Сострадание, увиденное ею раньше, стало еще заметнее. Глаза Алаи были полны любви. Но были в них и огонь, и достоинство. Он не улыбался – как и положено в час войны предводителю нации, сыны которой гибнут в битвах и сами убивают. Но он и не произносил тирад, заводя толпу в опасный энтузиазм.
Пойдут ли эти люди за ним в бой? Да, конечно, поначалу, когда он может рассказать им легенды легких побед. Но потом, когда наступят трудные времена и фортуна от них отвернется, пойдут ли они за ним?
Наверное, да. Петра видела в нем не столько великого полководца – хотя можно было бы себе представить, что Александр был на него похож, или Цезарь, – сколько царя пророка. Саул или Давид. Оба они были молоды, когда пророчество призвало их вести свой народ на войну во имя Божие. Жанна д'Арк.
Хотя Жанна д'Арк погибла на костре, а Саул упал на собственный меч – нет-нет, это был Брут или Кассий, а Саул велел собственному солдату себя убить, кажется? Все равно плохой конец. А Давид умер в позоре, и Бог запретил ему построить святой храм, потому что он убил Урию, чтобы жениться на Вирсавии.
Тоже не слишком хорошие прецеденты.
Но до того как пасть, они знали славу.
18
Война на Земле
Кому: Chamrajnagar%Jawaharlal@ifcom.gov
От: AncientFire%Embers@han.gov
Тема: Будущее официальное заявление
Мой уважаемый друг и коллега!
Мне огорчительно, что Вы можете даже предположить, будто в такой час беды, когда Китай подвергся неспровоцированному нападению орд религиозных фанатиков, у нас нашлись бы желание или возможность провоцировать Международный Флот. К Вашей организации, которая столь недавно спасла человечество от нашествия звездных драконов, мы испытываем лишь глубочайшее уважение.
Наше официальное заявление, которое должно скоро быть обнародовано, не содержит наших умозаключений на тему о том, кто же на самом деле несет ответственность за трагическую гибель шаттла, сбитого над территорией Бразилии. Не признавая за собой какого бы то ни было участия в этом инциденте или предварительной осведомленности о нем, мы выполнили собственное предварительное расследование и обнаружили, что использованная техника действительно могла быть произведена на территории Китая.
Это причиняет нам невероятные страдания, и мы покорнейше просим Вас не обнародовать этой информации. Вместо этого мы прилагаем документацию, показывающую, что одна наша пусковая установка, оказавшаяся неучтенной и потому могшая быть использована для совершения этого преступления, была в свое время передана под контроль некоего Ахилла де Фландреса, очевидно, для военных операций, предпринятых в связи с нашей превентивной оборонительной акцией против индийского агрессора, терзающего Бирму. Мы считали, что этот материал был нам возвращен, но следствие показало, что возврат не был сделан.
Ахилл де Фландрес одно время находился под нашей защитой, когда оказал нам услугу, предупредив об угрозе, которую Индия представляет для мира в Юго-Восточной Азии. Однако нам стали известны некоторые преступления, совершенные им до того, как он поступил к нам на службу, и мы взяли его под стражу (см. документацию). При перевозке к месту перевоспитания на конвой напали неопознанные войска и освободили Ахилла де Фландреса, перебив всех сопровождающих его военнослужащих.
Поскольку почти сразу после этого Ахилл де Фландрес оказался в резиденции Гегемона в Риберао-Прето, Бразилия, и занял должность, на которой смог совершить множество злодейств после поспешного отбытия Питера Виггина, и поскольку указанная ракета была запущена с бразильской территории, и шаттл был сбит над Бразилией, мы предполагаем, что место, где следует искать виновного в нападении на МФ, это Бразилия, точнее, территория Гегемонии.
Окончательная ответственность за все действия де Фландреса после его побега из-под стражи должна быть возложена на тех, кто его освободил, а именно Гегемона Питера Виггина и его вооруженные силы, предводительствуемые Юлианом Дельфийски, а в последнее время – тайским националистом Сурьявонгом, которого китайское правительство рассматривает как террориста.
Надеюсь, что эта информация, сообщенная Вам неофициально, окажется полезной в Вашем расследовании. Если же мы можем быть полезны еще чем-нибудь, что не помешает нашей отчаянной борьбе за самую свою жизнь против варварских орд Азии, мы будем рады Вам служить.
Ваш скромный и недостойный коллега,
Древний Огонь.
От: Chamrajnagar%Jawaharlal@ifcom.gov
Кому: Graff%pilgrimage@colmin.gov
Тема: Кто возьмет на себя вину?
Дорогой Хирам!
Из приложенного письма почтенного главы китайского правительства Вы сами видите, что они решили отдать нам Ахилла как жертвенного агнца. Я думаю, они будут рады, если мы от него избавимся, избавив их от этой работы. Наши следователи официально объявят, что пусковая установка – китайского производства и прослежена до Ахилла де Фландреса – без упоминания, что когда-то ему ее дало китайское правительство. Если нас спросят, мы откажемся теоретизировать на эту тему. Это лучшее, на что они могут рассчитывать.
А пока что у нас есть твердые законные основания для вмешательства в дела на Земле – и по свидетельству, полученному от страны, которая более всего склонна была бы жаловаться на такую интервенцию. Мы ничего не будем делать такого, что повлияло бы на результат или ход войны в Азии. Сначала мы попросим сотрудничества от правительства Бразилии, но ясно дадим понять, что обойдемся и без него как в военном, так и в юридическом отношении. Потом мы попросим их изолировать территорию Гегемонии, никого не пропускать ни туда, ни оттуда до прибытия наших войск.
Я прошу Вас информировать Гегемона и соответственно скоординировать Ваши планы. Должен ли г-н Виггин присутствовать при взятии комплекса – вопрос, по которому у меня нет мнения.
Вирломи не входила в города – эти времена кончились. Когда она была свободна странствовать, пилигрим в стране, где люди либо проживали жизнь в родной деревне, или прерывали с ней все связи и всю жизнь жили на дорогах, ей нравилось приходить в деревни, и каждая была приключением в собственных декорациях сплетен, трагедий, юмора, романтики и иронии.
В колледже, куда она недолго ходила между возвращением из космоса и призывом в штаб индийских вооруженных сил в Хайдарабаде, быстро стало понятно, что интеллектуалы считают свою жизнь – жизнь умственную, с бесконечным самокопанием, с автобиографией, обрушиваемой на всех новых знакомых, – в чем-то выше однообразной, бессмысленной жизни простолюдинов.
Вирломи же знала, что все как раз наоборот. Интеллектуалы в университете были все на одно лицо. У них были одни и те же глубокие мысли об одних и тех же мелких эмоциях и тривиальных дилеммах. И подсознательно они сами это понимали. Когда происходило какое-нибудь реальное событие, такое, что потрясало до самого сердца, они выходили из игры университетской жизни, потому что реальность должна была разыгрываться на иной сцене.
В деревнях жизнь велась ради жизни, не ради игр в первенство и показухи. Умных людей ценили за умение решать проблемы, а не говорить о них красиво. В любой точке Индии, где ей пришлось бывать, Вирломи думала одно и то же: я могла бы здесь жить. Остаться среди этих людей, выйти замуж за одного из этих симпатичных крестьян и всю жизнь работать рядом с ним.
Но другая мысль тут же отвечала: нет, не могла бы. Нравится тебе это или нет, но ты одна из университетских. Ты можешь выходить в реальный мир, но места тебе здесь нет. Тебе надо жить в идиотской мечте Платона, где мысль – реальность, а реальность – тень. Ради этого ты родилась, и твои переходы из деревни в деревню – только чтобы учить этих людей, учиться от них, играть ими для достижения собственных целей.
Но мои цели, думала она, – это дать им дары, которые им нужны: мудрое правление или хотя бы самоуправление.
И тут она над собой смеялась, потому что эти две цели противоречили друг другу. Пусть даже индийцы правят индийцами, это не будет самоуправлением, потому что правитель правит народом, а народ – правителем. Это взаимное правление, и на лучшее даже надеяться не приходится.
Но теперь дни странствий окончились. Она вернулась к мосту, где стояли в свое время защищавшие его солдаты, а жители окрестных деревень сочли ее чем-то вроде божества.
Она пришла без фанфар, вошла в деревню, где ее сердечнее всего принимали, и заговорила с женщинами у колодца и на рынке. Она пошла к ручью, где они стирали, и помогла им стирать. Кто-то предложил поделиться с ней одеждой, чтобы она могла постирать свои грязные лохмотья, но она рассмеялась и ответила, что от стирки они разлетятся в пыль, но она бы предпочла заработать себе новую одежду, поработав на семью, где ей могли бы одежду выделить.
– Госпожа, – сказала одна женщина застенчиво, – разве не кормили мы тебя на мосту ни за что?
Значит, ее узнали.
– Но я хотела бы отработать ту доброту, которую вы ко мне там проявили.
– Ты нас много раз благословляла, госпожа, – сказала другая.
– И сейчас ты благословляешь нас, появившись среди нас.
– И стирая с нами.
Значит, она все еще божество.
– Я не та, кем вы меня считаете. Я ужаснее ваших самых жутких страхов.
– Для наших врагов, надеемся мы, госпожа.
– Для них – да. Но я возьму ваших мужей и сыновей воевать с ними, и многие из них погибнут.
– Половина наших мужей и сыновей уже взяты на войну с китайцами.
– Убиты в бою.
– Пропали без вести и не могут вернуться домой.
– Уведены в плен китайскими дьяволами.
Вирломи подняла руку, успокаивая женщин:
– Я не потрачу зря их жизни, если они будут повиноваться мне.
– Тебе не надо идти на войну, госпожа, – сказала одна старая карга. – Нехорошо это. Ты посмотри на себя, молодая и красивая. Ложись с кем-нибудь из наших молодцов или стариков, если тебе захочется, и делай детей.
– Когда-нибудь, – ответила Вирломи, – я выберу себе мужа и буду с ним делать детей. Но сегодня мой муж – Индия, и его проглотил тигр. Я должна довести тигра до тошноты, чтобы он выблевал моего мужа обратно.
Некоторые из них захихикали, представив себе эту картину. Но остальные были мрачно-серьезны.
– И как ты это сделаешь?
– Я подготовлю своих людей, чтобы они не погибали из-за ошибок. Я соберу оружие, которое нам нужно, чтобы никто не погиб из-за того, что не был вооружен. Я буду действовать тайно, чтобы мы не навлекли на себя гнев тигра, пока не будем готовы так сильно его ранить, чтобы он уже никогда не оправился.
– Ты не принесла с собой атомную бомбу, госпожа? – спросила та же карга. Явно из недоверчивых.
– Использовать такие вещи – оскорбление для Бога, – сказала Вирломи. – Бог мусульман сжег свой дом и повернул лицо свое против них за то, что они применяли такое оружие друг против друга.
– Я пошутила, – устыдилась карга.
– А я нет. Если вы не хотите, чтобы я использовала ваших мужчин так, как я описала, скажите мне, и я уйду и найду другое место, где со мной согласятся. Быть может, ваша ненависть к китайцам не так сильна, как моя. Быть может, вы довольны тем, что делается на этой земле.
Но они не были довольны, и ненависть их, похоже, была сильна.
Вопреки обещанию, на обучение было немного времени, но Вирломи не собиралась использовать этих людей для открытого боя. Им предстояло быть диверсантами, саботажниками, подрывниками, ворами. Они сговаривались со строительными рабочими о краже взрывчатки, они учились ею пользоваться, они строили сухие склады в земле в джунглях, лепившихся к крутым холмам.
И они ходили в ближайшие селения и вербовали других, и те шли еще дальше и дальше, строя сеть диверсантов возле каждого моста, который можно было взорвать, чтобы лишить китайцев возможности пользоваться дорогами через границу Индии для перевозки и снабжения войск.
Репетиций быть не могло, никаких прогонов всухую. Ничего нельзя было сделать, чтобы не привлечь к себе подозрения. Вирломи запретила своим людям как бы то ни было провоцировать китайцев или мешать бесперебойному движению китайского транспорта в горах и холмах.
Некоторые брюзжали по этому поводу, но Вирломи сказала:
– Я дала слово вашим женам и матерям, что вы не будете погибать напрасно. Еще много будет впереди смертей, но лишь тогда, когда они помогут чего-то достигнуть, чтобы выжившие могли сказать: «Мы это сделали, а не кто-то за нас».
Она больше не входила в селения, но жила там, где жила когда-то: в пещере возле моста, который взорвет сама, когда придет время.
Но она не могла позволить себе быть отрезанной от мира. Поэтому три раза в день один из ее людей входил в сеть и проверял ее почтовые тайники, распечатывал пришедшие туда письма и приносил ей. Она научила их, как стирать информацию из памяти компьютера, чтобы никто не увидел то, что компьютер показал ей. А принесенные распечатки она сжигала, прочитав.
Письмо Питера Виггина пришло вовремя, и потому она была готова, когда ее люди прибежали к ней, задыхаясь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Пойдут ли эти люди за ним в бой? Да, конечно, поначалу, когда он может рассказать им легенды легких побед. Но потом, когда наступят трудные времена и фортуна от них отвернется, пойдут ли они за ним?
Наверное, да. Петра видела в нем не столько великого полководца – хотя можно было бы себе представить, что Александр был на него похож, или Цезарь, – сколько царя пророка. Саул или Давид. Оба они были молоды, когда пророчество призвало их вести свой народ на войну во имя Божие. Жанна д'Арк.
Хотя Жанна д'Арк погибла на костре, а Саул упал на собственный меч – нет-нет, это был Брут или Кассий, а Саул велел собственному солдату себя убить, кажется? Все равно плохой конец. А Давид умер в позоре, и Бог запретил ему построить святой храм, потому что он убил Урию, чтобы жениться на Вирсавии.
Тоже не слишком хорошие прецеденты.
Но до того как пасть, они знали славу.
18
Война на Земле
Кому: Chamrajnagar%Jawaharlal@ifcom.gov
От: AncientFire%Embers@han.gov
Тема: Будущее официальное заявление
Мой уважаемый друг и коллега!
Мне огорчительно, что Вы можете даже предположить, будто в такой час беды, когда Китай подвергся неспровоцированному нападению орд религиозных фанатиков, у нас нашлись бы желание или возможность провоцировать Международный Флот. К Вашей организации, которая столь недавно спасла человечество от нашествия звездных драконов, мы испытываем лишь глубочайшее уважение.
Наше официальное заявление, которое должно скоро быть обнародовано, не содержит наших умозаключений на тему о том, кто же на самом деле несет ответственность за трагическую гибель шаттла, сбитого над территорией Бразилии. Не признавая за собой какого бы то ни было участия в этом инциденте или предварительной осведомленности о нем, мы выполнили собственное предварительное расследование и обнаружили, что использованная техника действительно могла быть произведена на территории Китая.
Это причиняет нам невероятные страдания, и мы покорнейше просим Вас не обнародовать этой информации. Вместо этого мы прилагаем документацию, показывающую, что одна наша пусковая установка, оказавшаяся неучтенной и потому могшая быть использована для совершения этого преступления, была в свое время передана под контроль некоего Ахилла де Фландреса, очевидно, для военных операций, предпринятых в связи с нашей превентивной оборонительной акцией против индийского агрессора, терзающего Бирму. Мы считали, что этот материал был нам возвращен, но следствие показало, что возврат не был сделан.
Ахилл де Фландрес одно время находился под нашей защитой, когда оказал нам услугу, предупредив об угрозе, которую Индия представляет для мира в Юго-Восточной Азии. Однако нам стали известны некоторые преступления, совершенные им до того, как он поступил к нам на службу, и мы взяли его под стражу (см. документацию). При перевозке к месту перевоспитания на конвой напали неопознанные войска и освободили Ахилла де Фландреса, перебив всех сопровождающих его военнослужащих.
Поскольку почти сразу после этого Ахилл де Фландрес оказался в резиденции Гегемона в Риберао-Прето, Бразилия, и занял должность, на которой смог совершить множество злодейств после поспешного отбытия Питера Виггина, и поскольку указанная ракета была запущена с бразильской территории, и шаттл был сбит над Бразилией, мы предполагаем, что место, где следует искать виновного в нападении на МФ, это Бразилия, точнее, территория Гегемонии.
Окончательная ответственность за все действия де Фландреса после его побега из-под стражи должна быть возложена на тех, кто его освободил, а именно Гегемона Питера Виггина и его вооруженные силы, предводительствуемые Юлианом Дельфийски, а в последнее время – тайским националистом Сурьявонгом, которого китайское правительство рассматривает как террориста.
Надеюсь, что эта информация, сообщенная Вам неофициально, окажется полезной в Вашем расследовании. Если же мы можем быть полезны еще чем-нибудь, что не помешает нашей отчаянной борьбе за самую свою жизнь против варварских орд Азии, мы будем рады Вам служить.
Ваш скромный и недостойный коллега,
Древний Огонь.
От: Chamrajnagar%Jawaharlal@ifcom.gov
Кому: Graff%pilgrimage@colmin.gov
Тема: Кто возьмет на себя вину?
Дорогой Хирам!
Из приложенного письма почтенного главы китайского правительства Вы сами видите, что они решили отдать нам Ахилла как жертвенного агнца. Я думаю, они будут рады, если мы от него избавимся, избавив их от этой работы. Наши следователи официально объявят, что пусковая установка – китайского производства и прослежена до Ахилла де Фландреса – без упоминания, что когда-то ему ее дало китайское правительство. Если нас спросят, мы откажемся теоретизировать на эту тему. Это лучшее, на что они могут рассчитывать.
А пока что у нас есть твердые законные основания для вмешательства в дела на Земле – и по свидетельству, полученному от страны, которая более всего склонна была бы жаловаться на такую интервенцию. Мы ничего не будем делать такого, что повлияло бы на результат или ход войны в Азии. Сначала мы попросим сотрудничества от правительства Бразилии, но ясно дадим понять, что обойдемся и без него как в военном, так и в юридическом отношении. Потом мы попросим их изолировать территорию Гегемонии, никого не пропускать ни туда, ни оттуда до прибытия наших войск.
Я прошу Вас информировать Гегемона и соответственно скоординировать Ваши планы. Должен ли г-н Виггин присутствовать при взятии комплекса – вопрос, по которому у меня нет мнения.
Вирломи не входила в города – эти времена кончились. Когда она была свободна странствовать, пилигрим в стране, где люди либо проживали жизнь в родной деревне, или прерывали с ней все связи и всю жизнь жили на дорогах, ей нравилось приходить в деревни, и каждая была приключением в собственных декорациях сплетен, трагедий, юмора, романтики и иронии.
В колледже, куда она недолго ходила между возвращением из космоса и призывом в штаб индийских вооруженных сил в Хайдарабаде, быстро стало понятно, что интеллектуалы считают свою жизнь – жизнь умственную, с бесконечным самокопанием, с автобиографией, обрушиваемой на всех новых знакомых, – в чем-то выше однообразной, бессмысленной жизни простолюдинов.
Вирломи же знала, что все как раз наоборот. Интеллектуалы в университете были все на одно лицо. У них были одни и те же глубокие мысли об одних и тех же мелких эмоциях и тривиальных дилеммах. И подсознательно они сами это понимали. Когда происходило какое-нибудь реальное событие, такое, что потрясало до самого сердца, они выходили из игры университетской жизни, потому что реальность должна была разыгрываться на иной сцене.
В деревнях жизнь велась ради жизни, не ради игр в первенство и показухи. Умных людей ценили за умение решать проблемы, а не говорить о них красиво. В любой точке Индии, где ей пришлось бывать, Вирломи думала одно и то же: я могла бы здесь жить. Остаться среди этих людей, выйти замуж за одного из этих симпатичных крестьян и всю жизнь работать рядом с ним.
Но другая мысль тут же отвечала: нет, не могла бы. Нравится тебе это или нет, но ты одна из университетских. Ты можешь выходить в реальный мир, но места тебе здесь нет. Тебе надо жить в идиотской мечте Платона, где мысль – реальность, а реальность – тень. Ради этого ты родилась, и твои переходы из деревни в деревню – только чтобы учить этих людей, учиться от них, играть ими для достижения собственных целей.
Но мои цели, думала она, – это дать им дары, которые им нужны: мудрое правление или хотя бы самоуправление.
И тут она над собой смеялась, потому что эти две цели противоречили друг другу. Пусть даже индийцы правят индийцами, это не будет самоуправлением, потому что правитель правит народом, а народ – правителем. Это взаимное правление, и на лучшее даже надеяться не приходится.
Но теперь дни странствий окончились. Она вернулась к мосту, где стояли в свое время защищавшие его солдаты, а жители окрестных деревень сочли ее чем-то вроде божества.
Она пришла без фанфар, вошла в деревню, где ее сердечнее всего принимали, и заговорила с женщинами у колодца и на рынке. Она пошла к ручью, где они стирали, и помогла им стирать. Кто-то предложил поделиться с ней одеждой, чтобы она могла постирать свои грязные лохмотья, но она рассмеялась и ответила, что от стирки они разлетятся в пыль, но она бы предпочла заработать себе новую одежду, поработав на семью, где ей могли бы одежду выделить.
– Госпожа, – сказала одна женщина застенчиво, – разве не кормили мы тебя на мосту ни за что?
Значит, ее узнали.
– Но я хотела бы отработать ту доброту, которую вы ко мне там проявили.
– Ты нас много раз благословляла, госпожа, – сказала другая.
– И сейчас ты благословляешь нас, появившись среди нас.
– И стирая с нами.
Значит, она все еще божество.
– Я не та, кем вы меня считаете. Я ужаснее ваших самых жутких страхов.
– Для наших врагов, надеемся мы, госпожа.
– Для них – да. Но я возьму ваших мужей и сыновей воевать с ними, и многие из них погибнут.
– Половина наших мужей и сыновей уже взяты на войну с китайцами.
– Убиты в бою.
– Пропали без вести и не могут вернуться домой.
– Уведены в плен китайскими дьяволами.
Вирломи подняла руку, успокаивая женщин:
– Я не потрачу зря их жизни, если они будут повиноваться мне.
– Тебе не надо идти на войну, госпожа, – сказала одна старая карга. – Нехорошо это. Ты посмотри на себя, молодая и красивая. Ложись с кем-нибудь из наших молодцов или стариков, если тебе захочется, и делай детей.
– Когда-нибудь, – ответила Вирломи, – я выберу себе мужа и буду с ним делать детей. Но сегодня мой муж – Индия, и его проглотил тигр. Я должна довести тигра до тошноты, чтобы он выблевал моего мужа обратно.
Некоторые из них захихикали, представив себе эту картину. Но остальные были мрачно-серьезны.
– И как ты это сделаешь?
– Я подготовлю своих людей, чтобы они не погибали из-за ошибок. Я соберу оружие, которое нам нужно, чтобы никто не погиб из-за того, что не был вооружен. Я буду действовать тайно, чтобы мы не навлекли на себя гнев тигра, пока не будем готовы так сильно его ранить, чтобы он уже никогда не оправился.
– Ты не принесла с собой атомную бомбу, госпожа? – спросила та же карга. Явно из недоверчивых.
– Использовать такие вещи – оскорбление для Бога, – сказала Вирломи. – Бог мусульман сжег свой дом и повернул лицо свое против них за то, что они применяли такое оружие друг против друга.
– Я пошутила, – устыдилась карга.
– А я нет. Если вы не хотите, чтобы я использовала ваших мужчин так, как я описала, скажите мне, и я уйду и найду другое место, где со мной согласятся. Быть может, ваша ненависть к китайцам не так сильна, как моя. Быть может, вы довольны тем, что делается на этой земле.
Но они не были довольны, и ненависть их, похоже, была сильна.
Вопреки обещанию, на обучение было немного времени, но Вирломи не собиралась использовать этих людей для открытого боя. Им предстояло быть диверсантами, саботажниками, подрывниками, ворами. Они сговаривались со строительными рабочими о краже взрывчатки, они учились ею пользоваться, они строили сухие склады в земле в джунглях, лепившихся к крутым холмам.
И они ходили в ближайшие селения и вербовали других, и те шли еще дальше и дальше, строя сеть диверсантов возле каждого моста, который можно было взорвать, чтобы лишить китайцев возможности пользоваться дорогами через границу Индии для перевозки и снабжения войск.
Репетиций быть не могло, никаких прогонов всухую. Ничего нельзя было сделать, чтобы не привлечь к себе подозрения. Вирломи запретила своим людям как бы то ни было провоцировать китайцев или мешать бесперебойному движению китайского транспорта в горах и холмах.
Некоторые брюзжали по этому поводу, но Вирломи сказала:
– Я дала слово вашим женам и матерям, что вы не будете погибать напрасно. Еще много будет впереди смертей, но лишь тогда, когда они помогут чего-то достигнуть, чтобы выжившие могли сказать: «Мы это сделали, а не кто-то за нас».
Она больше не входила в селения, но жила там, где жила когда-то: в пещере возле моста, который взорвет сама, когда придет время.
Но она не могла позволить себе быть отрезанной от мира. Поэтому три раза в день один из ее людей входил в сеть и проверял ее почтовые тайники, распечатывал пришедшие туда письма и приносил ей. Она научила их, как стирать информацию из памяти компьютера, чтобы никто не увидел то, что компьютер показал ей. А принесенные распечатки она сжигала, прочитав.
Письмо Питера Виггина пришло вовремя, и потому она была готова, когда ее люди прибежали к ней, задыхаясь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41