынесенными на улицу, и Лайам с Эласко еле сумели протиснуться внутрь заведения, зал которого походил на сказочную пещеру, до отказа забитую людской гомонящей ордой.
– Я приведу хозяина, – сказал Эласко и куда-то делся. От нечего делать Лайам принялся оглядывать помещение и нашел, что общий зал «Длани Герцога» целиком разместился бы на любой его половине. Буфетчики, возвышавшиеся за стойками, казались героическими воителями, защищающими свои бутылки и бочки от натиска неуемных врагов. Он никак не ожидал, что Пассендус поселится в таком шумном месте. Слишком уж оно не вязалось с изяществом облика таинственного посланца гильдии магов.
«И для убийства тут слишком уж многолюдно, – подумал Лайам. – Жизнь рынка не затихает даже ночами. Всегда есть опасность, что тебя могут увидеть, в какое бы время ты сюда не зашел».
А собственно, надо ли было убийце сюда заявляться? Лайам повертел в голове эту мысль и послал Фануилу вопрос:
«Можно ли вызвать у человека смех, не находясь с ним рядом?»
«Нет, – через мгновение отозвался дракончик. – Того, на кого налагаешь чары, необходимо видеть. Иначе ничего не получится. Смех, сон, чесотка – все эти заклятия таковы. Смотреть надо и тогда, когда хочешь остановить кровь».
«Ну, хорошо-хорошо».
Лайам скривился и фыркнул:
– Надо же – еще и чесотка!
Вернулся Эласко, таща за собой надутого толстячка.
– К вашим услугам, квестор, – неприветливо пробормотал владелец гостиницы. – Идемте со мной! – Прежде чем Лайам успел отозваться, толстячок повернулся и пошел прочь, бесцеремонно расталкивая толпу. – У меня и без того жизнь тяжелая, – брюзжал он, поднимаясь по лестнице, – я уже кучу денег потерял из-за этого чародея, того и гляди потеряю еще! Это хорошо, что он сдох, вот вам и весь сказ! – вызверился вдруг толстячок, останавливаясь на площадке. – Он свое получил, однако в его комнате никто не хочет теперь жить – из-за вони. И если завоняет сильнее, сбегут остальные жильцы! – Из коридора на лестничную площадку и впрямь сочился какой-то душок, очень слабенький, но все-таки ощутимый и неприятный. – Я пиво не разбавляю, я плачу налоги, я воздаю богам должное, и все равно мои постояльцы мрут в номерах. Прямо кара небесная, но скажите, за что? Прислуга не в состоянии разобраться, что там воняет! Может, хоть вы поймете! – Толстяк ткнул пальцем в глубь коридора и повернулся, чтобы уйти, но Лайам придержал его за руку.
– Простите мою назойливость, – сказал он с явным сарказмом, – но пара моих вопросов никак не должна вас отяготить. В ту ночь, когда был убит чародей, работы хватало?
– Работы? О боги, работы хватает всегда. Стряпня, уборка, подвозка продуктов…
– Посетители. Их было много? Общий зал таверны был полон?
– Да, – быстро ответил хозяин, сообразив, что квестор начинает сердиться.
– А сколько комнат у вас было занято?
– На этом этаже – всего две. В одной ночевал чародей, в другой – человек, за которого я могу поручиться.
– Прекрасно, – сказал Лайам. – Этот человек сейчас здесь? Мы можем поговорить с ним?
– Он скупщик шерсти, квестор. Агент герцога. Он уехал на север.
– Мы говорили с этим агентом, – вмешался Эласко. – Он спал и ничего не слыхал.
– Ладно, тогда скажите мне еще вот что. Этот чародей, он ведь не сидел в своем номере сиднем, а куда-то там уходил. Он не дал вам понять, куда направляется? Может, спрашивал, как пройти к какому-то месту?
Хозяин немного подумал, затем покачал головой.
– Нет, квестор. Я сам носил ему хлеб и пиво. Он ни о чем не расспрашивал. Он вообще все время молчал.
Лайам усмехнулся и отпустил толстячка.
– Благодарю вас. Ступайте к своим клиентам.
Хозяин, как шарик, скатился по лестнице вниз. Лайам вошел в коридор и, толкнувшись в ближайшую дверь, тут же получил подтверждение, что попал куда надо.
Его окатило смрадом, и он узнал этот смрад. Так воняют недельной давности трупы. Эласко, задыхаясь, поднес к лицу обе ладони. Лайам выругался и зажал пальцами нос.
– Боги! Не загляни мы к матушке Хэл, я мог бы поклясться, что тело все еще здесь!
Еще не закончив фразы, он понял, что вывод поспешен. Запах был силен, и все же разлагающийся покойник уже смердел бы на весь постоялый двор. «Возможно, тут спрятана какая-то часть его тела?» – подумал он и скривился, представив, какая.
– Не полагаете ли вы, – проговорил Эласко, кашляя и вытирая рукавом слезящиеся глаза, – что такой запах может источать призрак усопшего?
– Я полагаю, что где-то издохла крыса, – мрачно ответил Лайам. – Крыса, кошка, собака или пара мышей.
Кроме удушающей вони, в комнате не наблюдалось ничего необычного. Большая кровать с балдахином, стол, стул, подставка для умывального тазика. Имелось тут и окно, и Лайам поспешил его отворить. Бодрящий весенний ветерок тут же вытеснил отвратительный запах и позволил обоим квесторам свободно вздохнуть.
– Свежий воздух – это просто какое-то чудо!
– Но не ночной, – рассудительно заметил Эласко. – По ночам вредные испарения и миазмы…
– Значит, Пассендуса обнаружили тут? – перебил его Лайам, не желая выслушивать лекцию о губительном влиянии ночи. Он опустился на колени и приподнял край покрывала. Под кроватью не было ничего, кроме пыли.
– Да, он лежал поверх покрывала, совершенно одетый.
Лайам встал и посмотрел на балдахин. Ближе к центру его ткань провисала.
– Кошка, – пробормотал он, – или крыса, и ткнул провисшую ткань кулаком. Что-то подпрыгнуло от удара, и его передернуло.
– Квестор?
Интересно, что там такое? Лайам подтащил стул к кровати и залез на него. Шелк балдахина проминал сильно разложившийся трупик небольшого зверька, похоже лисенка. По расположению лапок и мордочки злополучного существа Лайам понял, что у него свернута шея.
Внутренне содрогаясь, он соскочил со стула.
– Без перчаток не стоит туда и соваться, впрочем, я думаю, хозяин гостиницы сам возьмет на себя этот труд.
Эласко вытаращил глаза.
– Там что-то есть?
– Да, дохлый лисенок. Наверняка он был фамильяром Пассендуса, а потому его тоже убили и зашвырнули наверх.
– Лисенок? Зачем убивать лисенка?
– Видите ли, фамильяры это нечто большее, чем обычная домашняя живность. Лис защищал хозяина и был убит.
– Все равно это слишком жестоко. И… и ни о чем важном нам не говорит. Похоже, мы зря сюда приходили. Вам не кажется, а?
Лайам лишь хмыкнул. Похоже, что зря. О чем может поведать почти разложившийся трупик? Практически ни о чем. Впрочем, в том, что лисенка душили руками, таился какой-то невнятный намек, но на что?
Несмотря на распахнутое окно, вонь в комнате все-таки ощущалась.
– Ладно, – сказал Лайам, – по крайней мере, я знаю, кто извлечет пользу из нашего посещения. Идемте к нему.
Владелец гостиницы выслушал Лайама с недоверием, но как только гости направились к двери, он бросился к лестнице, на ходу подзывая слуг.
На улице Лайам задумался, что делать дальше, Эласко деликатно молчал.
В Саузварке, например, ему самому вовсе незачем было бы таскаться по каким-то гостиницам или аптекам. Эдил Кессиас поручил бы все это своим подчиненным, а те, без сомнения, справились бы с таким поручением, ибо отличались толковостью и расторопностью в своем большинстве. А вот в расторопности уоринсфордских стражников Лайам вовсе не был уверен. «Значит, – вздохнул он, – придется действовать самому. А там посмотрим, куда заведет кривая…»
– Послушайте, не пора ли нам с вами чего-нибудь перехватить?
Эласко пожал плечами и повернул к таверне, из которой они только что вышли, но Лайам остановил его и указал рукой на скопище ларьков и палаток. Это был рынок, и он находился всего в квартале от них.
– Там, пожалуй, и перекусим.
Рынок, осененный шпилем расположенного невдалеке пантеона, живописно смотрелся, но планировки не имел никакой. Молодые люди долго рыскали и кружили по его лабиринту, пока, наконец, в самом дальнем конце площади не наткнулись на лоток, где торговали горячей едой. Лайам купил себе пару запеченных в тесте колбасок и вонзил в одну из них зубы еще по дороге к небольшому скверу с фонтаном, за которым уже возвышалась громада святилища всех богов. Эласко шагал рядом с ним, подозрительно разглядывая свой бутерброд.
Лайам коротко хохотнул.
– Вижу, вам не часто приходится есть на улице, а?
– У нас в доме свой повар, – смущенно отозвался Эласко и смолк.
— Вы живете с родителями?
— Да, с семьей. Мой отец— здешний торговец.
– А он ничего не может знать о судне под названием «Тигр»?
Они нашли свободную скамейку и сели. Солнце грело, но не припекало, со стороны фонтана текла прохлада, колбаски оказались отменными, и Лайам пришел в отличное расположение духа.
Эласко не сразу сообразил, о каком судне идет речь, а вспомнив, покачал головой.
– Боюсь, что нет. С Фрипортом он почти не торгует. Его интересы связаны с княжествами Суви. – Он вновь понюхал свой бутерброд, затем добавил: – Это на северо-западе – за Альекиром.
Лайам кивнул. Он знал, где находятся княжества, но никогда там не бывал, хотя его не раз заносило в соседние с ними земли.
– Вы, насколько я понимаю, второй сын в семье?
Юноша, решив наконец-то, что отравление ему не грозит, уже вознамерился откусить кусочек колбаски, но приостановился и склонил голову набок.
– Нет, не второй. И не третий, и не четвертый, а старший. А что?
– Да нет, ничего, – торопливо ответил Лайам. – Просто старшие сыновья обычно идут по стопам отцов, а младшие… делают другую карьеру.
– О да, в большинстве семей все происходит именно так. Честно говоря, мой отец очень переживал, когда узнал, что я поступаю на службу. Но я искал себе дела поинтереснее, чем купля-продажа, и до сих пор думаю, что не прогадал. Наверное, вы поймете, о чем я. Мне нравится стоять на страже закона, поддерживать в Уоринсфорде порядок и охранять покой горожан.
– Меня-то как раз больше манит торговля, – признался Лайам и, спохватившись, добавил: – Но каждый сам выбирает дорогу, и в этом смысле, мне кажется, я могу вас понять.
С натяжкой, конечно, с превеликой натяжкой. От достатка служить не идут. Эласко, словно заглянув в его мысли, покраснел и уткнулся в свой бутерброд. Ел он, впрочем, с большим аппетитом и, проглотив последний кусок, весело улыбнулся.
– Наверное, дело охраны правопорядка поставлено в Саузварке гораздо лучше, чем тут?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44