— Я в первый раз оказался вне закона.
— Двадцать марок — столько же, сколько за меня. Не так плохо для твоих юных лет. За Микама предлагают только половину этой суммы.
— Ты уверен, что в объявлении я не назван по имени? — спросил Микам.
— Абсолютно уверен. Похоже, тебе удалось улизнуть из Вольда незамеченным.
— Я там всегда появлялся и исчезал, когда мне было угодно, так что меня вряд ли хватятся. Здесь нам грозит опасность?
— Не думаю. Будь у них в городе собственные агенты, они не стали бы привлекать местных жителей. Похоже, что одинаковые извещения были разосланы везде — в Сток, Балтон, Оск, даже Сарк. Кто бы ни были эти «они», их люди потеряли наш след и не очень-то довольны таким поворотом событий. Но все равно: нам следует соблюдать максимальную осторожность.
— Раз они ищут двоих мужчин и мальчишку, имеет смысл разделиться. — Микам задумчиво погладил усы. — — И мне, пожалуй, стоит вернуться и по дороге взглянуть на то местечко в Черных топях, что ты видел отмеченным на карте. Я отправлюсь в дорогу до рассвета.
— Ты уверен, что тебе это по силам?
— Ну, ехать-то верхом нетрудно.
— Прихвати с собой и наших лошадей, а главное, сообщи новости как можно скорее. Я уже позаботился о проезде до Нанты нам с Алеком. Если тебе понадобится с нами связаться, мы будем на борту торгового судна — «Стремительного». У него черный корпус с красным бушпритом. Спрашивать нужно госпожу Гветелин из Кадор— брода.
— Леди Гветелин? — ухмыльнулся Микам. — Давненько я не слышал об этой красотке. Ну, Алек, мой мальчик, тебя ждет увлекательное приключение!
ГЛАВА 8. Дама и капитан
— Красотка не выглядит ледышкой, хоть уже и не первой молодости, а, капитан Раль? — заметил рулевой.
Треугольный парус «Стремительного» был наполнен свежим ветром, корабль хорошо слушался руля, и капитан Раль подошел к поручням мостика, чтобы еще раз глянуть на пассажирку, сидящую на носу судна.
Капитан был коренастым черноволосым мужчиной средних лет, и, хотя у него уже наметилась лысина, он все еще сохранял мужественную привлекательность, чем и был не прочь воспользоваться, — как могла бы подтвердить не одна женщина в многочисленных портах, куда заходил «Стремительный».
— Да уж конечно. Я всегда предпочитал стройных милашек, — согласился он, не обращая внимания на замечание Скайвейка по поводу возраста женщины: по мнению рулевого, не первой молодости были все представительницы прекрасного пола старше четырнадцати лет. Хотя дама, которую они обсуждали, уже, конечно, утратила свежесть ранней юности, она, безусловно, не была старой каргой. Лет двадцать пять, пожалуй?, Госпожа Гветелин и ее юный паж прибыли на корабль на рассвете. Проследив за тем, чтобы багаж отнесли в маленькую пассажирскую каюту, она попросила у капитана разрешения посидеть на носу: она страдает морской болезнью и надеется, что свежий воздух поможет ей привыкнуть к качке. Мягкий тихий голос дамы и ее изысканные манеры очаровали капитана. На этот раз путешествие вниз по реке, похоже, обещало быть не таким уж скучным.
Разглядывая теперь женщину в ярком утреннем свете, Раль решил, что его первое впечатление было верным. Ее элегантно задрапированная вуаль обрамляла тонкое задумчивое лицо. Из-под мантильи было видно дорожное платье с высоким воротом, выгодно подчеркивавшее тонкую талию и округлость груди. Конечно, любителю пышнотелых красоток ее бедра показались бы слишком узкими, размышлял капитан, но, как он уже говорил Скайвейку, он предпочитал стройных женщин. Холодный ветер с реки разрумянил ее бледные щеки, и широко расставленные серые глаза оживленно заблестели, когда она наклонилась вперед, указывая на что-то на дальнем берегу своему спутнику. Может, ей все-таки всего лет двадцать?
Грузом «Стремительного» обычно бывали меха и пряности, но Раль уже давно обнаружил, что небольшая пассажирская каюта на нижней палубе изрядно увеличивает доходность перевозок. Вот и накануне вечером старушка-служанка заплатила за путешествие до Нанты молодой дамы и ее пажа. Когда капитан угостил старую сплетницу стаканом эля, та принялась расписывать красоту своей госпожи и горевать по поводу слабого здоровья, вынуждающего ту проводить суровые зимние месяцы на юге у родственников.
Это было обычным делом: многие богатые купцы-северяне находили себе жен в южных краях, и эти избалованные дамы нередко предпочитали возвращаться на зиму на свою теплую родину, пока еще ледяная хватка зимы не остановила движения по дорогам.
Убедившись в том, что парус ловит ветер как раз под нужным углом, капитан отправился на нос, чтобы проверить курс. Фолсвейн был широк, и плавание по нему обычно не представляло трудностей, но иногда в русле реки появлялись новые отмели.
Теперь капитану были лучше видны его пассажиры, и мысли его обрели новое направление. Этот вечно торчащий рядом с дамой паж — совсем неотесанный мальчишка, несмотря на нарядный костюм и рапиру на боку… Женщина продолжала смотреть на берег, нахмурив брови и стиснув руки на коленях.
Ее наряд, ее манеры, большое кольцо с гранатом на затянутой в перчатку руке — все говорило о ее принадлежности к знатному роду, но Раль уже не в первый раз задавал себе вопрос об истинных причинах ее путешествия. Ее багаж состоял всего лишь из большого саквояжа и не особенно тяжелого сундука. У пажа оказалась потрепанная, хотя и тяжелая сумка. Все это не походило на то, как обычно путешествуют благородные дамы. И слуг у нее с собой нет, и каюту ее служанка оплатила в последний момент… Нет ли тут более романтической истории? Уж не сбежавшая ли это жена? Если так, тут открываются интересные возможности… и у него еще целая неделя, слава Астеллусу, чтобы все выяснить.
Хотя Серегил, знай он о впечатлении, произведенном . им на капитана, был бы весьма доволен, его настроение оставалось тревожным., Прошлой ночью, после того как он раздобыл одежду для себя и Алека, он осмотрел рану Микама и попытался уговорить друга провести несколько дней в постели. Однако все его старания пропали даром, и усталый Серегил лег на кровать рядом с Алеком и мгновенно уснул. Это к тому же был единственный способ не слышать могучего храпа Микама.
Через некоторое время он проснулся с чувством приближающейся беды. За стенами каморки выл ветер, задувал в щели и стенал в трубе. Угли в жаровне еле тлели, и Серегил дрожал от холода; единственным источником тепла была голая спина Алека, прижимавшаяся к его боку. Это само по себе было странным: мало того, что он не помнил, чтобы раздевался, ложась, стеснительность парнишки едва ли позволила бы тому спать обнаженным в одной постели с кем-то.
Но дело не в этом, сонно подумал Серегил. В скудном свете, отбрасываемом жаровней, он разглядел фигуру Микама на подстилке у двери. Что-то с ним не так, что-то совершенно очевидное… Если бы только затуманенный мозг начал работать!..
Выскользнув из постели, он тихо пересек каморку и приблизился к Микаму, ежась от холода неструганых досок пола под босыми ногами. Предчувствие беды стало еще сильнее, когда он наклонился над Микамом: тот никогда не спал так беззвучно.
Его друг лежал на боку лицом к стене, так что Серегил едва мог расслышать его дыхание. Нет, вовсе никакого дыхания не мог он расслышать…
— Микам, проснись, — прошептал Серегил, но горло его так пересохло, что не издало ни звука. Ужас — тяжелый и липкий — сгустился вокруг него. Серегил схватил друга за плечо, страстно желая, чтобы тот проснулся и заговорил.
Тело Микама было таким же холодным, как доски пола. Отдернув руку, Серегил увидел на ней темные пятна сворачивающейся крови. Микам медленно перевернулся на спину, и Серегил разглядел зияющую рану на горле, из которой все еще торчал его собственный стилет. Глаза Микама оставались открытыми, на лице застыло выражение Удивления и печали.
Мучительный стон вырвался из горла Серегила. Он отшатнулся и попятился от тела, занозив ногу о грубые доски пола.
В этот момент налетел особенно сильный порыв ветра, ставень на окне распахнулся, и угли в жаровне от сквозняка на мгновение вспыхнули ярким пламенем. В этом неверном свете Серегил заметил высокую фигуру в углу у окна. Человек был закутан с ног до головы в темную мантию, но Серегил сразу же узнал несгибаемо прямую спину, легкий наклон головы, характерный острый локоть руки, лежащей на эфесе меча. И он точно знал — благодаря какой-то ужасной смеси предчувствия и воспоминания, — как начнется сейчас разговор между ними.
— Что ж, Серегил, в хорошем же виде я тебя нахожу.
— Отец, на самом деле все не так, как кажется, — ответил Серегил, с отвращением слыша умоляющую нотку в собственном голосе — эхо тех же слов, произнесенных им когда-то в схожей ситуации, — но бессильный заставить себя говорить иначе. Однако теперешний — повзрослевший — Серегил еще и с беспокойством ощутил, что безоружен.
— Как кажется, на полу — твой убитый друг, а в постели — мальчишка-сожитель. — Голос отца был точно таким, как Серегил его помнил, — сухим, саркастическим, полным сдержанного отвращения.
— Это всего лишь Алек… — сердито начал Серегил, но слова замерли у него на языке, когда обнаженный юноша с томной грацией, совсем ему обычно не свойственной, поднялся с постели, подошел к Серегилу, прижался к нему и бросил на отца игривый взгляд.
— Твой вкус в выборе компаньонов не стал лучше.
— Отец, прошу тебя! — У Серегила закружилась голова, и с ощущением нереальности происходящего он опустился на колени.
— Изгнание лишь усилило твои греховные наклонности, — усмехнулся его отец. — Как и раньше, ты позор для нашего дома. Придется найти для тебя какое-то другое наказание. — Потом с той особой нежностью, которая всегда захватывала Серегила врасплох, он покачал головой и вздохнул: — Серегил, мой самый младший сын, что мне делать с тобой? Мы так давно не виделись! Давай хотя бы пожмем друг другу руки.
Серегил протянул отцу руку и сквозь слезы стыда заглянул под капюшон, надеясь увидеть знакомые черты. В тот же момент тошнотворное сомнение выползло откуда-то из глубин памяти; руки Алека сильнее обхватили его плечи, а рука отца сжала его руку.
— Ты же мертв! — простонал Серегил, слишком поздно пытаясь освободиться от хватки костлявой руки. — Уже девять лет! Эдзриел сообщил… Ты мертв!
Его отец кивнул и отбросил капюшон. Серегил увидел несколько прядей черных волос, прилипших к ссохшейся коже, на месте острых серых глаз зияли две черных дыры, носа не было вовсе. То, что было когда-то губами, скривилось в подобии улыбки, когда отец склонил мумифицированную голову, обдав Серегила запахом плесени и тления.
— Верно, но отцом твоим я остаюсь, — сказало привидение, — и тебя все еще ждет заслуженное наказание.
Из-под мантии блеснул меч, и фигура отступила назад, сжимая отрубленную правую руку Серегила в своих костлявых пальцах…
…И Серегил подскочил на постели, обливаясь потом и сжимая руками готовую разорваться грудь. Не было ни ветра, ни распахнувшегося ставня. Микам продолжал храпеть. Только Алек пошевелился и пробормотал какой-то вопрос.
— Ничего, ничего, спи, — прошептал Серегил. Хотя его сердце все еще колотилось, он тоже попытался снова уснуть.
Даже сейчас, когда отблески солнца весело танцевали на воде и за бортом что-то бормотала вода, Серегила мучило зловещее предчувствие, оставленное сном. У него и раньше бывали кошмары, но никогда ему не снился отец — с тех пор, как он покинул свой дом, — и ни один из них не оставлял после себя такой пульсирующей головной боли. Стакан подогретого вина, выпитый в таверне, помог, но теперь пытка возобновилась; к стучащим в висках молотам прибавилась горечь во рту и мучительное желание протереть глаза; но даже этого Серегил не мог себе позволить, чтобы не нанести урона тщательно наложенной косметике.
— Тебе все еще не по себе, госпожа? Серегил обернулся и обнаружил склонившегося к нему капитана.
— Немного голова болит, капитан, — ответил он, придавая голосу мягкость, соответствующую его роли.
— Может быть, это от блеска солнца на воде, госпожа. Не стоит ли тебе перейти к другому борту? Ветерок по-прежнему будет тебя обдувать, но в тени паруса глаза не будет резать свет. И я прикажу коку согреть для тебя вина:
это хорошо помогает.
Предложив прекрасной пассажирке руку, Раль отвел ее к скамье у стены палубной надстройки. К его неудовольствию, которого капитан особенно и не скрывал, Алек последовал за ними и встал, опираясь на перила
— Этот мальчик бдительно охраняет тебя, госпожа, — заметил Раль, усаживаясь на скамье ближе к «Гветелин», чем это было бы оправдано размерами скамьи.
— Кирис — родственник моего мужа, — ответил Серегил, — и мой супруг поручил ему заботу о моей безопасности. Кирис очень серьезно относится к своим обязанностям.
— Однако не кажется ли тебе, что такой юный спутник — не особенно надежный защитник?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
— Двадцать марок — столько же, сколько за меня. Не так плохо для твоих юных лет. За Микама предлагают только половину этой суммы.
— Ты уверен, что в объявлении я не назван по имени? — спросил Микам.
— Абсолютно уверен. Похоже, тебе удалось улизнуть из Вольда незамеченным.
— Я там всегда появлялся и исчезал, когда мне было угодно, так что меня вряд ли хватятся. Здесь нам грозит опасность?
— Не думаю. Будь у них в городе собственные агенты, они не стали бы привлекать местных жителей. Похоже, что одинаковые извещения были разосланы везде — в Сток, Балтон, Оск, даже Сарк. Кто бы ни были эти «они», их люди потеряли наш след и не очень-то довольны таким поворотом событий. Но все равно: нам следует соблюдать максимальную осторожность.
— Раз они ищут двоих мужчин и мальчишку, имеет смысл разделиться. — Микам задумчиво погладил усы. — — И мне, пожалуй, стоит вернуться и по дороге взглянуть на то местечко в Черных топях, что ты видел отмеченным на карте. Я отправлюсь в дорогу до рассвета.
— Ты уверен, что тебе это по силам?
— Ну, ехать-то верхом нетрудно.
— Прихвати с собой и наших лошадей, а главное, сообщи новости как можно скорее. Я уже позаботился о проезде до Нанты нам с Алеком. Если тебе понадобится с нами связаться, мы будем на борту торгового судна — «Стремительного». У него черный корпус с красным бушпритом. Спрашивать нужно госпожу Гветелин из Кадор— брода.
— Леди Гветелин? — ухмыльнулся Микам. — Давненько я не слышал об этой красотке. Ну, Алек, мой мальчик, тебя ждет увлекательное приключение!
ГЛАВА 8. Дама и капитан
— Красотка не выглядит ледышкой, хоть уже и не первой молодости, а, капитан Раль? — заметил рулевой.
Треугольный парус «Стремительного» был наполнен свежим ветром, корабль хорошо слушался руля, и капитан Раль подошел к поручням мостика, чтобы еще раз глянуть на пассажирку, сидящую на носу судна.
Капитан был коренастым черноволосым мужчиной средних лет, и, хотя у него уже наметилась лысина, он все еще сохранял мужественную привлекательность, чем и был не прочь воспользоваться, — как могла бы подтвердить не одна женщина в многочисленных портах, куда заходил «Стремительный».
— Да уж конечно. Я всегда предпочитал стройных милашек, — согласился он, не обращая внимания на замечание Скайвейка по поводу возраста женщины: по мнению рулевого, не первой молодости были все представительницы прекрасного пола старше четырнадцати лет. Хотя дама, которую они обсуждали, уже, конечно, утратила свежесть ранней юности, она, безусловно, не была старой каргой. Лет двадцать пять, пожалуй?, Госпожа Гветелин и ее юный паж прибыли на корабль на рассвете. Проследив за тем, чтобы багаж отнесли в маленькую пассажирскую каюту, она попросила у капитана разрешения посидеть на носу: она страдает морской болезнью и надеется, что свежий воздух поможет ей привыкнуть к качке. Мягкий тихий голос дамы и ее изысканные манеры очаровали капитана. На этот раз путешествие вниз по реке, похоже, обещало быть не таким уж скучным.
Разглядывая теперь женщину в ярком утреннем свете, Раль решил, что его первое впечатление было верным. Ее элегантно задрапированная вуаль обрамляла тонкое задумчивое лицо. Из-под мантильи было видно дорожное платье с высоким воротом, выгодно подчеркивавшее тонкую талию и округлость груди. Конечно, любителю пышнотелых красоток ее бедра показались бы слишком узкими, размышлял капитан, но, как он уже говорил Скайвейку, он предпочитал стройных женщин. Холодный ветер с реки разрумянил ее бледные щеки, и широко расставленные серые глаза оживленно заблестели, когда она наклонилась вперед, указывая на что-то на дальнем берегу своему спутнику. Может, ей все-таки всего лет двадцать?
Грузом «Стремительного» обычно бывали меха и пряности, но Раль уже давно обнаружил, что небольшая пассажирская каюта на нижней палубе изрядно увеличивает доходность перевозок. Вот и накануне вечером старушка-служанка заплатила за путешествие до Нанты молодой дамы и ее пажа. Когда капитан угостил старую сплетницу стаканом эля, та принялась расписывать красоту своей госпожи и горевать по поводу слабого здоровья, вынуждающего ту проводить суровые зимние месяцы на юге у родственников.
Это было обычным делом: многие богатые купцы-северяне находили себе жен в южных краях, и эти избалованные дамы нередко предпочитали возвращаться на зиму на свою теплую родину, пока еще ледяная хватка зимы не остановила движения по дорогам.
Убедившись в том, что парус ловит ветер как раз под нужным углом, капитан отправился на нос, чтобы проверить курс. Фолсвейн был широк, и плавание по нему обычно не представляло трудностей, но иногда в русле реки появлялись новые отмели.
Теперь капитану были лучше видны его пассажиры, и мысли его обрели новое направление. Этот вечно торчащий рядом с дамой паж — совсем неотесанный мальчишка, несмотря на нарядный костюм и рапиру на боку… Женщина продолжала смотреть на берег, нахмурив брови и стиснув руки на коленях.
Ее наряд, ее манеры, большое кольцо с гранатом на затянутой в перчатку руке — все говорило о ее принадлежности к знатному роду, но Раль уже не в первый раз задавал себе вопрос об истинных причинах ее путешествия. Ее багаж состоял всего лишь из большого саквояжа и не особенно тяжелого сундука. У пажа оказалась потрепанная, хотя и тяжелая сумка. Все это не походило на то, как обычно путешествуют благородные дамы. И слуг у нее с собой нет, и каюту ее служанка оплатила в последний момент… Нет ли тут более романтической истории? Уж не сбежавшая ли это жена? Если так, тут открываются интересные возможности… и у него еще целая неделя, слава Астеллусу, чтобы все выяснить.
Хотя Серегил, знай он о впечатлении, произведенном . им на капитана, был бы весьма доволен, его настроение оставалось тревожным., Прошлой ночью, после того как он раздобыл одежду для себя и Алека, он осмотрел рану Микама и попытался уговорить друга провести несколько дней в постели. Однако все его старания пропали даром, и усталый Серегил лег на кровать рядом с Алеком и мгновенно уснул. Это к тому же был единственный способ не слышать могучего храпа Микама.
Через некоторое время он проснулся с чувством приближающейся беды. За стенами каморки выл ветер, задувал в щели и стенал в трубе. Угли в жаровне еле тлели, и Серегил дрожал от холода; единственным источником тепла была голая спина Алека, прижимавшаяся к его боку. Это само по себе было странным: мало того, что он не помнил, чтобы раздевался, ложась, стеснительность парнишки едва ли позволила бы тому спать обнаженным в одной постели с кем-то.
Но дело не в этом, сонно подумал Серегил. В скудном свете, отбрасываемом жаровней, он разглядел фигуру Микама на подстилке у двери. Что-то с ним не так, что-то совершенно очевидное… Если бы только затуманенный мозг начал работать!..
Выскользнув из постели, он тихо пересек каморку и приблизился к Микаму, ежась от холода неструганых досок пола под босыми ногами. Предчувствие беды стало еще сильнее, когда он наклонился над Микамом: тот никогда не спал так беззвучно.
Его друг лежал на боку лицом к стене, так что Серегил едва мог расслышать его дыхание. Нет, вовсе никакого дыхания не мог он расслышать…
— Микам, проснись, — прошептал Серегил, но горло его так пересохло, что не издало ни звука. Ужас — тяжелый и липкий — сгустился вокруг него. Серегил схватил друга за плечо, страстно желая, чтобы тот проснулся и заговорил.
Тело Микама было таким же холодным, как доски пола. Отдернув руку, Серегил увидел на ней темные пятна сворачивающейся крови. Микам медленно перевернулся на спину, и Серегил разглядел зияющую рану на горле, из которой все еще торчал его собственный стилет. Глаза Микама оставались открытыми, на лице застыло выражение Удивления и печали.
Мучительный стон вырвался из горла Серегила. Он отшатнулся и попятился от тела, занозив ногу о грубые доски пола.
В этот момент налетел особенно сильный порыв ветра, ставень на окне распахнулся, и угли в жаровне от сквозняка на мгновение вспыхнули ярким пламенем. В этом неверном свете Серегил заметил высокую фигуру в углу у окна. Человек был закутан с ног до головы в темную мантию, но Серегил сразу же узнал несгибаемо прямую спину, легкий наклон головы, характерный острый локоть руки, лежащей на эфесе меча. И он точно знал — благодаря какой-то ужасной смеси предчувствия и воспоминания, — как начнется сейчас разговор между ними.
— Что ж, Серегил, в хорошем же виде я тебя нахожу.
— Отец, на самом деле все не так, как кажется, — ответил Серегил, с отвращением слыша умоляющую нотку в собственном голосе — эхо тех же слов, произнесенных им когда-то в схожей ситуации, — но бессильный заставить себя говорить иначе. Однако теперешний — повзрослевший — Серегил еще и с беспокойством ощутил, что безоружен.
— Как кажется, на полу — твой убитый друг, а в постели — мальчишка-сожитель. — Голос отца был точно таким, как Серегил его помнил, — сухим, саркастическим, полным сдержанного отвращения.
— Это всего лишь Алек… — сердито начал Серегил, но слова замерли у него на языке, когда обнаженный юноша с томной грацией, совсем ему обычно не свойственной, поднялся с постели, подошел к Серегилу, прижался к нему и бросил на отца игривый взгляд.
— Твой вкус в выборе компаньонов не стал лучше.
— Отец, прошу тебя! — У Серегила закружилась голова, и с ощущением нереальности происходящего он опустился на колени.
— Изгнание лишь усилило твои греховные наклонности, — усмехнулся его отец. — Как и раньше, ты позор для нашего дома. Придется найти для тебя какое-то другое наказание. — Потом с той особой нежностью, которая всегда захватывала Серегила врасплох, он покачал головой и вздохнул: — Серегил, мой самый младший сын, что мне делать с тобой? Мы так давно не виделись! Давай хотя бы пожмем друг другу руки.
Серегил протянул отцу руку и сквозь слезы стыда заглянул под капюшон, надеясь увидеть знакомые черты. В тот же момент тошнотворное сомнение выползло откуда-то из глубин памяти; руки Алека сильнее обхватили его плечи, а рука отца сжала его руку.
— Ты же мертв! — простонал Серегил, слишком поздно пытаясь освободиться от хватки костлявой руки. — Уже девять лет! Эдзриел сообщил… Ты мертв!
Его отец кивнул и отбросил капюшон. Серегил увидел несколько прядей черных волос, прилипших к ссохшейся коже, на месте острых серых глаз зияли две черных дыры, носа не было вовсе. То, что было когда-то губами, скривилось в подобии улыбки, когда отец склонил мумифицированную голову, обдав Серегила запахом плесени и тления.
— Верно, но отцом твоим я остаюсь, — сказало привидение, — и тебя все еще ждет заслуженное наказание.
Из-под мантии блеснул меч, и фигура отступила назад, сжимая отрубленную правую руку Серегила в своих костлявых пальцах…
…И Серегил подскочил на постели, обливаясь потом и сжимая руками готовую разорваться грудь. Не было ни ветра, ни распахнувшегося ставня. Микам продолжал храпеть. Только Алек пошевелился и пробормотал какой-то вопрос.
— Ничего, ничего, спи, — прошептал Серегил. Хотя его сердце все еще колотилось, он тоже попытался снова уснуть.
Даже сейчас, когда отблески солнца весело танцевали на воде и за бортом что-то бормотала вода, Серегила мучило зловещее предчувствие, оставленное сном. У него и раньше бывали кошмары, но никогда ему не снился отец — с тех пор, как он покинул свой дом, — и ни один из них не оставлял после себя такой пульсирующей головной боли. Стакан подогретого вина, выпитый в таверне, помог, но теперь пытка возобновилась; к стучащим в висках молотам прибавилась горечь во рту и мучительное желание протереть глаза; но даже этого Серегил не мог себе позволить, чтобы не нанести урона тщательно наложенной косметике.
— Тебе все еще не по себе, госпожа? Серегил обернулся и обнаружил склонившегося к нему капитана.
— Немного голова болит, капитан, — ответил он, придавая голосу мягкость, соответствующую его роли.
— Может быть, это от блеска солнца на воде, госпожа. Не стоит ли тебе перейти к другому борту? Ветерок по-прежнему будет тебя обдувать, но в тени паруса глаза не будет резать свет. И я прикажу коку согреть для тебя вина:
это хорошо помогает.
Предложив прекрасной пассажирке руку, Раль отвел ее к скамье у стены палубной надстройки. К его неудовольствию, которого капитан особенно и не скрывал, Алек последовал за ними и встал, опираясь на перила
— Этот мальчик бдительно охраняет тебя, госпожа, — заметил Раль, усаживаясь на скамье ближе к «Гветелин», чем это было бы оправдано размерами скамьи.
— Кирис — родственник моего мужа, — ответил Серегил, — и мой супруг поручил ему заботу о моей безопасности. Кирис очень серьезно относится к своим обязанностям.
— Однако не кажется ли тебе, что такой юный спутник — не особенно надежный защитник?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76