То, что вы выносите это, – просто чудо.
Я не нашлась, что ему ответить. Я слишком устала. У меня не было сил говорить.
– Мне пора идти.
– Вы вернетесь?
– Я… я подумаю.
– Я здесь каждый день. В любое время. Днем и ночью.
Я кивнула. Я, правда, не знала, что сказать. Я не знала, хватит ли у меня сил вернуться.
Время близилось к полудню, когда я вышла из посольства. Я пошла домой мимо гавани, глядя на корабли у причалов. По набережной разгуливали моряки в белых штанах и полосатых тельняшках, в синих шапочках, залихватски сдвинутых набок. На пляжах отдыхали – купались или загорали на золотом песке – люди: пары, семьи, одиночки… Повсюду носились дети в ярких одеждах, с воздушными шариками; они смеялись, визжали, дразнили уличных музыкантов. Запах соли смешивался с ароматами жареной еды из кафе на набережной. Все вокруг жило, жило, бурлило, шумело.
Довольно долго я стояла, облокотясь на деревянные перила и глядя на суету. И постепенно меня охватывало странное ощущение.
Облегчение.
Странное дело, но сознание того, что Тагер понимает: я в беде, принесло мне чувство неописуемого облегчения. Почему? Почему мне легче от сознания того, что все черт-те как?
Потому, что, если я больна, меня можно и излечить.
В этом-то все и дело. Если есть проблема, ее можно решить. Если бы этой проблемы не было, это значило бы только, что все мои ощущения укладываются в норму, а значит, ничего с ними и не поделаешь. Вряд ли я смогла бы жить с этим дальше.
Может, я все-таки схожу еще к Тагеру.
Я потихоньку пошла дальше. Мне страсть как хотелось скинуть с себя форму и отдохнуть в тиши квартиры. Гавань отстояла от моего дома на километр, так что идти оставалось всего ничего.
Приблизившись к дому, я увидела у подъезда небольшую компанию. Только подойдя к ней почти вплотную, я отвлеклась от своих мыслей и узнала их. И тут же поняла, почему они так уставились на меня. Это были Джарит и его друзья и среди них Ребекка и Хилт. Я и забыла, что Джарит приглашал меня на пляж.
– Извините за опоздание. Надеюсь, вы не долго ждете?
Джарит не сводил взгляда с нашивок на моем рукаве.
– Нет, совсем недолго.
Я устало провела рукой по волосам:
– Боюсь, сегодня я неважная спутница. Вам, наверно, лучше идти без меня.
Они кивнули. Никто, похоже, не знал, что сказать. Я почти физически ощущала замешательство Джарита; он чувствовал себя полнейшим идиотом. Это надо же: пригласить на свидание Имперскую праймери!
Так не пойдет, подумала я и улыбнулась ему:
– Не хотите зайти?
– То есть… к вам? – не понял Джарит.
– Да.
– О! – Он покраснел. – С удовольствием.
Остальные только переводили взгляды с него на меня.
– Ладно, – сказала наконец Ребекка. – Мы… гм… увидимся, Джар.
Джарит кивнул, остальные поклонились мне на прощание и пошли. Все, кроме Хилта – его-то я хотела видеть здесь меньше всего.
– Мне хотелось бы поговорить с вами, – сказал Хилт. Он покосился на Джарита. – Наедине.
Учитывая то, что я чуть не сделала с ним, я не могла отказать ему хотя бы в этом.
– Идет.
Мы спустились с крыльца и отошли в тень дерева.
– В чем дело? – спросила я.
– Вы собираетесь стукнуть на нас?
Стукнуть?
– Что вы имеете в виду?
– За то, что мы говорили тогда. На прогулке.
Я наконец поняла. Он хотел знать, собираюсь ли я донести на них.
Логичный вопрос. Я знала офицеров, сообщающих о таких вещах в своих рапортах.
– Нет, – ответила я. – Я не собираюсь делать ничего такого.
– И почему?
Я пожала плечами:
– Вы имеете полное право высказывать свою точку зрения.
– Правда? – язвительно переспросил он.
Я хотела ответить «разумеется», но почему-то не смогла. Вместо этого я сказала:
– Вы говорили о вещах, которые мне стоило знать. Все это останется между нами.
– Поклянитесь.
Я нахмурилась:
– Что это значит?
– Вы – Демоны – утверждаете, что живете по кодексу чести. Вот и поклянитесь мне этой честью, что говорите правду.
Да кто он такой, чтобы сомневаться в моем слове?
– Идите к черту.
Он фыркнул:
– Так я и знал.
Спокойно, подумала я.
– Ладно. Клянусь честью Демона.
Он уставился на меня. Но его напряжение спало, это я чувствовала.
– Как дела? – спросил он, помолчав немного.
– Хорошо.
– Вы ведь могли меня убить, правда?
– Могла.
– Тогда почему не убили?
Я недоуменно посмотрела на него:
– Вы считаете меня монстром каким-то.
Он покачал головой:
– Хотите верьте, хотите нет, но я уважаю людей, готовых сражаться за то, во что они верят. Но для меня вы олицетворяете самую жестокую тиранию.
Когда Империя захватила Рут – 2, мои родители провели в тюрьме десять лет только за то, что они протестовали против вмешательства КИКС в их жизнь.
Чего тогда удивляться, что он невзлюбил меня.
– Мне очень жаль.
– Жалость не вернет им тех десяти лет. – Он сглотнул. – Или мне.
Что-то в его голосе заставило мое сердце сжаться.
– Сколько лет вам было, когда их забрали?
– Четыре года, – с трудом произнес он.
Я в ужасе посмотрела на него. Я знала, что КИКС не особенно церемонится с оппозицией, но то, что рассказал Хилт, не укладывалось ни в какие рамки.
– Вы правы. Я не верну вам этих лет. Но и того, что вы мне рассказали, я тоже никогда не забуду.
– Ну и что? Что от этого изменится?
– Возможно, больше, чем вам кажется.
Он пожал плечами:
– Возможно.
Похоже, я не слишком убедила его.
Когда он ушел, мы с Джаритом прошли в дом и пересекли вестибюль. У двери из матового стекла я вынула ключ – пластину с отпечатками моих пальцев – и сунула его в щель замка. Лазерный сканер считал отпечатки, и дверь с тихим шипением отворилась. Мы вошли в комнату со стеклянными стенами.
– Верхний этаж, – произнесла я.
Дверь закрылась, и комната бесшумно поплыла вверх. Жидкокристаллическое покрытие стен реагировало на электрические поля, испускаемые лифтом, и меняло прозрачность стекла, так что мы могли смотреть наружу. Вестибюль уплывал вниз. Потом лифт миновал перекрытие и продолжал движение по наружной стене здания, открыв нам впечатляющую панораму.
Мы с Джаритом молчали. Он нервничал: его волнение туманом висело в воздухе. Помолчав еще немного, я спросила:
– Как ваш зачет?
– Получил плюс, – он улыбнулся. – По теории.
– Что ж, отлично, – я не знала, что еще сказать. С тех пор, как я сама переживала из-за зачетов, прошло четверть века.
Лифт открылся в коридор. В холл выходила только одна дверь, старомодный деревянный портал с медной ручкой. Я сунула свою карту в щель и выждала, пока ее просканируют. Послышался щелчок, и дверь подалась.
Мы вошли, и Джарит замер, восхищенно оглядываясь.
– Вот это красотища!
Я улыбнулась. Теперь квартира уже не казалась мне темной. Сквозь окна в комнаты лились янтарные солнечные лучи, дополненные отраженным от колец светом.
– Мне нравится. – Я закрыла за нами дверь и подошла к бару. – Хотите выпить?
Он подошел к стойке и стал с другой стороны.
– У вас найдется морковный сок?
– Черт возьми, нет. Как вы можете пить эту гадость?
Он рассмеялся:
– А мне нравится.
Эта ангельская улыбка на ангельском лице обезоружила бы кого угодно.
Ради него я готова была заказать у Пако морковного сока.
– А минеральной воды у вас нету?
– Это есть. – Я налила ему стакан, потом взяла бутылку виски.
Посмотрела на нее, поставила обратно и налила себе минералки.
Потом мы сидели на диване. Мне удалось держать руки подальше от него до тех пор, пока он на допил стакан; дольше меня не хватило. Когда он наклонился вперед, я запустила пальцы в его волосы. Он вздрогнул и посмотрел на меня. Потом выпрямился и обнял меня за талию. Я обвила руками его шею, и наши головы сблизились. Вот когда я узнала, что такое поцелуй любителя морковного сока.
Ничего удивительного, что они так сходят с ума по этому питью.
Мы не спешили, просто сидели и обнимались. Я положила голову ему на плечо. Так легко мне давно уже не было. Боже, как мне было одиноко!
– Ты не похожа на праймери, – прошептал Джарит мне на ухо.
Я осторожно укусила его в шею:
– А на кого я похожа?
– Не знаю, но здорово.
Я вздохнула:
– Ах, Гипрон, мне давно не было так хорошо…
Джарит напрягся. Выждав минуту, вполне достаточную для того, чтобы прийти в себя или сказать что-нибудь, я чуть отодвинулась от него.
– Что-то не так?
Он смотрел мне в лицо:
– Почему ты сказала это?
Я попыталась вспомнить, что я такого сказала. Вроде: «Мне давно не было так хорошо».
– Я слишком долго жила без мужчины.
Он все смотрел на меня, словно ждал ответа. Потом покраснел.
– Наверное, я просто волнуюсь. Просто не верится, что я здесь с тобой, вот так.
Я дотронулась рукой до его лица:
– Я рада, что ты здесь.
Он взял меня за руку. Наши пальцы сплелись, и мы слились в новом поцелуе. Когда мы оторвались друг от друга чтобы отдышаться, я улыбнулась:
– Пожалуй, как раз теперь мне положено спросить, не хочешь ли ты взглянуть на мою коллекцию гравюр.
Джарит казался заинтригованным.
– Ну, спрашивай.
Я спросила. Он не возражал.
Моя спальня напоминала атриум: такая же воздушная и полная зелени. Стен почти не было, только арочные окна с деревянными переплетами и медной фурнитурой, а в придачу к ним зенитный фонарь над кроватью. Лежа среди всех этих воздушных одеял и подушек, я ощущала себя в облаках.
Мы с Джаритом свернулись на постели, прижимаясь кожей к коже, мы изучали друг друга в свете полуденного солнца, льющегося в спальню. Мы идеально подходили друг другу; его бедра прижимались к моим, его руки гладили мою кожу. Я двигалась в такт его движению, затем замедлилась, удерживаясь на краю, балансируя там вместе с ним до тех пор, пока мы оба не сдались и не рухнули в водоворот наслаждения.
Потом мы лежали под простынями – Джарит на спине, закрыв глаза, я – свернувшись в изгибе его руки.
– Соз?
Я сонно пошевелилась.
– Соз, проснись.
– Ммм?..
– Пора обедать, – сказал он.
Я протестующе замычала. Но он подтолкнул меня еще, обняв руками.
Сначала он просто будил меня, но его движения быстро перешли в ласки. Я вздохнула.
– Ах, Гипрон…
Его руки отдернулись так резко, что я окончательно проснулась. Я открыла глаза, вздрогнув от прохлады. Джарит сидел рядом, глядя перед собой.
Я потянула его за руку, пытаясь уложить:
– Что случилось?
Он посмотрел на меня:
– Вот уже второй раз ты делаешь это.
– Что делаю?
– Называешь меня Гипроном.
Мое блаженно-сонное состояние как рукой сняло.
– Я назвала тебя Гипроном? – Да, теперь я вспомнила: я действительно называла его Гипроном. Я поежилась:
– Прости меня.
Он лег рядом и натянул на нас одеяло.
– Кто такой Гипрон?
Лежа под одеялом, в уютном кольце его рук, я чувствовала себя в безопасности. Возможно, настолько в безопасности, что смогу даже рассказать ему то, что он просит. Я приоткрыла спрятанное глубоко-глубоко в сознании воспоминание так, как приоткрывают створку шкафа. Там висело солнце – темное солнце. Я закрыла створку.
– Соз? – Джарит посмотрел на меня, как человек, считавший, что выиграл в лотерее, и узнавший, что просто ошибся.
– Гипрон был моим мужем.
– Был?
– Я не лежала бы сейчас с тобой, будь в моей жизни кто-то другой, – мягко сказала я.
Напряжение, сковывавшее его руки, отпустило.
– Почему ты ушла от него?
– С чего ты решил, что я ушла от него?
– Кто, находясь в здравом уме, уйдет от тебя?
Я вздохнула:
– Я рада, что хоть кто-то в целой Вселенной считает так.
– Соз. – Его сознание коснулось моего. – Почему тебе так больно?
– Гипрон умер три года назад. – Вот. Вот я и произнесла это.
Произнесла, и мир не обрушился. – Меньше чем через год после того, как мы поженились.
– Мне очень жаль.
Я попыталась пожать плечами, как всегда поступала в такой ситуации, но в объятиях Джарита это было почти невозможно. Поэтому я ответила куда более искренно:
– Мне тоже.
Он замялся:
– Могу я спросить, что случилось?
– Мой отряд производил проверку колонии в секторе Т-Хи. Гипрон работал там агрономом.
Гипрон. Он заставил меня улыбаться с первой минуты нашего знакомства. И я уже не могла расстаться с ним. Его нельзя было назвать красавцем, и все же он казался неотразимым, особенно со своей озорной улыбкой. Что-то в нем заставляло меня чувствовать себя хорошо, согревало душу.
– Мы поженились через две недели после первой встречи, – сказала я. – Ни он, ни я не знали, что он болен. У колонистов еще не было налажено медицинское обслуживание, и никто еще не знал, что той настройки иммунной системы, что он получил перед отлетом, будет мало. Мы слишком поздно поняли, что с ним стряслась беда. Так он и умер.
– Мне очень жаль, – повторил Джарит, прижав голову к моей, обнимая меня под одеялами. И медленно, очень медленно я открыла тот шкафчик в памяти, в котором хранилось темное солнце. Шкафчик с воспоминаниями – с радостью, с болью. Но я могла смотреть на них. Сегодня я снова могла смотреть на них.
– Знаешь, – призналась я немного позже, – когда я в первый раз увидела тебя, я сразу подумала, что ты эмпат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Я не нашлась, что ему ответить. Я слишком устала. У меня не было сил говорить.
– Мне пора идти.
– Вы вернетесь?
– Я… я подумаю.
– Я здесь каждый день. В любое время. Днем и ночью.
Я кивнула. Я, правда, не знала, что сказать. Я не знала, хватит ли у меня сил вернуться.
Время близилось к полудню, когда я вышла из посольства. Я пошла домой мимо гавани, глядя на корабли у причалов. По набережной разгуливали моряки в белых штанах и полосатых тельняшках, в синих шапочках, залихватски сдвинутых набок. На пляжах отдыхали – купались или загорали на золотом песке – люди: пары, семьи, одиночки… Повсюду носились дети в ярких одеждах, с воздушными шариками; они смеялись, визжали, дразнили уличных музыкантов. Запах соли смешивался с ароматами жареной еды из кафе на набережной. Все вокруг жило, жило, бурлило, шумело.
Довольно долго я стояла, облокотясь на деревянные перила и глядя на суету. И постепенно меня охватывало странное ощущение.
Облегчение.
Странное дело, но сознание того, что Тагер понимает: я в беде, принесло мне чувство неописуемого облегчения. Почему? Почему мне легче от сознания того, что все черт-те как?
Потому, что, если я больна, меня можно и излечить.
В этом-то все и дело. Если есть проблема, ее можно решить. Если бы этой проблемы не было, это значило бы только, что все мои ощущения укладываются в норму, а значит, ничего с ними и не поделаешь. Вряд ли я смогла бы жить с этим дальше.
Может, я все-таки схожу еще к Тагеру.
Я потихоньку пошла дальше. Мне страсть как хотелось скинуть с себя форму и отдохнуть в тиши квартиры. Гавань отстояла от моего дома на километр, так что идти оставалось всего ничего.
Приблизившись к дому, я увидела у подъезда небольшую компанию. Только подойдя к ней почти вплотную, я отвлеклась от своих мыслей и узнала их. И тут же поняла, почему они так уставились на меня. Это были Джарит и его друзья и среди них Ребекка и Хилт. Я и забыла, что Джарит приглашал меня на пляж.
– Извините за опоздание. Надеюсь, вы не долго ждете?
Джарит не сводил взгляда с нашивок на моем рукаве.
– Нет, совсем недолго.
Я устало провела рукой по волосам:
– Боюсь, сегодня я неважная спутница. Вам, наверно, лучше идти без меня.
Они кивнули. Никто, похоже, не знал, что сказать. Я почти физически ощущала замешательство Джарита; он чувствовал себя полнейшим идиотом. Это надо же: пригласить на свидание Имперскую праймери!
Так не пойдет, подумала я и улыбнулась ему:
– Не хотите зайти?
– То есть… к вам? – не понял Джарит.
– Да.
– О! – Он покраснел. – С удовольствием.
Остальные только переводили взгляды с него на меня.
– Ладно, – сказала наконец Ребекка. – Мы… гм… увидимся, Джар.
Джарит кивнул, остальные поклонились мне на прощание и пошли. Все, кроме Хилта – его-то я хотела видеть здесь меньше всего.
– Мне хотелось бы поговорить с вами, – сказал Хилт. Он покосился на Джарита. – Наедине.
Учитывая то, что я чуть не сделала с ним, я не могла отказать ему хотя бы в этом.
– Идет.
Мы спустились с крыльца и отошли в тень дерева.
– В чем дело? – спросила я.
– Вы собираетесь стукнуть на нас?
Стукнуть?
– Что вы имеете в виду?
– За то, что мы говорили тогда. На прогулке.
Я наконец поняла. Он хотел знать, собираюсь ли я донести на них.
Логичный вопрос. Я знала офицеров, сообщающих о таких вещах в своих рапортах.
– Нет, – ответила я. – Я не собираюсь делать ничего такого.
– И почему?
Я пожала плечами:
– Вы имеете полное право высказывать свою точку зрения.
– Правда? – язвительно переспросил он.
Я хотела ответить «разумеется», но почему-то не смогла. Вместо этого я сказала:
– Вы говорили о вещах, которые мне стоило знать. Все это останется между нами.
– Поклянитесь.
Я нахмурилась:
– Что это значит?
– Вы – Демоны – утверждаете, что живете по кодексу чести. Вот и поклянитесь мне этой честью, что говорите правду.
Да кто он такой, чтобы сомневаться в моем слове?
– Идите к черту.
Он фыркнул:
– Так я и знал.
Спокойно, подумала я.
– Ладно. Клянусь честью Демона.
Он уставился на меня. Но его напряжение спало, это я чувствовала.
– Как дела? – спросил он, помолчав немного.
– Хорошо.
– Вы ведь могли меня убить, правда?
– Могла.
– Тогда почему не убили?
Я недоуменно посмотрела на него:
– Вы считаете меня монстром каким-то.
Он покачал головой:
– Хотите верьте, хотите нет, но я уважаю людей, готовых сражаться за то, во что они верят. Но для меня вы олицетворяете самую жестокую тиранию.
Когда Империя захватила Рут – 2, мои родители провели в тюрьме десять лет только за то, что они протестовали против вмешательства КИКС в их жизнь.
Чего тогда удивляться, что он невзлюбил меня.
– Мне очень жаль.
– Жалость не вернет им тех десяти лет. – Он сглотнул. – Или мне.
Что-то в его голосе заставило мое сердце сжаться.
– Сколько лет вам было, когда их забрали?
– Четыре года, – с трудом произнес он.
Я в ужасе посмотрела на него. Я знала, что КИКС не особенно церемонится с оппозицией, но то, что рассказал Хилт, не укладывалось ни в какие рамки.
– Вы правы. Я не верну вам этих лет. Но и того, что вы мне рассказали, я тоже никогда не забуду.
– Ну и что? Что от этого изменится?
– Возможно, больше, чем вам кажется.
Он пожал плечами:
– Возможно.
Похоже, я не слишком убедила его.
Когда он ушел, мы с Джаритом прошли в дом и пересекли вестибюль. У двери из матового стекла я вынула ключ – пластину с отпечатками моих пальцев – и сунула его в щель замка. Лазерный сканер считал отпечатки, и дверь с тихим шипением отворилась. Мы вошли в комнату со стеклянными стенами.
– Верхний этаж, – произнесла я.
Дверь закрылась, и комната бесшумно поплыла вверх. Жидкокристаллическое покрытие стен реагировало на электрические поля, испускаемые лифтом, и меняло прозрачность стекла, так что мы могли смотреть наружу. Вестибюль уплывал вниз. Потом лифт миновал перекрытие и продолжал движение по наружной стене здания, открыв нам впечатляющую панораму.
Мы с Джаритом молчали. Он нервничал: его волнение туманом висело в воздухе. Помолчав еще немного, я спросила:
– Как ваш зачет?
– Получил плюс, – он улыбнулся. – По теории.
– Что ж, отлично, – я не знала, что еще сказать. С тех пор, как я сама переживала из-за зачетов, прошло четверть века.
Лифт открылся в коридор. В холл выходила только одна дверь, старомодный деревянный портал с медной ручкой. Я сунула свою карту в щель и выждала, пока ее просканируют. Послышался щелчок, и дверь подалась.
Мы вошли, и Джарит замер, восхищенно оглядываясь.
– Вот это красотища!
Я улыбнулась. Теперь квартира уже не казалась мне темной. Сквозь окна в комнаты лились янтарные солнечные лучи, дополненные отраженным от колец светом.
– Мне нравится. – Я закрыла за нами дверь и подошла к бару. – Хотите выпить?
Он подошел к стойке и стал с другой стороны.
– У вас найдется морковный сок?
– Черт возьми, нет. Как вы можете пить эту гадость?
Он рассмеялся:
– А мне нравится.
Эта ангельская улыбка на ангельском лице обезоружила бы кого угодно.
Ради него я готова была заказать у Пако морковного сока.
– А минеральной воды у вас нету?
– Это есть. – Я налила ему стакан, потом взяла бутылку виски.
Посмотрела на нее, поставила обратно и налила себе минералки.
Потом мы сидели на диване. Мне удалось держать руки подальше от него до тех пор, пока он на допил стакан; дольше меня не хватило. Когда он наклонился вперед, я запустила пальцы в его волосы. Он вздрогнул и посмотрел на меня. Потом выпрямился и обнял меня за талию. Я обвила руками его шею, и наши головы сблизились. Вот когда я узнала, что такое поцелуй любителя морковного сока.
Ничего удивительного, что они так сходят с ума по этому питью.
Мы не спешили, просто сидели и обнимались. Я положила голову ему на плечо. Так легко мне давно уже не было. Боже, как мне было одиноко!
– Ты не похожа на праймери, – прошептал Джарит мне на ухо.
Я осторожно укусила его в шею:
– А на кого я похожа?
– Не знаю, но здорово.
Я вздохнула:
– Ах, Гипрон, мне давно не было так хорошо…
Джарит напрягся. Выждав минуту, вполне достаточную для того, чтобы прийти в себя или сказать что-нибудь, я чуть отодвинулась от него.
– Что-то не так?
Он смотрел мне в лицо:
– Почему ты сказала это?
Я попыталась вспомнить, что я такого сказала. Вроде: «Мне давно не было так хорошо».
– Я слишком долго жила без мужчины.
Он все смотрел на меня, словно ждал ответа. Потом покраснел.
– Наверное, я просто волнуюсь. Просто не верится, что я здесь с тобой, вот так.
Я дотронулась рукой до его лица:
– Я рада, что ты здесь.
Он взял меня за руку. Наши пальцы сплелись, и мы слились в новом поцелуе. Когда мы оторвались друг от друга чтобы отдышаться, я улыбнулась:
– Пожалуй, как раз теперь мне положено спросить, не хочешь ли ты взглянуть на мою коллекцию гравюр.
Джарит казался заинтригованным.
– Ну, спрашивай.
Я спросила. Он не возражал.
Моя спальня напоминала атриум: такая же воздушная и полная зелени. Стен почти не было, только арочные окна с деревянными переплетами и медной фурнитурой, а в придачу к ним зенитный фонарь над кроватью. Лежа среди всех этих воздушных одеял и подушек, я ощущала себя в облаках.
Мы с Джаритом свернулись на постели, прижимаясь кожей к коже, мы изучали друг друга в свете полуденного солнца, льющегося в спальню. Мы идеально подходили друг другу; его бедра прижимались к моим, его руки гладили мою кожу. Я двигалась в такт его движению, затем замедлилась, удерживаясь на краю, балансируя там вместе с ним до тех пор, пока мы оба не сдались и не рухнули в водоворот наслаждения.
Потом мы лежали под простынями – Джарит на спине, закрыв глаза, я – свернувшись в изгибе его руки.
– Соз?
Я сонно пошевелилась.
– Соз, проснись.
– Ммм?..
– Пора обедать, – сказал он.
Я протестующе замычала. Но он подтолкнул меня еще, обняв руками.
Сначала он просто будил меня, но его движения быстро перешли в ласки. Я вздохнула.
– Ах, Гипрон…
Его руки отдернулись так резко, что я окончательно проснулась. Я открыла глаза, вздрогнув от прохлады. Джарит сидел рядом, глядя перед собой.
Я потянула его за руку, пытаясь уложить:
– Что случилось?
Он посмотрел на меня:
– Вот уже второй раз ты делаешь это.
– Что делаю?
– Называешь меня Гипроном.
Мое блаженно-сонное состояние как рукой сняло.
– Я назвала тебя Гипроном? – Да, теперь я вспомнила: я действительно называла его Гипроном. Я поежилась:
– Прости меня.
Он лег рядом и натянул на нас одеяло.
– Кто такой Гипрон?
Лежа под одеялом, в уютном кольце его рук, я чувствовала себя в безопасности. Возможно, настолько в безопасности, что смогу даже рассказать ему то, что он просит. Я приоткрыла спрятанное глубоко-глубоко в сознании воспоминание так, как приоткрывают створку шкафа. Там висело солнце – темное солнце. Я закрыла створку.
– Соз? – Джарит посмотрел на меня, как человек, считавший, что выиграл в лотерее, и узнавший, что просто ошибся.
– Гипрон был моим мужем.
– Был?
– Я не лежала бы сейчас с тобой, будь в моей жизни кто-то другой, – мягко сказала я.
Напряжение, сковывавшее его руки, отпустило.
– Почему ты ушла от него?
– С чего ты решил, что я ушла от него?
– Кто, находясь в здравом уме, уйдет от тебя?
Я вздохнула:
– Я рада, что хоть кто-то в целой Вселенной считает так.
– Соз. – Его сознание коснулось моего. – Почему тебе так больно?
– Гипрон умер три года назад. – Вот. Вот я и произнесла это.
Произнесла, и мир не обрушился. – Меньше чем через год после того, как мы поженились.
– Мне очень жаль.
Я попыталась пожать плечами, как всегда поступала в такой ситуации, но в объятиях Джарита это было почти невозможно. Поэтому я ответила куда более искренно:
– Мне тоже.
Он замялся:
– Могу я спросить, что случилось?
– Мой отряд производил проверку колонии в секторе Т-Хи. Гипрон работал там агрономом.
Гипрон. Он заставил меня улыбаться с первой минуты нашего знакомства. И я уже не могла расстаться с ним. Его нельзя было назвать красавцем, и все же он казался неотразимым, особенно со своей озорной улыбкой. Что-то в нем заставляло меня чувствовать себя хорошо, согревало душу.
– Мы поженились через две недели после первой встречи, – сказала я. – Ни он, ни я не знали, что он болен. У колонистов еще не было налажено медицинское обслуживание, и никто еще не знал, что той настройки иммунной системы, что он получил перед отлетом, будет мало. Мы слишком поздно поняли, что с ним стряслась беда. Так он и умер.
– Мне очень жаль, – повторил Джарит, прижав голову к моей, обнимая меня под одеялами. И медленно, очень медленно я открыла тот шкафчик в памяти, в котором хранилось темное солнце. Шкафчик с воспоминаниями – с радостью, с болью. Но я могла смотреть на них. Сегодня я снова могла смотреть на них.
– Знаешь, – призналась я немного позже, – когда я в первый раз увидела тебя, я сразу подумала, что ты эмпат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48