Меня обучали лучшие учителя.
— Говорят, ребенок учится мудрости у своих родителей, но по-настоящему мудрые родители учатся радости у своих детей. И пусть вас не смущает внешность. Мудрый учитель всегда учится у своего ученика.
— А чему научились уважаемые братья у брата Суйюна? — вдруг спросила Нисима и пристально посмотрела на монаха, желая увидеть его реакцию.
Суйюн пожал плечами.
— Не знаю, Нисима-сум, не знаю.
Он развел руки, словно изображая пустоту.
— Мы знаем только то, что позволяем себе знать, — сказала Нисима.
На лице монаха появилась озабоченная улыбка:
— Это учение ботаистов, Нисима-сум.
Нисима грациозно взмахнула руками, как бы очерчивая всю свою жизнь, и рукава кимоно, словно крылья, расправились в воздухе.
— Меня наставляли лучшие учителя.
— Брат Сатакэ?
Нисима кивнула. Затем наступило неловкое молчание, пока Нисима раздувала угольки в горелке.
— Мой Орден ревностно охраняет свое учение, Нисима-сум, — наконец произнес Суйюн.
Нисима снова кивнула, помешивая угольки крошечной кочергой.
— Дайте руку, Суйюн-сум, — неожиданно попросила она.
Затем протянула свою руку. Они сложили ладони вместе. Контролируя дыхание, она надавила. Суйюн сопротивлялся какую-то долю секунды, а потом его рука немного подалась назад. Когда Суйюн надавил рукой на ладонь Нисимы, то сопротивления почти не последовало. Суйюн почувствовал, как течет Ши. Ши в непосвященной знатной даме Империи Ва!
Госпожа взяла монаха за руку.
— Каким бы невозможным это ни показалось, между нами много общего, Суйюн-сум.
— Брат Сатакэ нарушил священную клятву, — сказал Суйюн. Он выглядел растерянным. Даже если он и подозревал брата Сатакэ в нарушении клятвы, потрясение было велико.
— Он живет в соответствии со своей собственной клятвой, Суйюн-сум. Его учителя могли бы многому научиться у брата Сатакэ, но они погрязли в своих привычках, своем жизненном опыте.
— Пожалуйста… простите меня… мне нужно идти.
Без всяких церемоний Суйюн поднялся и ушел, ошеломленный произошедшим.
Долго сидела Нисима, глядя на дверь, за которой скрылся Суйюн. Затем встряхнула головой, словно прогоняя от себя какие-то мысли. Пододвинув письменный столик, девушка с преувеличенной осторожностью взяла кисточку. Она прочла написанное и продолжила:
Канал закончился,
И неуверенность прошла.
Чтобы проплыть сюда,
Желание и чистота
Переплелись.
Никак не удавалось найти слова для завершения мысли.
Симеко сидела, опустив глаза, пока госпожа Нисима внимательно изучала написанное монашкой в тусклом утреннем свете, льющемся сквозь ширмы. Бывшая монахиня — ботаистка сидела, не шелохнувшись, как учили, и ничто не выдавало ее смущения. Неужели она будет служить у изнеженной аристократки, которой едва ли больше лет, чем ей?
— У вас прекрасный почерк, Симеко-сум. Рука уверенная, твердая.
Нисима слегка кивнула в ее сторону, затем, отложив бумагу, тепло улыбнулась молодой женщине. Лицо и отрастающие волосы бывшей монашки скрывались под плотно повязанной шалью.
— Простите мое любопытство, Симеко-сум. Но я не могу не спросить, почему вы ищете службу у Сёнто. Не хочу выпытывать у вас причины ухода из сестричества, но жизнь в доме Сёнто совершенно иная.
Симеко заговорила, не поднимая головы:
— Вы желаете услышать правду, моя госпожа?
— Конечно.
— Я пришла к воротам этого дома, чтобы служить не Сёнто, я пришла, чтобы служить брату Суйюну.
Она сидела, глядя в пол, выражение лица не изменилось, голос оставался ровным.
— Ясно. Могу я спросить почему?
— Я верю, что брат Суйюн — это чистый дух, не испорченный кознями его Ордена.
— О! Тогда вы будете служить мне против своей воли?
— Нет, моя госпожа, я с радостью буду служить в доме, где служит брат Суйюн.
— Понятно. Тогда не могли бы вы немного перестроиться, Симеко-сум? Вы не обязаны относиться ко мне с таким почтением, ведь я не старшая сестра, которая требует полной покорности от других.
— Прошу простить меня, госпожа Нисима. — Симеко подняла глаза и на краткий миг встретилась взглядом с госпожой. На лице ее появилась робкая улыбка. — Если кто-нибудь объяснит мне все, уверена — научусь.
— Мы найдем вам учителя, Симеко-сум. Вы образованный человек?
— Я только аколитка, моя госпожа. Аколитка не может называть себя образованной. Мои достижения скромны по сравнению со старшей сестрой, которой я служила.
— Понимаю. Не могли бы вы отыскать для меня кое-какие сведения в дворцовом архиве?
— Если эти сведения действительно там и хоть как-то упорядочены, я уверена, что смогу их найти, госпожа Нисима.
— Хорошо. Вот что я хочу узнать. Вы видели на канале храм и ту скульптуру? Ту, что называют «Влюбленные»?
— Моя госпожа, но ведь даже страшно смотреть на подобное, — ответила девушка, уставившись в пол.
— Значит, вы не смотрели?
Бывшая монахиня пожала плечами, ее щеки залил румянец.
— Ну, смотреть не обязательно. Я хочу знать, что написали ученые о секте. Ученые, имейте в виду, не являющиеся членами Ордена ботаистов. Конечно, императорские историки не пропустят подобные вещи без комментариев. Вы сможете сделать это, не оскорбляя свою веру?
— Мою веру, госпожа Нисима? — Она чертила окружность на полу. — Думаю, да.
— Отлично. Я бы хотела получить эту информацию как можно скорее.
Симеко сидела в той же позе и с тем же выражением лица.
— Можете идти, Симеко.
— Благодарю, моя госпожа.
Девушка поклонилась, как принято у ботаистов, и, не поднимаясь, направилась к дверям.
— Симеко.
— Да, моя госпожа?
— Вам известно, что к слугам редко обращаются «сум»? Бывшая сестра немного помедлила с ответом.
— Брат Суйюн называет меня Симеко-сум, моя госпожа, — просто сказала она.
Нисима секунду подумала и согласилась.
— Тогда и я буду называть тебя Симеко-сум.
Сестра Суцо быстро шла по бесконечному залу, пока не нашла нужную дверь. Поправив ворот платья, она распахнула ее и оказалась в темном неосвещенном дворе. Холодный ветер налетел на нее, запутался в складках платья. Случайная капелька дождя упала на лоб. И откуда принес ее ветер? Почти бегом, несмотря на кромешную темноту, монахиня-секретарь добралась до следующей двери, толкнула ее и оказалась в другом зале.
Откинув капюшон, Суцо пробежала несколько пролетов лестницы, чем удивила группу аколиток; никогда раньше они не видели, чтобы старшая сестра так недостойно вела себя.
Еще один длинный зал, короткий отрезок через Архивы Божественного Вдохновения, другой зал, а затем огромная лестница. Пролетом ниже плавно шествовали четыре сестры, несущие кресло-паланкин, в котором восседала Настоятельница.
Приблизившись к Настоятельнице, Суцо слегка замедлила шаг. Благодаря тренировкам монахиня восстановила дыхание так, что вовсе не было заметно, что она спешила.
— Настоятельница, — проговорила Суцо и низко поклонилась, как того требовала ситуация.
Глаза пожилой женщины были почти полностью скрыты морщинистыми складками век. Она кивнула и закрыла глаза, будто берегла силы.
— Есть ли какое-нибудь задание для меня, Настоятельница? — спросила Суцо, стараясь произносить слова достаточно громко, чтобы Настоятельница хорошо расслышала.
— Никаких изменений не будет, — прошептала старуха. — Продолжайте подготовку. Осталось мало времени.
— Нет ли поручений, о которых мне пока неизвестно?
— Нет, дитя. — Настоятельница покачивала головой из стороны в сторону. — Нет ничего неожиданного. Со времени проверки Моримы-сум они собираются, будто пожиратели падали, кем, собственно, и являются.
На лице Настоятельницы появилась улыбка, глаза хитро вспыхнули.
— Зачем они созывают совет сейчас?
— Хотят изнурить меня, детка, вот их истинная цель. — Она снова улыбнулась. — Письмо сестры Ясуко. Они узнали, что за пределами их узкого мирка происходят события, которые могут повлиять на их цели. Сплетни о Сэй вдруг оттеснили разговоры о Монарте.
Кресло немного покачнулось, и носильщицы переступили с ноги на ногу. Настоятельница протянула худую руку.
— Дай мне руку, дитя. Не хочу в одиночестве падать с большой лестницы.
Суцо взяла сухонькую руку Настоятельницы в свою. Да хранит ее Ботахара, тихо молилась монахиня. От этой женщины зависит многое, очень многое.
Наконец, к облегчению сестры Суцо, они добрались до конца лестницы и проследовали в Палату Совета. Гонг возвестил о прибытии Настоятельницы, массивные двери распахнулись. Настоятельница сделала Суцо знак, и та остановилась у входа. Носильщицы немедленно покинули Палату, и двери закрылись. Никто не должен входить туда до окончания Совета.
Сестра постояла секунду, глядя на двери, и поспешила прочь. Еще так много нужно сделать.
С лакированных балок на золотых цепях свисали лампы, освещавшие даже отдаленные уголки Палаты. Полированный деревянный пол отражал свет, словно бронзовое зеркало, так что двенадцать старших сестер, сидящие в два ряда, казались частью какой-то таинственной картины.
Настоятельница восседала в кресле перед Советом. Монахини расселись сегодня не как всегда. Обычно порядок был такой: четыре сестры, включая их лидера, составляли группировку сестры Гаца; еще пятеро, включая сестру, сидевшую на месте Моримы-сум, выступали в поддержку Настоятельницы; оставшиеся три — «Ветряной Звон», как их звали за глаза, — склонялись то в одну сторону, то в другую, в зависимости оттого, откуда дул ветер. И, естественно, «Ветряной Звон» и презирали, и улещивали.
Сестры низко поклонились, приветствуя Настоятельницу, затем в ожидании обратили к ней бесстрастные лица.
— Кто созвал Совет? — задала Настоятельница ритуальный вопрос. Ответила сестра Гаца:
— Этот Совет созван по общей воле Двенадцати, Настоятельница.
— Тогда пусть воля Ботахары творится через слова и дела.
Воцарилась тишина, доносились только вздохи молящихся. Монахини просили Просветленного владыку наставить их на путь истинный. Негромко прозвучал гонг, и Совет начался.
— Кто будет говорить от имени Двенадцати? — шепотом спросила Настоятельница.
— Сестра Гаца, — вместе ответили женщины. Настоятельница кивнула сестре Гаце, привстав с кресла. Сестра Гаца, прежде чем начать речь, выпрямилась.
— Настоятельница, уважаемые сестры, из провинции Сэй получены новости, имеющие большое значение для нашего Ордена: огромная армия варваров готовится нарушить границу Империи на севере. Есть ли у нашего Ордена какие-либо сведения об этом?
Все молчали. Настоятельница смотрела на членов Совета. Никто не смел смотреть ей в глаза. Это могла позволить себе только Гаца. Интересно, думала Настоятельница, кому это в монастыре Сэй удалось найти копию письма сестры Ясуко. Вот досада.
— Я получила сообщение из Сэй, подтверждающее, что это правда, сестра Гаца, — наконец сказала Настоятельница.
Некоторые из монахинь зашевелились, словно пытаясь найти более удобную позу.
— Простите мою дерзость, Настоятельница, но разве не следовало поставить в известность Совет?
— Во время войны, — ответила Настоятельница так тихо, что остальным пришлось податься немного вперед, чтобы расслышать, — Настоятельница имеет право действовать без Совета. Так было всегда.
Гаца кивнула, с трудом скрывая удовольствие.
— Именно во время войны, Настоятельница. Но войны пока нет, и многое нужно сделать на случай, если такое бедствие обрушится на нас. Мы все должны еще много чего сделать.
— Прекрасное предложение, сестра, — ответила Настоятельница. — Поставим на голосование?
Сестра Гаца немного опешила. Она сама намеревалась потребовать голосования.
— Если Совет так пожелает, Настоятельница.
Настоятельница озарила всех обаятельной улыбкой, чем смутила сестру Гацу еще больше. Конечно, Настоятельница знала, что Гаца потерпит фиаско. Она прекрасно понимала, чего можно ожидать от Совета. Однажды сестры «Ветряного Звона» выступили против Настоятельницы, но потом у них появлялось все меньше желания противоречить, особенно после того, как им объяснили истинную подоплеку дел. Сегодня они, несомненно, будут раззванивать слова Настоятельницы. Старушка не сомневалась в этом.
— Начнем процедуру, — шепотом произнесла Настоятельница.
Да, пусть начинают. Через три часа они одобрят всё. Пусть стервятницы глодают падаль. Настоятельница снова улыбнулась и закрыла глаза, приготовившись ждать.
12
Большой аудиенц-зал Империи Ва был самым большим в подлунном мире и являл собой чудо инженерного и художественного искусства. Каждая из центральных колонн была вырезана из целого дерева ароко и покрыта несколькими слоями лака, так что все они сверкали. Стропила, изящно вытянутые в кривые линии, уходили ввысь к многоярусной крыше. Свет лился откуда-то сверху. В отполированном мраморном полу все предметы отражались так же ясно, как если бы это была тихая прозрачная вода.
В дальнем конце зала возвышение для Императора парило над этой гладью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
— Говорят, ребенок учится мудрости у своих родителей, но по-настоящему мудрые родители учатся радости у своих детей. И пусть вас не смущает внешность. Мудрый учитель всегда учится у своего ученика.
— А чему научились уважаемые братья у брата Суйюна? — вдруг спросила Нисима и пристально посмотрела на монаха, желая увидеть его реакцию.
Суйюн пожал плечами.
— Не знаю, Нисима-сум, не знаю.
Он развел руки, словно изображая пустоту.
— Мы знаем только то, что позволяем себе знать, — сказала Нисима.
На лице монаха появилась озабоченная улыбка:
— Это учение ботаистов, Нисима-сум.
Нисима грациозно взмахнула руками, как бы очерчивая всю свою жизнь, и рукава кимоно, словно крылья, расправились в воздухе.
— Меня наставляли лучшие учителя.
— Брат Сатакэ?
Нисима кивнула. Затем наступило неловкое молчание, пока Нисима раздувала угольки в горелке.
— Мой Орден ревностно охраняет свое учение, Нисима-сум, — наконец произнес Суйюн.
Нисима снова кивнула, помешивая угольки крошечной кочергой.
— Дайте руку, Суйюн-сум, — неожиданно попросила она.
Затем протянула свою руку. Они сложили ладони вместе. Контролируя дыхание, она надавила. Суйюн сопротивлялся какую-то долю секунды, а потом его рука немного подалась назад. Когда Суйюн надавил рукой на ладонь Нисимы, то сопротивления почти не последовало. Суйюн почувствовал, как течет Ши. Ши в непосвященной знатной даме Империи Ва!
Госпожа взяла монаха за руку.
— Каким бы невозможным это ни показалось, между нами много общего, Суйюн-сум.
— Брат Сатакэ нарушил священную клятву, — сказал Суйюн. Он выглядел растерянным. Даже если он и подозревал брата Сатакэ в нарушении клятвы, потрясение было велико.
— Он живет в соответствии со своей собственной клятвой, Суйюн-сум. Его учителя могли бы многому научиться у брата Сатакэ, но они погрязли в своих привычках, своем жизненном опыте.
— Пожалуйста… простите меня… мне нужно идти.
Без всяких церемоний Суйюн поднялся и ушел, ошеломленный произошедшим.
Долго сидела Нисима, глядя на дверь, за которой скрылся Суйюн. Затем встряхнула головой, словно прогоняя от себя какие-то мысли. Пододвинув письменный столик, девушка с преувеличенной осторожностью взяла кисточку. Она прочла написанное и продолжила:
Канал закончился,
И неуверенность прошла.
Чтобы проплыть сюда,
Желание и чистота
Переплелись.
Никак не удавалось найти слова для завершения мысли.
Симеко сидела, опустив глаза, пока госпожа Нисима внимательно изучала написанное монашкой в тусклом утреннем свете, льющемся сквозь ширмы. Бывшая монахиня — ботаистка сидела, не шелохнувшись, как учили, и ничто не выдавало ее смущения. Неужели она будет служить у изнеженной аристократки, которой едва ли больше лет, чем ей?
— У вас прекрасный почерк, Симеко-сум. Рука уверенная, твердая.
Нисима слегка кивнула в ее сторону, затем, отложив бумагу, тепло улыбнулась молодой женщине. Лицо и отрастающие волосы бывшей монашки скрывались под плотно повязанной шалью.
— Простите мое любопытство, Симеко-сум. Но я не могу не спросить, почему вы ищете службу у Сёнто. Не хочу выпытывать у вас причины ухода из сестричества, но жизнь в доме Сёнто совершенно иная.
Симеко заговорила, не поднимая головы:
— Вы желаете услышать правду, моя госпожа?
— Конечно.
— Я пришла к воротам этого дома, чтобы служить не Сёнто, я пришла, чтобы служить брату Суйюну.
Она сидела, глядя в пол, выражение лица не изменилось, голос оставался ровным.
— Ясно. Могу я спросить почему?
— Я верю, что брат Суйюн — это чистый дух, не испорченный кознями его Ордена.
— О! Тогда вы будете служить мне против своей воли?
— Нет, моя госпожа, я с радостью буду служить в доме, где служит брат Суйюн.
— Понятно. Тогда не могли бы вы немного перестроиться, Симеко-сум? Вы не обязаны относиться ко мне с таким почтением, ведь я не старшая сестра, которая требует полной покорности от других.
— Прошу простить меня, госпожа Нисима. — Симеко подняла глаза и на краткий миг встретилась взглядом с госпожой. На лице ее появилась робкая улыбка. — Если кто-нибудь объяснит мне все, уверена — научусь.
— Мы найдем вам учителя, Симеко-сум. Вы образованный человек?
— Я только аколитка, моя госпожа. Аколитка не может называть себя образованной. Мои достижения скромны по сравнению со старшей сестрой, которой я служила.
— Понимаю. Не могли бы вы отыскать для меня кое-какие сведения в дворцовом архиве?
— Если эти сведения действительно там и хоть как-то упорядочены, я уверена, что смогу их найти, госпожа Нисима.
— Хорошо. Вот что я хочу узнать. Вы видели на канале храм и ту скульптуру? Ту, что называют «Влюбленные»?
— Моя госпожа, но ведь даже страшно смотреть на подобное, — ответила девушка, уставившись в пол.
— Значит, вы не смотрели?
Бывшая монахиня пожала плечами, ее щеки залил румянец.
— Ну, смотреть не обязательно. Я хочу знать, что написали ученые о секте. Ученые, имейте в виду, не являющиеся членами Ордена ботаистов. Конечно, императорские историки не пропустят подобные вещи без комментариев. Вы сможете сделать это, не оскорбляя свою веру?
— Мою веру, госпожа Нисима? — Она чертила окружность на полу. — Думаю, да.
— Отлично. Я бы хотела получить эту информацию как можно скорее.
Симеко сидела в той же позе и с тем же выражением лица.
— Можете идти, Симеко.
— Благодарю, моя госпожа.
Девушка поклонилась, как принято у ботаистов, и, не поднимаясь, направилась к дверям.
— Симеко.
— Да, моя госпожа?
— Вам известно, что к слугам редко обращаются «сум»? Бывшая сестра немного помедлила с ответом.
— Брат Суйюн называет меня Симеко-сум, моя госпожа, — просто сказала она.
Нисима секунду подумала и согласилась.
— Тогда и я буду называть тебя Симеко-сум.
Сестра Суцо быстро шла по бесконечному залу, пока не нашла нужную дверь. Поправив ворот платья, она распахнула ее и оказалась в темном неосвещенном дворе. Холодный ветер налетел на нее, запутался в складках платья. Случайная капелька дождя упала на лоб. И откуда принес ее ветер? Почти бегом, несмотря на кромешную темноту, монахиня-секретарь добралась до следующей двери, толкнула ее и оказалась в другом зале.
Откинув капюшон, Суцо пробежала несколько пролетов лестницы, чем удивила группу аколиток; никогда раньше они не видели, чтобы старшая сестра так недостойно вела себя.
Еще один длинный зал, короткий отрезок через Архивы Божественного Вдохновения, другой зал, а затем огромная лестница. Пролетом ниже плавно шествовали четыре сестры, несущие кресло-паланкин, в котором восседала Настоятельница.
Приблизившись к Настоятельнице, Суцо слегка замедлила шаг. Благодаря тренировкам монахиня восстановила дыхание так, что вовсе не было заметно, что она спешила.
— Настоятельница, — проговорила Суцо и низко поклонилась, как того требовала ситуация.
Глаза пожилой женщины были почти полностью скрыты морщинистыми складками век. Она кивнула и закрыла глаза, будто берегла силы.
— Есть ли какое-нибудь задание для меня, Настоятельница? — спросила Суцо, стараясь произносить слова достаточно громко, чтобы Настоятельница хорошо расслышала.
— Никаких изменений не будет, — прошептала старуха. — Продолжайте подготовку. Осталось мало времени.
— Нет ли поручений, о которых мне пока неизвестно?
— Нет, дитя. — Настоятельница покачивала головой из стороны в сторону. — Нет ничего неожиданного. Со времени проверки Моримы-сум они собираются, будто пожиратели падали, кем, собственно, и являются.
На лице Настоятельницы появилась улыбка, глаза хитро вспыхнули.
— Зачем они созывают совет сейчас?
— Хотят изнурить меня, детка, вот их истинная цель. — Она снова улыбнулась. — Письмо сестры Ясуко. Они узнали, что за пределами их узкого мирка происходят события, которые могут повлиять на их цели. Сплетни о Сэй вдруг оттеснили разговоры о Монарте.
Кресло немного покачнулось, и носильщицы переступили с ноги на ногу. Настоятельница протянула худую руку.
— Дай мне руку, дитя. Не хочу в одиночестве падать с большой лестницы.
Суцо взяла сухонькую руку Настоятельницы в свою. Да хранит ее Ботахара, тихо молилась монахиня. От этой женщины зависит многое, очень многое.
Наконец, к облегчению сестры Суцо, они добрались до конца лестницы и проследовали в Палату Совета. Гонг возвестил о прибытии Настоятельницы, массивные двери распахнулись. Настоятельница сделала Суцо знак, и та остановилась у входа. Носильщицы немедленно покинули Палату, и двери закрылись. Никто не должен входить туда до окончания Совета.
Сестра постояла секунду, глядя на двери, и поспешила прочь. Еще так много нужно сделать.
С лакированных балок на золотых цепях свисали лампы, освещавшие даже отдаленные уголки Палаты. Полированный деревянный пол отражал свет, словно бронзовое зеркало, так что двенадцать старших сестер, сидящие в два ряда, казались частью какой-то таинственной картины.
Настоятельница восседала в кресле перед Советом. Монахини расселись сегодня не как всегда. Обычно порядок был такой: четыре сестры, включая их лидера, составляли группировку сестры Гаца; еще пятеро, включая сестру, сидевшую на месте Моримы-сум, выступали в поддержку Настоятельницы; оставшиеся три — «Ветряной Звон», как их звали за глаза, — склонялись то в одну сторону, то в другую, в зависимости оттого, откуда дул ветер. И, естественно, «Ветряной Звон» и презирали, и улещивали.
Сестры низко поклонились, приветствуя Настоятельницу, затем в ожидании обратили к ней бесстрастные лица.
— Кто созвал Совет? — задала Настоятельница ритуальный вопрос. Ответила сестра Гаца:
— Этот Совет созван по общей воле Двенадцати, Настоятельница.
— Тогда пусть воля Ботахары творится через слова и дела.
Воцарилась тишина, доносились только вздохи молящихся. Монахини просили Просветленного владыку наставить их на путь истинный. Негромко прозвучал гонг, и Совет начался.
— Кто будет говорить от имени Двенадцати? — шепотом спросила Настоятельница.
— Сестра Гаца, — вместе ответили женщины. Настоятельница кивнула сестре Гаце, привстав с кресла. Сестра Гаца, прежде чем начать речь, выпрямилась.
— Настоятельница, уважаемые сестры, из провинции Сэй получены новости, имеющие большое значение для нашего Ордена: огромная армия варваров готовится нарушить границу Империи на севере. Есть ли у нашего Ордена какие-либо сведения об этом?
Все молчали. Настоятельница смотрела на членов Совета. Никто не смел смотреть ей в глаза. Это могла позволить себе только Гаца. Интересно, думала Настоятельница, кому это в монастыре Сэй удалось найти копию письма сестры Ясуко. Вот досада.
— Я получила сообщение из Сэй, подтверждающее, что это правда, сестра Гаца, — наконец сказала Настоятельница.
Некоторые из монахинь зашевелились, словно пытаясь найти более удобную позу.
— Простите мою дерзость, Настоятельница, но разве не следовало поставить в известность Совет?
— Во время войны, — ответила Настоятельница так тихо, что остальным пришлось податься немного вперед, чтобы расслышать, — Настоятельница имеет право действовать без Совета. Так было всегда.
Гаца кивнула, с трудом скрывая удовольствие.
— Именно во время войны, Настоятельница. Но войны пока нет, и многое нужно сделать на случай, если такое бедствие обрушится на нас. Мы все должны еще много чего сделать.
— Прекрасное предложение, сестра, — ответила Настоятельница. — Поставим на голосование?
Сестра Гаца немного опешила. Она сама намеревалась потребовать голосования.
— Если Совет так пожелает, Настоятельница.
Настоятельница озарила всех обаятельной улыбкой, чем смутила сестру Гацу еще больше. Конечно, Настоятельница знала, что Гаца потерпит фиаско. Она прекрасно понимала, чего можно ожидать от Совета. Однажды сестры «Ветряного Звона» выступили против Настоятельницы, но потом у них появлялось все меньше желания противоречить, особенно после того, как им объяснили истинную подоплеку дел. Сегодня они, несомненно, будут раззванивать слова Настоятельницы. Старушка не сомневалась в этом.
— Начнем процедуру, — шепотом произнесла Настоятельница.
Да, пусть начинают. Через три часа они одобрят всё. Пусть стервятницы глодают падаль. Настоятельница снова улыбнулась и закрыла глаза, приготовившись ждать.
12
Большой аудиенц-зал Империи Ва был самым большим в подлунном мире и являл собой чудо инженерного и художественного искусства. Каждая из центральных колонн была вырезана из целого дерева ароко и покрыта несколькими слоями лака, так что все они сверкали. Стропила, изящно вытянутые в кривые линии, уходили ввысь к многоярусной крыше. Свет лился откуда-то сверху. В отполированном мраморном полу все предметы отражались так же ясно, как если бы это была тихая прозрачная вода.
В дальнем конце зала возвышение для Императора парило над этой гладью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74