— Пожалуйста, Серегил, помолчи. Мне нужно сосредоточиться.
Прижав руку к шраму, Нисандер закрыл глаза и стал ждать, какие образы возникнут перед ним. Улов был невелик:
след падающей звезды, загадочная вспышка голубого света, отдаленный рокот океана, смутный абрис чьего-то профиля. Потом ничего.
— Ну и что? — поинтересовался Серегил.
— Просто какие-то не связанные между собой куски. — Нисандер устало помассировал переносицу. — Обрывки воспоминаний, возможно, но ничего, что говорило бы, будто какая-то сила еще сохраняется в этих отметинах. Все это загадочно. Как твоя рука, Алек?
— Ничего не меняется, — ответил юноша, показывая волшебнику ладонь.
— Да, очень загадочно, — протянул Нисандер, хмуря кустистые брови. — Проблема, похоже, в рисунке на шраме Серегила.
Серегил взял ручное зеркало и принялся разглядывать шрам.
— Та сторона деревянного диска, что обожгла руку Алека, была гладкой, на ней никакой резьбы не было. Но рисунок на моем шраме становится со временем более отчетливым, а не стирается. Ты не чувствуешь никаких чар, исходящих от него?
— Никаких, — ответил Нисандер. — Так что дело, должно быть, в характере самого изображения, каков бы он ни был.
Серегил поднял на него глаза:
— И ты в самом деле не знаешь, что это такое?
— Я узнал сиглу, как и говорил. Что кроется в ней, такая же загадка для меня, как и для вас. Даю тебе слово.
— Значит, мы вернулись туда, откуда начали, — с отчаянием воскликнул Серегил.
— Может быть, и нет, — тихо пробормотал Нисандер, в последний раз касаясь шрама и начиная творить заклинание, делающее его невидимым. — Шрам снова появился после того, как ты обменялся телами с Теро, и потом, когда ты превратился в самого себя из филина. Это должно иметь какое-то значение, хотя я и не понимаю, какое именно.
— Это означает, что всю оставшуюся жизнь мне предстоит постоянно прибегать к тебе и просить избавить меня от этого украшения, — пожаловался Серегил, натягивая рубашку. — Держу пари, Валериус мог уничтожить шрам совсем.
— Этого не следует делать, по крайней мере пока, — терпеливо объяснил Нисандер. — Уничтожить шрам, пока мы не поняли, что к чему, было бы неразумно. Потерпи еще, милый мальчик. Может быть, нам удастся разгадать эту загадку. Пока вроде бы шрам не причиняет тебе вреда.
— Эта штука уже достаточно навредила мне! — проворчал Серегил. — Ладно, Нисандер, вернемся к делам. Мы будем под рукой, на случай, если понадобимся.
После их ухода Нисандер прошел в свою спальню. Устало опустившись в кресло, он откинул голову на спинку и снова вызвал те образы, что появились перед ним, когда он коснулся шрама: звезду, шум моря, вспышку голубого света, намек на лицо…
Голова его раскалывалась. У него не было ни минуты для отдыха с того момента, как начался рейд на замок. Сейчас он был обессилен — слишком обессилен, чтобы глубже вникнуть в суть увиденного. Короткий сон прямо в кресле освежит его, решил Нисандер. Позже, соответствующим образом подготовившись, он углубится в медитацию…
Тишина в комнате обволокла его, как большое теплое одеяло. Жар камина чувствовался на щеке, как ласка летнего солнца, — такой приятный, мягкий, словно губы женщины. Погружаясь в глубины сна, Нисандер словно снова ощутил под рукой грудь Серегила, миниатюрные выпуклости шрама коснулись его ладони. Но только сейчас кожа Серегила была холодна, холодна, как мрамор статуи…
Нисандер беспокойно пошевелился в кресле. «Приближается видение, — подумал он в смутной тревоге. — Я слишком устал для видения…»
Однако оно все равно пришло.
Он стоял в холле Дома Орески. Яркое солнце струило лучи сквозь огромный купол, согревая его приятном теплом. Другие волшебники проходили мимо, не глядя на него, подмастерья и слуги спешили по своим делам.
Но тут раздался Голос, и все люди вокруг превратились в мраморные статуи.
Голос доносился откуда-то неподалеку, тихий, зловещий смех словно проникал откуда-то из глубин сквозь плиты пола. Нисандер чувствовал это подошвами. Глянув вниз, он впервые заметил, что скрепляющий плиты цемент раскрошился. Большие фрагменты мозаики, изображающей гордого дракона Иллиора, сдвинулись с места, яркие изразцы рассыпались в пыль.
Голос прозвучал снова, и Нисандер повернулся и пошел сквозь ряды неподвижных фигур в направлении музея. Он миновал сумрачный зал, прошел мимо витрин, через небольшую прихожую к двери в подвалы — она оказалась слегка приоткрытой.
Когда Нисандер приблизился, он услышал, как что-то шмыгнуло в темноту. Оно издавало скребущий, щелкающий звук, совсем не похожий на шум, производимый крысами. Под ногой у Нисандера что-то треснуло — какая-то деревяшка. Витрина, в которой хранились руки Тикари Меграеша, была пуста; в ее днище зияла неровная дыра размером с кулак.
Вызвав сияющий волшебный шар и держа его на левой ладони, Нисандер двинулся дальше. Когда он приблизился к двери, она распахнулась с такой силой, что дерево оказалось расщеплено сверху донизу, а петли покривились.
— Иди сюда, старик, — раздался свистящий шепот из темноты. — Старик. Старик. Древний, древний старик.
Хотя по его спине побежали мурашки от отвращения, Нисандер подчинился.
В прихожей все было без изменений, но каменная лестница, начинавшаяся оттуда, исчезла. На ее месте перед ним разверзлась ужасная черная пропасть, через которую не было возможности перебраться. Вызвав второй светящийся шар и взяв его в правую руку, Нисандер бросился в бездонную темноту, рассекая ее, как сокол.
Он не мог сказать, как долго он падал; казалось, прошла целая вечность. Здесь не было ветра, не было ощущения движения, только знание, что он падает все ниже и ниже, пока наконец, как во сне, он мягко не опустился на неровный каменный пол. Перед ним арка вела в знакомый вымощенный кирпичом самый глубокий подвал Дома Орески.
Низкий проход разветвлялся в лабиринт коридоров и кладовых. Нисандер бессчетное количество раз совершал одинокие обходы этого подвала, минуя этот угол, сворачивая за тот, чтобы убедиться, что Место — ничем не помеченный, невзрачный кусок зацементированной стены — и все, что лежит глубже, сохраняется так, как должно.
Но этот свой обход, знал Нисандер, он совершит не в одиночестве. Голос раздавался теперь спереди и звучал громче, окликая его от Места.
— Сюда, старик! Сюда, Хранитель! — Громогласный вызов ледяным эхом отдавался в сырых каменных коридорах. — Приди, чтобы увидеть первые плоды своего святого служения!
Обогнув последний угол, Нисандер оказался лицом к лицу с дирмагносом, Тикари Меграешем. Блестящие глаза, влажные и живые, смотрели с почерневшего иссохшего лица. Руки, которые он сам — тогда еще молодой волшебник, только что получивший мантию мага, — отсек, теперь вернулись к своему владельцу и выглядывали из рукавов нарядной мантии ужасной твари.
— Проходи, о благороднейший Хранитель, — пригласил его Тикари, с легким поклоном отступая в сторону. — Прекрасный ждет. Проходи и присоединяйся к пиршеству. — Голос дирмагноса, как и его глаза, сохранил ужасное сходство с человеческим.
Миновав своего старого врага, Нисандер обнаружил, что коридор завален огромной грудой нагих трупов. Твари в ярких лохмотьях ползали и рылись в груде, и Нисандер мог слышать жадное чавканье.
Некоторые из тварей были людьми, среди них он узнал некоторых своих давно исчезнувших врагов, возвращавшихся к нему теперь только в кошмарных снах.
Другие скрывали под нарядными мантиями чудовищные, искривленные, вызывающие отвращение формы.
И все они пожирали мертвецов. Набрасываясь на безжизненные тела, они по-шакальи рвали свои жертвы на части, вцепившись в куски плоти клыками и когтями, разгрызая кости.
Из колышущихся теней появился высокий силуэт; темный плащ не давал рассмотреть его.
— Присоединяйся к пиршеству, — произнес призрак голосом, подобным завываниям ветра в трубе покинутого дома. Протянув невероятно длинную руку, он выхватил из груды тело и швырнул к ногам Нисандера.
Это был Серегил.
Половина его лица оказалась жутко изгрызена, обе руки отсутствовали, с груди была содрана кожа.
Стон родился в горле Нисандера от невыносимой скорби.
— Пожри его, — приказал призрак и снова протянул руку к груде тел.
Следующим к ногам Нисандера был брошен Микам — с разорванной грудью, обеими сильными руками, вырванными из плеч.
За ним последовал Алек, лишившийся кистей рук и глаз. Кровь, как слезы, струилась из пустых глазниц, светлые волосы слиплись.
Призрак кидал к ногам Нисандера все новые и новые тела, быстрее и быстрее — друзей, знатных воинов, слуг, незнакомцев, — пока вокруг не выросла стена из трупов. Еще мгновение, и он окажется замурован в башне из мертвой плоти.
Борясь со скорбью и ужасом, Нисандер заставил свои светящиеся шары ярко вспыхнуть, швырнул их вперед и сам ринулся за ними сквозь тела своих изувеченных друзей. Гнусный призрак взвился вверх и исчез, унеся с собой груду мертвых тел.
Теперь перед Нисандером стоял обладатель Голоса, и скорбь мага сменилась лишающим сил ужасом. Огромная фигура как саваном была скрыта тенями, и лишь там, куда падал свет, было видно совершенной формы золотое плечо.
Нисандер смотрел на него, стараясь разглядеть своего врага, несмотря на невыносимое омерзение. Он чувствовал холодную силу в устремленных на него глазах; от этого взгляда его тело немело, словно погруженное в ледяную воду.
Фигура подняла руку, приветствуя Нисандера; при этом золотая кожа плеча и руки лопнула, как гнилая тряпка, зловонная плоть повисла с костей клочьями.
— Добро пожаловать, о Хранитель, — сказала фигура. — Ты проявил похвальную преданность.
Разрастаясь на глазах, тварь ударом кулака разрушила каменную стену, словно это была натянутая на рамку бумага, и запустила руку в пустоту за ней…
Нисандер подпрыгнул в кресле, задыхаясь и обливаясь потом. Огонь в камине почти погас, в комнате сгустились тени.
— О Иллиор! — простонал волшебник, закрывая лицо руками. — Неужели именно мне суждено увидеть конец всего?

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76