Я — правитель Сэй и не стал бы предпринимать такие жесткие меры, если бы не угроза всей Империи. Если Император и воины Сэй не будут защищать границы и Империю, тогда должны действовать мы.
Я считаю, господин Комавара, что жители Сэй будут в безопасности. У хана нет достаточно воинов, чтобы захватить Сэй и преследовать нас в южном направлении, прорваться во внутренние провинции. Если Ботахара посмеется над нами, армия варваров пролетит через всю провинцию Сэй, обронив несколько листков.
Наступила длительная тишина.
— Простите мою несдержанность, — произнес Комавара, — я осрамил Дом Комавара. Прошу простить меня. — Он передвинул меч за поясом. — Но есть еще один вопрос, который я хочу задать, рискуя снова показаться наивным. А что произойдет, если варвары хотят завоевать только провинцию Сэй, а мы позволим им сделать это без боя?
Сёнто кивнул.
— Этот вопрос мы и сами часто задавали себе. Такой вариант, возможно, соответствует замыслам некоторых. Тогда Дом Сёнто и все его сторонники будут низвергнуты. Мы уверены, что если варвары хотят захватить только Сэй, то это произойдет осенью. Мы готовы отдать свои жизни… без сомнения.
Комавара кивнул.
— Я готов рисковать собственной жизнью во имя спасения Ва, но надеюсь, и Сэй будет спасена. Хотя у меня нет выбора.
— Каму-сум, — сказал Сёнто, — мы должны начать собирать флот, необходимый, чтобы отправиться на юг, а остальные суда уничтожить. Нельзя ничего оставлять врагам. Начните пересчет речных судов сейчас же.
Дворецкий кивнул, а Сёнто продолжал:
— Мы должны тщательно обдумать, как будем собирать армию на юге. Кто примет нашу сторону? Как только пересечем границу Сэй, Сын Неба попытается отстранить меня от командования армией. Кому поручат эту миссию? Генерал Яку, может быть, вы благодаря осведомленности и связям при дворе можете ответить на этот вопрос?
Яку кивнул. Сёнто продолжал говорить:
— Еще многое предстоит сделать. Мы должны предпринять последнюю попытку склонить на свою сторону знать Сэй в Праздник Первой Луны. Господин Комавара, вынужден просить вас еще раз подробно описать ваше путешествие в пустыне.
Холодный свет раннего северного утра пробивался сквозь тонкую бумажную ширму и отбрасывал тень руки Яку на письмо. Кисточка быстро мелькала в воздухе, но слова с трудом ложились на бумагу. Он снова обмакнул кисточку в чернила:
Мой дорогой брат, мне тяжело писать это письмо, но не только из-за нашего последнего неприятного разговора при расставании, о чем я крайне сожалею, но еще и потому, что я прибыл в Сэй, чтобы узнать и понять кое-что, чего ни ты, ни я даже не подозревали. Не знаю, как убедить тебя в правдивости моих слов, но я должен суметь все объяснить, Тадамото-сум. Клянусь отцом и матерью, что каждое написанное здесь мною слово — правда. Судьба Ва зависит теперь от твоего умения распознать истину. Сейчас представился тот редкий случай, когда очень многое зависит от интуиции одного-единственного человека.
11
Для высокопоставленных обитателей дворца правителя и частых его посетителей было устроено небольшое развлечение. Всего присутствовало около семидесяти человек.
Вечером все собрались послушать некоего старца. Лицо его было покрыто морщинами, он сутулился, будто всю жизнь трудился на рисовом поле. Одет старик был в очень простую, по деревенской моде сшитую одежду из грубой ткани, хотя когда-то этот человек был уважаемым ученым, поэтом, принятым при дворе рода Ханама. Давным-давно он уединился где-то далеко на севере. Выманить старика оттуда удалось только обещанием со стороны госпожи Кицуры и госпожи Нисимы подарить ему бочонок редкого вина от имени правителя Сёнто.
Старик, а звали его Судзуку, сидел на возвышении, напоминающем балкон. Позади него на шелковой занавеси был изображен закат и клин гусей, летящих к югу на фоне пурпурных облаков. Изящная икебана из засушенных листьев и веток кедра символизировала осень, а летящие гуси — письма, сообщения. Голос поэта утратил былую силу и глубину тембра, но красота и богатство его языка теперь значили куда больше.
Голос звучал мягко, тихо, размер стиха слышался как ненавязчивый, ритмичный стук дождя, а затем вдруг поэт переходил почти на песнопение. Сильные каденции вели и оживляли образы подобно тому, как барабанная дробь задает ритм танца.
Ранее для всех играла госпожа Кицура. Ее кузины, госпожи Нисимы, не было в зале, и если это и разочаровало некоторых, то вскоре разочарование прошло. Кицура Омавара могла удержать внимание самой критично настроенной аудитории без чьей-либо помощи. Теперь она заняла место среди слушателей, но на нее едва ли смотрели меньше, чем на поэта.
Собравшаяся здесь знать Сэй, офицеры, придворные, дамы и члены администрации в противоположность Кицуре являли собой унылое зрелище. И дело вовсе не в утонченности наряда или манерах Кицуры. Казалось, кровь в ее венах бежала быстрее, жизнь в ней бурлила и давала девушке способность испытывать удовольствие и восторг там, где это ускользало от других.
Она без труда похитила сердца всех присутствующих мужчин и завоевала восхищение женщин, несмотря на некоторое их сопротивление.
Генералу Яку Катте было труднее всех сосредоточиться на стихах. Он надеялся поговорить с одной-единственной дамой, на этот случай у него в рукаве был спрятан листок со стихотворением, с помощью которого Яку мечтал растопить холодность прекрасной госпожи. Когда Яку обнаружил, что Нисимы нет в зале, он почувствовал себя незадачливым поклонником, которому выразили презрение. Ситуация казалась абсурдной. Он старался прогнать мрачные мысли и с удвоенным усилием внимал очередному стиху старика.
Осень укрыла парчой холмы Ту,
Листья умирают так красиво,
Что печальная кончина человека тускнеет.
Стихи выходят из-под дрожащей руки,
Слова роняются с кисточки, Словно листья.
Не сомкнув глаз при первых лучах солнца,
Читаю стихи,
Не позволяя исчезнуть ни одному листу.
Падают капли жизни, капля за каплей,
Желтые с плакучей березы,
Кроваво-алые листья.
Я посылаю стихи со стаей гусей,
Летящих на юг. Но кто их получит?
Так много листьев унесено
Этим холодным ветром.
Здесь, высоко, лучше забыть о прежних днях.
Хватит страдать из-за сырого утра,
Из-за воспоминаний.
Это больше, чем может вынести человек.
За моим распахнутым окном
Маленькое облачко.
Спутанные ветки дерева гинкго,
Такие белые на фоне бесконечного синего неба.
Среди суматохи жизни
Нахожу свою пустую тушечницу.
Какие слова придут на ум теперь?
Какие мудрые слова произнесу
Испуганным деревьям?
Когда было дочитано последнее стихотворение, собравшиеся разбились на небольшие группки, и сливовое вино плавно потекло в бокалы, как и сплетни из уст в уста. Яку оказался среди нескольких самых высокородных молодых дам Сэй.
— Позор, — начала самая младшая издам, — госпожа Нисима не присутствовала. Я с нетерпением ждала случая послушать ее игру на арфе и, возможно, стихотворение — продолжение прочитанного Судзуку-сумом.
Яку молчал, с трудом сдерживаясь.
— Генерал Яку, — подхватила другая, — вы наверняка слышали при дворе игру госпожи Нисимы?
Она хотела перехватить взгляд генерала при ответе, но была разочарована: он быстро отвел взгляд.
— О, много раз. Не далее, как четыре дня назад, я слушал здесь, во дворце, игру госпожи Нисимы и госпожи Кицуры. Как вы догадываетесь, они идеально дополняют друг друга.
Яку немного смущался из-за собственного поведения: совсем недолго пробыл на севере, а уже участвует в дурацкой игре под названием «произведи впечатление на провинциалов».
В процессе разговора Яку следил за Кицурой. Он видел, как женщина покинула группу молодых людей, чем явно разочаровала их, и пошла через зал. Вне всякого сомнения, думал Яку, слух о том, что Кицура отвергла Императора, делает ее еще более желанной. Несмотря на то что сам он надеялся на встречу с другой, Яку не мог сдержать волнения из-за присутствия Кицуры. Она ненадолго остановилась побеседовать с госпожой Комаварой, и Яку покачал головой. Комавара, как он помнил, выставил себя полным дураком накануне утром в апартаментах Сёнто. Конечно, плохо, что Комавара не понимал, что Сёнто, возможно, будет вынужден покинуть Сэй, но продемонстрировать свое неведение так громогласно… Это характеризует его с наихудшей стороны. Яку удивляло, что Сёнто допустил Комавару в число своих советников. Странно.
Дамы снова привлекли внимание Яку к разговору и попросили рассказать о последней моде в столице.
Они были ужасно разочарованы, узнав, что госпожа Кицура одета не по самой последней моде и не является последовательницей этих причуд. Затем разговор плавно перешел к обсуждению достоинств шелков от Оу и Ниташи. Госпожа Кицура снова встретилась взглядом с генералом. Она закончила беседу с госпожой Комаварой и, когда Яку снова посмотрел в ее сторону, едва заметно взмахнула веером.
Дождавшись подходящей паузы в разговоре, Яку извинился, чем в очередной раз вызвал разочарование дам Сэй, и покинул их компанию. Госпожа Кицура перебралась в более спокойный уголок и стояла там, обмахиваясь веером.
Подходя, Яку поклонился, и Кицура кивнула в ответ из-за веера в форме листа гинкго. Гребни из серебра и нефрита сверкнули в волосах.
— Надеюсь, вас вдохновили стихи Судзуку-сума, генерал. Разве они не прелестны?
— Конечно, госпожа Кицура, также, как и ваша игра. Я вдвойне вдохновлен.
Она кивнула в ответ на лесть и опустила веер так, чтобы можно было видеть ее знаменитую грустную улыбку.
— Жаль. Нисима-сум не может присутствовать. Мое присутствие — не столь значительное украшение вечера.
— Госпожа Нисима здорова, надеюсь?
Яку постарался произнести фразу как можно обыденнее.
— Уверена, причин для беспокойства нет. Мило с вашей стороны поинтересоваться здоровьем моей кузины.
Она не предложила передать его озабоченность госпоже Нисиме, как Яку надеялся.
Гонг возвестил час цапли, и толпа гостей заметно уменьшилась.
— Вечер окончен, мне нужно попрощаться: Если это не покажется вам обременительным, генерал, — она протянула маленькую ручку, и в руке генерала оказался сложенный листочек бумаги, — прочтите прежде, чем уйти. Я ваша должница.
Глаза ее умоляли.
— Я ваш слуга, госпожа Кицура.
— Вы так милы, генерал.
На краткий миг он почувствовал прикосновение ее руки, и вот девушка исчезла, оставив генерала в полном замешательстве.
Прошло несколько минут, прежде чем Яку наконец понял, что остался один. Он развернул изящно сложенное письмо с нетерпением — не могла она совсем забыть о нем! Та опасная встреча на Большом канале снова вспомнилась и на секунду смутила Яку, но он продолжал разворачивать листок дрожащими пальцами. Затем госпоже Нисиме собственноручно писать, если бы она не была заинтригована?
Он прочел:
Мой дорогой генерал Яку.
Мне очень неловко просить вас об одолжении. Не слишком ли это — просить вас ждать в час совы у входа в большой зал? Если это невозможно, прошу вас, не нужно никаких объяснений.
Госпожа Кицура Омавара.
Госпожа Кицура. Яку тяжело оперся на колонну. Глубокое разочарование поразило его. Он так ждал стихотворения от Нисимы-сум. Госпожа Кицура? Он даже не мог вообразить, о каком одолжении может просить его дочь Омавары. Ну что ж, скоро он все узнает. По крайней мере теперь он сможет попросить Кицуру доставлять свои послания. Вряд ли она откажет.
Яку как можно скорее распрощался со всеми. Как и написала Кицура, служанка ждала у большого зала — пожилая женщина, по акценту которой сразу было ясно, что она из столицы. Яку знал этот акцент — он и сам пытался научиться такому. Женщина повела его через редко используемые залы. Остановились они у самой обычной двери. Женщина тихонько постучала, ответил женский голос, и на секунду Яку поверил, что все это устроила госпожа Нисима, чтобы их встреча произошла в полном секрете.
Но все оказалось не так.
За дверью оказалась госпожа Кицура.
В комнате горела единственная лампа. Ее золотистый свет делал даму еще прелестнее.
— Генерал, ваш приход — честь для меня.
Она улыбнулась. Теперь веер не скрывал ее красивое лицо.
— Госпожа Кицура, это вы мне оказали честь.
Он встал на колени на приготовленную подушку, которая лежала ближе к даме, чем он ожидал.
— Могу ли я предложить вам сливового вина, генерал?
— Благодарю, госпожа Кицура. Если я не кажусь слишком самонадеянным, прошу, зовите меня Катта-сум.
Кицура немного приподняла рукав, наливая вино в маленькие чашечки.
— Вы окажете мне честь. — Она подала Яку вино. — Пожалуйста, называйте меня Кицура-сум, когда позволяет ситуация.
Яку ответил полупоклоном. Последовала светская беседа. Они обсудили стихи, прозвучавшие на празднике, привычки и манеры жителей Сэй и даже немного посплетничали. Не раз нашелся повод для смеха. Закончив с формальностями, Яку направил разговор в сторону обсуждения истинной причины этой встречи надеясь избавить даму от неловкости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
Я считаю, господин Комавара, что жители Сэй будут в безопасности. У хана нет достаточно воинов, чтобы захватить Сэй и преследовать нас в южном направлении, прорваться во внутренние провинции. Если Ботахара посмеется над нами, армия варваров пролетит через всю провинцию Сэй, обронив несколько листков.
Наступила длительная тишина.
— Простите мою несдержанность, — произнес Комавара, — я осрамил Дом Комавара. Прошу простить меня. — Он передвинул меч за поясом. — Но есть еще один вопрос, который я хочу задать, рискуя снова показаться наивным. А что произойдет, если варвары хотят завоевать только провинцию Сэй, а мы позволим им сделать это без боя?
Сёнто кивнул.
— Этот вопрос мы и сами часто задавали себе. Такой вариант, возможно, соответствует замыслам некоторых. Тогда Дом Сёнто и все его сторонники будут низвергнуты. Мы уверены, что если варвары хотят захватить только Сэй, то это произойдет осенью. Мы готовы отдать свои жизни… без сомнения.
Комавара кивнул.
— Я готов рисковать собственной жизнью во имя спасения Ва, но надеюсь, и Сэй будет спасена. Хотя у меня нет выбора.
— Каму-сум, — сказал Сёнто, — мы должны начать собирать флот, необходимый, чтобы отправиться на юг, а остальные суда уничтожить. Нельзя ничего оставлять врагам. Начните пересчет речных судов сейчас же.
Дворецкий кивнул, а Сёнто продолжал:
— Мы должны тщательно обдумать, как будем собирать армию на юге. Кто примет нашу сторону? Как только пересечем границу Сэй, Сын Неба попытается отстранить меня от командования армией. Кому поручат эту миссию? Генерал Яку, может быть, вы благодаря осведомленности и связям при дворе можете ответить на этот вопрос?
Яку кивнул. Сёнто продолжал говорить:
— Еще многое предстоит сделать. Мы должны предпринять последнюю попытку склонить на свою сторону знать Сэй в Праздник Первой Луны. Господин Комавара, вынужден просить вас еще раз подробно описать ваше путешествие в пустыне.
Холодный свет раннего северного утра пробивался сквозь тонкую бумажную ширму и отбрасывал тень руки Яку на письмо. Кисточка быстро мелькала в воздухе, но слова с трудом ложились на бумагу. Он снова обмакнул кисточку в чернила:
Мой дорогой брат, мне тяжело писать это письмо, но не только из-за нашего последнего неприятного разговора при расставании, о чем я крайне сожалею, но еще и потому, что я прибыл в Сэй, чтобы узнать и понять кое-что, чего ни ты, ни я даже не подозревали. Не знаю, как убедить тебя в правдивости моих слов, но я должен суметь все объяснить, Тадамото-сум. Клянусь отцом и матерью, что каждое написанное здесь мною слово — правда. Судьба Ва зависит теперь от твоего умения распознать истину. Сейчас представился тот редкий случай, когда очень многое зависит от интуиции одного-единственного человека.
11
Для высокопоставленных обитателей дворца правителя и частых его посетителей было устроено небольшое развлечение. Всего присутствовало около семидесяти человек.
Вечером все собрались послушать некоего старца. Лицо его было покрыто морщинами, он сутулился, будто всю жизнь трудился на рисовом поле. Одет старик был в очень простую, по деревенской моде сшитую одежду из грубой ткани, хотя когда-то этот человек был уважаемым ученым, поэтом, принятым при дворе рода Ханама. Давным-давно он уединился где-то далеко на севере. Выманить старика оттуда удалось только обещанием со стороны госпожи Кицуры и госпожи Нисимы подарить ему бочонок редкого вина от имени правителя Сёнто.
Старик, а звали его Судзуку, сидел на возвышении, напоминающем балкон. Позади него на шелковой занавеси был изображен закат и клин гусей, летящих к югу на фоне пурпурных облаков. Изящная икебана из засушенных листьев и веток кедра символизировала осень, а летящие гуси — письма, сообщения. Голос поэта утратил былую силу и глубину тембра, но красота и богатство его языка теперь значили куда больше.
Голос звучал мягко, тихо, размер стиха слышался как ненавязчивый, ритмичный стук дождя, а затем вдруг поэт переходил почти на песнопение. Сильные каденции вели и оживляли образы подобно тому, как барабанная дробь задает ритм танца.
Ранее для всех играла госпожа Кицура. Ее кузины, госпожи Нисимы, не было в зале, и если это и разочаровало некоторых, то вскоре разочарование прошло. Кицура Омавара могла удержать внимание самой критично настроенной аудитории без чьей-либо помощи. Теперь она заняла место среди слушателей, но на нее едва ли смотрели меньше, чем на поэта.
Собравшаяся здесь знать Сэй, офицеры, придворные, дамы и члены администрации в противоположность Кицуре являли собой унылое зрелище. И дело вовсе не в утонченности наряда или манерах Кицуры. Казалось, кровь в ее венах бежала быстрее, жизнь в ней бурлила и давала девушке способность испытывать удовольствие и восторг там, где это ускользало от других.
Она без труда похитила сердца всех присутствующих мужчин и завоевала восхищение женщин, несмотря на некоторое их сопротивление.
Генералу Яку Катте было труднее всех сосредоточиться на стихах. Он надеялся поговорить с одной-единственной дамой, на этот случай у него в рукаве был спрятан листок со стихотворением, с помощью которого Яку мечтал растопить холодность прекрасной госпожи. Когда Яку обнаружил, что Нисимы нет в зале, он почувствовал себя незадачливым поклонником, которому выразили презрение. Ситуация казалась абсурдной. Он старался прогнать мрачные мысли и с удвоенным усилием внимал очередному стиху старика.
Осень укрыла парчой холмы Ту,
Листья умирают так красиво,
Что печальная кончина человека тускнеет.
Стихи выходят из-под дрожащей руки,
Слова роняются с кисточки, Словно листья.
Не сомкнув глаз при первых лучах солнца,
Читаю стихи,
Не позволяя исчезнуть ни одному листу.
Падают капли жизни, капля за каплей,
Желтые с плакучей березы,
Кроваво-алые листья.
Я посылаю стихи со стаей гусей,
Летящих на юг. Но кто их получит?
Так много листьев унесено
Этим холодным ветром.
Здесь, высоко, лучше забыть о прежних днях.
Хватит страдать из-за сырого утра,
Из-за воспоминаний.
Это больше, чем может вынести человек.
За моим распахнутым окном
Маленькое облачко.
Спутанные ветки дерева гинкго,
Такие белые на фоне бесконечного синего неба.
Среди суматохи жизни
Нахожу свою пустую тушечницу.
Какие слова придут на ум теперь?
Какие мудрые слова произнесу
Испуганным деревьям?
Когда было дочитано последнее стихотворение, собравшиеся разбились на небольшие группки, и сливовое вино плавно потекло в бокалы, как и сплетни из уст в уста. Яку оказался среди нескольких самых высокородных молодых дам Сэй.
— Позор, — начала самая младшая издам, — госпожа Нисима не присутствовала. Я с нетерпением ждала случая послушать ее игру на арфе и, возможно, стихотворение — продолжение прочитанного Судзуку-сумом.
Яку молчал, с трудом сдерживаясь.
— Генерал Яку, — подхватила другая, — вы наверняка слышали при дворе игру госпожи Нисимы?
Она хотела перехватить взгляд генерала при ответе, но была разочарована: он быстро отвел взгляд.
— О, много раз. Не далее, как четыре дня назад, я слушал здесь, во дворце, игру госпожи Нисимы и госпожи Кицуры. Как вы догадываетесь, они идеально дополняют друг друга.
Яку немного смущался из-за собственного поведения: совсем недолго пробыл на севере, а уже участвует в дурацкой игре под названием «произведи впечатление на провинциалов».
В процессе разговора Яку следил за Кицурой. Он видел, как женщина покинула группу молодых людей, чем явно разочаровала их, и пошла через зал. Вне всякого сомнения, думал Яку, слух о том, что Кицура отвергла Императора, делает ее еще более желанной. Несмотря на то что сам он надеялся на встречу с другой, Яку не мог сдержать волнения из-за присутствия Кицуры. Она ненадолго остановилась побеседовать с госпожой Комаварой, и Яку покачал головой. Комавара, как он помнил, выставил себя полным дураком накануне утром в апартаментах Сёнто. Конечно, плохо, что Комавара не понимал, что Сёнто, возможно, будет вынужден покинуть Сэй, но продемонстрировать свое неведение так громогласно… Это характеризует его с наихудшей стороны. Яку удивляло, что Сёнто допустил Комавару в число своих советников. Странно.
Дамы снова привлекли внимание Яку к разговору и попросили рассказать о последней моде в столице.
Они были ужасно разочарованы, узнав, что госпожа Кицура одета не по самой последней моде и не является последовательницей этих причуд. Затем разговор плавно перешел к обсуждению достоинств шелков от Оу и Ниташи. Госпожа Кицура снова встретилась взглядом с генералом. Она закончила беседу с госпожой Комаварой и, когда Яку снова посмотрел в ее сторону, едва заметно взмахнула веером.
Дождавшись подходящей паузы в разговоре, Яку извинился, чем в очередной раз вызвал разочарование дам Сэй, и покинул их компанию. Госпожа Кицура перебралась в более спокойный уголок и стояла там, обмахиваясь веером.
Подходя, Яку поклонился, и Кицура кивнула в ответ из-за веера в форме листа гинкго. Гребни из серебра и нефрита сверкнули в волосах.
— Надеюсь, вас вдохновили стихи Судзуку-сума, генерал. Разве они не прелестны?
— Конечно, госпожа Кицура, также, как и ваша игра. Я вдвойне вдохновлен.
Она кивнула в ответ на лесть и опустила веер так, чтобы можно было видеть ее знаменитую грустную улыбку.
— Жаль. Нисима-сум не может присутствовать. Мое присутствие — не столь значительное украшение вечера.
— Госпожа Нисима здорова, надеюсь?
Яку постарался произнести фразу как можно обыденнее.
— Уверена, причин для беспокойства нет. Мило с вашей стороны поинтересоваться здоровьем моей кузины.
Она не предложила передать его озабоченность госпоже Нисиме, как Яку надеялся.
Гонг возвестил час цапли, и толпа гостей заметно уменьшилась.
— Вечер окончен, мне нужно попрощаться: Если это не покажется вам обременительным, генерал, — она протянула маленькую ручку, и в руке генерала оказался сложенный листочек бумаги, — прочтите прежде, чем уйти. Я ваша должница.
Глаза ее умоляли.
— Я ваш слуга, госпожа Кицура.
— Вы так милы, генерал.
На краткий миг он почувствовал прикосновение ее руки, и вот девушка исчезла, оставив генерала в полном замешательстве.
Прошло несколько минут, прежде чем Яку наконец понял, что остался один. Он развернул изящно сложенное письмо с нетерпением — не могла она совсем забыть о нем! Та опасная встреча на Большом канале снова вспомнилась и на секунду смутила Яку, но он продолжал разворачивать листок дрожащими пальцами. Затем госпоже Нисиме собственноручно писать, если бы она не была заинтригована?
Он прочел:
Мой дорогой генерал Яку.
Мне очень неловко просить вас об одолжении. Не слишком ли это — просить вас ждать в час совы у входа в большой зал? Если это невозможно, прошу вас, не нужно никаких объяснений.
Госпожа Кицура Омавара.
Госпожа Кицура. Яку тяжело оперся на колонну. Глубокое разочарование поразило его. Он так ждал стихотворения от Нисимы-сум. Госпожа Кицура? Он даже не мог вообразить, о каком одолжении может просить его дочь Омавары. Ну что ж, скоро он все узнает. По крайней мере теперь он сможет попросить Кицуру доставлять свои послания. Вряд ли она откажет.
Яку как можно скорее распрощался со всеми. Как и написала Кицура, служанка ждала у большого зала — пожилая женщина, по акценту которой сразу было ясно, что она из столицы. Яку знал этот акцент — он и сам пытался научиться такому. Женщина повела его через редко используемые залы. Остановились они у самой обычной двери. Женщина тихонько постучала, ответил женский голос, и на секунду Яку поверил, что все это устроила госпожа Нисима, чтобы их встреча произошла в полном секрете.
Но все оказалось не так.
За дверью оказалась госпожа Кицура.
В комнате горела единственная лампа. Ее золотистый свет делал даму еще прелестнее.
— Генерал, ваш приход — честь для меня.
Она улыбнулась. Теперь веер не скрывал ее красивое лицо.
— Госпожа Кицура, это вы мне оказали честь.
Он встал на колени на приготовленную подушку, которая лежала ближе к даме, чем он ожидал.
— Могу ли я предложить вам сливового вина, генерал?
— Благодарю, госпожа Кицура. Если я не кажусь слишком самонадеянным, прошу, зовите меня Катта-сум.
Кицура немного приподняла рукав, наливая вино в маленькие чашечки.
— Вы окажете мне честь. — Она подала Яку вино. — Пожалуйста, называйте меня Кицура-сум, когда позволяет ситуация.
Яку ответил полупоклоном. Последовала светская беседа. Они обсудили стихи, прозвучавшие на празднике, привычки и манеры жителей Сэй и даже немного посплетничали. Не раз нашелся повод для смеха. Закончив с формальностями, Яку направил разговор в сторону обсуждения истинной причины этой встречи надеясь избавить даму от неловкости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74