Хоть Сахд и любил охоту на рабов, но если он застанет непорядок на посту, то накажет провинившегося не менее строго. За последнее время было совершено слишком много побегов, поэтому старший надсмотрщик пребывал в скверном настроении.
Лёгкое движение на территории лагеря заставило охранника покоситься. Он подумал, что это, возможно, соседний страж, но всё-таки стоит пойти и убедиться. Именно в этот момент чья-то рука сзади захлестнула его горло, и людоед почувствовал, как земля уходит из-под его ног. Другая пара сильных рук вырвала из рук охранника дубину и факел, и тут он увидел, что это ненавистный Урсув Суурт, который, видимо, как-то освободился от цепей… Третья пара рук ещё более надёжно перехватила его за горло, и людоед понял, что ему уже никогда не вздохнуть…
— Тащите его сюда, — прошептал Фарос Грому. — Валун! Держи этот факел высоко, но подальше от своей башки!
На расстоянии любой из минотавров мог сойти за часового-людоеда, но осветить лицо и рога значило немедленно выдать себя. Гром проверил стражника.
— Сдох, — констатировал он.
— Хорошо, тогда поторопимся…
Они оттащили тело за кучу камней, а затем вновь вернулись в лагерь, пригибаясь и осторожно перебегая от стены к стене. Важно было не напороться на нового стража, но, прокрадываясь мимо загона с мередрейками, беглецы услышали, как одна тварь проснулась и угрожающе зашипела. Минотавры замерли, пережидая, пока зверь успокоится и снова заснёт. Гигантские рептилии были непревзойдёнными ищейками днём, но холодный воздух ночи делал их вялыми и ленивыми.
Фарос подозвал Грома, и они приблизились к хижинам, в которых громко храпели стражи. Минотавры удвоили осторожность, ибо пробуждение любого людоеда означало для них немедленную смерть. Продвинувшись дальше, Фарос жестом указал на темнеющий силуэт, возле которого стояли на страже два людоеда с факелами. Они лениво смотрели в темноту, уверенные, что не найдётся безумца, который бы решился что-либо украсть у Сахда.
Именно на это Фарос и рассчитывал. Внезапно крадущиеся рабы услышали странный стон, раздающийся откуда-то из темноты.
— Стой… — начал Фарос, но Гром, не слушая его, исчез в том направлении. Постояв мгновение в одиночестве, юноша последовал за ним. Стон шёл не из рабских бараков, а из самого центра лагеря. Минотавр ощутил, как мех на его загривке поднимается дыбом, а мускулы рук и ног напряглись так, что едва не лопнули — ему очень не хотелось вновь идти к этому месту.
В полутьме проступили контуры ужасного устройства, похожего на цветок с пятью лепестками. «Лепестки» отходили от высокого стебля — один вертикально, остальные — под разными углами. За «цветком» слабо виднелись силуэты ещё двух подобных устройств. Сверху раздавался тихий стон. На «цветках» висели распятые рабы, притянутые к «лепесткам» за разведённые в стороны руки и ноги, так что их тела в напряжении выгибались. Сахд мог направлять «лепестки» по своему усмотрению с помощью систем гирь и противовесов. В основном провинившемуся приходилось держать весь вес своего тела на пальцах рук или ног. Минотавры, перестав мучиться от жары, теперь дрожали от холода.
…Ко второму дню наказания Фарос уже мог ощутить каждую каплю крови, которые очень медленно перемещалась по венам, но он не мог даже пошевелиться — ведь если ослабить мускулы, то запросто можно сломать позвоночник…
Фаросу довелось три дня провести в таком «цветке» только за то, что, выбравшись из тьмы шахты и ничего не видя в ярком свете, он случайно толкнул одного из надсмотрщиков.
— Я помню… — прошептал Гром. — Вон того повесили за три дня до нашего побега, бедняга недостаточно низко поклонился проходящему Сахду… Не думал, что он протянет так долго…
— У нас нет времени осматривать тут каждый уголок! Пошли!
— Саргоннас всегда учил вместе выступать против тех, кто угнетал нас! — Упрямый Гром начал пробираться ближе к тросам и, к ярости Фароса, попытался привести в ход устройство, натягивающее блоки. Блоки поскрипывали, в ночной тишине этот звук казался оглушительным. Фарос предупреждающе положил руку на плечо Грома, но тот сбросил её, продолжая ослаблять натяжение «лепестков». Стоны прекратились, но минотавр упорно крутил ручку, опуская тело к земле. Внезапно шкивы громко заскрипели.
— Брось немедленно! — выдохнул сквозь сжатые зубы Фарос.
Гром, не отвечая, работал все быстрее, пока не опустил всех троих, Фаросу ничего не оставалось, как, выругавшись вполголоса, прийти тому на помощь. Они вытаскивали из ужасного механизма неподвижные тела, когда один из рабов дёрнулся.
— Он всё ещё дышит, Фарос!
— И если мы собираемся заниматься тем же, надо скорее делать дело и убираться отсюда, пока не проснулись людоеды!
— Я не пойду без него.
Фарос стиснул зубы:
— Отлично. Тогда он полностью в твоих руках!
Они потащили тело к краю лагеря, когда раб вновь громко застонал. Фарос прошептал проклятие, поскольку услышал невдалеке обеспокоенное рычание двух людоедов. Они дёрнулись к загонам, спеша укрыться за стеной… и напоролись на других стражников, идущих с обходом.
Один из людоедов замахнулся дубиной, и Фарос спешно отбросил тело раненого, поднимая своё оружие. Они закружились на песке возле загона, не решаясь нанести первый удар. Второй стражник успел ударить замешкавшегося Грома в плечо, отчего тот глухо застонал. Фарос молнией кинулся к противнику и вывернул ему руку с оружием, пробуя вырвать дубину, но людоед оказался крепким орешком. Он клацнул острыми клыками у горла Фароса, промахнулся, но от крепкого запаха из его рта у юноши навернулись слёзы. Внезапно сквозь щели в стене загона высунулось множество рук, которые начали хватать людоеда за одежду, горло, руки, прижимая того к стене. Фарос воспользовался возможностью и сорвал с пояса стража длинный нож. Тот зарычал, неуклюже пробуя взмахнуть дубиной, но Фарос уже вонзил ему металл между рёбер. Жажда крови накрыла минотавра с головой; он навалился на врага всем телом, лихорадочно расширяя рану, чтобы она точно оказалась смертельной.
Стражник захрипел и сполз в лужу собственной крови к ногам Фароса, внутри загона гомонили возбуждённые рабы. Юноша оглянулся и, увидев, что у Грома дело плохо, кинулся на выручку.
Тот безрезультатно пытался увернуться от сыплющегося на него града ударов. Переведя дух, второй стражник громко взревел, сообщая спящему лагерю об опасности. Он обернулся назад слишком поздно, чтобы блокировать удар Фароса. В минотавре осталось не так много веса, и сбить людоеда с ног у него не получилось, но тут Гром из последних сил прыгнул тому на плечи. Они повалились на землю, и Фарос не раздумывая точным ударом вскрыл стражнику горло, наслаждаясь конвульсиями врага.
Гром немедленно кинулся к брошенному минотавру и через мгновение разочарованно поднялся:
— Умер… Слишком много выпало на его долю за последние дни…
…В те три дня и он был уверен, что непременно погибнет. Когда его спустили вниз и, с разрешения Сахда, дали воды, Фарос был жестоко разочарован, что все ещё находится на этом свете. По крайней мере, если бы он был мёртв, ему уже не надо было бы бояться новых издевательств надсмотрщика…
— Ты должен был понять это сразу, — бросил Фарос. — Теперь у нас почти не осталось времени…
Гром низко нагнул голову и зашептал что-то похожее на молитву. В это же самое время с других сторон раздались крики стражников, эхом отражаясь в скалах. В западной части лагеря загорелись первые факелы.
— Через несколько мгновений здесь будет очень много народу, — предупредил Фарос Грома. — Я ухожу, а ты, если хочешь…
— Что насчёт них? — внезапно спросил Гром, показывая глазами на двери загона с рабами. Внутри шептались, переговаривались, и в каждом голосе была безумная надежда.
— Оставь их, глупец!
Из-за благочестивого минотавра их набег превратился в фарс, и если они не уйдут сейчас, то рискуют всем.
— Но… — Гром остановился на полуслове, потому что Фарос схватил дубину и кинулся бежать.
Бросив последний взгляд на дверные цепи. Гром поспешил за ним. Они прижались к доскам загона и пропустили трёх людоедов, пронёсшихся мимо них. Фарос между тем лихорадочно прикидывал, где они находятся.
— Туда! Нам надо туда!
Третий минотавр возник рядом с ними.
— Хорошо, что ты нас нашёл, Валун!
— Что случилось?
— Не бери в голову! — отмахнулся Фарос. — Дайте мне факел и бегите! Давайте! Оба! Бегите изо всех сил!
Оба бывших раба недоуменно замерли, а затем припустили во всю мочь по направлению к горам, а Фарос повернулся и направился в глубь лагеря. В мерцающем свете факела мимо протопали два людоеда, но не стали приглядываться, приняв минотавра за своего. Фарос подошёл к ближайшим хижинам и рассмеялся — здесь жили надсмотрщики. Прицелившись, он метнул факел, который, попав в самый центр крыши, немедленно запалил сухую древесину.
Понаблюдав за пожаром и убедившись, что огонь не потухнет, Фарос кинулся вслед за своими попутчиками. Он с огромной скоростью прыгал с камня на камень, а позади уже раздавались тревожные крики изнутри горящих построек. Поднявшись на вершину ближайшего холма, минотавр в условленном месте присоединился к Грому и Валуну.
— Зачем ты поджёг их? — спокойно спросил Гром.
— Это отвлечёт внимание людоедов на первое время.
— Смотрите, пламя перекинулось на другие хижины! — воскликнул Валун.
Внизу, в лагере, ярко полыхал огонь, маленькие волосатые фигуры метались в его свете, стараясь подтащить воду.
— Саргас защитит нас, — пробормотал Гром.
— Сами справимся, — хмыкнул Фарос, отвернувшись от лагеря. — И когда мы пойдём туда снова, мы пойдём только за продовольствием! Все понятно?! Если вы решили исполнять мои приказы, так исполняйте!
Валун быстро кивнул, Гром неотрывно смотрел вниз. Фарос сделал знак следовать за ним, и они двинулись, несмотря ни на что, не слишком разочарованные вылазкой. Да, придётся спать голодными, но они убили нескольких людоедов и устроили неплохой пожар. Месть мала, но это только начало, ведь может выпасть шанс поквитаться и с Сахдом…
5
Тёмные узоры
Волны беспокойства прокатывались среди духов. Нефера ощущала волнение призраков, пока готовилась к церемонии; их активность явно пошла вниз со времени последней бури, чему она не могла найти объяснения. Скорее всего, они были более чувствительны к тем могучим силам, что бушевали в небе и, дай им шанс, никогда бы не ответили на её зов.
Верховная жрица радовалась шторму. Всякий раз, когда небеса окутывались тяжёлыми серо-зелёными облаками и вспышки молний оплетали их, подобно драгоценной оправе, она получала ни с чем не сравнимый заряд энергии, но сделать это могла только через призраков. Мёртвые лица, кружащие вокруг жрицы, были искажены и бледны сильнее обычного, многих из них она сразу выбирала для ритуала, других пропускала мимо. Призраки не ощущают боли, если не считать страданий души, а этот аспект абсолютно не волновал леди Неферу.
Мёртвые — основа религии Предшественников и её конгрегации.
Сегодня избранная группа верующих была допущена в комнату медитаций, чтобы стать свидетелями и Участниками нового ритуала. Двадцать пять минотавров в серых мантиях полагали, что попали сюда из-за своей истовой веры, что лишь отчасти соответствовало действительности — выбор Неферы строился на другом. У этих минотавров, казалось, не было ничего общего: старые, молодые, красивые и уродливые, богатые и бедные, мужчины и женщины…
Молящиеся, паства (прим. пер.).
Двадцать пять избранных опустились на колени по пяти сторонам фигуры, начерченной на полу, в центре которой высился постамент. На него поднялась Нефера. В полумраке над ними колыхались символы Предшественников, призрачные птицы срывались ввысь с преломлённой секиры, олицетворяя вечный дух минотавров, обретающий после смерти новое прибежище. Слабый свет факелов со стен освещал верховную жрицу, собирающуюся начать ритуал, истинного смысла которого не понимал ни один из присутствующих.
Две жрицы в белых мантиях проскользнули к повелительнице и помогли ей снять роскошный чёрно-серебристый плащ. Его глубокий капюшон полностью скрывал лицо Неферы, и во время церемонии её могли легко спутать с призраком, а жрица совсем не хотела испугать верных последователей собственным видом.
Леди Нефера кивнула прислужникам в знак того, что время пришло. Они немедленно приблизились и, склонившись, протянули ей символы веры. Как только они вышли за пределы начерченной фигуры, пришло время призвать духов, в которых Нефера нуждалась для осуществления сегодняшнего плана.
Из теней проявился призрак моряка, закутанного с головой в гниющий плащ, в прорехах которого мелькали разложившаяся плоть и обрывки килта. Его видела только Нефера, каждый раз поражаясь, насколько жестокой была смерть Такира в тёмной глубине веков. Пахнуло морской гнилью, остатки сожжённого мяса и кожи на лице мертвеца кривились в усмешке, кости пальцев были перекручены в один огромный коготь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Лёгкое движение на территории лагеря заставило охранника покоситься. Он подумал, что это, возможно, соседний страж, но всё-таки стоит пойти и убедиться. Именно в этот момент чья-то рука сзади захлестнула его горло, и людоед почувствовал, как земля уходит из-под его ног. Другая пара сильных рук вырвала из рук охранника дубину и факел, и тут он увидел, что это ненавистный Урсув Суурт, который, видимо, как-то освободился от цепей… Третья пара рук ещё более надёжно перехватила его за горло, и людоед понял, что ему уже никогда не вздохнуть…
— Тащите его сюда, — прошептал Фарос Грому. — Валун! Держи этот факел высоко, но подальше от своей башки!
На расстоянии любой из минотавров мог сойти за часового-людоеда, но осветить лицо и рога значило немедленно выдать себя. Гром проверил стражника.
— Сдох, — констатировал он.
— Хорошо, тогда поторопимся…
Они оттащили тело за кучу камней, а затем вновь вернулись в лагерь, пригибаясь и осторожно перебегая от стены к стене. Важно было не напороться на нового стража, но, прокрадываясь мимо загона с мередрейками, беглецы услышали, как одна тварь проснулась и угрожающе зашипела. Минотавры замерли, пережидая, пока зверь успокоится и снова заснёт. Гигантские рептилии были непревзойдёнными ищейками днём, но холодный воздух ночи делал их вялыми и ленивыми.
Фарос подозвал Грома, и они приблизились к хижинам, в которых громко храпели стражи. Минотавры удвоили осторожность, ибо пробуждение любого людоеда означало для них немедленную смерть. Продвинувшись дальше, Фарос жестом указал на темнеющий силуэт, возле которого стояли на страже два людоеда с факелами. Они лениво смотрели в темноту, уверенные, что не найдётся безумца, который бы решился что-либо украсть у Сахда.
Именно на это Фарос и рассчитывал. Внезапно крадущиеся рабы услышали странный стон, раздающийся откуда-то из темноты.
— Стой… — начал Фарос, но Гром, не слушая его, исчез в том направлении. Постояв мгновение в одиночестве, юноша последовал за ним. Стон шёл не из рабских бараков, а из самого центра лагеря. Минотавр ощутил, как мех на его загривке поднимается дыбом, а мускулы рук и ног напряглись так, что едва не лопнули — ему очень не хотелось вновь идти к этому месту.
В полутьме проступили контуры ужасного устройства, похожего на цветок с пятью лепестками. «Лепестки» отходили от высокого стебля — один вертикально, остальные — под разными углами. За «цветком» слабо виднелись силуэты ещё двух подобных устройств. Сверху раздавался тихий стон. На «цветках» висели распятые рабы, притянутые к «лепесткам» за разведённые в стороны руки и ноги, так что их тела в напряжении выгибались. Сахд мог направлять «лепестки» по своему усмотрению с помощью систем гирь и противовесов. В основном провинившемуся приходилось держать весь вес своего тела на пальцах рук или ног. Минотавры, перестав мучиться от жары, теперь дрожали от холода.
…Ко второму дню наказания Фарос уже мог ощутить каждую каплю крови, которые очень медленно перемещалась по венам, но он не мог даже пошевелиться — ведь если ослабить мускулы, то запросто можно сломать позвоночник…
Фаросу довелось три дня провести в таком «цветке» только за то, что, выбравшись из тьмы шахты и ничего не видя в ярком свете, он случайно толкнул одного из надсмотрщиков.
— Я помню… — прошептал Гром. — Вон того повесили за три дня до нашего побега, бедняга недостаточно низко поклонился проходящему Сахду… Не думал, что он протянет так долго…
— У нас нет времени осматривать тут каждый уголок! Пошли!
— Саргоннас всегда учил вместе выступать против тех, кто угнетал нас! — Упрямый Гром начал пробираться ближе к тросам и, к ярости Фароса, попытался привести в ход устройство, натягивающее блоки. Блоки поскрипывали, в ночной тишине этот звук казался оглушительным. Фарос предупреждающе положил руку на плечо Грома, но тот сбросил её, продолжая ослаблять натяжение «лепестков». Стоны прекратились, но минотавр упорно крутил ручку, опуская тело к земле. Внезапно шкивы громко заскрипели.
— Брось немедленно! — выдохнул сквозь сжатые зубы Фарос.
Гром, не отвечая, работал все быстрее, пока не опустил всех троих, Фаросу ничего не оставалось, как, выругавшись вполголоса, прийти тому на помощь. Они вытаскивали из ужасного механизма неподвижные тела, когда один из рабов дёрнулся.
— Он всё ещё дышит, Фарос!
— И если мы собираемся заниматься тем же, надо скорее делать дело и убираться отсюда, пока не проснулись людоеды!
— Я не пойду без него.
Фарос стиснул зубы:
— Отлично. Тогда он полностью в твоих руках!
Они потащили тело к краю лагеря, когда раб вновь громко застонал. Фарос прошептал проклятие, поскольку услышал невдалеке обеспокоенное рычание двух людоедов. Они дёрнулись к загонам, спеша укрыться за стеной… и напоролись на других стражников, идущих с обходом.
Один из людоедов замахнулся дубиной, и Фарос спешно отбросил тело раненого, поднимая своё оружие. Они закружились на песке возле загона, не решаясь нанести первый удар. Второй стражник успел ударить замешкавшегося Грома в плечо, отчего тот глухо застонал. Фарос молнией кинулся к противнику и вывернул ему руку с оружием, пробуя вырвать дубину, но людоед оказался крепким орешком. Он клацнул острыми клыками у горла Фароса, промахнулся, но от крепкого запаха из его рта у юноши навернулись слёзы. Внезапно сквозь щели в стене загона высунулось множество рук, которые начали хватать людоеда за одежду, горло, руки, прижимая того к стене. Фарос воспользовался возможностью и сорвал с пояса стража длинный нож. Тот зарычал, неуклюже пробуя взмахнуть дубиной, но Фарос уже вонзил ему металл между рёбер. Жажда крови накрыла минотавра с головой; он навалился на врага всем телом, лихорадочно расширяя рану, чтобы она точно оказалась смертельной.
Стражник захрипел и сполз в лужу собственной крови к ногам Фароса, внутри загона гомонили возбуждённые рабы. Юноша оглянулся и, увидев, что у Грома дело плохо, кинулся на выручку.
Тот безрезультатно пытался увернуться от сыплющегося на него града ударов. Переведя дух, второй стражник громко взревел, сообщая спящему лагерю об опасности. Он обернулся назад слишком поздно, чтобы блокировать удар Фароса. В минотавре осталось не так много веса, и сбить людоеда с ног у него не получилось, но тут Гром из последних сил прыгнул тому на плечи. Они повалились на землю, и Фарос не раздумывая точным ударом вскрыл стражнику горло, наслаждаясь конвульсиями врага.
Гром немедленно кинулся к брошенному минотавру и через мгновение разочарованно поднялся:
— Умер… Слишком много выпало на его долю за последние дни…
…В те три дня и он был уверен, что непременно погибнет. Когда его спустили вниз и, с разрешения Сахда, дали воды, Фарос был жестоко разочарован, что все ещё находится на этом свете. По крайней мере, если бы он был мёртв, ему уже не надо было бы бояться новых издевательств надсмотрщика…
— Ты должен был понять это сразу, — бросил Фарос. — Теперь у нас почти не осталось времени…
Гром низко нагнул голову и зашептал что-то похожее на молитву. В это же самое время с других сторон раздались крики стражников, эхом отражаясь в скалах. В западной части лагеря загорелись первые факелы.
— Через несколько мгновений здесь будет очень много народу, — предупредил Фарос Грома. — Я ухожу, а ты, если хочешь…
— Что насчёт них? — внезапно спросил Гром, показывая глазами на двери загона с рабами. Внутри шептались, переговаривались, и в каждом голосе была безумная надежда.
— Оставь их, глупец!
Из-за благочестивого минотавра их набег превратился в фарс, и если они не уйдут сейчас, то рискуют всем.
— Но… — Гром остановился на полуслове, потому что Фарос схватил дубину и кинулся бежать.
Бросив последний взгляд на дверные цепи. Гром поспешил за ним. Они прижались к доскам загона и пропустили трёх людоедов, пронёсшихся мимо них. Фарос между тем лихорадочно прикидывал, где они находятся.
— Туда! Нам надо туда!
Третий минотавр возник рядом с ними.
— Хорошо, что ты нас нашёл, Валун!
— Что случилось?
— Не бери в голову! — отмахнулся Фарос. — Дайте мне факел и бегите! Давайте! Оба! Бегите изо всех сил!
Оба бывших раба недоуменно замерли, а затем припустили во всю мочь по направлению к горам, а Фарос повернулся и направился в глубь лагеря. В мерцающем свете факела мимо протопали два людоеда, но не стали приглядываться, приняв минотавра за своего. Фарос подошёл к ближайшим хижинам и рассмеялся — здесь жили надсмотрщики. Прицелившись, он метнул факел, который, попав в самый центр крыши, немедленно запалил сухую древесину.
Понаблюдав за пожаром и убедившись, что огонь не потухнет, Фарос кинулся вслед за своими попутчиками. Он с огромной скоростью прыгал с камня на камень, а позади уже раздавались тревожные крики изнутри горящих построек. Поднявшись на вершину ближайшего холма, минотавр в условленном месте присоединился к Грому и Валуну.
— Зачем ты поджёг их? — спокойно спросил Гром.
— Это отвлечёт внимание людоедов на первое время.
— Смотрите, пламя перекинулось на другие хижины! — воскликнул Валун.
Внизу, в лагере, ярко полыхал огонь, маленькие волосатые фигуры метались в его свете, стараясь подтащить воду.
— Саргас защитит нас, — пробормотал Гром.
— Сами справимся, — хмыкнул Фарос, отвернувшись от лагеря. — И когда мы пойдём туда снова, мы пойдём только за продовольствием! Все понятно?! Если вы решили исполнять мои приказы, так исполняйте!
Валун быстро кивнул, Гром неотрывно смотрел вниз. Фарос сделал знак следовать за ним, и они двинулись, несмотря ни на что, не слишком разочарованные вылазкой. Да, придётся спать голодными, но они убили нескольких людоедов и устроили неплохой пожар. Месть мала, но это только начало, ведь может выпасть шанс поквитаться и с Сахдом…
5
Тёмные узоры
Волны беспокойства прокатывались среди духов. Нефера ощущала волнение призраков, пока готовилась к церемонии; их активность явно пошла вниз со времени последней бури, чему она не могла найти объяснения. Скорее всего, они были более чувствительны к тем могучим силам, что бушевали в небе и, дай им шанс, никогда бы не ответили на её зов.
Верховная жрица радовалась шторму. Всякий раз, когда небеса окутывались тяжёлыми серо-зелёными облаками и вспышки молний оплетали их, подобно драгоценной оправе, она получала ни с чем не сравнимый заряд энергии, но сделать это могла только через призраков. Мёртвые лица, кружащие вокруг жрицы, были искажены и бледны сильнее обычного, многих из них она сразу выбирала для ритуала, других пропускала мимо. Призраки не ощущают боли, если не считать страданий души, а этот аспект абсолютно не волновал леди Неферу.
Мёртвые — основа религии Предшественников и её конгрегации.
Сегодня избранная группа верующих была допущена в комнату медитаций, чтобы стать свидетелями и Участниками нового ритуала. Двадцать пять минотавров в серых мантиях полагали, что попали сюда из-за своей истовой веры, что лишь отчасти соответствовало действительности — выбор Неферы строился на другом. У этих минотавров, казалось, не было ничего общего: старые, молодые, красивые и уродливые, богатые и бедные, мужчины и женщины…
Молящиеся, паства (прим. пер.).
Двадцать пять избранных опустились на колени по пяти сторонам фигуры, начерченной на полу, в центре которой высился постамент. На него поднялась Нефера. В полумраке над ними колыхались символы Предшественников, призрачные птицы срывались ввысь с преломлённой секиры, олицетворяя вечный дух минотавров, обретающий после смерти новое прибежище. Слабый свет факелов со стен освещал верховную жрицу, собирающуюся начать ритуал, истинного смысла которого не понимал ни один из присутствующих.
Две жрицы в белых мантиях проскользнули к повелительнице и помогли ей снять роскошный чёрно-серебристый плащ. Его глубокий капюшон полностью скрывал лицо Неферы, и во время церемонии её могли легко спутать с призраком, а жрица совсем не хотела испугать верных последователей собственным видом.
Леди Нефера кивнула прислужникам в знак того, что время пришло. Они немедленно приблизились и, склонившись, протянули ей символы веры. Как только они вышли за пределы начерченной фигуры, пришло время призвать духов, в которых Нефера нуждалась для осуществления сегодняшнего плана.
Из теней проявился призрак моряка, закутанного с головой в гниющий плащ, в прорехах которого мелькали разложившаяся плоть и обрывки килта. Его видела только Нефера, каждый раз поражаясь, насколько жестокой была смерть Такира в тёмной глубине веков. Пахнуло морской гнилью, остатки сожжённого мяса и кожи на лице мертвеца кривились в усмешке, кости пальцев были перекручены в один огромный коготь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45