Старик отошел от огня, уступая место гостю:
— А где же мне еще быть? Ты сам загнал нас в эту долину, как в ловушку.
— Ты уже последовал за мной сюда, Грешюм, слепо веря моему слову, — так поверь еще, хотя бы самую малость.
— Как скажешь, — старик жестом указал на руки Шоркана. — Покажи мне свою руку.
— Если настаиваешь… — Шоркан сунул руку под нос старику; рука оказалась мускулистой и слегка красноватой, словно от свежего ожога.
Грешюм покачал головой:
— Твоя Роза уходит, Шоркан, — Грешюм бросил быстрый взгляд на мальчика, жавшегося к теплу очага, и, подойдя, ловко схватил его за плечо. — Неужели ты нашел ученика? — Старик нагнулся и закатал правый рукав на тоненькой руке малыша. Она выглядела такой же ледяной и безжизненной, как и испуганное лицо ребенка. — Что это? Ты ошибся?
Шоркан мягко освободил руку мальчика и обнял его за плечи. Потом, усадив ребенка поближе к огню, успокаивающе погладил по голове.
— Он левша, — воин обнажил левую руку мальчика, по запястье отливавшую ярко-красным, словно мальчик только что вынул ее из чана со свежей кровью. По ладони вились причудливые узоры, отдававшие всеми оттенками красного, и уходили на тыльную сторону. — Это спасло ему жизнь. Один из этих скотов совершил ту же ошибку, что и ты. Это позволило мальчику избежать первой смерти. Он спрятался в корзине для яблок. Остальная же Академия превратилась в кладбище.
— Так больше никого не осталось? — уточнил старик. — Какой же прок от одного ребенка в битве против полчищ гульготалов? Я-то думал, ты нашел учителя, все еще полного крови и власти Розы, кого-то, кто обладает знанием.
— Нет. Убежал даже главный мастер.
— Уж не о Риалто ли ты говоришь? — вмешался в разговор Эррил. — Я никогда ему не верил.
Шоркан отвернулся от камина и кивнул за окно, за которым по-прежнему надсадно трещали барабаны.
— Все это теперь уже не имеет значения. К утру мы будем вырезаны полностью.
— Что? — Эррил шагнул к брату: — А что говорит тебе твое предвидение?
— Ну, что я тебе говорил?! — торжествующе проворчал Грешюм.
— Поверь мне, брат. Сегодня уже неважно, выживем ли мы, — главное, выживет ли наше будущее.
— Какое будущее? — снова вмешался Грешюм. — Этот мальчишка, возможно, один-единственный полнокровный маг, оставшийся в краю Аласии!
— Ты говоришь правду, Грешюм.. С этим ребенком закончится и власть Чи. Мир погрузится в черные времена, в ужасные времена, когда люди потонут в слезах и крови. Все это было предсказано еще сектой хайфаев, той частью Ордена, что отслеживала будущее.
— Безумцы! Еретики! — взорвался Эррил. — И они поплатились за это!
— Плохие новости никто не любит и не любил, а меньше всех те, кто обладает властью. Но хайфаи сказали правду. — Шоркан махнул рукой в сторону окна: — И треск барабанов сейчас подтверждает это.
— Но мы все еще сильны, — не сдавался Эррил, — мы можем выжить!
Шоркан печально улыбнулся на слова старшего брата:
— И ты говоришь правду, Эррил. Мы можем выжить, но Аласия все равно погибнет, а ее народ будет покорен Гульготой. Впереди у страны — мрак. Но, как в природе Луну сменяет Солнце, мы тоже можем сейчас приложить силы, чтобы когда-то для нее наступил день. Мы его не увидим, не увидят и наши правнуки, но когда-нибудь над Аласией взойдет новый рассвет. И этот рассвет, это грядущее солнце, которое засияет для наших потомков, обеспечим сегодня мы.
— Но как? — спросил Эррил, не сводя глаз с мальчика: — Как?!
— Хайфаи говорили о Книге.
Грешюм присел на единственную в комнате кровать:
— О Книге? Шоркан, да ты, я вижу, дурак. Неужели ты притащил меня сюда за этим?
— Это были твои собственные слова, Грешюм. Слова того, кто когда-то сам принадлежал к хайфаям.
Эррил побледнел и невольно отступил от старика.
— Это было слишком давно, — равнодушно ответил Грешюм: — Тогда я еще только начал обладать даром. Я вышел из секты столетия назад.
— Но, я уверен, пророчество свое ты все еще помнишь. Да оно и не раз подтверждалось другими.
— Это безумие.
— Это правда. Каковы же были твои слова?
— Не помню, ничего не помню. Это была глупость, не больше.
— Так вспомни.
Грешюм прикрыл глаза единственной ладонью и заговорил голосом, который исходил, словно откуда-то со стороны:
И будут трое.
Один искалечен,
Другой невредим.
И третий, не знавший крови…
И там, —
На крови невинных.
В полночь, в долине Луны
Будет создана Книга.
И трое станут одним.
И Книга сольется с ним…
Шоркан сел на кровать рядом со стариком:
— Мы поняли твои слова. Время пришло.
Грешюм застонал:
— Здесь слишком много того, чего вам понять не дано. Вы слишком молоды для настоящей крови. С тех пор, как сожгли хайфаев, я изучал иные свитки и тексты. И не все из них доверено пергаментам.
Шоркан с силой схватил мага за плечо:
— Так говори же все, Грешюм! Освободи свой язык от пут. Время бежит слишком быстро!
Грешюм опустил голову еще ниже и тихо прошептал в наступившей тишине:
Кровь ее вызовет.
Книга ее повяжет.
И, связанная кровью.
Она восстанет.
С сердцем из камня.
С сердцем, полным духа.
Она будет восставать вновь и вновь…
Комнату окутало торжественное молчание, в котором раздавалось лишь потрескивание поленьев в камине. Рука Эррила легла на рукоять меча:
— Я думаю, это всего лишь миф.
— Сисайкоффа, — тихо произнес Шоркан, освобождая плечо мага от своей крепкой хватки. Глаза его беспокойно прищурились: — Ведьма духа и камня.
Эррил в волнении принялся мерить шагами истертый ковер:
— Легенда гласит, что она была уничтожена Чи за то, что осмелилась узнать магию крови. И теперь все женщины осуждены истекать кровью каждый лунный месяц в наказание за ее святотатство. Как же это может свершиться во второй раз? Грешюм пожал плечами:
— Поэтому мы и держали язык за зубами. Не все видения Книги достаточно отчетливы.
— Но это, увы, вполне отчетливо, — прервал его Шоркан. — Возможно, со временем мы сможем расшифровать и другие пророчества, которые прольют свет на твои слова о Книге. Но сегодня тучи над нами сгущаются. И Книга должна быть создана сегодня, иначе мы упустим шанс навсегда.
— Ты все-таки хочешь рискнуть? — со вздохом спросил старик.
— Увы, даже несмотря на дар предвидения, далекое будущее нам неведомо, — Шоркан поднялся с ложа, и деревянная кровать жалобно скрипнула, словно протестуя. — Придется работать с тем, что есть под рукой. Ордену пришел конец, но, создав Книгу, мы сумеем сохранить хотя бы малую толику нашей магии. И останемся жить навсегда.
— Я следую твоему решению, Шоркан. Что же еще остается мне делать? — старик медленно обнажил культю.
— Тогда начнем, — Шоркан помог магу подняться на ноги. — И начнем с огня.
Шоркан привлек к себе мальчика, затем трое магов воском очертили перед камином круг. Круг могучей охраны могучей магии. Эррил попятился к двери.
— Но тебе тоже придется принять участие в этом, брат, — услышал он жесткий и одновременно ласковый голос Шоркана. — Это жизненно важно. Когда все закончится, вспыхнет сноп яркого света, и дикая магия разольется по комнате, тогда ты должен будешь захлопнуть Книгу, чтобы положить этому конец.
— Я не обману вас, — прошептал Эррил, чувствуя, как внутри становится пусто и холодно. — Но магия — твое дело, брат, почему ты не закроешь Книгу сам?
— Ты сам знаешь ответ или, во всяком случае, догадываешься. Я вижу это по твоим глазам, — спокойно ответил Шоркан. — Создание текста должно уничтожить нас троих — мы станем Книгой…
Подозрения Эррила сбывались:
— Но…
— Полночь приближается, брат.
— Я знаю, что час поздний, но… этот ребенок? — он кивнул на мальчика: — Вы собираетесь пожертвовать даже им! Не спросив, не узнав…
— Я был рожден для этого, добрый воин, — ответил мальчик, заговорив в первый раз, но спокойно и твердо. Эррил вдруг подумал, что не узнал даже имени мальчика, хотя его акцент выдавал в нем жителя прибрежного города. — Это Чи привел меня в яблочную корзину, чтобы я смог пересидеть там нападение лордов ужаса. Свершается то, что должно свершиться.
— Мы с ним уже обо всем переговорили, — улыбнулся Шоркан, выходя из круга и кладя руки на плечи брату: — Не бойся, мой старший брат. Мы делаем лишь то, что должны, — и он крепко обнял Эррила.
В ответ последний тоже порывисто прижался к брату и надолго замолчал, опасаясь, чтобы какой-нибудь звук не нарушил глубину его любви и отчаяния.
Но вот Грешюм прокашлялся, поставил свечу на камин, и Эррилу пришлось в последний раз стиснуть брата в прощальном объятии.
— Что будет тотемом Книги? — деловито осведомился старик, вытирая воск с пальцев о мантию, и Эррил заметил, что он словно стал прямее и выше ростом. С того момента, когда старый маг в последний раз прибегал к магии, прошло уже немало времени. — Тотем тоже будет воплощен в Книгу.
Шоркан вытащил из кармана колета потрепанную книжицу, и Эррил немедля узнал розу, вышитую золотом на ее обложке. Позолота стерлась и теперь лишь тускло светилась в неверном мерцании огня.
Это был дневник Шоркана.
— Я носил его на груди все три последних года, — задумчиво прошептал он, после чего твердой рукой положил дневник в середину круга, а потом достал из-за пояса небольшой кинжал, рукоять которого также венчала выпуклая роза.
Задумчиво помолчав несколько мгновений, Грешюм тоже вытащил откуда-то из глубин своих лохмотьев изящную дагу и внимательно посмотрел на мальчика.
— У меня своего нет, — ответил малыш, глядя широко распахнутыми синими глазами на мага: — Он остался в школе.
— Впрочем, неважно, — поспешил ему на помощь Шоркай: — Сгодится любой нож. Наши лезвия тоже не больше чем бутафория.
— И все же необходимо, чтобы нож был хотя бы соответствующей формы, — проворчал Грёшюм: — Мы не простым делом занимаемся.
— Выбора все равно нет. Ночь идет к перелому, — Шоркан обернулся к брату и торжественно поднял руку: — Дай мне твой кинжал — тот, что подарил отец.
В душе Эррила как будто заныло, появилась чудовищная пустота, но он твердой рукой освободил из ножен кинжал и положил стальной клинок с деревянной рукоятью на широкую ладонь брата.
Шоркан подержал оружие на ладони, словно взвешивая, и сурово заговорил:
— Отойди от нас на три шага, Эррил, и не приближайся, что бы ты ни увидел, что бы ни услышал, — до тех пор, пока не поднимется столб белого света.
Эррил повиновался и отошел, после чего все трое упали на колени посреди воскового круга. Шоркан передал свой кинжал с розой мальчику, оставив себе отцовский.
— Что ж, давайте готовиться, — услышал Эррил голос брата и увидел, как тот острым концом лезвия провел у себя на правой ладони тонкую алую линию. Грешюм повторил это действие на левой руке, держа дагу в зубах, и только мальчик все еще никак не мог решиться.
Шоркан заметил его колебания:
— Нож заточен отлично. Не бойся, режь быстро и почувствуешь лишь мгновенную боль.
Но мальчик по-прежнему не поднимал руки с кинжалом. Грешюм переложил дагу изо рта в окровавленную ладонь:
— Ты должен сделать это по своей воле, малыш. И снять эту ношу с тебя никто не может. Даже мы.
— Я знаю. Но я в первый раз…
— Быстро и чисто, — приказал Шоркан, и мальчик почти зажмурился, гримаса пробежала по лицу, а лезвие кинжала скользнуло по ладони. Через несколько секунд она, как чаша, была уже полна алой кровью. Мальчик поднял на Шоркана заблестевшие влагой глаза.
— Отлично, — одобрил тот. — А теперь начнем.
И все трое возложили окровавленные ладони на дневник, касаясь друг друга кончиками пальцев, словно нежные любовники.
— Как смешивается наша кровь, так утроится и наша сила. Пусть трое станут одним.
Эррил не сводил глаз с красной руки мальчика, протянутой к двум взрослым ладоням, до тех пор, пока все три их кисти не превратились в слепящее пятно. По комнате пробежал ветер, приподняв черные волосы Эррила. Поначалу ему показалось, что это всего лишь дует из окна, но в лицо ему дул не холодный, а теплый ветер, отдававший весной.
Все трое молились, опустив головы и беззвучно шевеля губами. И по мере их молитв ветер становился все сильней и сильней, жарче и жарче. Он завивался вихрем по комнате, и круг посередине становился все бледнее. Ветер крепчал, обретая плоть и цвет, а круг и те, кто в нем, все больше превращались в бесплотные тени. В этом тающем кругу реальной оставалась лишь книга, становившаяся все ярче, в то время как маги, превратившиеся уже в прозрачные статуи, таяли, как снеговики на солнце.
Ветер перерастал в ураган. Эррил с трудом держался на ногах под горячими порывами разноцветных вихрей. Глаза щипало, дышать становилось нечем. Его начинало затягивать в эпицентр, но тут он неожиданно увидел брата, вернее его прозрачное тело, взметнувшееся в середине круга.
— Нет! — пронзительно крикнул он, и с этим криком дневник распахнулся, взлетая кверху, и из него хлынул слепящий свет. Но это длилось всего лишь какое-то мгновение, а затем огненный столб словно втянулся обратно на страницы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57