Почему?
Сложив лист бумаги, Пол убрал его в конверт. – Это свидетельство о смерти, – пробормотал он. – Неужели? Ну, да не важно. Он мне все равно уже опротивел.
– Мне тоже, – сказал Пол. – Но его трудно не пожалеть.
– Почему?
– Он умер молодым, – ответил Пол. – Так уж получается, ему было ненамного больше, чем мне. – На четыре месяца, две недели и три дня, чтобы быть точным – но об этом он умолчал. Как и о причине смерти.
– Печально, – сказала Софи. – Впрочем, это все равно не наше дело. Пойду в туалет.
Как только она скрылась за дверью, Пол одним прыжком пересек хранилище и начал рыться в свертке с письмами, который спрятал, когда она вернулась с ленча. Письма никак не желали находиться, но только Пол начал думать, что они ему привиделись, как вот они – заткнуты в расселину между двух пухлых конвертов из оберточной бумаги. Он пробежал взглядом первую страницу.
"Мой милый Пол... "
Да, все еще здесь. Он затолкал связку в карман пиджака, а после – пожалуй, даже против воли – выловил последний предмет с желтой самоклеющейся бумажкой.
Свидетельство о смерти. Пол Карпентер. Время и место рождения, адрес, причина смерти. «Обезглавливание, – подумал он. – Будь я проклят».
День, казалось, тянется бесконечно.
– Ну вот, – сказала Софи, когда в 5: 29 они проходили через вестибюль. – Конец уже виден. Если завтра подналяжем, то, наверное, еще до вечера покончим с инвентаризацией.
Пол не ответил. Он слушал ее вполуха. А она тем временем говорила, как ждет не дождется, когда вернется в их поганый дрянной кабинетик после трех дней в поганом, промозглом хранилище. Они дошли до угла, ему – сюда, ей – туда. Она остановилась.
– Ну, – сказала она.
Потянулась секунда. За эту секунду мог бы вырасти дуб. У Пола возникло такое чувство, будто она чего-то ждет, но его мысли были заняты другим. "Обезглавливание, – думал он, – мать-перемать. И семьдесят кусков в «Абби нэшнл» Челмсфорд. Но я никогда не был в чертовом Челмсфорде".
А потом он сообразил, что она на него смотрит в упор и по какой-то причине в бешеной ярости.
– Ладно, до завтра! – рявкнула она и очень быстро ушла. Лучший человек или, во всяком случае, двуногий с одной работающей серой клеточкой бросился бы ее догонять. Пол этого не сделал. Тряхнув головой, он рысцой припустил к автобусной остановке. «В Австралию, – думал он. – Нет, не в Австралию. В Австралии они нашли гребаные бокситы. В Онтарио». Да, вот если он поедет туда, там он будет в безопасности, туда они за ним не погонятся. Или погонятся? Да и вообще, кто такие они?
"Мой милый Пол... "
Он принял решение. Больше всего ему сейчас нужно выпить чего-нибудь забористого, чтобы нутро продрало, скажем, чего-нибудь с кубиком льда и кусочком лимона. Ноги сами привели его к пабу, и лишь сев со стаканом, он вспомнил, что в прошлый раз, когда был здесь, она сидела вон там у двери со своим «Гиннессом». Сейчас это место занимал кряжистый толстошеий здоровяк. Почему-то это казалось неправильным: словно статую Эрота на Пиккадилли-серкус заменили десятифутовым пластмассовым Микки-Маусом.
Но сейчас было не время для малодушия или глупой экономии. Пол заказал целую пинту лимонадного шанди и сел с ней в уголке, чтобы уменьшить вероятность того, что кто-то наступит ему на ногу и тем нарушит его сосредоточенность. Удобно сидеть? Тогда начнем.
Письма. Вынув письма, он стер со стола рукавом пролитое кем-то пиво и аккуратно положил всю связку на место лужи. Потом взял то, которое уже начал читать, и развернул.
"Мой милый Филип... "
Он трижды моргнул и посмотрел на конверт. Письмо было адресовано – ясным, четким, с небольшим наклоном вправо почерком – лейтенанту Филипу Кэтервуду, «Дом священника», Нортон Сен-Эдгар, Уоркс. На марке проштемпелевана дата: 22 апреля 1877.
«Вот черт!» – подумал он.
Пол проверил остальные письма. Все были адресованы тому же человеку, тем же почерком и датировались с 22 апреля 1877 по 12 января 1879 года, к тому времени лейтенант Кэтервуд уже служил в Южной Африке. Тут Пол остановился. На уроках истории он по большей части рисовал овечек на полях учебников, но трижды видел фильм «Зулус» и читал про зулусскую войну в журналах по историческому моделированию. 22 января 1879 года. В этот день британская армия уничтожила племя исандхвана. Откуда-то он знал, что случилось с Филипом Кэтервудом. Печально, конечно, но не в том беда. Ему хотя бы кто-то писал любовные письма...
(Он проверил. Читать было неловко, поэтому он только просмотрел. И был шокирован. Пол понятия не имел, что в семидесятых годах девятнадцатого века вообще таким занимались, тем более офицеры и джентльмены. Он поскорее убрал письма, надеясь, что никто не заметил, как он их читал.)
«Думай, – приказал он самому себе. – Что из этого следует».
Если любовные письма, еще несколько часов назад адресованные ему, принадлежал и кому-то другому, то нет ли очень и очень основательной возможности, что и остальное – все деньги и, разумеется, свидетельство о смерти... может, и они тоже не его? Он пинками заставил себя мыслить серьезно и стал обдумывать варианты.
У него похмелье, остаточный алкоголь плещется в жилах, как Севернский Вепрь, и ему все привиделось. У него едет крыша, и это становится болезненно явным. Он в спешке схватил не ту связку писем, а «милый Пол» все еще заткнут на полке в хранилище. Письма были адресованы ему, когда он в первый раз на них посмотрел, а сейчас нет. Письма были адресованы ему, пока он находится внутри дома № 70 по Сент-Мэри-Экс, но как только ступил за порог, мутировали в отрывок трагического викторианского романа. Письма были адресованы ему, но по дороге через вестибюль кто-то залез ему в карман и заменил их пятнадцатью выпусками поддельной мягкопорнографической литературы девятнадцатого века. Эти письма написала Она, но так и не отправила, а только спрятала в сейф Дж. В. У., а увидев, что письма исчезли, догадалась, что он их нашел, и ловко их подменила на подделку, которую нашла на полках, лишь бы заставить его поверить, будто ему почудилось.
Перебрав варианты, Пол по здравом рассуждении решил, что для собственного умственного здоровья лучше перестать гадать и подождать до завтра, когда у него будет возможность посмотреть на остальные бумаги. Если чековые книжки и свидетельства о собственности (и о смерти тоже) еще на месте, то хотя бы часть вариантов можно будет вычеркнуть. (Еще одно объяснение: в воздух хранилища подмешана какая-то галлюциногенная смесь, вероятно, метан из средневековой канализации под зданием, и содержание писем ему привиделось, потому что, находясь в хранилище, он витал в таких же заоблачных высях, как уровень инфляции. Не менее убедительно, чем все остальное, и проку примерно столько же.)
Пол залпом хлебнул еще шанди, газ пошел ему в нос, и он чихнул. Нет никакого толку, сказал он самому себе, ломать голову над дурацкими письмами, акциями или даже свидетельством о смерти. Ему следует обмозговать всю проблему странности в целом, чего он уже больше месяца – отчасти из-за трусости, отчасти из-за влюбленности – чурался. «Кругом сплошные странности, – думал он. – Мечи и бокситы, мужчины с подвесками из драконьего когтя, приглашающие меня на ленч в уютные узбекские ресторанчики». Человека над низшими приматами возвышает одно – пытливый ум, потребность во всем разобраться, узнать истину. И хотя иногда даже пытливому уму пора бросить попытки, найти круглосуточное турагентство и заказать авиабилет до Канады в один конец, время еще не настало. Другое такое свойство, разумеется, романтическая любовь. И это свойство (по мнению Пола) Господь тайком подсунул в общий План Мироздания вечером Восьмого Дня и при этом, хихикая, потирал руки. «Если я уйду из „Дж. В. Уэлс“, то, возможно, никогда больше ее не увижу». Наиглупейший аргумент, и тем не менее единственный, какой вообще имел вес. «Во влип!» – подумал Пол.
"Да, – сказал он самому себе, – но свидетельство о смерти... " И, отодвинув стакан, уставился в темноту за окном, потому что вспомнил вдруг дату, день и месяц, когда его должны обезглавить. 22 января.
«Ой! Ик-ик! – подумал он. А потом: – Успокойся».
В конце концов есть железная логика: если ему все привиделось и письма принадлежат покойному Филипу Кэтервуду, то вполне вероятно, что и все остальное – тоже бумаги Кэтервуда, а у него, Пола, просто помешательство. Всякий раз, натыкаясь на фамилию несчастного лейтенанта, он читает ее как свою. Если он прав, и Филип встретил свой конец в тени рогатой горы, то все сходится: дата его смерти как раз выпадает на то самое 22 января – 22 января 1879 года, день битвы. На самом деле все, возможно, еще проще. В хранилище ведь темновато, так? И почерк... Здесь, в хорошо освещенном пабе, его легко читать, но там – с похмелья, в свете одинокой шестидесятиваттной лампочки... Нельзя ли предположить, что он случайно прочел «Пол Карпентер» вместо «Филип Кэтервуд», да еще и даты перепутал?
Он почувствовал, как расслабляются все его безбожно сведенные мышцы. Ну конечно, осенило его, ничего зловещего тут нет. Несложно догадаться, как все случилось. Алкоголь наложился на холод и сумбур в мыслях, до которого его довела идиотская любовь к худой девушке, а его чересчур живое воображение превратило в горы кротовьи кочки мелких странностей, о которые он спотыкался весь этот месяц... Впрочем, Пол нисколько не сомневался, что, будь у него время и несколько свободных клеточек серого вещества, то он и им нашел бы объяснение. Взять, к примеру, борозды от когтей: просто у какой-нибудь уборщицы есть крупная, непослушная восточноевропейская овчарка, которую та по какой-то причине взяла с собой на работу, а собака сорвалась с повадка и поцарапала стенку. Подумаешь! Бокситы? Ну, может, он действительно нашел их методом «лозоискательства», в конце концов по телевизору же показывали, как смешные человечки с прутами на жизнь этим зарабатывают, или же его разгоряченное воображение раздуло до небес случайное совпадение. Круглый красный глаз в прорези почтового ящика? Опять-таки овчарка. Или мистер Тэннер, у которого глаза временно налились кровью от докуривания сигары до самого основания. Остается только меч в камне, а с этим он уже разобрался. Короче говоря, для всего, до самой последней мелочи, есть простое объяснение. Вероятно, все это как-то связано с попытками фирмы «Дж. В. Уэлс» уклониться от налогов. Практически все на свете внезапно приобретает убедительность, если привесить на конец фразы волшебные слова «из-за налогов».
Допив шанди, Пол встал. Сколько треволнений и паники из-за глупого недоразумения!
«А в таком случае, – спросил себя, садясь в автобус, Пол, – как насчет нас с Софи?» Ну, теперь, когда уже не надо беспокоиться из-за странностей, нет причин и бросать работу, а потому все в порядке. Но если нет никаких странностей, то... Пол нахмурился так люто, что сидевшая рядом с ним женщина встала и пересела в самый хвост автобуса. Если нет никаких странностей, то, значит, все рассказанное профессором Ваншпее – просто гадание на кофейной гуще человека, который выдает себя за Шерлока Холмса, а потому как минимум ненадежно и скорее всего бесполезно. Сходным образом можно отмахнуться и от истории с Гилбертом и Салливаном. В таком случае Софи, вероятно, его не любит.
«Ух!» – подумал он.
«Да сколько можно!» – сказал он самому себе. Жизнь совсем не такова. Нельзя желать и рыбку съесть, и косточкой не подавиться. Нельзя оставить себе из дурацких сумасбродств только приятное, а остальное вернуть и потребовать деньги назад. Как бы то ни было, разве не лучше жить во вселенной, где все происходит так, как положено, где борозды на стене оставляют крупные собаки, где похмельные идиоты в полутемных комнатах неверно читают старые поблекшие письма, где доброжелательные наниматели ведут новых сотрудников на ленч, а девушки не влюбляются в жалких тряпок, не имеющих вообще никаких подкупающих черт характера?
«Ну да, – сказал он самому себе. – Конечно, разумеется. Надо думать».
А потом вспомнил кое-что, до тех пор бродившее по задворкам сознания. "Не может же быть все так плохо, – сказал он самому себе. (И что с того, если он ухмыляется чуть самодовольно? Его ведь никто не видит.) – Ее же от меня не тошнит, иначе она не согласилась бы сегодня со мной куда-нибудь сходить... "
Пауза. Перемотать. Стереть ухмылку. «О черт!!!»
Ну по крайней мере это объясняло, почему она была так разобижена, когда они расстались у дверей конторы. Вопреки всей вероятности, она действительно сказала «да», когда он пригласил ее на свидание, дала ему шанс стать самым счастливым человеком на свете, у которого сбылись все мечты... За кулисами ждет хор ангелов, голубые небеса притаились у краешков обложных туч по всему западному полушарию, Беркли-сквер по колено в соловьях, репетирующих октавы и арпеджио... А он забыл. Такой глупой, тривиальной мелочи, как страх смерти, хватило, чтобы все вылетело у него из головы, и теперь он решительно и бесповоротно все испортил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Сложив лист бумаги, Пол убрал его в конверт. – Это свидетельство о смерти, – пробормотал он. – Неужели? Ну, да не важно. Он мне все равно уже опротивел.
– Мне тоже, – сказал Пол. – Но его трудно не пожалеть.
– Почему?
– Он умер молодым, – ответил Пол. – Так уж получается, ему было ненамного больше, чем мне. – На четыре месяца, две недели и три дня, чтобы быть точным – но об этом он умолчал. Как и о причине смерти.
– Печально, – сказала Софи. – Впрочем, это все равно не наше дело. Пойду в туалет.
Как только она скрылась за дверью, Пол одним прыжком пересек хранилище и начал рыться в свертке с письмами, который спрятал, когда она вернулась с ленча. Письма никак не желали находиться, но только Пол начал думать, что они ему привиделись, как вот они – заткнуты в расселину между двух пухлых конвертов из оберточной бумаги. Он пробежал взглядом первую страницу.
"Мой милый Пол... "
Да, все еще здесь. Он затолкал связку в карман пиджака, а после – пожалуй, даже против воли – выловил последний предмет с желтой самоклеющейся бумажкой.
Свидетельство о смерти. Пол Карпентер. Время и место рождения, адрес, причина смерти. «Обезглавливание, – подумал он. – Будь я проклят».
День, казалось, тянется бесконечно.
– Ну вот, – сказала Софи, когда в 5: 29 они проходили через вестибюль. – Конец уже виден. Если завтра подналяжем, то, наверное, еще до вечера покончим с инвентаризацией.
Пол не ответил. Он слушал ее вполуха. А она тем временем говорила, как ждет не дождется, когда вернется в их поганый дрянной кабинетик после трех дней в поганом, промозглом хранилище. Они дошли до угла, ему – сюда, ей – туда. Она остановилась.
– Ну, – сказала она.
Потянулась секунда. За эту секунду мог бы вырасти дуб. У Пола возникло такое чувство, будто она чего-то ждет, но его мысли были заняты другим. "Обезглавливание, – думал он, – мать-перемать. И семьдесят кусков в «Абби нэшнл» Челмсфорд. Но я никогда не был в чертовом Челмсфорде".
А потом он сообразил, что она на него смотрит в упор и по какой-то причине в бешеной ярости.
– Ладно, до завтра! – рявкнула она и очень быстро ушла. Лучший человек или, во всяком случае, двуногий с одной работающей серой клеточкой бросился бы ее догонять. Пол этого не сделал. Тряхнув головой, он рысцой припустил к автобусной остановке. «В Австралию, – думал он. – Нет, не в Австралию. В Австралии они нашли гребаные бокситы. В Онтарио». Да, вот если он поедет туда, там он будет в безопасности, туда они за ним не погонятся. Или погонятся? Да и вообще, кто такие они?
"Мой милый Пол... "
Он принял решение. Больше всего ему сейчас нужно выпить чего-нибудь забористого, чтобы нутро продрало, скажем, чего-нибудь с кубиком льда и кусочком лимона. Ноги сами привели его к пабу, и лишь сев со стаканом, он вспомнил, что в прошлый раз, когда был здесь, она сидела вон там у двери со своим «Гиннессом». Сейчас это место занимал кряжистый толстошеий здоровяк. Почему-то это казалось неправильным: словно статую Эрота на Пиккадилли-серкус заменили десятифутовым пластмассовым Микки-Маусом.
Но сейчас было не время для малодушия или глупой экономии. Пол заказал целую пинту лимонадного шанди и сел с ней в уголке, чтобы уменьшить вероятность того, что кто-то наступит ему на ногу и тем нарушит его сосредоточенность. Удобно сидеть? Тогда начнем.
Письма. Вынув письма, он стер со стола рукавом пролитое кем-то пиво и аккуратно положил всю связку на место лужи. Потом взял то, которое уже начал читать, и развернул.
"Мой милый Филип... "
Он трижды моргнул и посмотрел на конверт. Письмо было адресовано – ясным, четким, с небольшим наклоном вправо почерком – лейтенанту Филипу Кэтервуду, «Дом священника», Нортон Сен-Эдгар, Уоркс. На марке проштемпелевана дата: 22 апреля 1877.
«Вот черт!» – подумал он.
Пол проверил остальные письма. Все были адресованы тому же человеку, тем же почерком и датировались с 22 апреля 1877 по 12 января 1879 года, к тому времени лейтенант Кэтервуд уже служил в Южной Африке. Тут Пол остановился. На уроках истории он по большей части рисовал овечек на полях учебников, но трижды видел фильм «Зулус» и читал про зулусскую войну в журналах по историческому моделированию. 22 января 1879 года. В этот день британская армия уничтожила племя исандхвана. Откуда-то он знал, что случилось с Филипом Кэтервудом. Печально, конечно, но не в том беда. Ему хотя бы кто-то писал любовные письма...
(Он проверил. Читать было неловко, поэтому он только просмотрел. И был шокирован. Пол понятия не имел, что в семидесятых годах девятнадцатого века вообще таким занимались, тем более офицеры и джентльмены. Он поскорее убрал письма, надеясь, что никто не заметил, как он их читал.)
«Думай, – приказал он самому себе. – Что из этого следует».
Если любовные письма, еще несколько часов назад адресованные ему, принадлежал и кому-то другому, то нет ли очень и очень основательной возможности, что и остальное – все деньги и, разумеется, свидетельство о смерти... может, и они тоже не его? Он пинками заставил себя мыслить серьезно и стал обдумывать варианты.
У него похмелье, остаточный алкоголь плещется в жилах, как Севернский Вепрь, и ему все привиделось. У него едет крыша, и это становится болезненно явным. Он в спешке схватил не ту связку писем, а «милый Пол» все еще заткнут на полке в хранилище. Письма были адресованы ему, когда он в первый раз на них посмотрел, а сейчас нет. Письма были адресованы ему, пока он находится внутри дома № 70 по Сент-Мэри-Экс, но как только ступил за порог, мутировали в отрывок трагического викторианского романа. Письма были адресованы ему, но по дороге через вестибюль кто-то залез ему в карман и заменил их пятнадцатью выпусками поддельной мягкопорнографической литературы девятнадцатого века. Эти письма написала Она, но так и не отправила, а только спрятала в сейф Дж. В. У., а увидев, что письма исчезли, догадалась, что он их нашел, и ловко их подменила на подделку, которую нашла на полках, лишь бы заставить его поверить, будто ему почудилось.
Перебрав варианты, Пол по здравом рассуждении решил, что для собственного умственного здоровья лучше перестать гадать и подождать до завтра, когда у него будет возможность посмотреть на остальные бумаги. Если чековые книжки и свидетельства о собственности (и о смерти тоже) еще на месте, то хотя бы часть вариантов можно будет вычеркнуть. (Еще одно объяснение: в воздух хранилища подмешана какая-то галлюциногенная смесь, вероятно, метан из средневековой канализации под зданием, и содержание писем ему привиделось, потому что, находясь в хранилище, он витал в таких же заоблачных высях, как уровень инфляции. Не менее убедительно, чем все остальное, и проку примерно столько же.)
Пол залпом хлебнул еще шанди, газ пошел ему в нос, и он чихнул. Нет никакого толку, сказал он самому себе, ломать голову над дурацкими письмами, акциями или даже свидетельством о смерти. Ему следует обмозговать всю проблему странности в целом, чего он уже больше месяца – отчасти из-за трусости, отчасти из-за влюбленности – чурался. «Кругом сплошные странности, – думал он. – Мечи и бокситы, мужчины с подвесками из драконьего когтя, приглашающие меня на ленч в уютные узбекские ресторанчики». Человека над низшими приматами возвышает одно – пытливый ум, потребность во всем разобраться, узнать истину. И хотя иногда даже пытливому уму пора бросить попытки, найти круглосуточное турагентство и заказать авиабилет до Канады в один конец, время еще не настало. Другое такое свойство, разумеется, романтическая любовь. И это свойство (по мнению Пола) Господь тайком подсунул в общий План Мироздания вечером Восьмого Дня и при этом, хихикая, потирал руки. «Если я уйду из „Дж. В. Уэлс“, то, возможно, никогда больше ее не увижу». Наиглупейший аргумент, и тем не менее единственный, какой вообще имел вес. «Во влип!» – подумал Пол.
"Да, – сказал он самому себе, – но свидетельство о смерти... " И, отодвинув стакан, уставился в темноту за окном, потому что вспомнил вдруг дату, день и месяц, когда его должны обезглавить. 22 января.
«Ой! Ик-ик! – подумал он. А потом: – Успокойся».
В конце концов есть железная логика: если ему все привиделось и письма принадлежат покойному Филипу Кэтервуду, то вполне вероятно, что и все остальное – тоже бумаги Кэтервуда, а у него, Пола, просто помешательство. Всякий раз, натыкаясь на фамилию несчастного лейтенанта, он читает ее как свою. Если он прав, и Филип встретил свой конец в тени рогатой горы, то все сходится: дата его смерти как раз выпадает на то самое 22 января – 22 января 1879 года, день битвы. На самом деле все, возможно, еще проще. В хранилище ведь темновато, так? И почерк... Здесь, в хорошо освещенном пабе, его легко читать, но там – с похмелья, в свете одинокой шестидесятиваттной лампочки... Нельзя ли предположить, что он случайно прочел «Пол Карпентер» вместо «Филип Кэтервуд», да еще и даты перепутал?
Он почувствовал, как расслабляются все его безбожно сведенные мышцы. Ну конечно, осенило его, ничего зловещего тут нет. Несложно догадаться, как все случилось. Алкоголь наложился на холод и сумбур в мыслях, до которого его довела идиотская любовь к худой девушке, а его чересчур живое воображение превратило в горы кротовьи кочки мелких странностей, о которые он спотыкался весь этот месяц... Впрочем, Пол нисколько не сомневался, что, будь у него время и несколько свободных клеточек серого вещества, то он и им нашел бы объяснение. Взять, к примеру, борозды от когтей: просто у какой-нибудь уборщицы есть крупная, непослушная восточноевропейская овчарка, которую та по какой-то причине взяла с собой на работу, а собака сорвалась с повадка и поцарапала стенку. Подумаешь! Бокситы? Ну, может, он действительно нашел их методом «лозоискательства», в конце концов по телевизору же показывали, как смешные человечки с прутами на жизнь этим зарабатывают, или же его разгоряченное воображение раздуло до небес случайное совпадение. Круглый красный глаз в прорези почтового ящика? Опять-таки овчарка. Или мистер Тэннер, у которого глаза временно налились кровью от докуривания сигары до самого основания. Остается только меч в камне, а с этим он уже разобрался. Короче говоря, для всего, до самой последней мелочи, есть простое объяснение. Вероятно, все это как-то связано с попытками фирмы «Дж. В. Уэлс» уклониться от налогов. Практически все на свете внезапно приобретает убедительность, если привесить на конец фразы волшебные слова «из-за налогов».
Допив шанди, Пол встал. Сколько треволнений и паники из-за глупого недоразумения!
«А в таком случае, – спросил себя, садясь в автобус, Пол, – как насчет нас с Софи?» Ну, теперь, когда уже не надо беспокоиться из-за странностей, нет причин и бросать работу, а потому все в порядке. Но если нет никаких странностей, то... Пол нахмурился так люто, что сидевшая рядом с ним женщина встала и пересела в самый хвост автобуса. Если нет никаких странностей, то, значит, все рассказанное профессором Ваншпее – просто гадание на кофейной гуще человека, который выдает себя за Шерлока Холмса, а потому как минимум ненадежно и скорее всего бесполезно. Сходным образом можно отмахнуться и от истории с Гилбертом и Салливаном. В таком случае Софи, вероятно, его не любит.
«Ух!» – подумал он.
«Да сколько можно!» – сказал он самому себе. Жизнь совсем не такова. Нельзя желать и рыбку съесть, и косточкой не подавиться. Нельзя оставить себе из дурацких сумасбродств только приятное, а остальное вернуть и потребовать деньги назад. Как бы то ни было, разве не лучше жить во вселенной, где все происходит так, как положено, где борозды на стене оставляют крупные собаки, где похмельные идиоты в полутемных комнатах неверно читают старые поблекшие письма, где доброжелательные наниматели ведут новых сотрудников на ленч, а девушки не влюбляются в жалких тряпок, не имеющих вообще никаких подкупающих черт характера?
«Ну да, – сказал он самому себе. – Конечно, разумеется. Надо думать».
А потом вспомнил кое-что, до тех пор бродившее по задворкам сознания. "Не может же быть все так плохо, – сказал он самому себе. (И что с того, если он ухмыляется чуть самодовольно? Его ведь никто не видит.) – Ее же от меня не тошнит, иначе она не согласилась бы сегодня со мной куда-нибудь сходить... "
Пауза. Перемотать. Стереть ухмылку. «О черт!!!»
Ну по крайней мере это объясняло, почему она была так разобижена, когда они расстались у дверей конторы. Вопреки всей вероятности, она действительно сказала «да», когда он пригласил ее на свидание, дала ему шанс стать самым счастливым человеком на свете, у которого сбылись все мечты... За кулисами ждет хор ангелов, голубые небеса притаились у краешков обложных туч по всему западному полушарию, Беркли-сквер по колено в соловьях, репетирующих октавы и арпеджио... А он забыл. Такой глупой, тривиальной мелочи, как страх смерти, хватило, чтобы все вылетело у него из головы, и теперь он решительно и бесповоротно все испортил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50