Совсем иные, нежели те, что возбуждались от ударов кончиками пальцев по клавиатуре... И совсем иные ассоциации рождались в его сознании. Прочитав первые, написанные в эту ночь строки, он понял, что написаны они не Анатолием Смольским. Совсем другим человеком. И это ему понравилось. Он давно уже устал от себя.
С бумагой, конечно, тоже были проблемы — откуда в Доме Последнего Изменения взяться писчей бумаге? Но полсотни разношерстных листков — главным образом случайно сохранившихся счетов, квитанций и других непонятных документов, заполненных только с одной стороны, для него нашлось. Почти весь этот скудный запас писчего материала он извел. Пережитое — неожиданное и нелепое — двигало его пером. Сюжеты, эпизоды, красочные портреты персонажей выливались из него с непреодолимой силой. Он не слышал рушащегося с небес гомона ангельских стай. Только наступившая тишина заставила его остановиться.
* * *
И в тишине этой он услышал еле слышный стук в дверь. Даже не стук, а так — поскребывание...
Смольский сурово откашлялся.
Поскребывание смолкло. Но уже через минуту возобновилось. Стало чуть настойчивей.
«Мыши у них туг завелись, что ли? — подумал литератор. — Да нет. Мыши все больше по полу шастают. По щелям...»
Щелей в Доме не водилось. Серый монастырь был построен на совесть.
Смольский откашлялся снова.
События повторились в той же последовательности. Только на этот раз период затишья заметно сократился, а степень настойчивости производителя шумов так же заметно возросла.
В конце концов это мешало работать.
— Да войдите вы! — с раздражением крикнул Анатолий невидимому озорнику.
Дверь бесшумно отворилась, и на пороге обозначилась невысокая фигурка в униформе, напоминающей одеяния сестер милосердия времен Первой мировой войны. Личико посетительницы, почти скрытое крахмальным чепцом, вполне гармонировало с ее одеянием — молоденькое, чистое и розовое, с ямочками на щеках и губками бантиком.
— Простите меня, — изрекли эти губки.
— Не прощу, — строго ответствовал Анатолий. — Вы мне помешали работать.
— Ах, боже мой! Я не знала... Я думала, что вы, как все, наблюдаете Обряд...
Посетительница выразительно указала глазами за окно и тут же вновь потупила взгляд.
— Кто вы такая и что вам от меня нужно в такую рань? — не изменяя взятому с самого начала разговора суровому тону, осведомился Анатолий. — Опять какие-нибудь прививки? И не стойте на пороге, пожалуйста. Здесь ужасный сквозняк.
— О, вы меня узнали! — радостно встрепенулась ранняя гостья. — Это я делала вам укол вчера утром... Меня зовут Аннабель. Аннабель Коллинз... Я очень люблю ваши книги. Я их собираю — у меня все есть. Все двадцать четыре. Вся серия о Хромом.
Вообще-то в творческом багаже Смольского насчитывалось уже пятьдесят шесть различных вариантов похождений Хромого, а узнать кроткую Аннабелъ он не мог, так как при получении одной из восемнадцати обязательных для гостей Инферны прививок был обращен к медсестре отнюдь не лицом.
Однако дело было не в этом. Ранний визит юной дамы, оказывается, ничем не грозил автору всемирно известного сериала. Задача, как говорится, сводилась к тривиальной — предстояло удовлетворить жажду очередной поклонницы творчества Анатолия Смольского в лицезрении самого творца.
— Не знал, что и на Инферне читают мои вещи, — уже менее строго произнес отец-создатель культового героя. — Что ж, будем знакомы...
— Не могли бы вы... — униженно пискнула Аннабель и извлекла из-под кипенно-белого фартука экземпляр «Сюиты для Хромого» — относительно недавнего опуса, написанного Анатолием по материалам дела о контрабанде «иллюзий Предтеч» — одного из самых странных видов произведений искусства, имеющих хождение в Обитаемом Космосе. — Не могли бы вы украсить эту книжку вашим автографом? — выпалила девушка заготовленную, видно, заранее фразу и симпатично зарделась. — Я никому не выдам, что вы... что вас у нас... Господин настоятель нас, конечно, строжайше...
— Не беспокойтесь, девочка, — великодушно успокоил ее мэтр. — Я не сомневаюсь, что вы нас тут не подведете.
Он привычным, хорошо отработанным движением раскрыл перед собой титульный лист неплохо изданного бестселлера и размашисто начертал на нем свои наилучшие пожелания юной читательнице. В заключение, в порыве щедрости, он протянул девице Коллинз массивный электрокарандаш, которым совершил этот свой акт общения с аудиторией. Как-никак она была его первым поклонником в этом невероятно далеком Мире, в который он и не думал попасть когда-либо в обозримом будущем.
— Держите на память, девочка! Это не просто приспособление для бумагомарания. Этим, так сказать, пером, я сегодня начал свой новый роман. Хотите, я посвящу его вам?
— О нет! — испуганно возразила девица.
И, словно героиня романа восемнадцатого века, смущенно добавила:
— Это была бы слишком большая честь для меня... А как будет называться книжка?
— «Хорал для Хромого»! — уверенно ответил Анатолий и подумал: «Назову героиню Аннабель. Чем не имя?»
Мэтр был совершенно доволен собой. Он еще не осознал, какую оплошность совершил: Аннабель благодарно пискнула и исчезла за дверью. Через пару часов она вернулась со своей лучшей подругой, которая тоже держала под фартуком очередной томик, украшенный псевдонимом и хорошо отретушированным портретом Анатолия.
К вечеру от постоянного писания авторских пожеланий и посвящений у Смольского стало сводить кисть правой руки. На следующий день, когда число розданных автографов пошло на вторую сотню, он с тревогой заметил, что кое-кто из жаждущих приобщиться к неожиданно объявившейся в его лице благодати, вовсе не напоминает послушников Серого монастыря. И верно — на площадке перед Домом можно было заметить несколько каров, прибывших скорей всего из города. К вечеру второго «дня открытых дверей», как назвал это событие про себя Анатолий, Аннабель привела к нему первых сукку.
— А им-то это зачем? — поразился Смольский. — Они же ни черта не соображают в людских делах... И что я буду им писать в пожеланиях?
— Вы знаете, — защебетала Аннабель, — обычно сукку очень враждебны к людям... Но те из них, которые... которым удалось преодолеть этот свой недостаток... Они так чувствительны к любому их ущемлению.. И теперь, когда они видят, что все, кто хочет, получают автографы.. Не стоит их обижать... Напишите им что-нибудь хорошее... Доброе..
Смольский взглянул на горящие злобными угольками глаза двух низкорослых представителей Бродячей Цивилизации, протягивавших ему «Букет для Хромого» и «Рекорд Хромого», вздохнул и взялся за электрокарандаш. Ничего хорошего от заварившейся каши он не ожидал.
* * *
Предчувствия не обманули мастера пера. На третий день автографического бума в дверях его — теперь уже далеко не уединенного — убежища появился слегка запыхавшийся Микис.
— Господин писатель! — горячо и торопливо начал он пониженным голосом. — Нам с вами и с господином настоятелем, с господином Фальком, надо срочно поговорить друг с другом! — прямо с порога начал он. — А то господин настоятель — извините меня — так он по глупости продаст вас с потрохами и безо всякого для вас профита... Вам сейчас очень надо послушать Микиса.
— О чем вы, Палладини? — недоуменно воззрился на него Смольский.
Обычно Микис выдавал всего лишь в два раза больше слов, чем требовалось для того, чтобы донести свою мысль до собеседника. Сейчас — в волнении — он перебирал норму раза в четыре, и понять смысл сказанного им можно было только ценой перенапряжения мозговых извилин.
— Кому собрался нас продавать господин настоятель? И зачем?
— Не нас, а только вас одного, Смольский! Только одного вас, господин писатель! Если вы хотите знать, у нас с ним сейчас состоялась, так сказать, сцена у фонтана! Причем фонтаном был совсем не Микис Палладини! Заметьте это!
Привычка предпринимателя говорить о себе в третьем лице доводила Анатолия до сильнейшей мигрени. Ему начинало казаться, что вокруг него бродят и прячутся по углам одни только бесчисленные Микисы.
— Если речь шла обо мне, — резонно возразил он, — то почему же разговор с настоятелем вели вы?
— Да потому, что вам бы в вашу голову никогда не пришло, что надо явиться к нему первым! Вы бы, господин писатель, сидели бы тут и ждали, пока и господина Фалька, и его ранарари не разорвет, как паровые котлы! Вот так — бам!!! И все! Крышка!!!
— У меня от вас скоро экзема начнется, Микис, — неприязненным голосом процедил Смольский. — Отчего их разорвет-то? От кишечных газов, что ли?
— Да от злости их разорвет очень скоро! От злости на вот это вот все, что вы устроили со своими автографами, господин писатель! Теперь вот уже из столицы какие-то фанаты приехали, чтобы вы им в книжечке свою подпись черкнули! Можно подумать, что вы банковские чеки тут подписываете... Теперь уже вся Диаспора знает, что Инферна имеет честь принимать в гостях великого писателя! И только у таких идиотов, которые ничего, кроме детективов, читать не способны, не возникнет такого вот вопроса: откуда это великий писатель неожиданно взялся на такой дружественной всей Федерации Инферне? Когда он прилетел и на чем?
«Ведьму я назову Аннабель! — решил про себя Смольский. — Сволочь какую-нибудь. Особо подлую. Это же надо — так подставить человека!»
— И Палладини смотрит, — продолжал Микис, ухватившись за пуговицу на животе Анатолия, — на то, как господин настоятель пухнет от злости, и конечно же, это Палладини не нравится. И что делает Палладини тогда? Что, я вас спрашиваю?
Смольский молча уселся на стул, выпрямившись и скрестив на груди руки. На Микиса он воззрился, словно удав на кролика. Это немного подействовало.
— Тогда Палладини просит, — радостно сообщил ему Микис, — господина настоятеля принять его! И когда господин настоятель его принял, то он сначала выложил Палладини, что он обо всем этом думает. Как будто Палладини может отвечать за то, что его люди не могут хранить даже такой маленький секрет...
— Мои вам соболезнования, — несколько меланхолично признал Смольский. — Действительно, на вашем месте должен был быть я...
— Если бы на месте Палладини были вы, господин писатель, то из этого не вышло бы ничего хорошего! — довольно резонно ответил Микис. — Но вас там не было! Там был Палладини, и Палладини сказал господину Фальку так: «Теперь, господин настоятель, все равно уже все горшки побиты, и вы не сможете спрятать господина Смольского от его читателей, даже если посадите его в мешок. Так тогда зачем вам мучиться с ним как с ежом за пазухой? Что делают порядочные люди, если им случится, допустим, чего-нибудь случайно своровать, а их при этом кто-нибудь увидит и начнет ловить? Порядочные люди тогда будут бежать впереди и кричать всем остальным, чтобы они ловили вора как следует! Если порядочный человек хочет спрятать одну золотую монетку, он ее спрячет в куче медных, если...»
— А короче — можно? — сухо осведомился Смольский.
— Вы знаете, господин писатель, то же самое сказал мне и настоятель! Это просто удивительно, как вы с ним одинаково мыслите! Он сразу понял, что ему хотел сказать Палладини! Палладини хотел сказать, что надо договориться с ранарари о том, чтобы организовать все так, чтобы великий писатель ездил по всей Диаспоре и встречался с читателями, давал им автографы, читал лекции... И пусть все смотрят на господина великого писателя и, бога ради, не обращают никакого внимания на всех остальных, что прилетели на «Ганимеде»! А когда вокруг вас, Толик, будет вертеться уйма народу, вас просто побоятся тронуть!
Смольский скептически покосился на порхающую вокруг него тушку Палладини (тот быстро набирал вес, потерянный за время перехода через Аш-Ларданар) и вдруг улыбнулся. Ему понравилась эта мысль — превратить отвратительно начавшееся приключение в турне. Причем в такое, которое прибавит ему популярности в том Мире, куда еще не ступала нога ни одного из его коллег! Игра явно стоила свеч. Риск, конечно, витал в воздухе, но ведь не он же — литератор Смольский — сдался здешним мафиози, а без вести пропавший федеральный следователь Кай Санди.
— И что же вам сказал на это господин настоятель? — осведомился он уже более бодрым голосом.
— Господин настоятель долго думал, — гордо ответствовал ему Микис. — Сначала он долго думал и взвешивал, а потом вызвал меня к себе как раз сегодня утром и сказал: «Слушайте, Палладини...» — он так и сказал: «Слушайте, Палладини, не вы один такой умный...»
— Наверное, настоятель выражался немного более э-э... по-другому? — предположил Смольский.
— Конечно, по-другому! — пожал плечами Микис. — Со всеми этими экивоками и выкрутасами, но не в этом дело! В сущности, он мне сказал: «Не один ты такой умный, Палладини, есть еще люди и поумнее тебя. И среди ранарари тоже такие случаются, хотя они вовсе и не люди... И поэтому мы устроим господину Смольскому турне по трем самым крупным центрам Диаспоры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80