Слуга непроизвольно сделал отстраняющий жест, почувствовав испуг и жалость.
— Я не могу.
— За что?! За что меня… так? Ты ведь губишь и свою жизнь. Подумай, я знаю тебя — ты ночами не сможешь спать! Разве ты убийца!?
Он протянул руки. Глаза, молящие, уже слепо смотрели — все было в радужных пятнах.
— Позволь мне остаться с ним… Я не знал… раньше не знал, как хорошо жить. Не отнимай этого, пожалуйста… я только понял…
Боль захватила шею… отдавалась в груди. Перед глазами качался мир. Айхо согнулся, прижал к себе руку, пытаясь унять боль. Растрепанные пряди волос, казалось, зажили своей жизнью — ветер шевелил их. А он все молил беззвучно, не сознавая, что его не слышат уже.
Сильные руки подняли, понесли.
Слуга перебросил мальчишку через седло, резко ударил шпорами — лошадь заржала и понеслась в открытые ворота. Человек прижимал к себе бесчувственное тело, глядя только вперед. Губы сжались в тонкую линию, глаза сузились. Успеть.
— Куда! — остановил было стражник. Другие молчали, смотрели пристально.
— Наместник…
— Его нет в городе.
— Да плевать мне! — заорал всадник. — Зови кого угодно! Спасите мальчишку!
— Какого… — стражник сообразил, крикнул во двор: — Господина управляющего сюда — немедленно! Важно!
— И врача! — заорал слуга. Он спешился, снял Айхо с седла. Тот был в сознании, слабо улыбнулся. Шепнул:
— Я помню. Я не скажу… Теперь все хорошо, да? — Дышал он прерывисто, лицо было влажным. — Все будет…
— Не двигайся. Нельзя, — слуга склонился к нему. — Ты и так уже…
«От яда яссин нет противоядия». То, что он привез мальчишку сюда, было безумием. Он только обрек себя на смерть.
Айхо подняли и понесли, а слугу проводили в дом. Конечно, пока на этого человека не пало и тени подозрения, но можно было не сомневаться — до прибытия наместника ему не покинуть дом. А потом… уже не покинуть. Слуга знал — господин Окаэры чувствует ложь, как никто из смертных.
Ранку промыли, руку перевязали так, что Айхо не мог двинуть ею. Напоили чем-то горьким и вяжущим. Потом дали зеленоватый порошок — проглотить его было трудно из-за пересохшего горла. Боль в руке пульсировала бешено — чудовище силилось разорвать кожу и выбраться наружу. Юноша оставался в сознании, хотя перед глазами все плыло, а голоса доходили словно сквозь вату. — Когда господин вернется?
— Сегодня к вечеру самое раннее. Завтра, скорее всего.
— До завтра мне не дожить…
— Я не пущу тебя! — Те-Кири нахмурился. — Не стоит отвлекать господина. Он вернется, когда закончит дела в округе Гэта.
— Катитесь камнем с горки! — заорал Ниро на управляющего. — Смотрите за домом! А я служу лично ему!!!
Вскочил в седло. Те-Кири понял, что отступить придется, иначе мальчишка сшибет.
— Ты пожалеешь о своей наглости! — крикнул он вслед.
Он встретил господина в пути. Отряд был в семнадцати ани, добрался бы ночью до Гёру. Охрана, заметив бешено мчавшегося коня, насторожилась, но Шинори вскрикнул:
— Ниро! — в черной точке узнав брата. — Что стряслось?!
Наместник ждал молча. Ниро не препятствовали — он осадил коня возле лошади наместника.
— Айхо укусила яссин. Ему оказали помощь, но…
— Шинори. Со мной. Ниро — здесь. Твой конь уже ни на что не годится.
— Господин…
— Со мной ничего не случится в пути. Не медлите — я жду всех вас.
Гнедая лошадь наместника взвилась — и почти полетела, словно не касаясь копытами ровной дороги, а порой срезая путь по бездорожью. Шинори еле поспевал за господином, хотя его конь тоже был хорош.
Бешенство — и восхищение овладели Шинори. Ярость на этого мальчишку-актера, мастера привлекать к себе внимание господина, и на братца, который примчался сюда из-за такой мелочи. А восхищение… Йири, казалось, слился с конем; когда тот перелетел через валун выше человеческого роста, не желая терять ни мига, Шинори воочию видел то, что видеть приходилось редко — всадника, отмеченного даром Бестелесных.
* * *
Боль была всюду — даже сердце болело, словно его придавили огромной плитой. Время от времени Айхо поили чем-то, остальное время он просто лежал, то впадая в забытье, то возвращаясь — и почти не замечал разницы. Везде была тяжесть; то сухость, то вкус крови во рту, цветные колеса, которые крутились над Айхо. Потом его позвали по имени — пеструю карусель разрезал серебряный луч.
— Вы… здесь, — губы едва шевельнулись.
Холодные пальцы касались горящей изнутри кожи. Одной рукой Йири сжал кисть здоровой руки, вторую приложил ко лбу Айхо.
От укуса яссин мало что помогает. В любом случае уже поздно.
…Серебряный луч мерцал слабо, но этого хватало, чтобы приостановить бешеное вращение цветной карусели. «Иди ко мне, — звал этот луч, знакомый голос. — Просто иди ко мне… это лишь тени. Не бойся. Все можно исправить… даже смерть иногда».
Идти было тяжело — куда проще казалось расслабиться, соскользнуть вниз, туда, где мягко, тепло и спокойно. Но голос требовал — и мальчишка, который привык подчиняться, не мог воспротивиться.
Потом пришел сон — тяжелый, как камень. Айхо спал.
* * *
— Он точно не человек, — шептались в стенах дома. — Мальчишка умирал. А господин просто пришел и побыл рядом с ним.
— "Просто побыл"! Он сидел там всю ночь!
— Откуда вы знаете, что он сделал?
— От яда яссин спасения нет.
— Не все умирают. Выживают, случается.
— От укуса полной яда змеи?
— Может, она была больной и слабой, а вовсе не полной яда?
— Все не так, — вступил кто-то. — Этот мальчишка — его. И господин не отдаст его никому. Если Айхо умрет, то лишь по его воле.
— Его собственность? Скажешь, мальчика держит большее, нежели просто приказ?
— Именно. И неважно, хочет ли этого Айхо.
— Покровительство Забирающего Душу — страшная штука, — угрюмо усмехнулся кто-то. — Особенно для того, кому оно оказано… Но пока игрушка не надоест — ей не грозит ничего. Даже смерть оказалась бессильной…
Еще день Айхо был на пороге смерти, но люди знающие были уверены — обошлось. Теперь главное — позволить природе самой позаботиться о своем создании. А уход за мальчишкой был наилучшим.
* * *
— Откуда взялась змея?
— Не знаю.
— Яссин водятся в горах. На равнину они не спускаются. И вряд ли яссин поползет в дом. Ей больше по душе коряги и ветви деревьев.
— Не знаю.
— В самом деле?
— Господин… почему вы не верите мне?
— Актер ты хороший. А лжец никакой. Хорошо. Я узнаю иначе. — И добавил: — Люди, служившие тебе, оба здесь. Никто из них пока не признался — но их и не спрашивали толком. Не до того было. Теперь их допросят по-настоящему.
— Не надо! — отчаянно выдохнув, собрал силы и скатился на пол, простерся перед господином. — Нет… не виноват никто! Я не могу! Я не хочу чужой боли! Лучше меня!
— Прекрати! — неожиданно вскрикнул Йири. — Не смей, молчи! — Лицо исказила мука. С силой сжал пальцы в кулак: — Небо… Не смей!
Потом опустился на пол рядом с мальчишкой. Айхо поднял глаза, полные слез.
— Я не смогу… не хочу! Я всю жизнь дарил людям радость! Не надо — из-за меня…
— Что же, простить?
— Я обещал…
— Ты? А я — нет. Тем более, не дай ты слова, ты бы погиб. Разве не так?
— Не так! Он сначала решил мне помочь, а потом…
— Опять ложь, — устало отозвался Йири. — Я не могу щадить преступников. Тем более тех, кто попробовал взять мое.
— Я не ваш.
— Вот как?
— Все не так, — по лицу катились слезы, но глаза смотрели отчаянно прямо. — Я знаю, это месть лично мне. Только мне. Я знаю кто. Но не скажу. Иначе и он…
— Ему ты тоже пообещал защиту?
— Нет. Но он… не виноват. Он просто не понял…
Йири внезапно поднялся, заставляя встать и юношу; потом спокойным и властным движением уложил его на постель.
— Все. Отдыхай. Хватит безумных вспышек. — Выпрямился, посмотрел сверху вниз. Айхо приподнялся, в напряжении тело:
— Господин… Вы не тронете их!?
— Не трону. — И, помолчав, добавил тихо: — Я жалею не их — твою душу. А я не сумел в свое время…
Айхо сделал движение к нему.
— Лежи. Я ведь могу и передумать.
— Про то, что я не ваш… я совсем другое хотел сказать!
— Ты сказал достаточно. Не бойся, я понял тебя. Ты всего лишь неправильно выбрал слова.
На ладони остался глубокий след — ногти впечатались глубоко. Но Айхо не видел этой ладони.
* * *
— Кто из вас двоих? Ты или другой?
Слуга молчал. Потом хрипло сказал:
— Я, господин.
— Я так и думал, что ты. Слишком уж гладко получилось.
— Вы правы, мой господин.
— Ты поэтому не стал отпираться?
— Нет. Я понял, что умру, когда вез мальчишку сюда.
В голосе была искренность — он и в самом деле не мог рассчитывать на прощение. Слишком велика вина. Да и Айхо лишь чудом не оставил этот мир…
— Чудом… — негромко повторил свою мысль наместник. — Скажи, почему ты помог ему?
— Не знаю. Я могу сейчас найти сотню причин, но в самом деле не знаю. Это было безумие.
— Или же чудо? — уголок рта дрогнул в улыбке. — Может быть, показалось?
— Какая смерть меня ждет?
— А надо знать непременно?
— Нет… наверное, нет.
— Я не скажу, — наместник поднялся. — Не скажу, потому что и сам не знаю. Ты свободен. Иди — только покинь город, как собирался.
Кайки не верил своим ушам.
— Как?! Вы прощаете меня?!
— Я — нет. Но мальчик простил. Не надо делать ему еще больнее.
— Он… обещал за меня заступиться… и повторил это здесь, у ворот, когда я привез его…
— Он не нарушил слова.
Йири поднялся. На пороге обернулся:
— Перед тем, как покинешь город, посоветуй тем, кто тебя подкупил, оставить мальчишку в покое. Я скоро буду знать, кто они… лучше им забыть имя Айхо.
Дверь плавно отъехала в сторону и вернулась на место. Слуга подошел и открыл ее. Охранников не было.
— Чья это вина, господин? — Те-Кири полон желания знать все подробности.
Йири глянул через плечо.
— Больше всего — пожалуй, моя.
— Но змея… как можно??
— Бывает всякое.
— Но виновные… неужто никто не будет наказан?
— Яссин уже мертва.
Они были ровесниками — родились с разницей в месяц. Ниро, когда не был занят, постоянно сидел в комнате неожиданного гостя. Тот был, как солнышко — веселый и легкий, не обременявший собой никого.
К Айхо отнеслись с подлинной теплотой не только потому, что так желал господин. Только Шинори старался делать вид, что юного актера нет в доме.
— Твой брат меня ненавидит, — печально сказал Айхо однажды.
— Не обращай внимания. Что он тебе?
— Он предан господину… а я разве враг?
— Наоборот, — засмеялся Ниро. — Ты боишься Шинори?
— Боюсь, — признался юноша. — Он, кажется, так ненавидит меня, что…
— Что? На подлость он никогда не пойдет, уж поверь. Он врезал бы тебе от души, дай ты малейший повод, — но ты сам сказал, он слишком предан господину. Тому не понравится, окажись ты в синяках, — весело говорил Ниро.
— Синяков можно и не оставить. Да я не о том. Ударит — не страшно. Я чего-то другого боюсь, после чего господин станет смотреть на меня, как на грязь…
— Шинори пошел бы искать то, что может тебя очернить…
— Благо, ходить далеко не нужно.
— Не перебивай! Только господин знает о тебе все. Ты разве не понял?
— Понял. Но до сих пор сомневаюсь — а все ли? Иначе… зачем я ему такой?
Ниро с улыбкой развел руками. Айхо продолжил задумчиво:
— Он так добр со мной… Я столько узнал… Отец много рассказывал мне, но у него почти не было книг — только пьесы да записки мудрецов о театре и музыке… Но об остальном мире я почти ничего не знал.
— Разве это мешало тебе жить в свое удовольствие? — фыркнул Ниро. — Я тоже не знаю многого.
— А теперь я хочу знать.
— И только поэтому ходишь за ним как тень? — лукаво прищурился Ниро. — Из тебя вышел бы отличный охранник — впрочем, ты не больно-то смотришь по сторонам. Только в одну…
— И еще я не смогу убить даже кошку, — смехом ответил Айхо.
— Змею же убил.
— Не уверен… не знаю. Сейчас мне ее жаль.
— Вот дурак. — Ниро взглянул на актера. — Я бы хотел, чтобы тебя оставили в этом доме. Но не надейся — этого не случится. Ты уже поправился и скоро покинешь нас.
— Да… это я знаю.
— И все же надеешься?
— На то, что оставят? Нет. Я знаю свое место. Но, может быть, мне позволят хоть изредка появляться здесь… и даже не это самое важное, — почти беззвучно закончил он.
* * *
— Это же… как розовый куст у дороги — цветок сорвет любой, кто захочет! И всерьез его отличать…
— А ведь он талантлив, — заметил младший брат.
— Только те, кого он играет, не бежали исполнять любую прихоть первого, кто позвал! Любую! А он еще рад угодить!
— Ты уверен? Только потому, что он часто смеется? Шинори фыркнул.
— Зря ты так, — возразил Ниро. — Не надо так про него говорить. К тому же… Ну, сам понимаешь. Ты судишь пристрастно.
— Послушай — может, и так, но — любой, не этот!
— Они похожи.
— Что?! — возмущенный вопль исказил губы, вырвавшись хриплым и низким звуком.
— Тише… Весь дом переполошишь. Я сказал правду, Шинори. Они — одна кровь.
— Как… ты… можешь равнять… — еще миг, и он бы ударил брата — младшего, всегда заботливо опекаемого.
— Они оба чисты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
— Я не могу.
— За что?! За что меня… так? Ты ведь губишь и свою жизнь. Подумай, я знаю тебя — ты ночами не сможешь спать! Разве ты убийца!?
Он протянул руки. Глаза, молящие, уже слепо смотрели — все было в радужных пятнах.
— Позволь мне остаться с ним… Я не знал… раньше не знал, как хорошо жить. Не отнимай этого, пожалуйста… я только понял…
Боль захватила шею… отдавалась в груди. Перед глазами качался мир. Айхо согнулся, прижал к себе руку, пытаясь унять боль. Растрепанные пряди волос, казалось, зажили своей жизнью — ветер шевелил их. А он все молил беззвучно, не сознавая, что его не слышат уже.
Сильные руки подняли, понесли.
Слуга перебросил мальчишку через седло, резко ударил шпорами — лошадь заржала и понеслась в открытые ворота. Человек прижимал к себе бесчувственное тело, глядя только вперед. Губы сжались в тонкую линию, глаза сузились. Успеть.
— Куда! — остановил было стражник. Другие молчали, смотрели пристально.
— Наместник…
— Его нет в городе.
— Да плевать мне! — заорал всадник. — Зови кого угодно! Спасите мальчишку!
— Какого… — стражник сообразил, крикнул во двор: — Господина управляющего сюда — немедленно! Важно!
— И врача! — заорал слуга. Он спешился, снял Айхо с седла. Тот был в сознании, слабо улыбнулся. Шепнул:
— Я помню. Я не скажу… Теперь все хорошо, да? — Дышал он прерывисто, лицо было влажным. — Все будет…
— Не двигайся. Нельзя, — слуга склонился к нему. — Ты и так уже…
«От яда яссин нет противоядия». То, что он привез мальчишку сюда, было безумием. Он только обрек себя на смерть.
Айхо подняли и понесли, а слугу проводили в дом. Конечно, пока на этого человека не пало и тени подозрения, но можно было не сомневаться — до прибытия наместника ему не покинуть дом. А потом… уже не покинуть. Слуга знал — господин Окаэры чувствует ложь, как никто из смертных.
Ранку промыли, руку перевязали так, что Айхо не мог двинуть ею. Напоили чем-то горьким и вяжущим. Потом дали зеленоватый порошок — проглотить его было трудно из-за пересохшего горла. Боль в руке пульсировала бешено — чудовище силилось разорвать кожу и выбраться наружу. Юноша оставался в сознании, хотя перед глазами все плыло, а голоса доходили словно сквозь вату. — Когда господин вернется?
— Сегодня к вечеру самое раннее. Завтра, скорее всего.
— До завтра мне не дожить…
— Я не пущу тебя! — Те-Кири нахмурился. — Не стоит отвлекать господина. Он вернется, когда закончит дела в округе Гэта.
— Катитесь камнем с горки! — заорал Ниро на управляющего. — Смотрите за домом! А я служу лично ему!!!
Вскочил в седло. Те-Кири понял, что отступить придется, иначе мальчишка сшибет.
— Ты пожалеешь о своей наглости! — крикнул он вслед.
Он встретил господина в пути. Отряд был в семнадцати ани, добрался бы ночью до Гёру. Охрана, заметив бешено мчавшегося коня, насторожилась, но Шинори вскрикнул:
— Ниро! — в черной точке узнав брата. — Что стряслось?!
Наместник ждал молча. Ниро не препятствовали — он осадил коня возле лошади наместника.
— Айхо укусила яссин. Ему оказали помощь, но…
— Шинори. Со мной. Ниро — здесь. Твой конь уже ни на что не годится.
— Господин…
— Со мной ничего не случится в пути. Не медлите — я жду всех вас.
Гнедая лошадь наместника взвилась — и почти полетела, словно не касаясь копытами ровной дороги, а порой срезая путь по бездорожью. Шинори еле поспевал за господином, хотя его конь тоже был хорош.
Бешенство — и восхищение овладели Шинори. Ярость на этого мальчишку-актера, мастера привлекать к себе внимание господина, и на братца, который примчался сюда из-за такой мелочи. А восхищение… Йири, казалось, слился с конем; когда тот перелетел через валун выше человеческого роста, не желая терять ни мига, Шинори воочию видел то, что видеть приходилось редко — всадника, отмеченного даром Бестелесных.
* * *
Боль была всюду — даже сердце болело, словно его придавили огромной плитой. Время от времени Айхо поили чем-то, остальное время он просто лежал, то впадая в забытье, то возвращаясь — и почти не замечал разницы. Везде была тяжесть; то сухость, то вкус крови во рту, цветные колеса, которые крутились над Айхо. Потом его позвали по имени — пеструю карусель разрезал серебряный луч.
— Вы… здесь, — губы едва шевельнулись.
Холодные пальцы касались горящей изнутри кожи. Одной рукой Йири сжал кисть здоровой руки, вторую приложил ко лбу Айхо.
От укуса яссин мало что помогает. В любом случае уже поздно.
…Серебряный луч мерцал слабо, но этого хватало, чтобы приостановить бешеное вращение цветной карусели. «Иди ко мне, — звал этот луч, знакомый голос. — Просто иди ко мне… это лишь тени. Не бойся. Все можно исправить… даже смерть иногда».
Идти было тяжело — куда проще казалось расслабиться, соскользнуть вниз, туда, где мягко, тепло и спокойно. Но голос требовал — и мальчишка, который привык подчиняться, не мог воспротивиться.
Потом пришел сон — тяжелый, как камень. Айхо спал.
* * *
— Он точно не человек, — шептались в стенах дома. — Мальчишка умирал. А господин просто пришел и побыл рядом с ним.
— "Просто побыл"! Он сидел там всю ночь!
— Откуда вы знаете, что он сделал?
— От яда яссин спасения нет.
— Не все умирают. Выживают, случается.
— От укуса полной яда змеи?
— Может, она была больной и слабой, а вовсе не полной яда?
— Все не так, — вступил кто-то. — Этот мальчишка — его. И господин не отдаст его никому. Если Айхо умрет, то лишь по его воле.
— Его собственность? Скажешь, мальчика держит большее, нежели просто приказ?
— Именно. И неважно, хочет ли этого Айхо.
— Покровительство Забирающего Душу — страшная штука, — угрюмо усмехнулся кто-то. — Особенно для того, кому оно оказано… Но пока игрушка не надоест — ей не грозит ничего. Даже смерть оказалась бессильной…
Еще день Айхо был на пороге смерти, но люди знающие были уверены — обошлось. Теперь главное — позволить природе самой позаботиться о своем создании. А уход за мальчишкой был наилучшим.
* * *
— Откуда взялась змея?
— Не знаю.
— Яссин водятся в горах. На равнину они не спускаются. И вряд ли яссин поползет в дом. Ей больше по душе коряги и ветви деревьев.
— Не знаю.
— В самом деле?
— Господин… почему вы не верите мне?
— Актер ты хороший. А лжец никакой. Хорошо. Я узнаю иначе. — И добавил: — Люди, служившие тебе, оба здесь. Никто из них пока не признался — но их и не спрашивали толком. Не до того было. Теперь их допросят по-настоящему.
— Не надо! — отчаянно выдохнув, собрал силы и скатился на пол, простерся перед господином. — Нет… не виноват никто! Я не могу! Я не хочу чужой боли! Лучше меня!
— Прекрати! — неожиданно вскрикнул Йири. — Не смей, молчи! — Лицо исказила мука. С силой сжал пальцы в кулак: — Небо… Не смей!
Потом опустился на пол рядом с мальчишкой. Айхо поднял глаза, полные слез.
— Я не смогу… не хочу! Я всю жизнь дарил людям радость! Не надо — из-за меня…
— Что же, простить?
— Я обещал…
— Ты? А я — нет. Тем более, не дай ты слова, ты бы погиб. Разве не так?
— Не так! Он сначала решил мне помочь, а потом…
— Опять ложь, — устало отозвался Йири. — Я не могу щадить преступников. Тем более тех, кто попробовал взять мое.
— Я не ваш.
— Вот как?
— Все не так, — по лицу катились слезы, но глаза смотрели отчаянно прямо. — Я знаю, это месть лично мне. Только мне. Я знаю кто. Но не скажу. Иначе и он…
— Ему ты тоже пообещал защиту?
— Нет. Но он… не виноват. Он просто не понял…
Йири внезапно поднялся, заставляя встать и юношу; потом спокойным и властным движением уложил его на постель.
— Все. Отдыхай. Хватит безумных вспышек. — Выпрямился, посмотрел сверху вниз. Айхо приподнялся, в напряжении тело:
— Господин… Вы не тронете их!?
— Не трону. — И, помолчав, добавил тихо: — Я жалею не их — твою душу. А я не сумел в свое время…
Айхо сделал движение к нему.
— Лежи. Я ведь могу и передумать.
— Про то, что я не ваш… я совсем другое хотел сказать!
— Ты сказал достаточно. Не бойся, я понял тебя. Ты всего лишь неправильно выбрал слова.
На ладони остался глубокий след — ногти впечатались глубоко. Но Айхо не видел этой ладони.
* * *
— Кто из вас двоих? Ты или другой?
Слуга молчал. Потом хрипло сказал:
— Я, господин.
— Я так и думал, что ты. Слишком уж гладко получилось.
— Вы правы, мой господин.
— Ты поэтому не стал отпираться?
— Нет. Я понял, что умру, когда вез мальчишку сюда.
В голосе была искренность — он и в самом деле не мог рассчитывать на прощение. Слишком велика вина. Да и Айхо лишь чудом не оставил этот мир…
— Чудом… — негромко повторил свою мысль наместник. — Скажи, почему ты помог ему?
— Не знаю. Я могу сейчас найти сотню причин, но в самом деле не знаю. Это было безумие.
— Или же чудо? — уголок рта дрогнул в улыбке. — Может быть, показалось?
— Какая смерть меня ждет?
— А надо знать непременно?
— Нет… наверное, нет.
— Я не скажу, — наместник поднялся. — Не скажу, потому что и сам не знаю. Ты свободен. Иди — только покинь город, как собирался.
Кайки не верил своим ушам.
— Как?! Вы прощаете меня?!
— Я — нет. Но мальчик простил. Не надо делать ему еще больнее.
— Он… обещал за меня заступиться… и повторил это здесь, у ворот, когда я привез его…
— Он не нарушил слова.
Йири поднялся. На пороге обернулся:
— Перед тем, как покинешь город, посоветуй тем, кто тебя подкупил, оставить мальчишку в покое. Я скоро буду знать, кто они… лучше им забыть имя Айхо.
Дверь плавно отъехала в сторону и вернулась на место. Слуга подошел и открыл ее. Охранников не было.
— Чья это вина, господин? — Те-Кири полон желания знать все подробности.
Йири глянул через плечо.
— Больше всего — пожалуй, моя.
— Но змея… как можно??
— Бывает всякое.
— Но виновные… неужто никто не будет наказан?
— Яссин уже мертва.
Они были ровесниками — родились с разницей в месяц. Ниро, когда не был занят, постоянно сидел в комнате неожиданного гостя. Тот был, как солнышко — веселый и легкий, не обременявший собой никого.
К Айхо отнеслись с подлинной теплотой не только потому, что так желал господин. Только Шинори старался делать вид, что юного актера нет в доме.
— Твой брат меня ненавидит, — печально сказал Айхо однажды.
— Не обращай внимания. Что он тебе?
— Он предан господину… а я разве враг?
— Наоборот, — засмеялся Ниро. — Ты боишься Шинори?
— Боюсь, — признался юноша. — Он, кажется, так ненавидит меня, что…
— Что? На подлость он никогда не пойдет, уж поверь. Он врезал бы тебе от души, дай ты малейший повод, — но ты сам сказал, он слишком предан господину. Тому не понравится, окажись ты в синяках, — весело говорил Ниро.
— Синяков можно и не оставить. Да я не о том. Ударит — не страшно. Я чего-то другого боюсь, после чего господин станет смотреть на меня, как на грязь…
— Шинори пошел бы искать то, что может тебя очернить…
— Благо, ходить далеко не нужно.
— Не перебивай! Только господин знает о тебе все. Ты разве не понял?
— Понял. Но до сих пор сомневаюсь — а все ли? Иначе… зачем я ему такой?
Ниро с улыбкой развел руками. Айхо продолжил задумчиво:
— Он так добр со мной… Я столько узнал… Отец много рассказывал мне, но у него почти не было книг — только пьесы да записки мудрецов о театре и музыке… Но об остальном мире я почти ничего не знал.
— Разве это мешало тебе жить в свое удовольствие? — фыркнул Ниро. — Я тоже не знаю многого.
— А теперь я хочу знать.
— И только поэтому ходишь за ним как тень? — лукаво прищурился Ниро. — Из тебя вышел бы отличный охранник — впрочем, ты не больно-то смотришь по сторонам. Только в одну…
— И еще я не смогу убить даже кошку, — смехом ответил Айхо.
— Змею же убил.
— Не уверен… не знаю. Сейчас мне ее жаль.
— Вот дурак. — Ниро взглянул на актера. — Я бы хотел, чтобы тебя оставили в этом доме. Но не надейся — этого не случится. Ты уже поправился и скоро покинешь нас.
— Да… это я знаю.
— И все же надеешься?
— На то, что оставят? Нет. Я знаю свое место. Но, может быть, мне позволят хоть изредка появляться здесь… и даже не это самое важное, — почти беззвучно закончил он.
* * *
— Это же… как розовый куст у дороги — цветок сорвет любой, кто захочет! И всерьез его отличать…
— А ведь он талантлив, — заметил младший брат.
— Только те, кого он играет, не бежали исполнять любую прихоть первого, кто позвал! Любую! А он еще рад угодить!
— Ты уверен? Только потому, что он часто смеется? Шинори фыркнул.
— Зря ты так, — возразил Ниро. — Не надо так про него говорить. К тому же… Ну, сам понимаешь. Ты судишь пристрастно.
— Послушай — может, и так, но — любой, не этот!
— Они похожи.
— Что?! — возмущенный вопль исказил губы, вырвавшись хриплым и низким звуком.
— Тише… Весь дом переполошишь. Я сказал правду, Шинори. Они — одна кровь.
— Как… ты… можешь равнять… — еще миг, и он бы ударил брата — младшего, всегда заботливо опекаемого.
— Они оба чисты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85