Боб, не обращая на него внимания, повернулся и взял Петру за руку.
– Если ты знала, что он задумал, почему ты прилетела с ним?
– Потому что в Бразилии мне уже не скрыться, – ответила она, – и лучше тогда быть с тобой.
– Мы вместе – это для Ахилла двойная причина стараться.
– Но ты пока что умел оставаться в живых, что бы ни бросал против тебя Ахилл, – заметила Петра. – И я тоже хочу.
Боб покачал головой:
– Те, кто был рядом со мной, – погибли.
– Напротив, – возразила Петра. – Погибали они тогда, когда не были рядом с тобой.
Что ж, это была правда, но несущественная. Как ни считай, а Недотепа и сестра Карлотта погибли из-за Боба. Они допустили ошибку: любили его и были ему верны.
– Я от тебя не отойду, – сказала Петра.
– Никогда?
Она не успела ответить, потому что Питер перебил:
– Все это очень трогательно, но надо решить, что делать с Ахиллом, когда мы его привезем.
Петра посмотрела на него, как на докучного ребенка:
– Ну, ты действительно тупой.
– Я знаю, что он опасен, – сказал Питер. – Вот почему надо тщательно продумать, как мы будем действовать.
– Ты послушай, – обратилась Петра к Бобу. – Он говорит «мы»!
– Никаких «мы», – ответил Боб. – Будь здоров.
Не выпуская руку Петры, он направился в лес. Петра лишь на секунду задержалась, чтобы радостно помахать Питеру, и побежала к деревьям рядом с Бобом.
– Вы смываетесь? – крикнул им вслед Питер. – Просто смываетесь, когда наконец-то мы можем все повернуть в нашу пользу?
Они даже не остановились возразить.
Потом, в частном самолете, который зафрахтовал Боб с Минандао на Сулавеси, Петра передразнила слова Питера: «Когда наконец-то мы можем все повернуть в нашу пользу?»
Боб засмеялся.
– А была ли когда-нибудь наша польза? – спросила Петра уже всерьез. – Все это время была только одна цель: усилить влияние Питера, поднять его власть, его престиж. Наша польза!
– Я не хочу, чтобы он погиб, – сказал Боб.
– Кто, Ахилл?
– Да нет! Его я хотел бы видеть мертвым. Питеру надо сохранить жизнь – он единственный противовес.
– Он сам потерял равновесие, – заметила Петра. – Сколько придется ждать, пока Ахилл организует его гибель?
– Меня беспокоит, сколько придется ждать, пока Ахилл проникнет в его сеть и переймет ее на себя?
– А мы не приписываем Ахиллу сверхъестественных сил? – спросила Петра. – Он же не бог. Даже не герой. Просто больной ребенок.
– Нет, – ответил Боб. – Больной ребенок – это я. А он – дьявол.
– Ладно, – согласилась Петра. – Тогда он – больной ребенок дьявола.
– Так ты говоришь, что нам надо все еще попытаться помочь Питеру?
– Я говорю, что, если Питер выживет после своего романчика с Ахиллом, он будет более склонен нас слушать.
– Вряд ли, – усомнился Боб. – Если он выживет, он решит, что он умнее нас, и даже еще меньше будет интересоваться нашим мнением.
– М-да, – произнесла Петра. – Он, похоже, ничему не научится.
– Первое, что нам надо сделать, – решительно сказал Боб, – это расстаться.
– Нет.
– Я это уже умею делать, Петра. Уходить в укрытие. Оставаться непойманным.
– А вместе нас слишком легко узнать, ля-ля, ля-ля.
– От твоего «ля-ля, ля-ля» это не перестает быть правдой.
– А мне плевать, – сообщила Петра. – И этот момент ты в своих расчетах упустил.
– А мне не плевать, какой момент упускаешь в своих расчетах ты.
– Давай я так поставлю вопрос, – предложила Петра. – Если мы разделимся и Ахилл меня найдет первой и убьет, у тебя на совести будет еще одна женщина, которую ты глубоко любил и которую не защитил от гибели.
– Запрещенный удар.
– А я дерусь по-девчоночьи.
– Если ты останешься со мной, мы наверняка погибнем оба.
– А вот и нет.
– Я же не бессмертен, и ты это знаешь.
– Но ты умнее Ахилла. И везучее. И выше. И красивее.
– Новый, усовершенствованный человек.
Она задумчиво на него посмотрела:
– Знаешь, теперь, когда ты такой высокий, мы можем путешествовать под видом мужа и жены.
Боб вздохнул:
– Я не собираюсь на тебе жениться.
– Только для прикрытия.
Ее желание выйти за него сначала проявлялось намеками, а теперь уже стало открытым.
– Я не собираюсь иметь детей, – сказал Боб. – Мой вид кончится на мне.
– Это с твоей стороны слишком эгоистично. Если бы так сказал первый гомо сапиенс? Мы бы остались неандертальцами, и жукеры бы разнесли нас в клочья. Тем бы дело и кончилось.
– Мы не из неандертальцев развились.
– Что ж, хорошо, что мы хоть этот фактик твердо установили.
– А я так вообще не развился. Я был изготовлен. Генетически создан.
– И все же по образу Божию.
– Сестра Карлотта могла бы такое сказать, а от тебя мне это даже не смешно слышать.
– Еще как смешно.
– Только не мне.
– Знаешь, я не уверена, что хочу от тебя детей, если они могут унаследовать твое чувство юмора.
– Приятно слышать.
Но на самом деле не было приятно, потому что его к ней тянуло, и она это знала. Более того, он действительно неровно к ней дышал, любил быть рядом с ней. Она была его другом. Если бы не то, что он должен умереть, если бы он хотел завести семью, если бы его интересовал брак, единственным человеком женского пола, с которым он мог бы связать судьбу, была она. Но вот беда: она была человеком, а он нет.
Чуть помолчав, она положила голову к нему на плечо и взяла его за руку.
– Спасибо, – тихо выдохнула она.
– За что?
– За то, что дал мне спасти тебе жизнь.
– Это когда же было?
– Пока ты должен смотреть за мной, – объяснила Петра, – ты не умрешь.
– Так что ты поехала со мной, увеличив риск, что нас узнают, дав Ахиллу возможность избавиться от двух главных врагов одной удачной бомбой, – только чтобы спасти мне жизнь?
– Правильно, вундеркинд!
– Ты же мне даже не нравишься, сама знаешь.
К этому моменту она так его достала, что слова эти были почти правдой.
– А пока ты меня любишь, мне это все равно.
И он подумал, что эта ее ложь тоже может быть почти правдой.
2
Нож Сурьявонга

От: Salaam%Spaceboy@inshallah.com
Кому: Watcher%OnDuty@lnternational.net
Тема: То, о чем Вы спрашивали
Дорогой мистер Виггин (Локи)!
Если говорить философски, все гости в доме мусульманина считаются священными, ибо их послал Бог, и они под его покровительством. Говоря практически, для двух крайне одаренных, прославленных и непредсказуемых личностей, которых одна весьма сильная немусульманская фигура ненавидит, а другая им помогает, эта часть мира весьма опасна, особенно если они хотят оба продолжать скрываться и остаться на свободе. Я не думаю, что у них хватит глупости искать убежища в исламской стране.
Но с сожалением должен Вам сказать, что Ваш интерес и мой в этом деле не совпадают, так что, несмотря на случаи сотрудничества в будущем, я наверняка не скажу Вам, если встречу их или узнаю о них что-либо.
Ваши достижения многочисленны, я помогал Вам раньше и буду помогать в дальнейшем. Но, когда Эндер вел нас в бой с муравьеподобными, эти друзья были со мной бок о бок, где были Вы?
С искренним уважением,
Алаи.
Вскрыв пакет с приказом, Сурьявонг не был удивлен. Он водил штурмовые группы в Китай, но всегда ради диверсии или сбора сведений либо «принудительной отставки высокого должностного лица» – иронический эвфемизм Питера для политического убийства. Тот факт, что сейчас планировался захват, а не физическое уничтожение, означал, что речь идет не о китайце. Сурьявонг хотел бы надеяться, что это кто-то из руководителей завоеванной страны – низложенный премьер-министр Индии, или плененный премьер его родного Таиланда.
Даже мелькнула мысль: не может ли это быть кто-то из членов его семьи?
Но Питеру имело смысл идти на риск не ради кого-то, имеющего лишь политическое или символическое значение, но ради врага, который поставил мир в эту необычайную и отчаянную ситуацию.
Ахилл. Бывший хромой калека, привычный убийца, полный психопат и талантливейший поджигатель войны, Ахилл понимал, чего жаждут лидеры стран, и умел обещать им способ этого добиться. Он сумел убедить одну фракцию в российском правительстве, глав Индии и Пакистана и многих руководителей других стран склониться на его предложения. Когда Россия решила, что он обуза, он сбежал в Индию, где его уже ждали друзья. А когда Индия и Пакистан поступили именно так, как он их уговаривал, он их предал с помощью своих связей в Китае.
Конечно, следующим шагом было бы предательство китайских друзей и захват позиции с еще большей властью. Но правящая камарилья Китая была не менее цинична, чем сам Ахилл, и раскусила его поведение, так что вскоре после того, как Китай стал единственной реальной сверхдержавой мира, его арестовали.
Если китайцы такие умные, почему же Питеру ума не хватает? Разве не он сам говорил: «Когда Ахилл становится тебе всего полезнее и преданнее, то наверняка он тебя уже предал в этот момент»? И он думает, что сможет использовать этого мальчика-монстра?
Или Ахилл сумел убедить Питера, вопреки всем свидетельствам, что Ахилл не держит слова, будто на этот раз он останется верен союзнику?
Надо его убить, думал Сурьявонг. На самом деле я так и сделаю. Питеру я доложу, что Ахилл погиб в неразберихе операции. И тогда в мире будет куда спокойнее.
Сурьявонгу уже приходилось убивать опасных врагов. А судя по словам Петры и Боба, Ахилл по определению опасный враг, особенно для тех, кто с ним хорошо обходится.
– Если ты его хоть раз видел в состоянии слабости, беспомощности или поражения, – говорил Боб, – он не вынесет, чтобы ты остался в живых. Не думаю, что здесь что-то личное. Ему не обязательно убивать тебя своими руками или видеть твою смерть – ничего такого. Ему просто надо знать, что ты больше не живешь с ним в одном мире.
– Так что самое опасное, что ты можешь сделать, – говорила Петра, – это его спасти, потому что сам факт, что ты видел его в ситуации, когда спасение необходимо, для тебя – смертный приговор.
Неужто они этого Питеру не объяснили?
Конечно, объяснили. Так что Питер, посылая Сурьявонга спасать Ахилла, знал, что фактически подписывает приказ о его смерти.
Несомненно, Питер воображает, что сможет держать Ахилла под контролем и Сурьявонгу ничего не грозит.
Но Ахилл убил хирурга, который вылечил ему ногу, и девчонку, которая не велела его убивать, когда он был в ее власти. Он убил монахиню, которая нашла его на улицах Роттердама, дала образование и шанс попасть в Боевую школу.
Получить благодарность Ахилла – значит получить смертельную болезнь. И у Питера нет власти сделать Сурьявонга к ней иммунным. Ахилл никогда не оставлял доброго дела безнаказанным, сколько бы ни ушло на это времени, каким бы извилистым путем ни шла его месть.
Надо его убить, думал Сурьявонг, иначе он наверняка убьет меня.
Он не солдат, он пленник. Убить его – преступление, даже на войне.
Но если я не убью его, он убьет меня. Разве человек не имеет права защищаться?
И это он состряпал план, из-за которого мой народ попал под китайское ярмо, он разрушил страну, которую никто не мог завоевать, ни бирманцы, ни европейские колонизаторы, ни коммунисты в свое время. Хотя бы за Таиланд он заслужил смерти, не говоря уже об остальных убийствах и предательствах.
Но если солдат не подчиняется приказу, не убивает лишь тогда, когда ему дан приказ убивать, чего стоит он для своего командира? Какому делу он служит? Даже не собственному выживанию, потому что в такой армии ни один офицер не сможет рассчитывать на своих людей, ни один солдат – на своих товарищей.
Может, мне повезет и взорвется машина, в которой он едет.
Вот этими мыслями и терзался он, пока вертолеты летели ниже области захвата радаров, срывая гребни волн Китайского моря.
Береговая линия мелькнула так быстро, что мозг едва отметил ее; бортовые компьютеры дернули вертолеты влево-вправо, вверх и снова вниз, обходя наземные препятствия и держась ниже лучей радаров. Машины были тщательно замаскированы, а бортовые компьютеры выдавали спутникам наблюдения ложную информацию. Вскоре группа вышла к определенной дороге, свернула на север, потом на запад и вышла на пункт, который источник Питера назвал «блокпостом номер три». Люди на посту предупредят конвой по рации, но они не успеют закончить и первой фразы…
Пилот Сурьявонга заметил конвой.
– Бронетранспортер и машина сопровождения впереди и сзади, – доложил он.
– Убрать обе машины сопровождения.
– А если заключенный в одной из них?
– Значит, трагическая гибель от огня своих.
Солдаты поняли, или по крайней мере решили, что поняли. Сурьявонг собирается проделать все процедуры спасения, но если заключенный погибнет, он не будет огорчен.
Строго говоря, это не было верно, по крайней мере сейчас. Сурьявонг просто верил в преданность китайского солдата уставу. Конвой был всего лишь демонстрацией силы, чтобы не подпустить никаких местных мятежников или вооруженных банд. Возможность вмешательства внешних сил – или даже мотив такой возможности – не рассматривалась. Тем более возможность вмешательства карликовой армии Гегемона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41