Монах поспешил к кельям, а Роберт поднял Эйдена на ноги.
— Что, черт возьми, вы придумали? — прорычал он. — Хотите погибнуть?
Эйден попытался стряхнуть его руку, но Роберт был гораздо сильнее; даже в темноте было заметно, какой яростью пылают его глаза. Эйден почувствовал себя как попавший в капкан зверек.
— Мне нужно было с вами поговорить.
— Чего ради? Чтобы снова свысока поучать меня? — Эйден видел совсем близко перед собой залитое дождем гневное лицо. — Мудрый священник! Вы такой же, как остальные, — даже хуже! — Резким движением Роберт оттолкнул Эйдена, словно борясь с демоном. Стиснув кулаки, и с трудом переводя дыхание, он мгновение смотрел на него, потом простонал: — Зачем вы заставили меня вспомнить!
Роберт исчез в темноте, и Эйден попятился, пораженно глядя ему вслед. Потом, вспомнив о бурлящем рядом потоке, он повернулся, с трудом высмотрел мостик и перебрался на другой берег. К нему уже спешили Дамиен и Честер, но он отмахнулся от их взволнованных вопросов:
— Со мной все в порядке. Я просто промок и замерз.
С заботливостью наседок, чуть не лишившихся птенца, монахи проводили его в келью, принесли сухую одежду и горячей воды для умывания. Дождь, казалось, счел, что свою роль выполнил: в окна теперь уже стучали лишь отдельные капли, принесенные разгулявшимся ветром.
Эйден знал, что выбора у него нет. Нужно идти туда снова, пока не поздно. Он не мог исправить то, что сломал, но должен же быть какой-то способ помочь этому несчастному!
Ручей все еще бурлил, но на этот раз у Эйдена был с собой фонарь, и шел он медленно, выбирая, куда поставить ногу. У подножия холма монастырская стена подходила к самому берегу. Перед Эйденом оказалась конюшня, просторное строение с ведущей на верхний этаж лестницей. Поднявшись по ней, Эйден собрал все свое мужество и постучал в дверь. Внутри послышался какой-то шум, и дверь резко распахнулась.
Перед Эйденом стоял Роберт. Лицо его было белым, как мел, темные провалы глаз, казалось, вобрали в себя всю ночную тьму. Это было лицо человека, живущего в постоянном кошмаре.
— О боги! — выдохнул Эйден. — Что я наделал!
Роберт медленно отодвинулся назад, оставив дверь открытой. Эйден вошел в комнату и при свете своего фонаря стал всматриваться в стоящего перед ним человека, стараясь понять, что скрывается за внешностью загнанного зверя. Наконец он прошептал:
— Вас привела сюда не жалость к себе. Вы действительно боитесь.
Роберт ничего не ответил. В полумраке Эйден даже не мог быть уверен в том, что тот на него смотрит. Стараясь унять дрожь, он начал:
— Роберт, я…
Выражение лица Роберта слегка изменилось.
— Что вам нужно, епископ? Эйден, наконец, взял себя в руки.
— Я пришел просить прощения. — Последовало долгое молчание. Должен ли он продолжать? О чем думает Роберт? Почему молчит? Чувствуя, как в нем растет отчаяние, Эйден сказал: — Я ошибался. У меня нет права вас судить. Я пытался выяснить… я хочу сказать, мне нужно было… нет, я просто хотел узнать, почему вы здесь. Можете видеть в этом мою гордыню, если хотите, но я думал, что смогу вам помочь. Я не хотел еще больше увеличить лежащую у вас на душе тяжесть.
Снова молчание; Роберт медленно поднял руку, и неожиданно свеча на столе вспыхнула. Эйден следил за его движением и ожидал чего-то подобного, но все равно испытал шок. Он громко сглотнул и посмотрел Роберту в лицо. Мало-помалу смертельная бледность покидала его, взгляд прояснился. Роберт вновь стал таким, каким его обычно видели окружающие, однако Эйден понимал, какого усилия ему это стоило.
— Сядьте.
Эйден нашарил в полумраке стул, сел и оглядел комнату. Она была тесной, но все же просторнее той камеры, в которой он провел два года. На стене на крюках висела конская сбруя. Справа, у двери, стояли умывальник и небольшой шкаф. Кроме постели, стола и стула, на котором он сейчас сидел, другой мебели не было.
Роберт уселся на широкий подоконник, обхватил руками колено и, глядя в залитое дождем окно, начал говорить. В голосе его звучало холодное безразличие, как если бы он рассказывал историю жизни другого человека. Это не была усталость, скорее просто полное отсутствие интереса.
— Вам не следовало настаивать. Я предупреждал вас, но вы приходили снова и снова, уверенный в своей правоте, уверенный, что сможете уличить меня в ошибках. Вам так хотелось победить! Вы ничуть не лучше других, епископ. — Эйден не пошевелился; Роберт сделал глубокий вдох и продолжал: — Существует древнее пророчество, о котором вы и ваши братья ничего не знаете. Мне оно было открыто больше двадцати лет назад, и с тех пор все мои поступки определяются им. Я боролся с судьбой, пытался управлять ею, пытался понять пророчество, сопротивлялся, как только мог. Но все было бесполезно. Демон живет во мне и становится сильнее с каждой моей неудачной попыткой ему противиться. Придет день, когда я окончательно проиграю, и тогда пророчество исполнится. Часть его уже осуществилась.
Эйден нахмурился. Как может человек, подобный Роберту Дугласу, оказаться рабом… Нет. Такую ошибку он уже совершал, решив, будто знает Роберта. Теперь у него появился шанс понять его так надо слушать.
— Чем кончается пророчество? Роберт помолчал.
— Какое это имеет значение? — Эйден молча ждал. — Катастрофой.
Эйден покачал головой. Чего-то Роберт недоговаривал.
— И это все?
— Чего еще вы хотите?
— Правды. Всей правды целиком.
Роберт смотрел на Эйдена не моргая; казалось, он все еще не уверен, что ему следует открыть тайну. Он еще какое-то время молчал, потом заговорил голосом, в котором звучала безнадежность:
— «Твоими собственными усилиями, деяниями собственных рук станешь ты орудием разрушения. Спасая, принесешь ты гибель, предашь то, что больше всего любишь».
Долгое мгновение Эйден не мог пошевелиться, не мог даже дышать, не мог думать. Потом он взял себя в руки.
— Милосердная Минея! Вы уверены, что пророчество было именно таково? Что оно относится к вам?
— Да.
Эйден резко вскочил и заметался по комнате. Проклятие? Проклятие, длящееся двадцать лет? Но Роберт сказал, что знает: пророчество истинно и оно уже начало сбываться. Если так…
— Вы любите ее? — Да.
— Любите свою страну, свой народ? Любите свою семью и друзей? — Эйден круто развернулся. — Тогда я был все-таки прав: вы человек чести.
Роберт покачал головой:
— Все это бессмысленно. Ту честь, что у меня была, я снова и снова выбрасывал на ветер. То немногое, что осталось, и держит меня здесь, где я не могу творить зло.
Глаза Эйдена сузились.
— Вы так отчаянно сопротивляетесь, верно? И вы так умны… Вы всегда знаете, какой вопрос я задам, прежде чем я открою рот. Вы уже все обдумали, вы знаете все ответы. — Роберт соскочил с подоконника, прошел мимо Эйдена к шкафу, достал оттуда маленькую жаровню, чайник и чашки. Одним движением руки он разжег жаровню и поставил на нее кипятиться чайник. — Но вы действительно знаете, что делаете, — продолжал Эйден. Он, качая головой, снова уселся на стул. — Безумием с моей стороны было думать, будто я смогу вам помочь. Опять гордыня, признаю. Проклятие, а теперь я еще каюсь перед вами, колдуном! Клянусь богами, мой отец перевернулся бы в гробу, если бы знал, что я сижу тут и разговариваю с вами, вместо того чтобы обличать во всеуслышание! Сам не понимаю, почему я все еще здесь. Гордыня не иначе.
— О, вы вовсе не горды, епископ, — пробормотал Роберт, не оборачиваясь. — Вы просто заблудшая душа.
— Что ж, слышать это большое утешение, особенно от вас!
— Вы думаете, что заблудшая душа это я? — Роберт налил Эйдену чашку чая и сел на край постели, грея ладони о собственную чашку.
Эйден отпил обжигающей жидкости.
— Да. И более того: я думаю, что вы ошибаетесь. Можно задать вам вопрос, не рискуя головой?
Легкая улыбка скользнула по лицу Роберта.
— Попробуйте.
— Что произошло между вами и Селаром? Почему вы покинули Люсару?
Вздохнув, Роберт опустил глаза на свою чашку.
— Селар не желал установить контроль над Гильдией. Она становилось слишком сильной, а он ей это позволял. Возник спор из-за земель, на которые зарился Вогн, и решение Селара в его пользу было бы ужасно несправедливым. Тогда я решил вмешаться, потребовал, чтобы земли были переданы мне, а потом продал их законному владельцу за одну медную монету. Вогн возненавидел меня, особенно после того, как я открыл ему, что я колдун, но сделал так, что он никому не мог об этом сказать. Он потребовал, чтобы я расторг сделку, и пригрозил, если я откажусь, выгнать меня из королевского совета. Я отказался, и он отправился к Селару.
— Я слышал, что у вас с королем вышел ожесточенный спор.
— Я сказал Селару, что, если он вышвырнет меня из совета за то, что я противлюсь Гильдии, я покину Люсару и никогда не вернусь.
— И вы уехали.
— А через три года меня начали преследовать сны о родине. Мой спутник покинул из-за меня свой дом и должен был вернуться. Наверное, я не слишком хорошо все обдумал; в противном случае я просто высадил бы Мику на берег одного.
— Вы не выдержали бы расставания с родиной.
— Возможно, — пожал плечами Роберт.
— А эта дама? Она вам не жена?
— И никогда ею не будет.
— Что она говорит обо всем этом? Роберт бросил на Эйдена быстрый взгляд:
— Примерно то же, что и вы, только не так грубо. Она твердила, что пророчество убивает меня.
Эйден чуть не рассмеялся ситуация была полна жестокой иронии.
— Хорошо, признаю: перед вами стоит дилемма. Но у меня есть к вам один вопрос.
— Еще один, хотите вы сказать.
— Ах, Роберт, не будьте таким педантом! С тех пор как мы с вами разговорились, я почти не спал, и это начинает сказываться на ясности моих мыслей.
И тут это случилось: Роберт улыбнулся. Улыбка на сей раз, настоящая улыбка изменила лицо Роберта так, что Эйден не поверил собственным глазам. Даже темные круги под глазами, казалось, исчезли. Роберт послушно склонил голову:
— Вы укротили меня. Прошу вас, продолжайте.
Эйден с изумлением посмотрел на него. Даже у святого не хватило бы терпения разговаривать с этим человеком! Только что он был на краю пропасти отчаяния, и вот, пожалуйста, — готов шутить. Какое же устрашающее у него самообладание!
— Все, о чем вы говорили мне о вашем дяде, о Селаре и остальном, случилось из-за вашего бездействия?
— Верно.
— И вы выбрали бездействие, потому что боялись оказаться не в силах справиться с предсказанной вам ролью разрушителя?
— Верно.
— Но что случилось бы, если бы вы решили действовать? Роберт вздохнул и резко поднялся на ноги:
— Что ж, приятно было с вами побеседовать, епископ. Эйден вскинул руки, так что чуть не пролил чай из чашки:
— Подождите минутку! Я говорю серьезно.
— Я тоже.
— Хватит играть в игры! Просто ответьте мне! Сделайте вид, что разговариваете с тупицей. Что случилось бы?
Роберт поставил свою чашку на стол и воздел руки в мольбе:
— Почему никто никогда не принимает меня всерьез? Почему никто мне не верит?
— Возможно, потому, что вы ведете себя как осел.
К изумлению Эйдена, Роберт расхохотался так, что упал на колени посреди комнаты. Наконец, успокоившись, он сделал глубокий вдох и взглянул на Эйдена:
— Ах, епископ, вы неподражаемы! Ну, так позвольте мне сказать вам, что случилось бы. Выйдя за ворота этого монастыря, я очень скоро столкнусь с каким-нибудь беззаконием. Решившись действовать, я, конечно, стану… действовать. При этом, если меня сразу не схватят и не убьют, я окажусь вне закона, потеряю все, чем владею, так что даже мать мою враги выгонят из дому. Потом король и Гильдия бросят против меня множество солдат с острыми мечами, и мне придется с ними сражаться. К тому времени я, конечно, буду уже не одинок: ведь в этой стране есть множество людей, которые только и мечтают ввязаться в подобную драку. В результате мы получим гражданскую войну, и не просто гражданскую войну, а нечто гораздо худшее, потому что я колдун и располагаю такими силами, о которых мои враги и не подозревают. Когда это станет всем известно, люди вроде вас, епископ, впадут в ужасную растерянность. Кроме того, возникнет вопрос о том, кто взойдет на престол: я такого желания не имею и не знаю никого, кто обладал бы законными правами претендовать на корону. И наступит день наступит так же неизбежно, как солнечный восход через несколько часов, когда я не смогу побеждать только силой оружия. Я не знаю, — продолжал Роберт, поднимаясь на ноги, когда этот день наступит: может быть, завтра, может быть, через неделю, но уверяю вас, вам не захотелось бы быть рядом со мной, когда это случится.
— Но вы так и не скажете мне, что же именно случится?
— Никогда. — Роберт безнадежно покачал головой и снова сел на постель. — Ну так что вы можете предложить?
Эйден вздохнул и пожал плечами:
— Знаете, я все же был прав насчет вас. Мы с вами оба в темнице, только темницы у нас разные. Вы обладаете силой и можете действовать, но лишены воли. У меня воля есть, но нет силы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
— Что, черт возьми, вы придумали? — прорычал он. — Хотите погибнуть?
Эйден попытался стряхнуть его руку, но Роберт был гораздо сильнее; даже в темноте было заметно, какой яростью пылают его глаза. Эйден почувствовал себя как попавший в капкан зверек.
— Мне нужно было с вами поговорить.
— Чего ради? Чтобы снова свысока поучать меня? — Эйден видел совсем близко перед собой залитое дождем гневное лицо. — Мудрый священник! Вы такой же, как остальные, — даже хуже! — Резким движением Роберт оттолкнул Эйдена, словно борясь с демоном. Стиснув кулаки, и с трудом переводя дыхание, он мгновение смотрел на него, потом простонал: — Зачем вы заставили меня вспомнить!
Роберт исчез в темноте, и Эйден попятился, пораженно глядя ему вслед. Потом, вспомнив о бурлящем рядом потоке, он повернулся, с трудом высмотрел мостик и перебрался на другой берег. К нему уже спешили Дамиен и Честер, но он отмахнулся от их взволнованных вопросов:
— Со мной все в порядке. Я просто промок и замерз.
С заботливостью наседок, чуть не лишившихся птенца, монахи проводили его в келью, принесли сухую одежду и горячей воды для умывания. Дождь, казалось, счел, что свою роль выполнил: в окна теперь уже стучали лишь отдельные капли, принесенные разгулявшимся ветром.
Эйден знал, что выбора у него нет. Нужно идти туда снова, пока не поздно. Он не мог исправить то, что сломал, но должен же быть какой-то способ помочь этому несчастному!
Ручей все еще бурлил, но на этот раз у Эйдена был с собой фонарь, и шел он медленно, выбирая, куда поставить ногу. У подножия холма монастырская стена подходила к самому берегу. Перед Эйденом оказалась конюшня, просторное строение с ведущей на верхний этаж лестницей. Поднявшись по ней, Эйден собрал все свое мужество и постучал в дверь. Внутри послышался какой-то шум, и дверь резко распахнулась.
Перед Эйденом стоял Роберт. Лицо его было белым, как мел, темные провалы глаз, казалось, вобрали в себя всю ночную тьму. Это было лицо человека, живущего в постоянном кошмаре.
— О боги! — выдохнул Эйден. — Что я наделал!
Роберт медленно отодвинулся назад, оставив дверь открытой. Эйден вошел в комнату и при свете своего фонаря стал всматриваться в стоящего перед ним человека, стараясь понять, что скрывается за внешностью загнанного зверя. Наконец он прошептал:
— Вас привела сюда не жалость к себе. Вы действительно боитесь.
Роберт ничего не ответил. В полумраке Эйден даже не мог быть уверен в том, что тот на него смотрит. Стараясь унять дрожь, он начал:
— Роберт, я…
Выражение лица Роберта слегка изменилось.
— Что вам нужно, епископ? Эйден, наконец, взял себя в руки.
— Я пришел просить прощения. — Последовало долгое молчание. Должен ли он продолжать? О чем думает Роберт? Почему молчит? Чувствуя, как в нем растет отчаяние, Эйден сказал: — Я ошибался. У меня нет права вас судить. Я пытался выяснить… я хочу сказать, мне нужно было… нет, я просто хотел узнать, почему вы здесь. Можете видеть в этом мою гордыню, если хотите, но я думал, что смогу вам помочь. Я не хотел еще больше увеличить лежащую у вас на душе тяжесть.
Снова молчание; Роберт медленно поднял руку, и неожиданно свеча на столе вспыхнула. Эйден следил за его движением и ожидал чего-то подобного, но все равно испытал шок. Он громко сглотнул и посмотрел Роберту в лицо. Мало-помалу смертельная бледность покидала его, взгляд прояснился. Роберт вновь стал таким, каким его обычно видели окружающие, однако Эйден понимал, какого усилия ему это стоило.
— Сядьте.
Эйден нашарил в полумраке стул, сел и оглядел комнату. Она была тесной, но все же просторнее той камеры, в которой он провел два года. На стене на крюках висела конская сбруя. Справа, у двери, стояли умывальник и небольшой шкаф. Кроме постели, стола и стула, на котором он сейчас сидел, другой мебели не было.
Роберт уселся на широкий подоконник, обхватил руками колено и, глядя в залитое дождем окно, начал говорить. В голосе его звучало холодное безразличие, как если бы он рассказывал историю жизни другого человека. Это не была усталость, скорее просто полное отсутствие интереса.
— Вам не следовало настаивать. Я предупреждал вас, но вы приходили снова и снова, уверенный в своей правоте, уверенный, что сможете уличить меня в ошибках. Вам так хотелось победить! Вы ничуть не лучше других, епископ. — Эйден не пошевелился; Роберт сделал глубокий вдох и продолжал: — Существует древнее пророчество, о котором вы и ваши братья ничего не знаете. Мне оно было открыто больше двадцати лет назад, и с тех пор все мои поступки определяются им. Я боролся с судьбой, пытался управлять ею, пытался понять пророчество, сопротивлялся, как только мог. Но все было бесполезно. Демон живет во мне и становится сильнее с каждой моей неудачной попыткой ему противиться. Придет день, когда я окончательно проиграю, и тогда пророчество исполнится. Часть его уже осуществилась.
Эйден нахмурился. Как может человек, подобный Роберту Дугласу, оказаться рабом… Нет. Такую ошибку он уже совершал, решив, будто знает Роберта. Теперь у него появился шанс понять его так надо слушать.
— Чем кончается пророчество? Роберт помолчал.
— Какое это имеет значение? — Эйден молча ждал. — Катастрофой.
Эйден покачал головой. Чего-то Роберт недоговаривал.
— И это все?
— Чего еще вы хотите?
— Правды. Всей правды целиком.
Роберт смотрел на Эйдена не моргая; казалось, он все еще не уверен, что ему следует открыть тайну. Он еще какое-то время молчал, потом заговорил голосом, в котором звучала безнадежность:
— «Твоими собственными усилиями, деяниями собственных рук станешь ты орудием разрушения. Спасая, принесешь ты гибель, предашь то, что больше всего любишь».
Долгое мгновение Эйден не мог пошевелиться, не мог даже дышать, не мог думать. Потом он взял себя в руки.
— Милосердная Минея! Вы уверены, что пророчество было именно таково? Что оно относится к вам?
— Да.
Эйден резко вскочил и заметался по комнате. Проклятие? Проклятие, длящееся двадцать лет? Но Роберт сказал, что знает: пророчество истинно и оно уже начало сбываться. Если так…
— Вы любите ее? — Да.
— Любите свою страну, свой народ? Любите свою семью и друзей? — Эйден круто развернулся. — Тогда я был все-таки прав: вы человек чести.
Роберт покачал головой:
— Все это бессмысленно. Ту честь, что у меня была, я снова и снова выбрасывал на ветер. То немногое, что осталось, и держит меня здесь, где я не могу творить зло.
Глаза Эйдена сузились.
— Вы так отчаянно сопротивляетесь, верно? И вы так умны… Вы всегда знаете, какой вопрос я задам, прежде чем я открою рот. Вы уже все обдумали, вы знаете все ответы. — Роберт соскочил с подоконника, прошел мимо Эйдена к шкафу, достал оттуда маленькую жаровню, чайник и чашки. Одним движением руки он разжег жаровню и поставил на нее кипятиться чайник. — Но вы действительно знаете, что делаете, — продолжал Эйден. Он, качая головой, снова уселся на стул. — Безумием с моей стороны было думать, будто я смогу вам помочь. Опять гордыня, признаю. Проклятие, а теперь я еще каюсь перед вами, колдуном! Клянусь богами, мой отец перевернулся бы в гробу, если бы знал, что я сижу тут и разговариваю с вами, вместо того чтобы обличать во всеуслышание! Сам не понимаю, почему я все еще здесь. Гордыня не иначе.
— О, вы вовсе не горды, епископ, — пробормотал Роберт, не оборачиваясь. — Вы просто заблудшая душа.
— Что ж, слышать это большое утешение, особенно от вас!
— Вы думаете, что заблудшая душа это я? — Роберт налил Эйдену чашку чая и сел на край постели, грея ладони о собственную чашку.
Эйден отпил обжигающей жидкости.
— Да. И более того: я думаю, что вы ошибаетесь. Можно задать вам вопрос, не рискуя головой?
Легкая улыбка скользнула по лицу Роберта.
— Попробуйте.
— Что произошло между вами и Селаром? Почему вы покинули Люсару?
Вздохнув, Роберт опустил глаза на свою чашку.
— Селар не желал установить контроль над Гильдией. Она становилось слишком сильной, а он ей это позволял. Возник спор из-за земель, на которые зарился Вогн, и решение Селара в его пользу было бы ужасно несправедливым. Тогда я решил вмешаться, потребовал, чтобы земли были переданы мне, а потом продал их законному владельцу за одну медную монету. Вогн возненавидел меня, особенно после того, как я открыл ему, что я колдун, но сделал так, что он никому не мог об этом сказать. Он потребовал, чтобы я расторг сделку, и пригрозил, если я откажусь, выгнать меня из королевского совета. Я отказался, и он отправился к Селару.
— Я слышал, что у вас с королем вышел ожесточенный спор.
— Я сказал Селару, что, если он вышвырнет меня из совета за то, что я противлюсь Гильдии, я покину Люсару и никогда не вернусь.
— И вы уехали.
— А через три года меня начали преследовать сны о родине. Мой спутник покинул из-за меня свой дом и должен был вернуться. Наверное, я не слишком хорошо все обдумал; в противном случае я просто высадил бы Мику на берег одного.
— Вы не выдержали бы расставания с родиной.
— Возможно, — пожал плечами Роберт.
— А эта дама? Она вам не жена?
— И никогда ею не будет.
— Что она говорит обо всем этом? Роберт бросил на Эйдена быстрый взгляд:
— Примерно то же, что и вы, только не так грубо. Она твердила, что пророчество убивает меня.
Эйден чуть не рассмеялся ситуация была полна жестокой иронии.
— Хорошо, признаю: перед вами стоит дилемма. Но у меня есть к вам один вопрос.
— Еще один, хотите вы сказать.
— Ах, Роберт, не будьте таким педантом! С тех пор как мы с вами разговорились, я почти не спал, и это начинает сказываться на ясности моих мыслей.
И тут это случилось: Роберт улыбнулся. Улыбка на сей раз, настоящая улыбка изменила лицо Роберта так, что Эйден не поверил собственным глазам. Даже темные круги под глазами, казалось, исчезли. Роберт послушно склонил голову:
— Вы укротили меня. Прошу вас, продолжайте.
Эйден с изумлением посмотрел на него. Даже у святого не хватило бы терпения разговаривать с этим человеком! Только что он был на краю пропасти отчаяния, и вот, пожалуйста, — готов шутить. Какое же устрашающее у него самообладание!
— Все, о чем вы говорили мне о вашем дяде, о Селаре и остальном, случилось из-за вашего бездействия?
— Верно.
— И вы выбрали бездействие, потому что боялись оказаться не в силах справиться с предсказанной вам ролью разрушителя?
— Верно.
— Но что случилось бы, если бы вы решили действовать? Роберт вздохнул и резко поднялся на ноги:
— Что ж, приятно было с вами побеседовать, епископ. Эйден вскинул руки, так что чуть не пролил чай из чашки:
— Подождите минутку! Я говорю серьезно.
— Я тоже.
— Хватит играть в игры! Просто ответьте мне! Сделайте вид, что разговариваете с тупицей. Что случилось бы?
Роберт поставил свою чашку на стол и воздел руки в мольбе:
— Почему никто никогда не принимает меня всерьез? Почему никто мне не верит?
— Возможно, потому, что вы ведете себя как осел.
К изумлению Эйдена, Роберт расхохотался так, что упал на колени посреди комнаты. Наконец, успокоившись, он сделал глубокий вдох и взглянул на Эйдена:
— Ах, епископ, вы неподражаемы! Ну, так позвольте мне сказать вам, что случилось бы. Выйдя за ворота этого монастыря, я очень скоро столкнусь с каким-нибудь беззаконием. Решившись действовать, я, конечно, стану… действовать. При этом, если меня сразу не схватят и не убьют, я окажусь вне закона, потеряю все, чем владею, так что даже мать мою враги выгонят из дому. Потом король и Гильдия бросят против меня множество солдат с острыми мечами, и мне придется с ними сражаться. К тому времени я, конечно, буду уже не одинок: ведь в этой стране есть множество людей, которые только и мечтают ввязаться в подобную драку. В результате мы получим гражданскую войну, и не просто гражданскую войну, а нечто гораздо худшее, потому что я колдун и располагаю такими силами, о которых мои враги и не подозревают. Когда это станет всем известно, люди вроде вас, епископ, впадут в ужасную растерянность. Кроме того, возникнет вопрос о том, кто взойдет на престол: я такого желания не имею и не знаю никого, кто обладал бы законными правами претендовать на корону. И наступит день наступит так же неизбежно, как солнечный восход через несколько часов, когда я не смогу побеждать только силой оружия. Я не знаю, — продолжал Роберт, поднимаясь на ноги, когда этот день наступит: может быть, завтра, может быть, через неделю, но уверяю вас, вам не захотелось бы быть рядом со мной, когда это случится.
— Но вы так и не скажете мне, что же именно случится?
— Никогда. — Роберт безнадежно покачал головой и снова сел на постель. — Ну так что вы можете предложить?
Эйден вздохнул и пожал плечами:
— Знаете, я все же был прав насчет вас. Мы с вами оба в темнице, только темницы у нас разные. Вы обладаете силой и можете действовать, но лишены воли. У меня воля есть, но нет силы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71