Я не хотела идти к ней. Я пошла только потому, что меня заставили. Да, мой командир выбрал хорошего врача. Если бы мне хотелось принять помощь, она смогла бы ее оказать. Но теперь все было по-другому. Тагер был моим единственным вариантом, и в силу каких-то глупых соображений мне не хотелось доверяться врачу-мужчине. Почему – сама не знаю. Не хотелось, и все тут.
Я вздохнула:
– Возможно, я совершила ошибку, придя сюда. Я зря отнимаю у вас время.
Он внимательно посмотрел на меня:
– Что заставило вас прийти?
Я пожала плечами.
– Собственно, это не назовешь проблемой. – Я помолчала. – В последние дни я совершила несколько поступков… немножко странных поступков.
– В каком смысле странных?
– Сегодня ночью я целилась себе в висок из дезинтегратора на боевом взводе.
– Расскажите мне об этом, – негромко попросил Тагер.
– Я разговаривала с этим певцом из кабака. Я была пьяна. Я приставила дезинтегратор к виску, а предохранитель оказался спущенным. Рука плохо слушалась. – Я замолчала. Не хотелось мне говорить с этим мужиком – ни о сегодняшней ночи, ни о чем другом.
Если не считать того, что на этот раз я пришла по собственной воле, ожидая какой-то помощи. Не знаю какой, но я и не узнаю, пока сама не приложу усилие. Я вздохнула глубоко и попыталась еще:
– Две ночи назад я едва не убила человека, самого обыкновенного штатского, только за то, что он прижал меня к стене. Не знаю, почему. Ну, да, он кажется мне навязчивым. Он мне не нравится, а я – ему. Но это все.
Тагер продолжал внимательно смотреть на меня – возможно, он и в самом деле хочет разобраться. В конце концов, это же его работа. Ему положено так выглядеть.
– Как это случилось? – спросил он.
– Мне не понравилось, как он прикоснулся ко мне. – Мне сделалось не по себе. Все оказалось куда хуже, чем я себе это представляла. – Я среагировала как на нападение. Не знаю, почему.
– Что вы сделали?
– Разбила стакан и чуть не зарезала его.
– Чем вам не понравилось то, как он прикоснулся к вам? – Тагер говорил осторожно, но не так, как люди на контроле, ожидавшие, что я взорвусь при любом неверном движении. Тагер обращался ко мне так, словно питал ко мне глубочайшее уважение, что уже было абсурдно, учитывая, что мы с ним познакомились не больше пяти минут назад. Уважение надо завоевывать, а я не сделала еще ничего, чтобы завоевать его.
– Он дотронулся до лямки моего платья. – Описание инцидента заставило меня ощутить себя дурой. Назвать мои действия неадекватной реакцией было бы, мягко говоря, преуменьшением. – Потом он сунул руку между грудями и прижал к стене.
Тагер не сводил с меня взгляда:
– Он знал, что вы – праймери?
– Нет. Мы только познакомились в туристическом клубе.
– Он угрожал вам?
– Нет.
– Вы уверены?
– Конечно.
– Почему?
Я нахмурилась:
– Что вы хотите этим сказать: почему? Потому, что знаю.
– Как?
Кой черт он спрашивает меня об этом?
– Я эмпат, вот почему. Он сказал что-то насчет необходимости разбить мою «ледяную скорлупу». Но не предпринимал никакого насилия.
– Вы уверены?
– Да, уверена. Вы видите здесь проблему?
– Ваши рефлексы не включились бы без причины.
Вот, значит, как он отрабатывает свою зарплату: изрекая истины, и без того очевидные для его единственного пациента?
– Вы – душеспаситель. Вот вы и скажите мне, в чем здесь проблема.
Тагер вздохнул:
– Вы должны мне немного помочь.
– Это и есть то, что вы вынесли со всех своих степеней? Пусть пациент сам ставит себе диагноз, да?
Он не выказал никакого раздражения, продолжая говорить все тем же спокойным, полным уважения тоном:
– Мне необходимо услышать от вас больше.
Было что-то странное в том, как он смотрел на меня. Где-то я уже встречала такой взгляд. Непонятно почему, я разозлилась:
– Чего услышать?
– Происходило ли с вами в последнее время что-нибудь еще необычное?
Я вспомнила наконец это выражение. Такое появлялось на лице у моей матери, когда тому, о ком она заботилась, было больно. И его сопереживание, похоже, не подделка. Это не напоминало натренированное выражение-маску для пациентов. Я всерьез тревожила его. Но почему? С чего ему питать ко мне сочувствие – ко мне, которую он никогда не встречал раньше, к биосинтетическому чуду с фальшивым человеческим обликом?
– Нет, – ответила я. – Я не делала больше ничего странного. Я – это всего лишь я, и это уже не лишено странности. Наверное, мне лучше идти домой. Я устала, вот и все. Вчера мне пришлось пройти долгий путь.
– С туристами? – улыбнулся он.
С туристами? Он, должно быть, имеет в виду тех любителей морковного сока…
– Нет, я возвращалась пешком из ДВИ. Дошла до Солдатской Рощи. Я там спала.
– Зачем?
Хоть бы он перестал задавать мне эти вопросы.
– Я устала.
Он молча ждал.
– В ДВИ я приехала на метро, – объяснила я. – Но я не люблю, когда на меня глазеют. Поэтому я пошла домой пешком.
– У вас что, нет флайера?
– Почему же. Есть. Но вчера утром я не могла сесть в него.
– Вы часто летаете на флайерах?
– Постоянно.
– С вами случалось что-нибудь во флайерах?
– Конечно, нет.
– Но вчера вы не могли сесть во флайер.
Мне вдруг захотелось схватить его и потрясти хорошенько.
– Ну и что, черт возьми, в этом такого?
– Праймери. – Он помолчал, явно ожидая, что я подскажу, как меня зовут.
Я тоже молчала. Так и не дождавшись подсказки, он продолжал:
– Беседа со мной, возможно, неприятна вам. Но если я хочу помочь вам, мне придется задавать вопросы.
Неожиданно я почувствовала, что с меня хватит. Я вздохнула, повернулась и пошла от него. Когда стол преградил мне дорогу, я остановилась и оперлась руками о край.
Подумав немного, я отвернулась. Я говорила медленно, словно ныряльщик, проверяющий температуру замерзающей воды:
– Человек по имени Крикс Тарк однажды возил меня в своем флайере.
Тагер оставался на месте.
– Похоже на хайтонское имя.
– Он и был хайтоном. – Мои руки начали зябнуть. – Он подобрал меня на улице на колонии Тамс. Я работала там в подполье. Я… я… – Я заставила себя сказать. – Я три недели была его Источником. Каждую ночь, с вечера до утра. Иногда и днем.
Тагер умел скрывать свои эмоции. Очень хорошо умел. Черт, да он мог стоять перед несущимся на него поездом и не моргнуть при этом. Он обращался ко мне все тем же тихим голосом, хотя я ощущала, насколько он шокирован:
– Как вам удалось бежать?
– Я задушила его, когда он трахал меня.
– Простите. – Тагер подошел ко мне.
– За что?
– За то, что вам пришлось пройти через это.
– Это моя работа.
– Это черт-те что, а не работа.
– Послушайте, – сказала я. – Это случилось десять лет назад. Я была в порядке все это время. Нет причин, по которым это должно стать проблемой именно сейчас.
– Этот человек, которого вы чуть не порезали, – не напоминает ли он вам чем-нибудь Тарка?
– Нет. – На самом деле это было не совсем так. У Хилта тоже темные волосы, да и сложением он напоминал Тарка. И ростом. И когда он вошел ко мне ночью, это напомнило мне бесцеремонность, которую я так ненавидела в Тарке – он верил, что имеет право делать все, что ему заблагорассудится, с теми, кого почитает ниже себя. Но это сходство было чисто поверхностным.
Хилт мог раздражать, но даже зная его всего несколько часов, я не сомневалась, что он нормальный, вполне порядочный человек. – Ничего общего.
– А тот певец в кафе? – спросил Тагер. – Он ничем не напоминал Тарка?
Я фыркнула:
– Вот уж вы сказали. Этот человек – полная противоположность аристо. У него карие с золотом глаза и золотой голос. И мне кажется, он и мухи не обидит.
– Вы сердились на него.
– Сердилась? – Я посмотрела на него. – С чего? Я не хотела ему вреда. Я хотела заниматься с ним любовью.
– Расскажите мне о нем.
– О нем? Я ничего о нем не знаю.
Тагер ждал. Я нахмурилась и скрестила руки. Подождав немного, он попробовал зайти с другой стороны.
– Значит, вы не замужем?
Неужели то, что я никому не нужна, так очевидно?
– При чем здесь это?
– Вы не похожи на женщину, которая ищет себе любовника, будучи привязана к кому-то другому.
– О! – Это-то он откуда знает? – Ну и что? Вы ожидали, что у меня есть семья?
– Почему это вас так задевает?
– Бросьте свои душеспасительные штучки и ответьте на этот чертов вопрос. Вы хотите, чтобы я была откровенной с вами, так будьте откровенны со мной.
– Да, – мягко произнес он. – Я удивлен, что вы не замужем.
Я не в первый раз слышала такую ерунду: «Как вы только выдерживаете одиночество?»
– Бросьте, Тагер.
– Почему это вас так злит?
– Я не зла. Прекратите задавать мне этот дурацкий вопрос.
– Вид у вас прямо-таки взбешенный.
– Ну да, – взорвалась я. – Конечно. Тащи эту красотку праймери в постель. Славный улов. Или они хотят то, чего хотел Хилт, – наказать меня.
– Я сжала кулаки. – Может, мне стоит изуродовать лицо и носить лохмотья, чтобы проверить, захочет ли меня кто-нибудь тогда?
– Кто такой Хилт? – спросил он все тем же ровным тоном; это начинало выводить меня из себя.
– Хилт – это тот сукин сын, что толкал меня к стене и обзывал Старыми Деньгами и Ледяной Принцессой.
– Вы ни то, ни другое.
Я почувствовала то, что, должно быть, чувствует поезд на магнитной подушке, налетая на полном ходу на кирпичную стену.
– Причина, по которой я удивлен, что вы не замужем, – в том, что редкие эмпаты с вашей чувствительностью могут переносить одиночество.
– У меня чувствительность бетонного блока.
– Очень необычного блока, – улыбнулся он.
– Я не шучу.
– Я тоже.
Я не могла поверить.
– А почему вы считаете, будто знаете обо мне что-нибудь?
Тагер развел руками:
– Я исхожу из опыта, из подготовки, из интуиции, наконец. В конце концов, я тоже эмпат.
– О! – Ну да, конечно. С его родом занятий он должен быть эмпатом. – Не думаю, чтобы хотела говорить дальше. – Разговор с ним выматывал больше, чем прогулка пешком из ДВИ. Мне хотелось вернуться домой и лечь спать. – Не обещаю, что еще вернусь.
– Мне кажется, вы вернетесь, – сказал Тагер.
Это заставило меня замереть. Этого я не ожидала. Я ждала, что он будет кормить меня чем-то вроде пожеланий Керджа: вы переутомились, вам надо попробовать жить нормальной жизнью. Отдохнуть. Расслабиться. Я ожидала, что Тагер тактично объяснит, что мне незачем переводить его время, жалуясь на свою неспособность нормально общаться с людьми.
А он хочет, чтобы я пришла еще.
Но разговор с ним требовал от меня слишком много сил.
– Не знаю, будет ли у меня время.
– Мне кажется, с вашей стороны было бы неразумно останавливаться.
– Что?
Он снова напомнил мне мать.
– Мне нужно получше узнать вас, чтобы понять, что же выводит вас из себя. Пока я могу сказать только одно: если вы не справитесь с этим, что-нибудь случится.
Я сжалась:
– Вы считаете, я могу причинить кому-то зло?
– Возможно.
Я знала это. Я все время это знала. Я заставила себя задать вопрос:
– Вы боитесь, что я потеряю контроль над собой и убью кого-нибудь, да?
– Не думаю, чтобы вы могли неспровоцированно убить кого-то. – Совершенно неожиданно он поднял мою руку и стащил перчатку, обнажив бинты.
– Как вы ухитрились?
Как он понял, что я повредила руку? Неужели он такой сильный эмпат?
Может, он так же хорошо принимает сигналы моего тела? Я отдернула руку.
– Я же говорила. Я разбила стакан.
– Как?
– Не ваше дело как. – Я пыталась вывести его из себя. – Какая разница, как?
– Единственный человек, кому, я боюсь, вы можете причинить зло, – это вы сами.
Я так обалдела, что у меня даже голос сорвался.
– Вы ничего обо мне не знаете.
– Я не могу заставить вас прийти еще, – сказал Тагер. – Даже если бы я и мог, это бы не помогло. Я не сомневаюсь, вы способны заставить меня поверить в любое состояние вашей психики. Но вы не пришли бы сюда, если бы не искали помощи.
– Я – разладившийся механизм, – горько сказала я. – Мне нужен капитальный ремонт.
– Вы не машина, – голос его потеплел.
Я стащила вторую перчатку и протянула ему руку так, чтобы он видел гнездо на ладони.
– Машина.
– Ваша биомеханическая система не лишает вас человеческой сущности.
Все, что она делает, – это расширяет способности, данные вам с рождения.
– Способности? – Я уронила руку. – Каждый раз, когда кому-то, кого я знаю, больно, больно и мне. Каждый раз, когда кто-то хочет причинить боль мне, я чувствую это. Вы можете представить себе, каково это – жить так? – слова срывались у меня с языка прежде, чем я могла удержать их. – Вы можете представить себе, каково это – летать в эскадрилье истребителей?
Каково мне, идя в бой, ощущать мысли аристо? Им нравится убивать нас. Это для них приятнее секса. Или их пилот – раб, для которого убивать нас – единственный шанс чуть улучшить свою жизнь. И мне приходится убивать его, – мой голос дрожал, и я ничего не могла с собой поделать. – Я чувствую каждого убитого мною купца. Я умирала тысячи раз. Я не могу причинить себе большего зла.
– Я знаю только малую часть этого, – сказал Тагер. – Но я видел, что такая жизнь делает с эмпатами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48