– Они пропитаны дегтем. – Скользкое дерево клепок не давало как следует за себя ухватиться, он сильно выпачкался и изрядно устал. – Я скоро закончу.
Передав Рафу последний бочонок, Лайам подался всем телом вперед и сдвинул крышку емкости в сторону. На какое-то мгновение он замер, не в силах заставить себя глянуть вниз, потом прикрыл глаза и взмолился:
«О небо, пусть то, что мы ищем, окажется там!»
– Там только вода, да и та, кажется, высохла, – пробормотал Раф и с отвращением вскрикнул: – Ох, ну и вонища!
Лайам открыл глаза и налег животом на камень, не обращая внимания на вонь.
– Огня! Дайте огня!
Эласко тут же сунул ему в руку свечу, и внутренность водосборника осветилась.
Несколькими футами ниже в каменной кладке виднелся выход трубы, поросший чем-то зеленым и клочковатым. Под ним просматривалось дно емкости, сплошь покрытое жижей, испускавшей немыслимое зловоние. Поверхность жижи ближе к центру вспучивалась, там росло что-то вроде странного вида гриба. Присмотревшись, Лайам понял, что это не гриб, а полурасползшиеся, покрытые плесенью останки книги.
Пока Раф бегал на кухню за чем-нибудь подходящим, Лайам не отводил от находки глаз. Эласко в восторге хлопал его по спине.
– Она нашлась! Она и вправду нашлась! Я все не верил, Лайам, но она все же здесь! О боги, это блестяще!
– Она-то здесь, – пробормотал Лайам. – И пробыла здесь месяца четыре – не меньше.
Тяжелый запах шел снизу и забивал ему ноздри, но он все не отстранялся, он все сверлил взглядом книгу, словно надеясь, что пристальный взгляд сможет вернуть ей первоначальное состояние.
Сверху послышался голос Рафа, тот говорил что-то, извиняясь, жене, потом парфюмер скатился вниз по ступеням, сжимая в руках рыболовный сачок.
– Четыре месяца, – эхом отозвался Эласко, осознав наконец смысл этих слов. Лайам взял у Рафа сачок и, неуклюже перегнувшись через край водосборника, попытался подцепить книгу.
– Да уж, четыре, – Лайаму удалось поддеть сачком размокшую массу и оторвать ее ото дна. Поверхность взбудораженной жижи пошла пузырями. Ноздрей Лайама достиг новый выброс зловония, он охнул и отвернулся, но рук не разжал. – Четыре треклятых месяца!
С останков книги на пол стекали зеленовато-бурые капли, переплет ее покоробился, страницы слиплись и разделить их не представлялось возможным.
Среди бочек нашелся пустой ящик, находку со всей осторожностью положили в него. Раф, высунувшись из люка, убедился, что кухня пуста, и поторопил знаками непрошеных посетителей. Лицо его выразило огромное облегчение, когда те, пробежав по темному коридору, выскочили за дверь.
На улице Лайам вдруг осознал, насколько нелепо он выглядит – грязный ящик под мышкой, руки в дегте, камзол и сорочка в пятнах.
– Ну и видок, наверное, у меня, – проворчал он, перехватывая поудобнее свою ношу и безуспешно пытаясь отряхнуть платье.
– Думаете, тут ничего уже сделать нельзя? – воскликнул Эласко взволнованно.
– Ну, на худой конец, я могу и переодеться, – вяло пошутил Лайам, но юноша шутки не принял.
– Но книга, Лайам, книга? Неужто она совсем никуда не годна?
Лайам тяжко вздохнул и побрел к Водяным Вратам.
– Не знаю. На месте посмотрим. Может, попробуем ее как-нибудь высушить, но вряд ли что из этого выйдет. Придется сказать госпоже Саффиан, что дело я провалил.
Он еще раз вздохнул, но во время вздоха ему подумалось вовсе не о госпоже Саффиан. Ему подумалось о квесторе Проуне – о его жирной, самоуверенной, похожей на задницу морде!
10
Вдова Саффиан находилась в крепости. Вместе с эдилом Куспинианом и его старшим писцом она уточняла, как будет строиться заседание. Эласко и Лайам попросили ее спуститься во двор, где подсыхала на солнце их сомнительная находка. Госпожа председательница внимательно оглядела зеленовато-бурый комок, потом столь же внимательно посмотрела на Лайама, словно пытаясь определить, какой из объектов осмотра выглядит посимпатичней.
– И это все, что вы раздобыли? – спросила она. Лайам кивнул. Вдова склонила голову на плечо, словно в таком ракурсе осклизлое месиво могло ей о чем-то сказать. – Вы полагаете, это книга заклятий?
– Это действительно книга заклятий, – заверил ее Лайам. Он сам себя в том убедил, но для вящей уверенности счел нужным проконсультироваться у Фануила. Дракончик, на мгновение поменявшийся с хозяином зрением, подтвердил, что это «Демонология», только «очень уж безобразная».
Вдова Саффиан уверенности Лайама не разделяла.
– Это может быть книгой заклятий, квестор Ренфорд, а может ею и не быть. Как частное лицо я не стала бы сомневаться в ваших словах, но как глава ареопага я обязана в них усомниться. А то, что дает пищу сомнению, служить уликой не может. Вы ведь и сами это понимаете, а?
Лайам уныло кивнул. Прекрасно, конечно, что его догадка оказалась верна, но это соображение не могло подсластить пилюли. Как дознаватель он потерпел неудачу – и уже во второй раз.
«Сначала меня отставили от одного дела, затем я не справился и с другим. Успех просто невероятный».
Он сделал над собой усилие, пожал плечами и улыбнулся.
– Нам повезло, что мы ее вообще обнаружили. Если бы Раф не заделал сток, там бы совсем ничего не осталось.
– А мы не можем припереть их к стенке вот этим? – несмело спросил Эласко. – Они ведь прекрасно знают, что это такое. Увидят, занервничают и развяжут свои языки.
– Но суд не знает, что это такое, – бесстрастно сказала вдова Саффиан, а Лайам добавил:
– Эта штуковина их не заставит сознаться.
Он поддал мокрую массу ногой, та тяжело хлюпнула. На раскисшей обложке остался след сапога.
«Нет, Хандуиты не таковы. Томиться четыре месяца в каземате, пичкать себя отравой до посинения, а потом при виде каких-то мокрых ошметков растеряться и выложить все? Нет, этим их не расколешь. Вот если бы книга была целой…»
Новая мысль пришла ему в голову столь внезапно, что он чуть было не высказал ее вслух, но вовремя спохватился и только спросил:
– Скажите, ведь признание в содеянном является доказательством виновности, так? В том случае, если нет никаких других доказательств?
Вдова с подозрением глянула на него, захваченная вопросом врасплох.
– Конечно. Признание – это лучшее из доказательств. Если бы все преступники не запирались, а признавались, судебные разбирательства стали бы вообще не нужны! И если эта парочка вздумает вдруг сознаться, я прикажу их просто повесить – и все. Чтобы они умерли без мучений, а уж все остальное проделают с их телами потом. – Затем, видя, как оживилось лицо собеседника, она сурово добавила: – Но, квестор Ренфорд, учтите признание должно быть добровольным. Мы не устраиваем допросов с пристрастием. Ни испанского сапога, ни дыбы, ни тому подобных вещей. Ареопаг в них не нуждается.
– Да я никого и не собирался пытать, – сказал озадаченно Лайам. – Просто мне показалась дельной идея коллеги Эласко. Хандуиты вполне могут дрогнуть, узнав, что мы обнаружили книгу. Им ведь не известно, что она уже ни о чем не может нам рассказать…
Вдова нахмурилась, обхватив себя руками за плечи.
– Это дурно попахивает, квестор. Мне не по вкусу признания, полученные нечестным путем. Кроме того, что будет, если обвиняемые раскроют обман? Они начнут отпираться, вопить, поливая суд грязью, – и у них будет на то полное право!
Лайам поморщился. Он не предполагал, что госпожа председательница копнет так глубоко. Еще немного, и она докопается до вещей, о каких он и сам предпочитал пока что не думать.
– Это не будет обманом, – быстро сказал он. – Я не стану им лгать, просто кое о чем умолчу. Пусть сами сделают вывод, пусть сами себя обманут. Ареопаг, как недавно вы мне говорили, не отвечает за то, что творится в чужих головах.
– Все равно это смахивает на хитрость, – сказала женщина, но в голосе ее слышалось колебание. – Позволить заключенному строить предположения – это одно, а подталкивать его к нужному выводу – совершенно другое. Дорожка скользкая, а речь ведь идет о репутации герцогского суда.
Лайам прижал руки к сердцу.
– Госпожа председательница, я клятвенно обещаю – репутация ареопага не пострадает.
– Как и ваша? – спросила она, приподняв бровь.
– Как и моя! Никакой лжи, одна лишь правда – только поданная определенным образом, вот и все. Они сами сунут голову в петлю, поверьте!
Его искренность, очевидно, произвела впечатление на вдову, поскольку та, после минутного раздумья, кивнула.
– Ну хорошо! Делайте то, что считаете нужным. Но только чтобы потом горожане не поливали мой суд грязью на каждом углу!
Лайам поклялся, что такого не будет, и двинулся было к выходу, но затем, резко обернувшись, спросил:
– Госпожа председательница, а как поступают с запрещенными книгами? С теми, что попадают в руки ареопага?
– Их сжигают, – сказала она. – А пепел пускают по ветру.
– Отличное правило! – кивнул Лайам и побежал к тоннельчику, выводящему за стены тюрьмы.
Колокола пробили девять, когда Лайам добежал до гостиницы. Он, не снижая темпа, тут же кинулся в свою комнату, не обращая внимания на изумленные взгляды служанок и слуг. Эласко трусил следом. «Время не ждет, время не ждет!» – стучало у Лайама в голове. Ему не терпелось вернуться в Водяные Врата и взять в оборот Хандуитов, но излишняя торопливость – плохой помощник в делах. На обвиняемых следовало произвести впечатление.
Он быстро скинул грязное платье и стал обмываться над тазиком возле камина. Эласко ахнул, увидев его покрытый шрамами торс, но ничего не спросил, а Лайаму некогда было давать пояснения. Мозг его сейчас занимался только одним – выработкой тактики поведения с Хандуитами.
«Лучше поговорить с ними поодиночке, – думал он. – Сначала с Эльзевиром». Оставшись один, тот скоро скиснет, ведь Ровиана уже не сможет подсказывать ему, что говорить. Если мужчина сломается, то его показания помогут припереть к стенке и женщину, и таким образом ловушка захлопнется для обоих супругов. Брать книгу с собой или не брать? А ну как они не поверят, что именно этот чистенький экземпляр и был обнаружен в подвале? Тогда им нетрудно будет сообразить, что у их дознавателя имеется запрещенный учебник. Ну и пусть себе соображают, кому они могут о том рассказать? Могут или не могут, а риск все-таки есть.
Лайам достал из сумок свой лучший костюм и оделся, жалея, что у него в гардеробе нет ничего повнушительнее – в поражающем воображение стиле. Какого-нибудь халата с длинными рукавами, расшитого рунами и иероглифами, в каких щеголяют на театральных подмостках актеры, играющие чародеев. «Еще бы мне длинную бороду и светящийся посох – для полного счастья».
Однако у него имелись книга заклятий и Фануил, и Лайам решил, что этого хватит.
Он сгреб свою перепачканную одежду в один бесформенный ком и повернулся к Эласко.
– Уокен, окажите мне небольшую любезность. Поищите, пока я тут собираюсь, какую-нибудь служанку, чтобы она забрала все это почистить.
– Конечно, – кивнул с готовностью юноша.
Когда он ушел, Лайам бросился к своим сумкам и вскоре нашел в них то, что искал. Он сунул «Демонологию» в дорожную ташку и повесил ее на плечо. Как раз вовремя, ибо Эласко уже входил в комнату, сопровождаемый мрачного вида слугой. Тот привычными движениями скатал ворох грязной одежды в узел и пошел прочь, стараясь не смотреть в сторону Фануила.
– Ну, все готовы? – спросил Лайам, хлопнув себя по плечу.
Эласко кивнул, а Фануил вспорхнул на указанное местечко.
«Куда мы, мастер?»
«В тюрьму. Я хочу, чтобы ты кое-кого припугнул».
«Не понимаю, почему люди меня боятся? Мне кажется, не такой уж я, в общем, и страшный».
«А ты постарайся выглядеть пострашнее, – откликнулся Лайам. – Уж постарайся, хотя, безусловно, с такой милой внешностью трудно кого-нибудь напугать».
По дороге в тюрьму Лайам усердно уворачивался от взглядов Эласко, чувствуя, что тот только и ищет повода заговорить. Он, правда, не знал, что юношу больше интересует – его шрамы или его замыслы в отношении Хандуитов, но и в том и в другом случае ему нечего было сказать. Шрамы есть шрамы, что про них скажешь? Памятки о неудачах или беспечности – хлеб наемника не очень-то легок. А с Хандуитами придется действовать по наитию. Лайам напустил на себя глубокомысленный вид, надеясь удержать молодого квестора на расстоянии, и, кажется, в том преуспел.
Саузваркский эдил считал своего помощника большим докой в искусстве допроса, но Лайам придерживался противоположного мнения на собственный счет. Кессиас с его прямодушием предпочитал забрасывать подозреваемых ворохом случайных вопросов, то же самое делал и Лайам, но с внутренним отвращением, ибо он понимал, что любой секретный замочек открывается лишь подходящим ключом. Град беспорядочных ударов мечом не стоит единственного разящего выпада. Но чтобы разить без промаха, надо уметь фехтовать.
Они вошли в крепость, пересекли внутренний дворик и спустились в мрачное подземелье, попутно забрав у стражника ключи и пару свечей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44