Она говорила себе, что Комавара стал объектом желания для женщин Империи. Комавара.
Вошел Каму, поклонился, встав на колени с одной стороны помоста, как требовала его должность.
— Пришло письмо от госпожи Окары, Императрица.
Он вытащил его из пустого рукава и положил у края помоста, но Нисима не взяла. Как всегда, ее удивила простота руки великого художника. Нисима спрятала письмо в карман. «Награда за выполнение моих обязанностей», — подумала она и посмотрела на Каму.
— Полковник Яку Тадамото, Императрица.
Нисима кивнула. Ах да, брат Катты. Тадамото был предметом долгих споров между советниками Нисимы. Как один из тех, к кому прислушивался Император Ямаку, Тадамото, конечно, заслуживает изгнания из столицы или из внутренних провинций. Тем не менее это не простой случай. Яку Тадамото переписывался с братом Яку Каттой, когда Черный Тигр выступал как подставной союзник Сёнто, и, согласно Катте, именно Тадамото убедил Императора поднять армию, когда напали варвары. Многие считали его человеком, верным трону даже тогда, когда Император стал вызывать у него презрение. В конце Тадамото пытался остановить брата от убийства Императора, потом загородил собой Катту и принял на себя удар, стоивший бы Катте жизни. Этот Тадамото очень противоречивый человек, поняла Нисима. Рохку Сайха верил, что знания молодого полковника о махинациях в императорском правительстве делали его слишком ценным, чтобы потерять.
Нисима еще не знала, как поступить с этим человеком. Она не готова верить ему, но нет причин считать Тадамото предателем.
Вошли гвардейцы Сёнто, встали у помоста, и как раз в это время открылась дверь.
На коленях в проходе появился человек в черной форме императорской гвардии. Когда он поднялся, у Нисимы перехватило дыхание. До этого она видела Тадамото в ночь смерти Императора, но тогда он был ранен и в шоке, а она — поглощена своими проблемами. Нисима с удивлением обнаружила, что он очень похож на брата. У Тадамото было нечто, чего не имел Катта. Он был словно утонченный Катта. Не то чтобы тонкие черты лица, просто они лишены той строгости, что у старшего брата. Поведение тоже отличается. Если Катта весь подчинялся инстинктам и желаниям, то Тадамото, казалось, погружен в мысли, далекие от суетности жизни. На самом деле он выглядел как ученый, привлекательный и искренний. Все те глаза Яку: но в них светится мудрость. В отличие от серо-стального взгляда брата глаза Тадамото имели зеленый цвет земли — теплый и неискушенный.
Он низко поклонился перед помостом и сел на колени, положив руки на бедра. Нисима ничего не могла прочитать на лице Тадамото, кроме печали, которая стала уже привычной среди ее подданных. Он один из тех, кто у стен узнал, что его правда исчезла, подумала Императрица и представила, что жизнь во дворце скоро сделает то же самое и с ней.
— Полковник Яку Тадамото, — начал официально Каму. На этот раз старый управляющий остался на своем месте. Секунду Нисима колебалась, пытаясь поймать взгляд юноши, но не смогла. Он казался расстроенным — что не вязалось с его юным возрастом.
— Полковник Тадамото, — мягко сказала Нисима, ибо подобный тон казался сейчас уместным. — Надеюсь, вы получили мое письмо?
Она переслала ему предсмертную поэму Яку Катты. Тадамото заставил себя говорить, но глаз не поднял.
— Да, Императрица. Я у вас в долгу.
— Это не так, полковник. Генерал Катта был союзником моего отца, когда лишь немногие верили в угрозу варварского нашествия. — Она замолчала, но не увидела реакции. — Полковник Яку, могу я выразить сожаление по поводу вашей потери?
Тадамото кивнул:
— Вы очень добры, Императрица. Благодарю вас.
— Если я могу еще что-нибудь сделать для вас… вы брат союзника моего отца.
— Императрица, я был верным слугой последнего Императора. Я принимал армию господина Сёнто и, несомненно, мог бы сразиться против отряда собственного брата, если бы мне приказали. В конце я скрестил саблю с Каттой-сумом.
Нисима увидела, как опустились его плечи.
— Верность, полковник, — нечто, что Сёнто понимают. Честь и верность нельзя разделить, но это не одно и то же, что любовь. Человек может быть предан сеньору-господину, но не любить его, я видела подобное не раз. Вы тот, кто любит собственного брата, но кому честь не позволяет действовать так, как велит любовь, ибо это противоречит принципам верности. Я должна спросить вас, полковник, вы были верны трону или Ямаку Аканцу?
Секунду Тадамото колебался.
— Я начал с верности обоим, Императрица, но я не смог сохранить верность человеку. В конце я не был уверен, что останусь предан трону, ибо как кто-то может быть верен трону, когда человек, которому он принадлежит, поверг Империю в руины? Что тогда верность?
— Когда вы вернулись в палаты Императора накануне его смерти, что вы намеревались делать?
Тадамото покачал головой, на его лице отразилась боль.
— На самом деле, моя госпожа, я не знаю. Встретить Императора, столкнуть его с вероломного пути, сказать, что он предал свой долг. Не знаю, что потом. Не знаю.
Нисима посмотрела на юношу.
— То, что вы сказали, — мудро, Тадамото-сум. Верность трону и верность человеку, сидящему на троне, синонимы, пока правитель не предал свои обязанности. Я не осуждаю вас, Тадамото-сум, ибо вы действовали с благородными намерениями. Лишь немногие поступили с большим благоразумием. Тадамото поклонился.
— Приятно слышать, Императрица.
— Торговец моего отца высоко отзывался о вас, полковник. Танаки-сум верит, что вы сильно пострадали от предательства Императора. Мнение Танаки-сума я ценю.
— Он удивительный человек, Императрица. Если б Император был мудр так, как этот торговец, Империя была бы в безопасности.
Это почти вызвало у Нисимы улыбку.
— Не сомневаюсь, полковник. У меня много вопросов к вам, Тадамото-сум, если не возражаете. Произошло много всего, в чем я не могу разобраться.
— Я слуга моей Императрицы, — словно рефлекторно повторил он.
— Как вы знаете, никто не имеет понятия об обстоятельствах, при которых погиб Император. Женщина, которую нашли с ним, его любовница?
Тадамото глубоко вздохнул.
— Да, Императрица.
— Она танцовщица сонсы, разве нет? Я уверена, что ее танец был в программе, созданной для картин госпожа Окары?
— Да, Императрица.
— Очень печально, — сказала Нисима, очевидно, тронутая ее смертью. — Она была прекрасная танцовщица.
— Очень красивая, моя госпожа.
— Они вместе пришли к смерти? Смерти любовников? Тадамото подавил печальный вздох, словно пытаясь справиться с физической болью.
— С вами все в порядке, полковник? Вы были серьезно ранены.
— Все хорошо, Императрица. — Он снова запнулся. — В комнате есть признаки, что Император собирался бежать. Костюм императорского гвардейца. Император переоделся. Те, кто охранял ею, сообщили, что была готова лодка, чтобы покинуть столицу. — Тадамото снова замолчал, и Нисима засомневалась, правду ли он сказал о своем состоянии. — Думаю, Осса-сум столкнула Императора с балкона, а он утянул ее за собой. Не уверен, что она собиралась покончить с собой вслед за Императором.
Нисима на минуту затихла.
— Но она была его любовницей, полковник. Вы знаете что-нибудь, что неизвестно моим советникам?
Тадамото сидел, сдерживая боль, но Нисима поняла теперь, что это не физическое страдание. Он на мгновение встретился с ней взглядом, и Нисима отвела глаза.
— Она не любила его, Императрица, — тихо, но уверенно произнес Тадамото.
Нисима кивнула.
— Понимаю. Где ее семья?
— Не знаю, Императрица, — он слабо дернул рукой, — Империя в хаосе, трудно сказать, где они могут быть.
— Печально, но правда, полковник. Кто-то должен проследить за ее погребением. Кого вы можете предложить? У нее были друзья в столице?
Тадамото хлопнул руками по коленям.
— Я мог бы проследить за последними приготовлениями Оссы-сум, если можно, Императрица.
Он старался сохранить спокойствие, но безуспешно.
— Конечно, если хотите.
Нисима посмотрела на Каму, который слабо кивнул. Она дала Тадамото минуту, чтобы тот смог восстановить видимость спокойствия.
— Скажу вам честно, полковник Яку, мои советники не пришли к единому мнению, как с вами поступить. Большинство из тех, кто поддерживал Ямаку, не вызывают сомнений: их отошлют в дальние концы Империи, лишат власти. Им не доверяют. Но вы, полковник… некоторые верят в вашу преданность Ва и трону, а Сёнто, как я сказала, ценят верность. К тому же вы человек, известный своим интеллектом и знанием двора и его интриг. Вы посоветовали Императору восстановить порядок на дорогах и каналах Империи?
Тадамото кивнул.
— Почему?
— Династии, следившие за благополучием государства, дольше всех сохраняли трон, моя госпожа. Словно история вершила собственный суд, откинув прочь те императорские фамилии, которые не заботились о своих подопечных или делали это недостаточно быстро.
Нисима достала из рукава веер и медленно помахала им.
— Если вам предложат пост в новом правительстве, полковник, вы согласитесь?
Тадамото не скрыл удивления, хотя огромное чувство печали не оставило его.
— Это будет честью для меня, если бы вы попросили меня, Императрица.
Язык подвел его, и Нисима сама заговорила, чтобы скрыть его ошибку.
— Вы пережили огромные потери, полковник. Вы пожертвовали любовью ради верности принципам. Ваш брат… — Она не могла собраться с мыслями. — Если принципы правителя были принципами, которых придерживались и вы, не похоже, что вы нашли бы себя снова на этом посту, полковник. Давайте поговорим об этом, когда вы разберетесь с другими делами. Если поклянетесь мне в верности, полковник, в следующий раз мы будем говорить без гвардейцев.
Тадамото поднял голову, и Нисима увидела в его глазах удивление. Его взгляд говорил, что он не ожидал, что мир проявит к нему доброту.
— Императрица, я преклонял колени перед правителем Ва чаще, чем могу сосчитать, тем не менее только сегодня я услышал слова мудрости и сострадания. Я клянусь вам в верности, Императрица, я отдам свою жизнь, чтобы никто не оспорил ваши права, ибо людям Ва нужны мудрость и сострадание не меньше, чем еда и вода.
Нисима ответила ему полупоклоном.
— Мы снова поговорим, полковник Тадамото. Если вы поделитесь опытом с капитаном Рохку Сайха, я буду в долгу перед вами.
— Императрица, это я у вас в долгу. Тадамото низко поклонился и удалился.
— Та, что возрождает, — нежно сказал Каму, — возрождает честь и надежду.
Нисима сделала вид, что не слышала, но слова Каму обрадовали ее.
— Эта танцовщица сонсы была его возлюбленной, — заметила Нисима.
Каму кивнул.
— Я позволила состраданию ослепить меня, Каму-сум? Боюсь, это моя слабость.
— Думаю, как вы сказали, Яку Тадамото — благородный человек, оказавшийся в ловушке между честью и верностью и любовью. За время службы у Сёнто я никогда не оказывался в такой ситуации.
— Могу я предположить, что с господином Комаварой вы поговорите сегодня, а с остальными — завтра или послезавтра?
— Вы балуете меня, канцлер, — сказала Нисима.
— Не за что, Императрица. Никто не может восстановить Империю за день, и если довести терпение до точки, то никто вообще не сможет сделать ничего хорошего.
— Вы говорите как брат Сатакэ.
— Это комплимент, который я всегда буду помнить, Императрица.
Она улыбнулась:
— Я встречусь с господином Комаварой, пожалуйста, главный канцлер.
Каму хлопнул по бедру, потом удалился, гвардейцы Сёнто следовали за ним.
Двери открылись, и господин Комавара в белых одеждах появился на коленях, поклонившись до пола.
Волосы его сильно отросли, подумала Нисима и улыбнулась своим мыслям.
Герой Ва прошел вперед, словно страдая. Мука, которую она видела на его лице у погребального костра ее отца, не исчезла, и теперь Нисима не сомневалась, что эта боль вызвана не физическим недомоганием. Она была так потрясена тем, что видит, что не смогла сразу заговорить. Герой Ва, подумала Нисима, его дух разрушен ужасом собственных дел. Внезапно ей стало стыдно от тех слов, что она сказала госпоже Кенто: «… меч, отличные доспехи и лучшая лошадь в Империи удовлетворят господина Комавару».
Я отдала жизнь, о которой мечтала, но, спаси его Ботахара, Комавара пожертвовал своей душой.
— Господин Комавара, — начала Нисима, собираясь выразить благодарность, но внезапно обнаружила, что не может продолжить. Голос ее дрожал. — Ваш дух, Самуяму-сум, как камень в воде. Как это случилось?
— Разве вы не слышали, Императрица? — ответил он голосом холодным словно дождь. — Я стал великим героем. Чтобы добиться этого, я не написал поэмы, не сыграл песню, не принял законы, показывающие огромную мудрость. Вместо этого я стал величайшим убийцей за десяток поколений. И этим прославился на всю Империю.
Нисима приложила руку к лицу.
«Легче восстановить Империю, чем исцелить раны этого человека, — думала она. — О, отец, посмотри, что мы наделали!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
Вошел Каму, поклонился, встав на колени с одной стороны помоста, как требовала его должность.
— Пришло письмо от госпожи Окары, Императрица.
Он вытащил его из пустого рукава и положил у края помоста, но Нисима не взяла. Как всегда, ее удивила простота руки великого художника. Нисима спрятала письмо в карман. «Награда за выполнение моих обязанностей», — подумала она и посмотрела на Каму.
— Полковник Яку Тадамото, Императрица.
Нисима кивнула. Ах да, брат Катты. Тадамото был предметом долгих споров между советниками Нисимы. Как один из тех, к кому прислушивался Император Ямаку, Тадамото, конечно, заслуживает изгнания из столицы или из внутренних провинций. Тем не менее это не простой случай. Яку Тадамото переписывался с братом Яку Каттой, когда Черный Тигр выступал как подставной союзник Сёнто, и, согласно Катте, именно Тадамото убедил Императора поднять армию, когда напали варвары. Многие считали его человеком, верным трону даже тогда, когда Император стал вызывать у него презрение. В конце Тадамото пытался остановить брата от убийства Императора, потом загородил собой Катту и принял на себя удар, стоивший бы Катте жизни. Этот Тадамото очень противоречивый человек, поняла Нисима. Рохку Сайха верил, что знания молодого полковника о махинациях в императорском правительстве делали его слишком ценным, чтобы потерять.
Нисима еще не знала, как поступить с этим человеком. Она не готова верить ему, но нет причин считать Тадамото предателем.
Вошли гвардейцы Сёнто, встали у помоста, и как раз в это время открылась дверь.
На коленях в проходе появился человек в черной форме императорской гвардии. Когда он поднялся, у Нисимы перехватило дыхание. До этого она видела Тадамото в ночь смерти Императора, но тогда он был ранен и в шоке, а она — поглощена своими проблемами. Нисима с удивлением обнаружила, что он очень похож на брата. У Тадамото было нечто, чего не имел Катта. Он был словно утонченный Катта. Не то чтобы тонкие черты лица, просто они лишены той строгости, что у старшего брата. Поведение тоже отличается. Если Катта весь подчинялся инстинктам и желаниям, то Тадамото, казалось, погружен в мысли, далекие от суетности жизни. На самом деле он выглядел как ученый, привлекательный и искренний. Все те глаза Яку: но в них светится мудрость. В отличие от серо-стального взгляда брата глаза Тадамото имели зеленый цвет земли — теплый и неискушенный.
Он низко поклонился перед помостом и сел на колени, положив руки на бедра. Нисима ничего не могла прочитать на лице Тадамото, кроме печали, которая стала уже привычной среди ее подданных. Он один из тех, кто у стен узнал, что его правда исчезла, подумала Императрица и представила, что жизнь во дворце скоро сделает то же самое и с ней.
— Полковник Яку Тадамото, — начал официально Каму. На этот раз старый управляющий остался на своем месте. Секунду Нисима колебалась, пытаясь поймать взгляд юноши, но не смогла. Он казался расстроенным — что не вязалось с его юным возрастом.
— Полковник Тадамото, — мягко сказала Нисима, ибо подобный тон казался сейчас уместным. — Надеюсь, вы получили мое письмо?
Она переслала ему предсмертную поэму Яку Катты. Тадамото заставил себя говорить, но глаз не поднял.
— Да, Императрица. Я у вас в долгу.
— Это не так, полковник. Генерал Катта был союзником моего отца, когда лишь немногие верили в угрозу варварского нашествия. — Она замолчала, но не увидела реакции. — Полковник Яку, могу я выразить сожаление по поводу вашей потери?
Тадамото кивнул:
— Вы очень добры, Императрица. Благодарю вас.
— Если я могу еще что-нибудь сделать для вас… вы брат союзника моего отца.
— Императрица, я был верным слугой последнего Императора. Я принимал армию господина Сёнто и, несомненно, мог бы сразиться против отряда собственного брата, если бы мне приказали. В конце я скрестил саблю с Каттой-сумом.
Нисима увидела, как опустились его плечи.
— Верность, полковник, — нечто, что Сёнто понимают. Честь и верность нельзя разделить, но это не одно и то же, что любовь. Человек может быть предан сеньору-господину, но не любить его, я видела подобное не раз. Вы тот, кто любит собственного брата, но кому честь не позволяет действовать так, как велит любовь, ибо это противоречит принципам верности. Я должна спросить вас, полковник, вы были верны трону или Ямаку Аканцу?
Секунду Тадамото колебался.
— Я начал с верности обоим, Императрица, но я не смог сохранить верность человеку. В конце я не был уверен, что останусь предан трону, ибо как кто-то может быть верен трону, когда человек, которому он принадлежит, поверг Империю в руины? Что тогда верность?
— Когда вы вернулись в палаты Императора накануне его смерти, что вы намеревались делать?
Тадамото покачал головой, на его лице отразилась боль.
— На самом деле, моя госпожа, я не знаю. Встретить Императора, столкнуть его с вероломного пути, сказать, что он предал свой долг. Не знаю, что потом. Не знаю.
Нисима посмотрела на юношу.
— То, что вы сказали, — мудро, Тадамото-сум. Верность трону и верность человеку, сидящему на троне, синонимы, пока правитель не предал свои обязанности. Я не осуждаю вас, Тадамото-сум, ибо вы действовали с благородными намерениями. Лишь немногие поступили с большим благоразумием. Тадамото поклонился.
— Приятно слышать, Императрица.
— Торговец моего отца высоко отзывался о вас, полковник. Танаки-сум верит, что вы сильно пострадали от предательства Императора. Мнение Танаки-сума я ценю.
— Он удивительный человек, Императрица. Если б Император был мудр так, как этот торговец, Империя была бы в безопасности.
Это почти вызвало у Нисимы улыбку.
— Не сомневаюсь, полковник. У меня много вопросов к вам, Тадамото-сум, если не возражаете. Произошло много всего, в чем я не могу разобраться.
— Я слуга моей Императрицы, — словно рефлекторно повторил он.
— Как вы знаете, никто не имеет понятия об обстоятельствах, при которых погиб Император. Женщина, которую нашли с ним, его любовница?
Тадамото глубоко вздохнул.
— Да, Императрица.
— Она танцовщица сонсы, разве нет? Я уверена, что ее танец был в программе, созданной для картин госпожа Окары?
— Да, Императрица.
— Очень печально, — сказала Нисима, очевидно, тронутая ее смертью. — Она была прекрасная танцовщица.
— Очень красивая, моя госпожа.
— Они вместе пришли к смерти? Смерти любовников? Тадамото подавил печальный вздох, словно пытаясь справиться с физической болью.
— С вами все в порядке, полковник? Вы были серьезно ранены.
— Все хорошо, Императрица. — Он снова запнулся. — В комнате есть признаки, что Император собирался бежать. Костюм императорского гвардейца. Император переоделся. Те, кто охранял ею, сообщили, что была готова лодка, чтобы покинуть столицу. — Тадамото снова замолчал, и Нисима засомневалась, правду ли он сказал о своем состоянии. — Думаю, Осса-сум столкнула Императора с балкона, а он утянул ее за собой. Не уверен, что она собиралась покончить с собой вслед за Императором.
Нисима на минуту затихла.
— Но она была его любовницей, полковник. Вы знаете что-нибудь, что неизвестно моим советникам?
Тадамото сидел, сдерживая боль, но Нисима поняла теперь, что это не физическое страдание. Он на мгновение встретился с ней взглядом, и Нисима отвела глаза.
— Она не любила его, Императрица, — тихо, но уверенно произнес Тадамото.
Нисима кивнула.
— Понимаю. Где ее семья?
— Не знаю, Императрица, — он слабо дернул рукой, — Империя в хаосе, трудно сказать, где они могут быть.
— Печально, но правда, полковник. Кто-то должен проследить за ее погребением. Кого вы можете предложить? У нее были друзья в столице?
Тадамото хлопнул руками по коленям.
— Я мог бы проследить за последними приготовлениями Оссы-сум, если можно, Императрица.
Он старался сохранить спокойствие, но безуспешно.
— Конечно, если хотите.
Нисима посмотрела на Каму, который слабо кивнул. Она дала Тадамото минуту, чтобы тот смог восстановить видимость спокойствия.
— Скажу вам честно, полковник Яку, мои советники не пришли к единому мнению, как с вами поступить. Большинство из тех, кто поддерживал Ямаку, не вызывают сомнений: их отошлют в дальние концы Империи, лишат власти. Им не доверяют. Но вы, полковник… некоторые верят в вашу преданность Ва и трону, а Сёнто, как я сказала, ценят верность. К тому же вы человек, известный своим интеллектом и знанием двора и его интриг. Вы посоветовали Императору восстановить порядок на дорогах и каналах Империи?
Тадамото кивнул.
— Почему?
— Династии, следившие за благополучием государства, дольше всех сохраняли трон, моя госпожа. Словно история вершила собственный суд, откинув прочь те императорские фамилии, которые не заботились о своих подопечных или делали это недостаточно быстро.
Нисима достала из рукава веер и медленно помахала им.
— Если вам предложат пост в новом правительстве, полковник, вы согласитесь?
Тадамото не скрыл удивления, хотя огромное чувство печали не оставило его.
— Это будет честью для меня, если бы вы попросили меня, Императрица.
Язык подвел его, и Нисима сама заговорила, чтобы скрыть его ошибку.
— Вы пережили огромные потери, полковник. Вы пожертвовали любовью ради верности принципам. Ваш брат… — Она не могла собраться с мыслями. — Если принципы правителя были принципами, которых придерживались и вы, не похоже, что вы нашли бы себя снова на этом посту, полковник. Давайте поговорим об этом, когда вы разберетесь с другими делами. Если поклянетесь мне в верности, полковник, в следующий раз мы будем говорить без гвардейцев.
Тадамото поднял голову, и Нисима увидела в его глазах удивление. Его взгляд говорил, что он не ожидал, что мир проявит к нему доброту.
— Императрица, я преклонял колени перед правителем Ва чаще, чем могу сосчитать, тем не менее только сегодня я услышал слова мудрости и сострадания. Я клянусь вам в верности, Императрица, я отдам свою жизнь, чтобы никто не оспорил ваши права, ибо людям Ва нужны мудрость и сострадание не меньше, чем еда и вода.
Нисима ответила ему полупоклоном.
— Мы снова поговорим, полковник Тадамото. Если вы поделитесь опытом с капитаном Рохку Сайха, я буду в долгу перед вами.
— Императрица, это я у вас в долгу. Тадамото низко поклонился и удалился.
— Та, что возрождает, — нежно сказал Каму, — возрождает честь и надежду.
Нисима сделала вид, что не слышала, но слова Каму обрадовали ее.
— Эта танцовщица сонсы была его возлюбленной, — заметила Нисима.
Каму кивнул.
— Я позволила состраданию ослепить меня, Каму-сум? Боюсь, это моя слабость.
— Думаю, как вы сказали, Яку Тадамото — благородный человек, оказавшийся в ловушке между честью и верностью и любовью. За время службы у Сёнто я никогда не оказывался в такой ситуации.
— Могу я предположить, что с господином Комаварой вы поговорите сегодня, а с остальными — завтра или послезавтра?
— Вы балуете меня, канцлер, — сказала Нисима.
— Не за что, Императрица. Никто не может восстановить Империю за день, и если довести терпение до точки, то никто вообще не сможет сделать ничего хорошего.
— Вы говорите как брат Сатакэ.
— Это комплимент, который я всегда буду помнить, Императрица.
Она улыбнулась:
— Я встречусь с господином Комаварой, пожалуйста, главный канцлер.
Каму хлопнул по бедру, потом удалился, гвардейцы Сёнто следовали за ним.
Двери открылись, и господин Комавара в белых одеждах появился на коленях, поклонившись до пола.
Волосы его сильно отросли, подумала Нисима и улыбнулась своим мыслям.
Герой Ва прошел вперед, словно страдая. Мука, которую она видела на его лице у погребального костра ее отца, не исчезла, и теперь Нисима не сомневалась, что эта боль вызвана не физическим недомоганием. Она была так потрясена тем, что видит, что не смогла сразу заговорить. Герой Ва, подумала Нисима, его дух разрушен ужасом собственных дел. Внезапно ей стало стыдно от тех слов, что она сказала госпоже Кенто: «… меч, отличные доспехи и лучшая лошадь в Империи удовлетворят господина Комавару».
Я отдала жизнь, о которой мечтала, но, спаси его Ботахара, Комавара пожертвовал своей душой.
— Господин Комавара, — начала Нисима, собираясь выразить благодарность, но внезапно обнаружила, что не может продолжить. Голос ее дрожал. — Ваш дух, Самуяму-сум, как камень в воде. Как это случилось?
— Разве вы не слышали, Императрица? — ответил он голосом холодным словно дождь. — Я стал великим героем. Чтобы добиться этого, я не написал поэмы, не сыграл песню, не принял законы, показывающие огромную мудрость. Вместо этого я стал величайшим убийцей за десяток поколений. И этим прославился на всю Империю.
Нисима приложила руку к лицу.
«Легче восстановить Империю, чем исцелить раны этого человека, — думала она. — О, отец, посмотри, что мы наделали!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74