— И еще раз побывали в Нижнем городе, — сказал Серегил. — О, мы с Алеком сегодня потрудились. И завтра мы отправляемся в Цирну.
— Подождите, подождите, я уж совсем ничего не понимаю, — взмолился Микам. — Что вы искали в Нижнем городе?
— Записи смотрителя порта, — ответил Серегил— — «Белый олень» принадлежал семейству Тиремиан, живущему в Римини, но их контора в Цирне, и там же хранятся все документы. Если, конечно, хранятся.
Микам медленно покивал головой:
— Так ты думаешь, что между пропавшим золотом и заговором против тебя есть какая-то связь?
— Похоже на то, что в обоих случаях действовали одни и те же люди; скорее всего это все-таки леранцы. Если я не прав, тем более нужно все выяснить.
Микам подозрительно прищурился:
— Снова твоя интуиция за работой, да?
— Даже если это всего лишь интуиция, думаю, Серегил может оказаться прав, — сказал Нисандер. — То, что Теукрос оказался в долгу у человека, заподозренного в симпатиях к леранцам, говорит о хитром замысле. Что могло бы быть лучше для леранцев, чем поймать в свои сети Бариена — через его обожаемого племянника? Мы должны любой ценой постараться выяснить, куда же в конце концов попало золото. Если, как справедливо заметил Серегил, документы все еще существуют.
— Всегда есть какой-то шанс, — ответил Серегил. — Ты поедешь с нами, Микам? Тот покачал головой:
— Не похоже, чтобы я вам там понадобился, а Кари ждет не дождется, когда же я вернусь. Я доеду с вами вместе до Уотермида. Вы сможете передохнуть у нас, если захотите.
— Спасибо, но я предпочел бы не задерживаться. В зависимости от того, что мы узнаем в Цирне, мы можем погостить у тебя на обратном пути.
— Лучше я ничего не скажу об этом Кари, — шутливо поморщился Микам. — Если вы явитесь, как снег на голову, и увезете меня, я смогу свалить всю вину на вас. Сколько времени, по твоим расчетам, вы пробудете в Цирне?
— Зависит от того, что мы там узнаем, — ответил Серегил. — «Белый олень» был каботажным судном, плававшим вдоль берегов по обе стороны от канала. Если придется отправиться в какой-нибудь отдаленный порт, на это могут уйти недели.
Серегил помолчал и повернулся к Нисандеру:
— Еще одно. Сколько понадобилось бы царских пропусков, чтобы переправить золото в нужное заговорщикам место?
— Только один, мне кажется. — Нисандер вопросительно поднял брови. — Это имеет какое-нибудь значение?
— Может быть, — задумчиво протянул Серегил. — Как я припоминаю, ты говорил, что Албен признался в подделке двух таких пропусков, но в доме Теукроса ничего подобного обнаружено не было. Значит, где-то гуляет дающий очень большую власть документ, снабженный всеми необходимыми печатями.
Нисандер представил себе все возможные последствия этого и встревоженно нахмурился.
— О боги!
ГЛАВА 35. Цирна
Алек разорвал цепкие объятия сна, все еще ощущая мерзкий запах склепа. Откинув полог кровати, он обнаружил, что в окно светят первые лучи рассвета. Запах, который он теперь чувствовал, был всего лишь ароматом поджаривающихся на кухне колбасок.
— Благодарю тебя, Создатель! — прошептал он, проведя рукой по покрытому потом лицу.
Этой ночью он спал плохо; его преследовали кошмары, в которых ужасная черная фигура кралась за ним по склепам. Гнет страшного сна преследовал Алека, пока он одевался и спускался вниз.
Серегила и Рансера он нашел в главном зале; они обсуждали достоинства расставленных на полу дорожных сундуков. «Благородный Серегил» собирался совершить поездку, чтобы развеяться после перенесенных испытаний, в сопровождении «благородного Алека». Все должны были видеть, как много багажа необходимо им для длительного путешествия.
— Все это мы оставим в Уотермиде, — говорил Серегил, когда Алек вошел в зал.
— Что мне отвечать тем, кто будет интересоваться тобой и благородным Алеком, господин? — спросил Рансер.
— Говори всем, что я был слишком потрясен пережитым, чтобы заранее решить, когда вернусь. О, Алек, доброе утро. Мы выезжаем сразу же, как только ты позавтракаешь. И поторопись.
— Благородный Микам возвращается домой? — спросил Рансер.
— Уж в этом можешь не сомневаться, — ухмыльнулся Микам, появляясь в дверях столовой. — Можешь сообщать всем, кто будет спрашивать, что я отправился домой, где меня ждет самая прекрасная женщина в Скале, и натравлю собак на всякого, кто попробует потревожить нас в ближайшую неделю.
Рансер с серьезным видом поклонился.
— Посетители не останутся в неведении насчет твоих чувств, господин.
Пока Алек расправлялся с колбасками и пил чай, Серегил непоседливо шагал по столовой.
— Когда вернемся, снова поселимся в «Петухе».
— Замечательно, — радостно откликнулся Алек. Изысканные манеры и слишком подобострастные слуги успели ему надоесть. Поспешно закончив завтрак, он следом за Серегилом и Микамом вышел на улицу, где у крыльца их ждали лошади и целый небольшой караван с багажом под бдительным присмотром Рансера.
Путешественники были одеты, как подобает благородным господам, отправляющимся в путешествие; конюх оседлал для них Цинрила и Ветерка, но среди вьючных лошадей были Лохматый и Заплатка.
День был ясный и прохладный — очень подходящий для прогулки верхом, и к полудню они добрались до поворота на Уотермид. Переехав через мост, Алек и Серегил спешились и в кустах переоделись — дальше им предстояло путешествовать как простым торговцам.
— Собираешься остановиться на ночлег в «Пони»? — спросил Микам.
Серегил посмотрел на солнце.
— Думаю, мы туда доберемся, если поднажмем.
— Передай от меня привет Кари и девочкам, — сказал Алек. В глубине долины над трубой Уотермида поднимался светлый дымок. Юноша со сладкой грустью представил себе запах свежего хлеба, копчений, сухих трав.
Серегил оседлал Лохматого и Заплатку и привязал ауренфэйских коней к цепочке вьючных животных.
— Когда мы вернемся, я не знаю. — Он вручил Микаму поводья.
— Желаю удачной охоты, — ответил Микам, пожимая им руки. — Будьте осторожны на тех козьих тропах, которые в Цирне почему-то называют улицами. Там ведь не туда ступил — и полетишь кувырком в бухту, не успеешь и глазом моргнуть.
Алек и Серегил снова пересекли мост и галопом поскакали на север.
Пологие холмы скоро уступили место более крутым склонам. Голые скалы слева обрывались к морю, так что путешественники могли любоваться прибрежными островами и просторами Осиатского моря, уходящими к горизонту.
Когда наконец они сделали привал, чтобы дать отдохнуть лошадям, Серегил, откинув капюшон плаща, издал радостный вопль:
— Клянусь Четверкой, до чего же хорошо снова сбежать с улицы Колеса!
— Ты тоже это чувствуешь? — с удивлением повернулся к нему Алек.
— Мне там теперь просто нечем дышать! — воскликнул Серегил. — Не хотелось бы в этом признаваться, но последние годы я чувствую себя там как в западне. Это была маска, а теперь она обрела собственную жизнь. Поживешь подольше — поймешь.
— Поэтому ты никогда и не рассказывал мне о своей жизни на улице Колеса? — спросил Алек. Воспоминание о последнем ночном кошмаре вместе с обстоятельствами его первого появления в доме Серегила придали его словам неожиданную резкость.
Серегил с удивлением посмотрел на него:
— Что ты имеешь в виду?
— Я говорю о всех тех неделях, что мы провели в городе: ты же ни разу не упомянул о доме на улице Колеса — до тех пор, пока не понадобилось устроить мне испытание.
— Только не говори мне, что ты все еще злишься по этому поводу!
— Наверное, все еще злюсь, — пробормотал Алек. — Ты ведь все время так
— ничего мне не говоришь.
— Клянусь пальцами Иллиора, Алек! Последние два месяца я только и делаю, что рассказываю тебе о чем-нибудь. Думаю, никогда в жизни я еще не говорил так много! О чем же это я тебе не сказал?
— Ну, для начала хотя бы об улице Колеса, — огрызнулся Алек. — Заставил меня влезть в дом, как вора, а потом по твоей милости я оказался посреди гостей…
— Но я же все тебе объяснил! И не говори мне, будто ты не гордился успехом, когда пришел в себя.
— Дело не в этом. — Алек изо всех сил старался выразить свои противоречивые чувства словами. — Просто мне хотелось бы, чтобы мое мнение тоже учитывалось. Если подумать, с того времени, как мы встретились, я никогда не принимал участия в принятии решений. И это после всего, через что мы прошли! Потроха Билайри, Серегил, я же в конце концов спас тебе жизнь!
Серегил открыл было рот, собираясь ответить, потом молча пустил Лохматого рысью.
Алек последовал за ним, все еще в гневе, но уже стыдясь своей вспышки. Почему это сильные эмоции всегда сваливаются на него как снег на голову?
— Пожалуй, ты имеешь основания так думать, — наконец произнес Серегил.
— Серегил, я…
— Да нет, все в порядке. Не нужно извиняться за то, что ты сказал правду. — Опустив глаза, Серегил сокрушенно вздохнул. — Когда мы только встретились, все было иначе. Ты был просто мальчишкой, который нуждался в помощи и мог быть полезен. До того, как мы покинули Вольд, я не был еще уверен, стоит ли брать тебя с собой на юг.
— Покинули Вольд! — Алек резко повернулся к нему; его гнев снова разгорелся. — Так ты мне лгал? Все эти разговоры про Скалу, про то, как я стану бардом, пока мы пробирались по глуши?
Серегил пожал плечами, все еще не поднимая глаз.
— Не знаю, наверное. Я хочу сказать, тогда это представлялось мне удачной мыслью. Но я на самом деле не знал, сможешь ли ты быть мне полезен, пока мы не забрались в дом мэра.
— И что бы ты сделал, если бы я не оказался «полезен»?
— Оставил бы где-нибудь в безопасном месте, снабдив деньгами, а сам бы исчез. Я часто раньше так поступал с людьми, которым приходилось помогать. Но ты оказался не такой, как другие, так что я отказался от этой мысли.
Алек удивился странному чувству общности, когда их глаза встретились. Тепло, как от глотка вина, разлилось по его телу.
— Так что да, сначала я тебя обманывал, — продолжал Серегил. — Ты только вспомни, скольким людям тебе пришлось лгать с тех пор, как ты связался со мной. Такова природа нашей работы. После Вольда, однако, я был с тобой честен, насколько это вообще для меня возможно. Я собирался рассказать тебе больше, подготовить тебя, но тут меня свалила болезнь. — Он помолчал. — Сомневаюсь, что, окажись я на твоем месте, я проявил бы такую же преданность. Но так или иначе, после Вольда и той засады в лесу я стал думать о тебе как о своем друге — первом новом друге за многие годы. Я считал, что ты это понимаешь, и за эту свою уверенность я прошу у тебя прощения.
— В этом нет необходимости, — смутившись, пробормотал Алек.
— А я думаю, что есть. Проклятие, Алек, ты для меня такая же загадка, как и я, наверное, для тебя. Я все время забываю, как ты молод, как мы с тобой отличаемся друг от друга. Мы с Микамом были почти ровесниками, когда познакомились. Мы одинаково смотрели на мир. А уж Нисандер! Он, по-моему, всегда знал, о чем я думаю, прежде чем я сам это осознавал. А с тобой — все не так. С тобой я Двигаюсь на ощупь и, похоже, причиняю тебе боль, не понимая этого.
— Да не так уж, — промямлил Алек, выбитый из колеи этой неожиданной откровенностью. — Просто иногда кажется… кажется, будто ты не доверяешь мне.
Серегил невесело рассмеялся:
— Ах, Алек! «Рей форил тос токун ме бритир, вре шруит я».
— Что это значит?
Серегил протянул Алеку свой кинжал рукоятью вперед.
— «Ударь меня ножом в глаз, я не поморщусь», — перевел он. — Это старая клятва, означающая полное доверие, и я даю ее тебе от всего сердца. Можешь ударить меня кинжалом, если хочешь.
— Ты это сейчас придумал?
— Нет, это действительно старинная клятва. И я готов дать тебе еще десять столь же суровых, если это убедит тебя, что я на самом деле сожалею о своем поведении.
— Да помилует меня Создатель, я ведь просто хотел, чтобы ты рассказал мне про улицу Колеса!
— Ладно, про улицу Колеса. — Серегил снова сунул кинжал в сапог. — Все началось после того, как я не смог осилить науку Нисандера. Я сбежал и несколько лет вел тяжелую жизнь. Тогда-то я и научился воровать. Когда я вернулся в Римини, я увидел, что интриги скаланской знати могут обеспечить меня занятием. Мне нужно было только зарекомендовать себя, а это оказалось нетрудно. Мое пестрое прошлое, интерес ко мне как к родичу царицы и как к ауренфэйе, мои воровские таланты и пронырливость… — Серегил шутливо развел руками. — Все это обеспечило мне успех. Благородный Серегил, раскаявшийся изгнанник, скоро приобрел репутацию человека, с симпатией выслушивающего любого, охотно угощающего выпивкой, гуляки не особенно строгих правил. В общем, человека незначительного, а потому такого, с кем все болтали без всяких опасений.
Я сделался любимцем молодых знатных шалопаев, а у них мне удавалось узнавать весьма ценные сведения. После этого было уже нетрудно пустить слух, что благородный Серегил, при всех своих прекрасных качествах, не всегда вращается в самом лучшем обществе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76