Подростком я был освобожден от этой службы из-за слабого здоровья, но обязательство должно быть выполнено. Кроме того, жизнь при дворе — не лучшее времяпровождение для молодой жены, которая… — он замялся, прежде чем продолжить, — которая может быть беременна. Я подам петицию с просьбой забрать тебя в Башню Хали. Мы выполним свою долю работы в матриксном круге. Там нам не придется встречаться с твоими родственницами или с моим братом, и мы сможем жить раздельно, не привлекая ненужного внимания. Может быть, там мы сумеем найти выход из тупика?
— Пусть будет так, как ты хочешь, — покорно ответила Кассандра. — Но нашим родственникам покажется странным, что мы решили отправиться в Башню в первые же дни своего супружества, без медового месяца.
— Они могут думать что угодно, — отмахнулся Эллерт. — По-моему, отдать вору фальшивую монету — не преступление, как и солгать тем, чьи вопросы выходят за границы учтивости. Если меня спросят, скажу, что жажду исполнить долг, чтобы мы с тобой шли по жизни без груза невыполненных обязательств, омрачающих существование. А ты, моя леди, можешь сказать все, что заблагорассудится.
Ее лицо озарилось улыбкой, и сердце Эллерта снова учащенно забилось.
— Что ж, муж мой, я подчиняюсь. Я твоя жена и должна идти за тобой без всяких объяснений. Не скажу, что мне нравится этот обычай, но я могу использовать его, если он подходит для моих целей. Боюсь, дом Эллерт, в конце концов я окажусь не такой уж покорной женой!
«Святой Носитель Вериг, ну почему судьба дала не ту женщину, которую я бы с радостью оттолкнул, а ту, которую мне так хочется полюбить!» Эллерт склонил голову, поднес изящные пальцы Кассандры к своим губам и поцеловал их.
— Ты выглядишь очень усталым, муж мой, — озабоченно сказала она. — Почему бы тебе не лечь поспать?
Эротические образы снова принялись мучить его, но на этот раз он без труда справился с ними.
— Ты мало что знаешь о мужчинах, не так ли, чиа?
Она покачала головой.
— Откуда? А теперь, наверное, и не узнаю… — В ее словах прозвучала такая печаль, что, несмотря на свою решимость, Эллерт ощутил смутное сожаление.
— Ложись и спи, если хочешь, — предложил Хастур.
— А разве ты не будешь спать? — наивно спросила девушка.
Он натянуто рассмеялся:
— Я посплю на полу. Мне приходилось спать и в худших местах, а здешний ковер просто роскошь после каменных келий Неварсина. Да благословят тебя боги, Кассандра, за твое согласие!
Она слабо улыбнулась:
— О, меня долго учили, что долг жены — во всем повиноваться мужу. Хотя это не то повиновение, которого я ожидала, однако я остаюсь твоей женой и буду делать то, что захочешь. Спокойной ночи, муж мой.
В ее словах прозвучала легкая ирония. Вытянувшись на мягком ковре, Эллерт призвал на помощь всю свою выдержку, отточенную годами практики в Неварсине, и полностью изгнал из разума все образы любящей Кассандры. В сознании не осталось ничего, кроме решимости. Но однажды перед рассветом показалось, что он услышал женский плач, очень тихий, словно приглушенный шелковыми одеялами и подушками.
На следующий день они отбыли в Башню Хали, где и провели следующие шесть месяцев.
8
В Хеллерах снова наступила весна. Донел Деллерей, прозванный Рокравеном, стоял на крепостной стене замка Алдаран, погрузившись в праздные думы о том, почему родоначальники клана Алдаранов построили цитадель на этой скале. Ответ был прост: замок главенствовал над окружающей местностью. Склон круто опускался в долину, а затем мало-помалу поднимался к отдаленной горной гряде, где не обитало ни одно человеческое существо — лишь трейлмены и полулегендарные чири дальних Хеллеров, застывших под шапками вечных снегов.
— Говорят, — пробормотал он вслух, — за самой дальней из этих гор, так далеко в снегах, что даже самый искусный скалолаз не найдет верную тропу через пропасти и ледники, есть долина вечного лета, куда отступили чири после прихода детей Хастура. Поэтому мы и не видим их в наши дни. Зато там они правят вечно, бессмертные и прекрасные, поют свои странные песни и видят чудесные сны.
— Неужели чири действительно так прекрасны?
— Не знаю, сестренка, — ответил Донел. — Я никогда не видел их.
Недавно ему исполнилось двадцать лет. Он был высоким, худым и гибким, как хлыст, с выдубленной загорелой кожей — стройный и серьезный молодой человек, на вид казавшийся старше своих лет.
— Но когда я был еще очень мал, мама однажды рассказывала, что видела чири в лесу за деревом — прекрасную, словно Благословенная Кассильда, — продолжал Донел. — Говорят также, что если какой-нибудь смертный сможет достичь долины, где обитают чири, отведает их пищи и выпьет воды из волшебных источников, он тоже обретет бессмертие.
— Ну нет! — фыркнула Дорилис. — Теперь ты рассказываешь мне сказки. Я уже слишком взрослая, чтобы верить подобным вещам.
— О да, ты такая старая, — поддразнил Допел. — С каждым днем я вижу, как твоя спина все больше горбится, а в волосах появляются седые пряди.
— Я достаточно взрослая для церемонии обручения, — с достоинством возразила сестра. — Мне одиннадцать, а Маргали утверждает, что я выгляжу на все пятнадцать.
Донел окинул ее долгим, оценивающим взглядом. В самом деле: в одиннадцать лет Дорилис была уже выше многих взрослых женщин, в ее стройной фигуре угадывались округлые зрелые формы.
— Не уверена, хочется ли мне обручиться, — продолжала Дорилис, неожиданно надувшись. — Я совсем не знаю кузена Даррена. Ты знаком с ним, Донел?
— Да, знаком, — ответил Донел, помрачнев. — Он воспитывался здесь со многими другими ребятами, когда я был мальчиком.
— Он красивый? Добрый и обходительный? Он нравится тебе, Донел?
Тот открыл было рот для ответа, но так ничего и не сказал. Даррен был сыном Ракхела, младшего брата лорда Алдарана. Микел, лорд Алдаран, не имел сыновей, и этот брак будет означать, что их земли объединятся; именно так создавались когда-то Великие Домены. Было бы бессмысленно настраивать Дорилис против ее нареченного из-за мальчишеских обид.
— Ты не должна судить по моему отношению, Дорилис. В то время мы дрались и соперничали. Но теперь он повзрослел, как и я. Да, полагаю, его можно назвать красивым.
— Мне это кажется нечестным, — неожиданно заявила Дорилис. — Ты был моему отцу больше чем сыном. Да, он сам так говорил! Почему ты не можешь унаследовать его поместье, раз у него нет собственных сыновей?
Донел принужденно рассмеялся.
— Когда ты вырастешь, то будешь лучше разбираться в таких вещах, Дорилис. Я не прихожусь кровным родственником лорду Алдарану, хотя он был добр ко мне, и не могу ожидать большего, чем участи приемыша, — и то лишь потому, что он обещал нашей матери позаботиться обо мне. Я не ищу большего.
— Какой глупый закон! — с негодованием воскликнула Дорилис.
— Смотри, Дорилис. — Донел заметил в ее глазах гневные искорки. — Вон там, между холмами скачут всадники со знаменами. Это лорд Ракхел и его свита. Они едут к замку на обручение. Тебе нужно бежать к няне и как следует подготовиться к встрече с ними.
— Хорошо. — Внимание Дорилис отвлеклось, но на верхней ступени лестницы она обернулась и скорчила гримаску. — Если Даррен мне не понравится, то я не выйду за него замуж — слышишь, Донел?
— Слышу, — ответил он. — Но это речи маленькой девочки, чиа. Когда станешь женщиной, в тебе будет больше здравого смысла. Твой отец тщательно подбирал подходящего супруга. Он не принял бы решения, если бы не убедился, что это наилучший выбор для тебя.
— О, я слышала это много раз, от отца и от Маргали. Они говорят то же самое: я должна делать то-то и то-то, а когда вырасту, пойму, зачем это нужно. Но если мне не понравится Даррен, я не выйду за него замуж, а ты прекрасно знаешь, что никто не может заставить меня сделать то, чего мне не хочется!
Она топнула ногой, вспыхнув от детского гнева, и побежала вниз по лестнице, во внутренние покои замка. Вдалеке, словно эхо ее слов, раздался раскат грома.
Юноша остался стоять у парапета, забывшись в тягостных раздумьях. Дорилис говорила с бессознательным высокомерием любимой и изнеженной дочери лорда Алдарана. Но дело было не только в этом, и даже Донел невольно ощутил ужас, услышав непреклонную решимость в голосе младшей сестры.
«Никто не может заставить меня сделать то, чего мне не хочется!» В этих словах заключалась жестокая истина. С самого рождения никто не осмеливался всерьез перечить Дорилис из-за странного ларана . Никто не знал пределов таинственной силы, ни у кого не хватало мужества сознательно провоцировать ее. Даже когда малышку еще не отняли от груди, каждый, кто прикасался к ней против ее воли, чувствовал болезненные электрические разряды. Но слухи среди слуг и сиделок разрастались до неимоверных размеров, облекаясь в форму страшных историй. Когда Дорилис, еще будучи ребенком, кричала от гнева, голода или боли, над замком гремел гром и сверкали молнии. Все при дворе лорда Алдарана боялись ее гнева. Однажды, когда на пятом году жизни лихорадка уложила ее в горячечном беспамятстве на несколько дней и девочка не узнавала даже Довела и отца, молнии с дикой яростью сверкали днем и ночью, ударяя в опасной близости от башен. Донел, сам немного умевший управлять молниями, спрашивал себя, какие фантомы и кошмары преследуют сестру в бреду, если она так отчаянно борется с ними.
К счастью, с годами она, как и любой нормальный ребенок, стала искать любви и нежности окружающих. Леди Деонара, любившая Дорилис как собственную дочь, смогла научить ее некоторым вещам. Девочка унаследовала красоту Алисианы и ее бесхитростную манеру поведения; в последний год-два ее стали меньше бояться и больше привечать. Но все же многие опасались девочку, называя за глаза «ведьмой» и «колдуньей», однако даже самые отчаянные сорвиголовы не решались произносить оскорбительные слова в ее присутствии. Дорилис никогда не обращала свой гнев ни на отца, ни на Довела, ни на Маргали, пожилую лерони , открывшую ей дорогу в мир людей; и пока была жива леди Деонара, не шла наперекор ее воле.
«Но после смерти Деонары уже никто не осмеливался прекословить Дорилис», — с грустью подумал Донел, также любивший мягкую и обходительную леди Алдаран. Лорд Микел обожал свою очаровательную дочь и выполнял все ее требования, разумные и неразумные. К одиннадцати годам Дорилис имела не меньше драгоценностей и игрушек, чем любая принцесса. Другие дети сторонились ее — частично потому, что она была высшей по положению, а частично потому, что малышка выросла эгоистичным маленьким тираном, никогда не забывавшим подтверждать превосходство щипками, подзатыльниками и пощечинами.
«Не так уж плохо для маленькой девочки — хорошенькой, изнеженной маленькой девочки — быть своенравной выше всякой меры и получать все, чего захочет. Но что случится, если она вырастет и станет женщиной, так и не поняв, что нельзя иметь все на свете? И кто, страшась ее силы, осмелится преподать ей урок?»
Озабоченный и немного встревоженный, Донел спустился во внутренние покои замка. Он тоже был обязан присутствовать на предварительных переговорах и на церемонии обручения.
Микел, лорд Алдаран, ожидал гостей в огромном приемном зале. Он заметно постарел. Огромный, тяжеловесный мужчина, седой и согнувшийся под тяжестью лет, по-прежнему сохранял во внешности что-то от старого, благородного ястреба. Когда Микел поднимал голову, это напоминало движение умудренной годами хищной птицы, которая, несмотря на старость, не растратила силу.
— Донел? Это ты? Здесь слишком темно.
Донел, знавший, что приемный отец не любит признавать утраченную с годами остроту зрения, подошел ближе.
— Это я, мой лорд.
— Иди сюда, дорогой мальчик. Дорилис уже готова к сегодняшней церемонии. Как тебе кажется, она довольна моим выбором?
— Думаю, она еще слишком мала и не понимает, что это означает для нее, — ответил Донел. Он был одет в замшевый костюм, украшенный вышивкой, носил высокие ботфорты с бахромой на отворотах. Волосы удерживал обруч, украшенный самоцветами; на груди висел медальон, вспыхивавший рубиновыми отблесками. — Но ей интересно. Она спрашивала меня, красив ли Даррен и нравится ли он мне. Боюсь, я мало что мог рассказать. Впрочем, я сказал, что она не должна судить о человеке по моим воспоминаниям.
— Как и ты, мой мальчик, — мягко произнес лорд Алдаран.
— Приемный отец, я хочу попросить вас об одной милости, — сказал Допел.
— Ты хорошо знаешь, что можешь просить у меня любой подарок, в пределах разумного, — с улыбкой отозвался дом Микел.
— Это не будет вам ничего стоить, мой лорд. Когда лорд Ракхел и лорд Даррен придут к вам обсуждать вопрос о приданом Дорилис, я прошу вас представить меня им под именем моего отца, а не как Довела из Рокравена, как обычно.
Близорукие глаза лорда Алдарана моргнули, сделав его еще больше похожим на гигантскую хищную птицу, ослепленную ярким светом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
— Пусть будет так, как ты хочешь, — покорно ответила Кассандра. — Но нашим родственникам покажется странным, что мы решили отправиться в Башню в первые же дни своего супружества, без медового месяца.
— Они могут думать что угодно, — отмахнулся Эллерт. — По-моему, отдать вору фальшивую монету — не преступление, как и солгать тем, чьи вопросы выходят за границы учтивости. Если меня спросят, скажу, что жажду исполнить долг, чтобы мы с тобой шли по жизни без груза невыполненных обязательств, омрачающих существование. А ты, моя леди, можешь сказать все, что заблагорассудится.
Ее лицо озарилось улыбкой, и сердце Эллерта снова учащенно забилось.
— Что ж, муж мой, я подчиняюсь. Я твоя жена и должна идти за тобой без всяких объяснений. Не скажу, что мне нравится этот обычай, но я могу использовать его, если он подходит для моих целей. Боюсь, дом Эллерт, в конце концов я окажусь не такой уж покорной женой!
«Святой Носитель Вериг, ну почему судьба дала не ту женщину, которую я бы с радостью оттолкнул, а ту, которую мне так хочется полюбить!» Эллерт склонил голову, поднес изящные пальцы Кассандры к своим губам и поцеловал их.
— Ты выглядишь очень усталым, муж мой, — озабоченно сказала она. — Почему бы тебе не лечь поспать?
Эротические образы снова принялись мучить его, но на этот раз он без труда справился с ними.
— Ты мало что знаешь о мужчинах, не так ли, чиа?
Она покачала головой.
— Откуда? А теперь, наверное, и не узнаю… — В ее словах прозвучала такая печаль, что, несмотря на свою решимость, Эллерт ощутил смутное сожаление.
— Ложись и спи, если хочешь, — предложил Хастур.
— А разве ты не будешь спать? — наивно спросила девушка.
Он натянуто рассмеялся:
— Я посплю на полу. Мне приходилось спать и в худших местах, а здешний ковер просто роскошь после каменных келий Неварсина. Да благословят тебя боги, Кассандра, за твое согласие!
Она слабо улыбнулась:
— О, меня долго учили, что долг жены — во всем повиноваться мужу. Хотя это не то повиновение, которого я ожидала, однако я остаюсь твоей женой и буду делать то, что захочешь. Спокойной ночи, муж мой.
В ее словах прозвучала легкая ирония. Вытянувшись на мягком ковре, Эллерт призвал на помощь всю свою выдержку, отточенную годами практики в Неварсине, и полностью изгнал из разума все образы любящей Кассандры. В сознании не осталось ничего, кроме решимости. Но однажды перед рассветом показалось, что он услышал женский плач, очень тихий, словно приглушенный шелковыми одеялами и подушками.
На следующий день они отбыли в Башню Хали, где и провели следующие шесть месяцев.
8
В Хеллерах снова наступила весна. Донел Деллерей, прозванный Рокравеном, стоял на крепостной стене замка Алдаран, погрузившись в праздные думы о том, почему родоначальники клана Алдаранов построили цитадель на этой скале. Ответ был прост: замок главенствовал над окружающей местностью. Склон круто опускался в долину, а затем мало-помалу поднимался к отдаленной горной гряде, где не обитало ни одно человеческое существо — лишь трейлмены и полулегендарные чири дальних Хеллеров, застывших под шапками вечных снегов.
— Говорят, — пробормотал он вслух, — за самой дальней из этих гор, так далеко в снегах, что даже самый искусный скалолаз не найдет верную тропу через пропасти и ледники, есть долина вечного лета, куда отступили чири после прихода детей Хастура. Поэтому мы и не видим их в наши дни. Зато там они правят вечно, бессмертные и прекрасные, поют свои странные песни и видят чудесные сны.
— Неужели чири действительно так прекрасны?
— Не знаю, сестренка, — ответил Донел. — Я никогда не видел их.
Недавно ему исполнилось двадцать лет. Он был высоким, худым и гибким, как хлыст, с выдубленной загорелой кожей — стройный и серьезный молодой человек, на вид казавшийся старше своих лет.
— Но когда я был еще очень мал, мама однажды рассказывала, что видела чири в лесу за деревом — прекрасную, словно Благословенная Кассильда, — продолжал Донел. — Говорят также, что если какой-нибудь смертный сможет достичь долины, где обитают чири, отведает их пищи и выпьет воды из волшебных источников, он тоже обретет бессмертие.
— Ну нет! — фыркнула Дорилис. — Теперь ты рассказываешь мне сказки. Я уже слишком взрослая, чтобы верить подобным вещам.
— О да, ты такая старая, — поддразнил Допел. — С каждым днем я вижу, как твоя спина все больше горбится, а в волосах появляются седые пряди.
— Я достаточно взрослая для церемонии обручения, — с достоинством возразила сестра. — Мне одиннадцать, а Маргали утверждает, что я выгляжу на все пятнадцать.
Донел окинул ее долгим, оценивающим взглядом. В самом деле: в одиннадцать лет Дорилис была уже выше многих взрослых женщин, в ее стройной фигуре угадывались округлые зрелые формы.
— Не уверена, хочется ли мне обручиться, — продолжала Дорилис, неожиданно надувшись. — Я совсем не знаю кузена Даррена. Ты знаком с ним, Донел?
— Да, знаком, — ответил Донел, помрачнев. — Он воспитывался здесь со многими другими ребятами, когда я был мальчиком.
— Он красивый? Добрый и обходительный? Он нравится тебе, Донел?
Тот открыл было рот для ответа, но так ничего и не сказал. Даррен был сыном Ракхела, младшего брата лорда Алдарана. Микел, лорд Алдаран, не имел сыновей, и этот брак будет означать, что их земли объединятся; именно так создавались когда-то Великие Домены. Было бы бессмысленно настраивать Дорилис против ее нареченного из-за мальчишеских обид.
— Ты не должна судить по моему отношению, Дорилис. В то время мы дрались и соперничали. Но теперь он повзрослел, как и я. Да, полагаю, его можно назвать красивым.
— Мне это кажется нечестным, — неожиданно заявила Дорилис. — Ты был моему отцу больше чем сыном. Да, он сам так говорил! Почему ты не можешь унаследовать его поместье, раз у него нет собственных сыновей?
Донел принужденно рассмеялся.
— Когда ты вырастешь, то будешь лучше разбираться в таких вещах, Дорилис. Я не прихожусь кровным родственником лорду Алдарану, хотя он был добр ко мне, и не могу ожидать большего, чем участи приемыша, — и то лишь потому, что он обещал нашей матери позаботиться обо мне. Я не ищу большего.
— Какой глупый закон! — с негодованием воскликнула Дорилис.
— Смотри, Дорилис. — Донел заметил в ее глазах гневные искорки. — Вон там, между холмами скачут всадники со знаменами. Это лорд Ракхел и его свита. Они едут к замку на обручение. Тебе нужно бежать к няне и как следует подготовиться к встрече с ними.
— Хорошо. — Внимание Дорилис отвлеклось, но на верхней ступени лестницы она обернулась и скорчила гримаску. — Если Даррен мне не понравится, то я не выйду за него замуж — слышишь, Донел?
— Слышу, — ответил он. — Но это речи маленькой девочки, чиа. Когда станешь женщиной, в тебе будет больше здравого смысла. Твой отец тщательно подбирал подходящего супруга. Он не принял бы решения, если бы не убедился, что это наилучший выбор для тебя.
— О, я слышала это много раз, от отца и от Маргали. Они говорят то же самое: я должна делать то-то и то-то, а когда вырасту, пойму, зачем это нужно. Но если мне не понравится Даррен, я не выйду за него замуж, а ты прекрасно знаешь, что никто не может заставить меня сделать то, чего мне не хочется!
Она топнула ногой, вспыхнув от детского гнева, и побежала вниз по лестнице, во внутренние покои замка. Вдалеке, словно эхо ее слов, раздался раскат грома.
Юноша остался стоять у парапета, забывшись в тягостных раздумьях. Дорилис говорила с бессознательным высокомерием любимой и изнеженной дочери лорда Алдарана. Но дело было не только в этом, и даже Донел невольно ощутил ужас, услышав непреклонную решимость в голосе младшей сестры.
«Никто не может заставить меня сделать то, чего мне не хочется!» В этих словах заключалась жестокая истина. С самого рождения никто не осмеливался всерьез перечить Дорилис из-за странного ларана . Никто не знал пределов таинственной силы, ни у кого не хватало мужества сознательно провоцировать ее. Даже когда малышку еще не отняли от груди, каждый, кто прикасался к ней против ее воли, чувствовал болезненные электрические разряды. Но слухи среди слуг и сиделок разрастались до неимоверных размеров, облекаясь в форму страшных историй. Когда Дорилис, еще будучи ребенком, кричала от гнева, голода или боли, над замком гремел гром и сверкали молнии. Все при дворе лорда Алдарана боялись ее гнева. Однажды, когда на пятом году жизни лихорадка уложила ее в горячечном беспамятстве на несколько дней и девочка не узнавала даже Довела и отца, молнии с дикой яростью сверкали днем и ночью, ударяя в опасной близости от башен. Донел, сам немного умевший управлять молниями, спрашивал себя, какие фантомы и кошмары преследуют сестру в бреду, если она так отчаянно борется с ними.
К счастью, с годами она, как и любой нормальный ребенок, стала искать любви и нежности окружающих. Леди Деонара, любившая Дорилис как собственную дочь, смогла научить ее некоторым вещам. Девочка унаследовала красоту Алисианы и ее бесхитростную манеру поведения; в последний год-два ее стали меньше бояться и больше привечать. Но все же многие опасались девочку, называя за глаза «ведьмой» и «колдуньей», однако даже самые отчаянные сорвиголовы не решались произносить оскорбительные слова в ее присутствии. Дорилис никогда не обращала свой гнев ни на отца, ни на Довела, ни на Маргали, пожилую лерони , открывшую ей дорогу в мир людей; и пока была жива леди Деонара, не шла наперекор ее воле.
«Но после смерти Деонары уже никто не осмеливался прекословить Дорилис», — с грустью подумал Донел, также любивший мягкую и обходительную леди Алдаран. Лорд Микел обожал свою очаровательную дочь и выполнял все ее требования, разумные и неразумные. К одиннадцати годам Дорилис имела не меньше драгоценностей и игрушек, чем любая принцесса. Другие дети сторонились ее — частично потому, что она была высшей по положению, а частично потому, что малышка выросла эгоистичным маленьким тираном, никогда не забывавшим подтверждать превосходство щипками, подзатыльниками и пощечинами.
«Не так уж плохо для маленькой девочки — хорошенькой, изнеженной маленькой девочки — быть своенравной выше всякой меры и получать все, чего захочет. Но что случится, если она вырастет и станет женщиной, так и не поняв, что нельзя иметь все на свете? И кто, страшась ее силы, осмелится преподать ей урок?»
Озабоченный и немного встревоженный, Донел спустился во внутренние покои замка. Он тоже был обязан присутствовать на предварительных переговорах и на церемонии обручения.
Микел, лорд Алдаран, ожидал гостей в огромном приемном зале. Он заметно постарел. Огромный, тяжеловесный мужчина, седой и согнувшийся под тяжестью лет, по-прежнему сохранял во внешности что-то от старого, благородного ястреба. Когда Микел поднимал голову, это напоминало движение умудренной годами хищной птицы, которая, несмотря на старость, не растратила силу.
— Донел? Это ты? Здесь слишком темно.
Донел, знавший, что приемный отец не любит признавать утраченную с годами остроту зрения, подошел ближе.
— Это я, мой лорд.
— Иди сюда, дорогой мальчик. Дорилис уже готова к сегодняшней церемонии. Как тебе кажется, она довольна моим выбором?
— Думаю, она еще слишком мала и не понимает, что это означает для нее, — ответил Донел. Он был одет в замшевый костюм, украшенный вышивкой, носил высокие ботфорты с бахромой на отворотах. Волосы удерживал обруч, украшенный самоцветами; на груди висел медальон, вспыхивавший рубиновыми отблесками. — Но ей интересно. Она спрашивала меня, красив ли Даррен и нравится ли он мне. Боюсь, я мало что мог рассказать. Впрочем, я сказал, что она не должна судить о человеке по моим воспоминаниям.
— Как и ты, мой мальчик, — мягко произнес лорд Алдаран.
— Приемный отец, я хочу попросить вас об одной милости, — сказал Допел.
— Ты хорошо знаешь, что можешь просить у меня любой подарок, в пределах разумного, — с улыбкой отозвался дом Микел.
— Это не будет вам ничего стоить, мой лорд. Когда лорд Ракхел и лорд Даррен придут к вам обсуждать вопрос о приданом Дорилис, я прошу вас представить меня им под именем моего отца, а не как Довела из Рокравена, как обычно.
Близорукие глаза лорда Алдарана моргнули, сделав его еще больше похожим на гигантскую хищную птицу, ослепленную ярким светом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60