Выступаем!
Аристобулус, вспотевший в своих одеждах, наклонился и поставил рюкзак на прокаленное дерево пирса. Нет никакой нужды держать мешок на спине, пока Ахира и Хаким торгуются с Аваиром Ганнесом, капитаном «Гордости Ганнеса». Торг, судя по всему, затянется, а у мага от тяжести рюкзака уже спину сводит.
Он потер кулаком лопатку и прикрыл глаза, постаравшись отрешиться от монотонного спора торгашей насчет оплаты перевоза, воплей чаек над головой и мерзостной вони тухлой рыбы.
Закрыв глаза, он видел облекающую его могучую багряную ауру, что согревала его, – и ему это, несмотря на полуденный зной, было приятно. Он поднял ладони к лицу, пошевелил пальцами, радуясь алым контурам незримой руки.
Это была, конечно же, магия. И означала она, что все в порядке. А еще она означала могущество – то, чего Лу Рикетти всегда желал, но чего никогда не имел.
Сбоку мерцал еще один источник силы, но куда более слабый. Андреа. Девочке до него – как до Луны. Потому ли это, что ее персонаж создавался позже – и просто не достиг еще нужного уровня? Или потому, что она никогда не жаждала этого так страстно, как он?
Маг пожал плечами. Не все ли равно? Главное – что Дейтон его спас. Жизнь обрекла Лу Рикетти на судьбу незаметного маленького человека; в лучшем случае – второстепенного строителя в век, когда ничего выдающегося уже не построить. Нет более нужды в грандиозных мостах, что соединяли бы берега могучих рек – да и рек-то таких почти не осталось; будущее строительства в Америке – в компьютерах, скучной возне со всякими схемами и диаграммами; не созидание, не сотворение чудес.
А если нельзя творить чудеса из камня и стали, все, что остается – мечтать о настоящих чудесах. Все, что оставалось ему…
Он мысленно перебрал оставшиеся заклинания, удостоверился, что все они точны и любое может быть использовано, как только понадобится. Не то чтобы в этом была необходимость; неточное заклинание не пульсировало бы у него в мозгу, не билось бы там, днем и ночью требуя выхода – у него словно постоянно щекотало в носу, притом что чихать было нельзя. Но он мог пережить это – запросто, в обмен на могущество.
Он смог пережить даже смерть лучшего друга. Единственного друга. Возможно, он должен был скорбеть по Джейсону; возможно, Лу Рикетти ушел бы в воспоминания о дружбе с Джейсоном, черпая оттуда радость и боль, сожалея, что Джейсона нет.
Но он не мог скорбеть. Не мог – ибо сила окутывала и согревала его. Смерть лишенного ее человека была не важна. Куда более важной была утрата книг – вот о них он воистину скорбел. Возможно, это не делает мне чести. Если и так – быть посему. Он…
– Ты не уснул? – Андреа легонько тряхнула его. Он раздраженно открыл глаза – и солнце тут же поглотило теплый поток его силы.
– Нет.
– Ахира велел следить – не появятся ли представители власти. Солдаты, которых послали за Хакимом, ведь не вернулись, так что местные могут его разыскивать. Если они что заподозрят – не поздоровится нам всем.
– Так уж и быть.
Хоть Аристобулус и не понимал, почему именно он должен быть наблюдателем, но, может, на корабле происходит что-нибудь интересное? Не спуская глаз с заполонившей порт толпы, он поближе придвинулся к Хакиму, ведущему торг с капитаном. Аваир Ганнес барабанил пальцами ног по дереву, загрубелые мозоли брякали, как кости.
– Ладно, думайте сами. Мне без разницы. Я получу пять, а может, и шесть золотых, если возьму не вас, а доброго ландесского винца. – Слова волнами перекатывались у него во рту. Тяжелые плечи обтягивала пропитанная потом и подпоясанная веревкой моряцкая туника. Она доходила до середины бедер; ниже взгляду открывались колонноподобные ноги.
Хаким улыбнулся, изогнув бровь.
– От нас тоже может быть выгода.
Ганнес кивнул.
– Что да, то да. – Он вздохнул. – Есть у меня болячка, есть – как у большинства мужиков в мои годы. В Пандатавэе ее, конечно, вылечат, да сдерут целое состояние. Возможно, больше, чем будет мне стоить ваш переезд, учитывая все обстоятельства. Но – только возможно.
Болячка? А выглядит совершенно здоровым…
– Я не это имел в виду. – Хаким показал на матросов: те сновали по палубе, проверяли канаты, крепили груз и время от время бросали исподтишка взгляды на Андреа и Дорию. – Я тут посмотрел, как они проверяют луки и стрелы. На борту всего несколько безоружных. Вы боитесь пиратов, так?
– Не боимся. Обычная предосторожность. Я хожу по Киррику вот уже сорок лет – почитай, с самого детства. А с пиратами сталкивался всего раз семь-восемь. – Он усмехнулся – хоть и не все зубы в этой улыбке были целы, ничего хорошего она не сулила. – И в те разы я смог постоять за себя. – Он мотнул головой, и его похожая на длинный свиной хвостик косица змеей хлестнула его по спине. – Так что мне не нужны ни маги, ни воины. Но… – он протянул руку к Дории, нахмурясь, когда Хаким встал между ними, – мне нужен целитель. – Лицо его ничего не выражало. – Однако это подождет, пока мы не придем в Пандатавэй. У меня не будет нужды… до тех пор мне не будет от этого никакого проку. Со своими матросами я не сплю. – Он улыбнулся Дории.
Ну вот, с его «болячкой» все ясно – импотенция. И, похоже, помощь Дории нужна ему куда больше, чем он хочет показать – иначе он просто включил бы плату за лечение в цену проезда.
Аристобулус покивал сам себе. Да, несомненно, – в этом есть смысл. Но лучше пошептаться на эту тему с Ахирой или Хакимом, а не начинать обсуждать это с Ганнесом. Так уж устроены люди, что не умеют холодно мыслить: капитан может отказаться везти их просто из упрямства.
Маг подошел еще ближе и окликнул гнома.
– Что тебе? – рявкнул Ахира. – Мы тут разговариваем, не видишь? И по-моему, тебе было велено… – Он осекся, расширенными глазами глядя куда-то за спину Аристобулусу.
Маг обернулся. Отряд из десятка – нет, дюжины солдат, – раздвигая толпу, двигался к пирсу; то и дело солдаты останавливались и расспрашивали людей. Аристобулус, стараясь волочить рюкзак как можно небрежнее, зашагал вдоль пирса.
– Лучше разобраться с этим поскорее, а? – осведомился он по-английски, а не на эрендра.
Ахира повернулся к вору.
– Хаким?
Хаким повел плечами – почти незаметно в свободной рубашке.
– Не думаю, чтобы меня узнали, если только… погоди. Вон тот, с длинным луком – Марик, он меня признает, если увидит. Возможно.
– Ну так отвернись.
Ганнес нахмурился.
– Эй, вы по-каковски говорите?
Барак с легкой улыбкой шагнул к ним.
– А это не твое дело, – заметил он и перешел на английский. – Лучше сговоритесь на чем другом, парни, а то у нее не останется в запасе ничего, кроме Исцеления мелких ран. Если придется драться…
– А меня кто-нибудь спросил, хочу ли я лечить его? – вмешалась Дория. – И хочу ли доказывать, что вылечила?
Аристобулус украдкой глянул через плечо. Солдаты по-прежнему двигались туда, где у оконечности пирса была пришвартована «Гордость Ганнеса». Но, если только тот, кто знает Хакима, не узнал его на расстоянии, у них есть еще пара-тройка минут – солдаты пробирались по запруженному людьми причалу и были в нескольких сотнях ярдов.
Барак пожал плечами.
– Не вижу, в чем загвоздка. Ты же всегда охотно занималась этим практически с кем…
Шмяк! Ладонь Дории впечаталась в щеку Барака. Он даже отшатнулся – не от того, что удар был силен, а от изумления.
Аристобулус вздохнул. Похоже, ему все же придется расстаться с одним-двумя заклинаниями. А то этот тупица думает одними мускулами…
– Ну так? – Ахира повернулся к Ганнесу и перешел на эрендра. – Мы пытались договориться с тобой, капитан, но ты не желаешь говорить по-деловому. – Он опять заговорил по-английски. – Я кто угодно, только не сводник. Хаким, опусти голову и отвернись; остальные: берем мешки и спокойно идем по пирсу. Вы не поняли – я сказал: спокойно. – Гном уже возился с завязками, что удерживали топор у него на груди. – Возможно, нам и удастся вывернуться из всего этого без…
Дория взглянула на подходящих солдат и подняла руку.
– Подождите. Я… Я принимаю твое условие, Аваир Ганнес, – сказала она на эрендра. – Бесплатный проезд для всех в обмен… в обмен…
– По рукам. – Ганнес мягко улыбнулся, потом обратился к остальным. – Ваши каюты – на носу, под палубой. Небогато, конечно, но чисто. А кок у меня из лучших – я приобрел его в Пандатавэе. – Ганнес перемахнул перила, легко приземлившись на палубе. – Ну а тебя, госпожа, я с радостью приму у себя – как только мы покинем гавань. – Он провел толстыми пальцами по заросшим щекам. – И даже побреюсь. Клянусь. – Он хмыкнул. – Может, тебе и понравится.
Она так сжала поручень, что побелели костяшки.
– Это сделка, Ганнес. И я согласилась только по причинам…
– Которые никого не касаются, – оборвал ее Ахира. – Капитан, ты собирался показать нам каюты?
– Вот он! – раздалось с причала. Солдаты пустились рысью. Аристобулус втянул в грудь побольше воздуха.
– Я приторможу их? – полувопросительно предложил он.
Ахира кивнул, освобождая топор.
– Остальные – на борт. Капитан, ты попадешь в ту же переделку, что и мы, если не отвалишь как можно быстрее. – Гном лениво развязал кожаный ремешок, на котором висел его арбалет, и подал и арбалет, и колчан Хакиму. – Действуй.
Долгий миг Ганнес стоял не шевелясь, потом пожал плечами.
– Похоже, у меня нет выбора. Все по местам! Отходим!
Аристобулус повернулся, воздев руки.
Пусть заструится сила… это будет заклинание огня; ничто иное не остановит атакующих солдат.
Итак, я угощу вас огнем. Он освободил заклинание от оков. Грудь его стеснилась, напряглась – будто он набрал в легкие слишком много воздуха. Заиграла светом алая дымка, жаркий покров накрыл мага, кожу жгло, зрение затмилось.
Напряжение все росло; заклинание и до того постоянно пульсировало в его мозгу, но пульсировало мягко. Теперь оно ревело, требуя выхода, болезненно разрасталось – пока магу не стало казаться, что череп его вот-вот разнесет на куски.
Аристобулус выпустил заклятие – оно вырвалось с диким ревом, оглушило мага, он сам не слышал слов, что лились у него изо рта.
Солдаты были в каких-то ста футах, когда на полпути, меж двух бегущих впереди воинов, пирс взорвался огнем. А за миг до того дерево раскалилось добела.
Стена пламени росла, языки с ревом и треском взвивались на добрых две сотни футов вверх.
Аристобулус опустил руки. Дело сделано.
– Ах ты… – Ахира схватил его за ворот мантии и швырнул через борт. Маг ударился плечом и скользил по палубе, пока не врезался в мачту.
Боль пронзила его. Он поднялся на ноги.
И только тут понял. Он швырнул заклятие слишком далеко, те солдаты, что бежали первыми, успели проскочить огненную стену прежде, чем она отсекла путь остальным.
Ахира ждал их, небрежно поигрывая топором.
– Отваливаем, нелегкая вам в поджилки! – рычал на своих матросов Ганнес, и сам первым помчался на нос – обрубить канат. – Поднять паруса! Румпель держать!
Первый солдат глянул на корабль – капитан как раз отталкивал его от пирса – и повернулся к гному: силуэт на фоне огня.
Аристобулус знал, что Ахира силен, но лишь сейчас понял, насколько. Гном нырнул под солдатский меч, приставил топорище к груди противника – и толкнул.
Солдат отлетел назад, закувыркался – и прямиком врезался в огонь. Он вскочил на ноги, вереща и пылая, бросился к краю пирса и рухнул в воду.
Ахира повернулся ко второму врагу.
Коротко свистнув, в пирс у ноги гнома вонзился арбалетный болт. Аристобулус обернулся – Хаким, ругаясь сквозь зубы, натянул тетиву и тянулся за вторым болтом.
Ахира мягко двинулся к оставшемуся солдату: сделал топором ложный выпад, принял удар меча на топорище и ударил сам – всего один раз.
Но этого раза хватило. Солдат рухнул на пирс, затянутое в кольчугу тело, разрубленное пополам, отлетело на несколько футов.
Подняв над головой окровавленный топор, Ахира швырнул его Аристобулусу, и лезвие вошло в палубу совсем рядом с магом, в каком-то футе от обутых в сандалии ног. Гном разбежался – и перемахнул через полоску воды, что отделяла борт корабля от берега.
– Неплохо. – Он улыбнулся. – Капитан, давайте-ка убираться отсюда.
Ганнес выругался и побежал к румпелю.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ПАНДАТАВЭЙ
Глава седьмая
В МОРЕ
По всей земле закипает работа,
Стада выгоняют на пастбища.
Деревья и травы растут.
Птицы вылетают из гнезд…
Суда устремляются к северу,
И к югу устремляются тож,
Когда ты восходишь –
Дороги лежат, всем открыты,
Рыба в реке пляшет для тебя.
Лучи твои пронзают сердце моря.
«Великий гимн Атону», строфа третья.
Барак стоял один на носу, опершись на борт. Звездный свет мерцал на гладкой черной воде; изредка лица воина касались прохладные брызги.
Он отвязал от перил небольшой мех с водой, набрал немного в рот и прополоскал. Помогло, но не очень: во рту как был, так и остался мерзкий привкус. По крайней мере, благодарение любым богам, ему полегчало. Первые два дня на борту «Гордости Ганнеса» были нескончаемой борьбой с морской болезнью – ну почему, во имя всех святых, только он один из всех страдал ею?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Аристобулус, вспотевший в своих одеждах, наклонился и поставил рюкзак на прокаленное дерево пирса. Нет никакой нужды держать мешок на спине, пока Ахира и Хаким торгуются с Аваиром Ганнесом, капитаном «Гордости Ганнеса». Торг, судя по всему, затянется, а у мага от тяжести рюкзака уже спину сводит.
Он потер кулаком лопатку и прикрыл глаза, постаравшись отрешиться от монотонного спора торгашей насчет оплаты перевоза, воплей чаек над головой и мерзостной вони тухлой рыбы.
Закрыв глаза, он видел облекающую его могучую багряную ауру, что согревала его, – и ему это, несмотря на полуденный зной, было приятно. Он поднял ладони к лицу, пошевелил пальцами, радуясь алым контурам незримой руки.
Это была, конечно же, магия. И означала она, что все в порядке. А еще она означала могущество – то, чего Лу Рикетти всегда желал, но чего никогда не имел.
Сбоку мерцал еще один источник силы, но куда более слабый. Андреа. Девочке до него – как до Луны. Потому ли это, что ее персонаж создавался позже – и просто не достиг еще нужного уровня? Или потому, что она никогда не жаждала этого так страстно, как он?
Маг пожал плечами. Не все ли равно? Главное – что Дейтон его спас. Жизнь обрекла Лу Рикетти на судьбу незаметного маленького человека; в лучшем случае – второстепенного строителя в век, когда ничего выдающегося уже не построить. Нет более нужды в грандиозных мостах, что соединяли бы берега могучих рек – да и рек-то таких почти не осталось; будущее строительства в Америке – в компьютерах, скучной возне со всякими схемами и диаграммами; не созидание, не сотворение чудес.
А если нельзя творить чудеса из камня и стали, все, что остается – мечтать о настоящих чудесах. Все, что оставалось ему…
Он мысленно перебрал оставшиеся заклинания, удостоверился, что все они точны и любое может быть использовано, как только понадобится. Не то чтобы в этом была необходимость; неточное заклинание не пульсировало бы у него в мозгу, не билось бы там, днем и ночью требуя выхода – у него словно постоянно щекотало в носу, притом что чихать было нельзя. Но он мог пережить это – запросто, в обмен на могущество.
Он смог пережить даже смерть лучшего друга. Единственного друга. Возможно, он должен был скорбеть по Джейсону; возможно, Лу Рикетти ушел бы в воспоминания о дружбе с Джейсоном, черпая оттуда радость и боль, сожалея, что Джейсона нет.
Но он не мог скорбеть. Не мог – ибо сила окутывала и согревала его. Смерть лишенного ее человека была не важна. Куда более важной была утрата книг – вот о них он воистину скорбел. Возможно, это не делает мне чести. Если и так – быть посему. Он…
– Ты не уснул? – Андреа легонько тряхнула его. Он раздраженно открыл глаза – и солнце тут же поглотило теплый поток его силы.
– Нет.
– Ахира велел следить – не появятся ли представители власти. Солдаты, которых послали за Хакимом, ведь не вернулись, так что местные могут его разыскивать. Если они что заподозрят – не поздоровится нам всем.
– Так уж и быть.
Хоть Аристобулус и не понимал, почему именно он должен быть наблюдателем, но, может, на корабле происходит что-нибудь интересное? Не спуская глаз с заполонившей порт толпы, он поближе придвинулся к Хакиму, ведущему торг с капитаном. Аваир Ганнес барабанил пальцами ног по дереву, загрубелые мозоли брякали, как кости.
– Ладно, думайте сами. Мне без разницы. Я получу пять, а может, и шесть золотых, если возьму не вас, а доброго ландесского винца. – Слова волнами перекатывались у него во рту. Тяжелые плечи обтягивала пропитанная потом и подпоясанная веревкой моряцкая туника. Она доходила до середины бедер; ниже взгляду открывались колонноподобные ноги.
Хаким улыбнулся, изогнув бровь.
– От нас тоже может быть выгода.
Ганнес кивнул.
– Что да, то да. – Он вздохнул. – Есть у меня болячка, есть – как у большинства мужиков в мои годы. В Пандатавэе ее, конечно, вылечат, да сдерут целое состояние. Возможно, больше, чем будет мне стоить ваш переезд, учитывая все обстоятельства. Но – только возможно.
Болячка? А выглядит совершенно здоровым…
– Я не это имел в виду. – Хаким показал на матросов: те сновали по палубе, проверяли канаты, крепили груз и время от время бросали исподтишка взгляды на Андреа и Дорию. – Я тут посмотрел, как они проверяют луки и стрелы. На борту всего несколько безоружных. Вы боитесь пиратов, так?
– Не боимся. Обычная предосторожность. Я хожу по Киррику вот уже сорок лет – почитай, с самого детства. А с пиратами сталкивался всего раз семь-восемь. – Он усмехнулся – хоть и не все зубы в этой улыбке были целы, ничего хорошего она не сулила. – И в те разы я смог постоять за себя. – Он мотнул головой, и его похожая на длинный свиной хвостик косица змеей хлестнула его по спине. – Так что мне не нужны ни маги, ни воины. Но… – он протянул руку к Дории, нахмурясь, когда Хаким встал между ними, – мне нужен целитель. – Лицо его ничего не выражало. – Однако это подождет, пока мы не придем в Пандатавэй. У меня не будет нужды… до тех пор мне не будет от этого никакого проку. Со своими матросами я не сплю. – Он улыбнулся Дории.
Ну вот, с его «болячкой» все ясно – импотенция. И, похоже, помощь Дории нужна ему куда больше, чем он хочет показать – иначе он просто включил бы плату за лечение в цену проезда.
Аристобулус покивал сам себе. Да, несомненно, – в этом есть смысл. Но лучше пошептаться на эту тему с Ахирой или Хакимом, а не начинать обсуждать это с Ганнесом. Так уж устроены люди, что не умеют холодно мыслить: капитан может отказаться везти их просто из упрямства.
Маг подошел еще ближе и окликнул гнома.
– Что тебе? – рявкнул Ахира. – Мы тут разговариваем, не видишь? И по-моему, тебе было велено… – Он осекся, расширенными глазами глядя куда-то за спину Аристобулусу.
Маг обернулся. Отряд из десятка – нет, дюжины солдат, – раздвигая толпу, двигался к пирсу; то и дело солдаты останавливались и расспрашивали людей. Аристобулус, стараясь волочить рюкзак как можно небрежнее, зашагал вдоль пирса.
– Лучше разобраться с этим поскорее, а? – осведомился он по-английски, а не на эрендра.
Ахира повернулся к вору.
– Хаким?
Хаким повел плечами – почти незаметно в свободной рубашке.
– Не думаю, чтобы меня узнали, если только… погоди. Вон тот, с длинным луком – Марик, он меня признает, если увидит. Возможно.
– Ну так отвернись.
Ганнес нахмурился.
– Эй, вы по-каковски говорите?
Барак с легкой улыбкой шагнул к ним.
– А это не твое дело, – заметил он и перешел на английский. – Лучше сговоритесь на чем другом, парни, а то у нее не останется в запасе ничего, кроме Исцеления мелких ран. Если придется драться…
– А меня кто-нибудь спросил, хочу ли я лечить его? – вмешалась Дория. – И хочу ли доказывать, что вылечила?
Аристобулус украдкой глянул через плечо. Солдаты по-прежнему двигались туда, где у оконечности пирса была пришвартована «Гордость Ганнеса». Но, если только тот, кто знает Хакима, не узнал его на расстоянии, у них есть еще пара-тройка минут – солдаты пробирались по запруженному людьми причалу и были в нескольких сотнях ярдов.
Барак пожал плечами.
– Не вижу, в чем загвоздка. Ты же всегда охотно занималась этим практически с кем…
Шмяк! Ладонь Дории впечаталась в щеку Барака. Он даже отшатнулся – не от того, что удар был силен, а от изумления.
Аристобулус вздохнул. Похоже, ему все же придется расстаться с одним-двумя заклинаниями. А то этот тупица думает одними мускулами…
– Ну так? – Ахира повернулся к Ганнесу и перешел на эрендра. – Мы пытались договориться с тобой, капитан, но ты не желаешь говорить по-деловому. – Он опять заговорил по-английски. – Я кто угодно, только не сводник. Хаким, опусти голову и отвернись; остальные: берем мешки и спокойно идем по пирсу. Вы не поняли – я сказал: спокойно. – Гном уже возился с завязками, что удерживали топор у него на груди. – Возможно, нам и удастся вывернуться из всего этого без…
Дория взглянула на подходящих солдат и подняла руку.
– Подождите. Я… Я принимаю твое условие, Аваир Ганнес, – сказала она на эрендра. – Бесплатный проезд для всех в обмен… в обмен…
– По рукам. – Ганнес мягко улыбнулся, потом обратился к остальным. – Ваши каюты – на носу, под палубой. Небогато, конечно, но чисто. А кок у меня из лучших – я приобрел его в Пандатавэе. – Ганнес перемахнул перила, легко приземлившись на палубе. – Ну а тебя, госпожа, я с радостью приму у себя – как только мы покинем гавань. – Он провел толстыми пальцами по заросшим щекам. – И даже побреюсь. Клянусь. – Он хмыкнул. – Может, тебе и понравится.
Она так сжала поручень, что побелели костяшки.
– Это сделка, Ганнес. И я согласилась только по причинам…
– Которые никого не касаются, – оборвал ее Ахира. – Капитан, ты собирался показать нам каюты?
– Вот он! – раздалось с причала. Солдаты пустились рысью. Аристобулус втянул в грудь побольше воздуха.
– Я приторможу их? – полувопросительно предложил он.
Ахира кивнул, освобождая топор.
– Остальные – на борт. Капитан, ты попадешь в ту же переделку, что и мы, если не отвалишь как можно быстрее. – Гном лениво развязал кожаный ремешок, на котором висел его арбалет, и подал и арбалет, и колчан Хакиму. – Действуй.
Долгий миг Ганнес стоял не шевелясь, потом пожал плечами.
– Похоже, у меня нет выбора. Все по местам! Отходим!
Аристобулус повернулся, воздев руки.
Пусть заструится сила… это будет заклинание огня; ничто иное не остановит атакующих солдат.
Итак, я угощу вас огнем. Он освободил заклинание от оков. Грудь его стеснилась, напряглась – будто он набрал в легкие слишком много воздуха. Заиграла светом алая дымка, жаркий покров накрыл мага, кожу жгло, зрение затмилось.
Напряжение все росло; заклинание и до того постоянно пульсировало в его мозгу, но пульсировало мягко. Теперь оно ревело, требуя выхода, болезненно разрасталось – пока магу не стало казаться, что череп его вот-вот разнесет на куски.
Аристобулус выпустил заклятие – оно вырвалось с диким ревом, оглушило мага, он сам не слышал слов, что лились у него изо рта.
Солдаты были в каких-то ста футах, когда на полпути, меж двух бегущих впереди воинов, пирс взорвался огнем. А за миг до того дерево раскалилось добела.
Стена пламени росла, языки с ревом и треском взвивались на добрых две сотни футов вверх.
Аристобулус опустил руки. Дело сделано.
– Ах ты… – Ахира схватил его за ворот мантии и швырнул через борт. Маг ударился плечом и скользил по палубе, пока не врезался в мачту.
Боль пронзила его. Он поднялся на ноги.
И только тут понял. Он швырнул заклятие слишком далеко, те солдаты, что бежали первыми, успели проскочить огненную стену прежде, чем она отсекла путь остальным.
Ахира ждал их, небрежно поигрывая топором.
– Отваливаем, нелегкая вам в поджилки! – рычал на своих матросов Ганнес, и сам первым помчался на нос – обрубить канат. – Поднять паруса! Румпель держать!
Первый солдат глянул на корабль – капитан как раз отталкивал его от пирса – и повернулся к гному: силуэт на фоне огня.
Аристобулус знал, что Ахира силен, но лишь сейчас понял, насколько. Гном нырнул под солдатский меч, приставил топорище к груди противника – и толкнул.
Солдат отлетел назад, закувыркался – и прямиком врезался в огонь. Он вскочил на ноги, вереща и пылая, бросился к краю пирса и рухнул в воду.
Ахира повернулся ко второму врагу.
Коротко свистнув, в пирс у ноги гнома вонзился арбалетный болт. Аристобулус обернулся – Хаким, ругаясь сквозь зубы, натянул тетиву и тянулся за вторым болтом.
Ахира мягко двинулся к оставшемуся солдату: сделал топором ложный выпад, принял удар меча на топорище и ударил сам – всего один раз.
Но этого раза хватило. Солдат рухнул на пирс, затянутое в кольчугу тело, разрубленное пополам, отлетело на несколько футов.
Подняв над головой окровавленный топор, Ахира швырнул его Аристобулусу, и лезвие вошло в палубу совсем рядом с магом, в каком-то футе от обутых в сандалии ног. Гном разбежался – и перемахнул через полоску воды, что отделяла борт корабля от берега.
– Неплохо. – Он улыбнулся. – Капитан, давайте-ка убираться отсюда.
Ганнес выругался и побежал к румпелю.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ПАНДАТАВЭЙ
Глава седьмая
В МОРЕ
По всей земле закипает работа,
Стада выгоняют на пастбища.
Деревья и травы растут.
Птицы вылетают из гнезд…
Суда устремляются к северу,
И к югу устремляются тож,
Когда ты восходишь –
Дороги лежат, всем открыты,
Рыба в реке пляшет для тебя.
Лучи твои пронзают сердце моря.
«Великий гимн Атону», строфа третья.
Барак стоял один на носу, опершись на борт. Звездный свет мерцал на гладкой черной воде; изредка лица воина касались прохладные брызги.
Он отвязал от перил небольшой мех с водой, набрал немного в рот и прополоскал. Помогло, но не очень: во рту как был, так и остался мерзкий привкус. По крайней мере, благодарение любым богам, ему полегчало. Первые два дня на борту «Гордости Ганнеса» были нескончаемой борьбой с морской болезнью – ну почему, во имя всех святых, только он один из всех страдал ею?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32