- Ты снова угадал, - ответил варвар слегка насмешливо. - Я Северянин
Фафхрд, всегда готовый помериться силами с каким угодно роком. - Он
подтолкнул локтем своего товарища: - Слышишь, Мышелов, что ты думаешь об
этой мыши в черном балахоне, что выползла из какой-то щели и теперь желает
побеседовать с нами о смерти?
Человечек в черном, казалось, не обратил ни малейшего внимания на это
насмешливое оскорбление. Его бескровные губы снова слегка зашевелились,
однако произносимые ими слова необычайно четко долетали до Фафхрда и
Мышелова, несмотря на окружающий шум.
- Говорят, вы были близки к смерти в Запретном Городе Черных Идолов,
в каменной ловушке Ангарнджи и на туманном острове в доме Монстров.
Говорят также, что вы ходили рука об руку с роком по Стылым Пустошам и
лабиринтам Клеша. Но кто может быть в этом уверен, и действительно ли
смерть и рок были тогда рядом? А вдруг вы просто бахвалы и лгуны? Когда-то
мне рассказывали, что порою смерть зовет человека голосом, который слышит
только он один. И тогда человек встает, покидает своих друзей, идет туда,
куда позвала его смерть, и там встречает свою судьбу. Вы слышали
когда-нибудь такой зов смерти?
Фафхрд собрался было рассмеяться, но ему почему-то расхотелось. У
Мышелова на кончике языка уже был остроумный ответ, но вместо этого он
вдруг спросил:
- А какими словами зовет смерть?
- Когда как, - отозвался коротышка. - Она может взглянуть на парочку
вроде вас и произнести слова: "Черный берег". И все. "Черный берег". А
когда она повторит это трижды, вы встанете и пойдете.
На сей раз Фафхрд все же сделал попытку рассмеяться, но смех застрял
у него в горле. И он, и его приятель лишь глупо таращились, глядя в
ледяные, запавшие глаза человечка с белым выпуклым лбом. Вокруг них вся
таверна сотрясалась от смеха - кто-то удачно пошутил. Захмелевшие
стражники ревели какую-то песню. Игроки нетерпеливо окликали Мышелова,
чтобы он поскорее делал ставку. Хихикающая женщина в чем-то
красно-золотом, пошатываясь, прошла мимо бледного человечка, чуть не
смахнув черный капюшон, закрывавший его макушку. Но тот даже не
шелохнулся. А Фафхрд и Серый Мышелов продолжали смотреть - завороженно,
беспомощно - в его пронизывающие черные глаза, которые теперь казались им
двумя тоннелями, ведущими в дальние и злобные миры. Нечто более сильное,
чем страх, сжало их железными клещами. Таверна помутнела и затихла, словно
они рассматривали ее через множество толстых стекол. Они видели лишь глаза
и то, что было за ними - нечто пустынное, жуткое и смертельно опасное.
- Черный берег, - повторил человечек.
И тогда сидевшие в таверне бражники увидели, что Фафхрд и Серый
Мышелов встали, и никак не объяснив своего ухода, направились к низкой
дубовой двери. Северянин не глядя отстранил с дороги какого-то стражника,
и тот выругался. Послышались громкие вопросы и насмешливые комментарии -
Мышелов выигрывал в кости, - но они тут же стихли: все заметили, что
друзья ведут себя как-то странно и отчужденно. На бледного человечка в
черном внимания никто не обращал. Дверь открылась. Гуляки в таверне
услышали стоны сухого ветра и гулкие хлопки полотняного навеса. Они
увидели, как закружилась на пороге пыль. Затем дверь затворилась: Фафхрд и
Мышелов ушли.
Никто не видел, как они пересекли весь Ланкмар и оказались у больших
каменных пристаней на восточном берегу реки Хлал. Никто не видел, как
одномачтовик Фафхрда с красными парусами и оснасткой по образцу кораблей
северян вышел по течению в шквалистое Внутреннее море. Ночь была темна, а
пыль заставляла людей сидеть дома. Но на следующий день в городе не было
ни их самих, ни судна, ни его мингольской команды - четырех взятых в плен
рабов, поклявшихся всю жизнь служить Фафхрду и Серому Мышелову, которые
привезли их из неудачного во всех остальных отношениях набега на Запретный
Город Черных Идолов.
Недели через две из Последней Земли, небольшого порта, лежащего
западнее всех других городов, у самой кромки пустынного Крайнего моря, до
Ланкмара донеслась весть о том, как одномачтовик с оснасткой северного
типа зашел туда и взял на борт необычно большой запас провизии и воды -
необычайно большой для шестерых человек: угрюмого белокожего северного
варвара, неулыбчивого маленького человечка в сером и четверых приземистых,
бесстрастных, черноволосых минголов. Потом одномачтовик ушел в сторону
заката. Люди из Последней Земли до самой ночи следили за красным парусом и
качали головами, дивясь столь дерзкой затее. Когда этот рассказ стал
ходить по Ланкмару, и там нашлись люди, которые качали головами, а кое-кто
многозначительно вспоминал о странном поведении двух товарищей в ночь
накануне отъезда. Недели сливались в месяцы, месяцы неторопливо сменяли
друг друга, и многие стали говорить о Фафхрде и Сером Мышелове, как о
покойниках.
Затем появился мингол Урф и рассказал обитателям ланкмарских доков
прелюбопытную историю. Относительно ее достоверности мнения разошлись:
хотя Урф и владел певучей ланкмарской речью вполне сносно, но все же он
был чужак, и к тому же никто не мог подтвердить, что во время своего
отсутствия в Ланкмаре он вместе с тремя другими минголами плавал на
одномачтовике с северной оснасткой. Более того, в его истории не было
ответов на некоторые животрепещущие вопросы, и поэтому многие считали ее
враньем.
- Они были безумцы, - рассказывал Урф, - а может, их кто-то
заколдовал, этих двух людей, высокого и маленького. Я начал подозревать
это еще тогда, когда они сохранили нам жизнь у самых стен Запретного
Города. И я знал это уже наверняка, когда они все плыли и плыли на запад,
ни разу не взяв рифов, ни разу не сменив курса, так что звезда ледяных
пустынь была у нас всегда справа по борту. Они почти не разговаривали,
почти не спали и не смеялись вовсе. Как пить дать, над ними тяготело
проклятие, да еще какое! Что же до нас четверых - Тивза, Ларлта, Увенийса
и меня, - то они не обращали на нас внимания, хотя нас это и оскорбляло. А
у нас были с собой амулеты от сглаза. Мы поклялись служить им до смерти.
Мы - люди из Запретного Города. И мы не бунтовали.
Много дней длилось наше плавание. Море вокруг нас было спокойным,
пустынным и на вид очень маленьким, казалось, оно как бы загибается книзу
на севере, и на юге, и на страшном западе, словно за час можно добраться
до его конца. А вскоре оно стало таким и на востоке. Но рука высокого
Северянина лежала на рулевом весле, словно проклятие, и рука человечка в
сером была такой же твердой. Мы вчетвером чаще всего сидели на носу -
работы с парусами было немного - и бросали кости ночью и утром, чтобы
угадать нашу судьбу, и проигрывали друг другу наши амулеты и одежду - не
будь мы рабами, мы поставили бы на кон даже собственную кожу и кости.
Чтобы не потерять счет дням, я завязал на большом пальце правой руки
веревку и каждый день надевал ее на соседний палец, так что она дошла до
правого мизинца, перешла на левый мизинец и в конце концов оказалась на
большом пальце левой руки. Тогда я надел это веревочное кольцо Тивзу -
тоже на большой палец правой руки. Когда пальцы закончились и у него, он
передал веревку Ларлту. Так мы и считали дни. И каждый день небо
становилось все более пустым, а море все уменьшалось, пока не стало
казаться, что его край находится всего в полете стрелы от нашего носа,
бортов и кормы. Тивз утверждал, что мы вошли в заколдованную полосу воды,
которая тянется по воздуху к красной звезде, и имя этой звезды - Ад.
Похоже, Тивз был прав. Не может быть на западе столько воды. Я пересек
Внутреннее море и море Монстров и знаю, что говорю.
Когда веревка была у Ларлта на левом безымянном пальце, на нас
налетел с юго-запада страшный шторм. Три дня ветер все крепчал, вздымая
воду громадными бурлящими волнами; вокруг нас громоздились покрытые пеной
водные утесы высотой в мачту и разверзались пенные провалы такой же
глубины. Никто таких волн не видел и не увидит - они не для нас и не для
наших океанов. И тут я еще раз убедился в том, что над нашими хозяевами
тяготеет проклятие. Они не замечали шторма и позволяли ему самому брать
рифы у наших парусов. Они не заметили, как Тивза смыло за борт, не
заметили, как корабль наш чуть не затонул, по самый планширь наполнившись
водой и пеной, так что ведра, которыми мы вычерпывали воду, казались
просто пивными кружками. Они стояли на корме, навалившись на рулевое
весло, мокрые до нитки, и глядели прямо перед собой нам чудилось, будто
они переговариваются с существами, которых может слышать лишь одержимый.
Они были прокляты, да еще как! Их охраняли злые демоны по какой-то своей
непонятной причине. Как же иначе мы пережили бы этот шторм?
А когда веревка была у Ларлта на большом пальце левой руки, громадные
волны и соленая пена уступили место черной зыби - ветер покрыл небо рябью,
но пены уже не было. Когда на закате мы впервые увидели это, Увенийс
закричал, что чье-то колдовство несет нас по морю из черного песка; Ларлт
утверждал, что во время шторма мы провалились в океан из адского масла,
который, как говорят некоторые, лежит под землей, - а Ларлт, надо сказать,
встречал в свое время далеко на востоке черные пузырящиеся озера; я же
вспомнил слова Тивза и подумал быть может, водная полоса уже привела нас в
море иного мира? Но человечек в сером, услышав наши разговоры, зачерпнул
из-за борта ведро и окатил нас из него, и мы поняли, что корабль наш все
еще плывет по воде и вода эта соленая даже здесь, в месте, куда нас
занесло.
И потом он попросил нас залатать паруса и придать одномачтовику
приличный вид К полудню мы уже летели на запад даже быстрее, чем шторм, но
волны были такими длинными и так быстро двигались вместе с нами, что за
весь день мы одолели всего пять или шесть из них. Ну и длинные же были
волны, клянусь Черными Идолами!
А веревка уже передвигалась по пальцам Увенийса. Но странное море
вокруг нас все зыбилось, а тучи над нами были свинцово-серыми, и мы не
знали, что это светит над нами - солнце или какая-нибудь чародейская луна,
а когда нам удавалось увидеть звезды, они выглядели совсем чужими. Но
белая рука Северянина продолжала крепко сжимать рулевое весло, и они с
человечком в сером все смотрели и смотрели вперед. Однако на третий день
нашего полета по черному простору Северянин нарушил молчание.
Безрадостная, жуткая улыбка исказила его губы, и я услышал, как он тихо
проговорил: "Черный берег". И все. Человечек в сером кивнул, словно в этих
словах заключалась могущественная магия. Четырежды я слышал, как Северянин
произносил эти слова, поэтому они врезались мне в память.
Дни становились все темнее и холоднее, тучи грозно опускались все
ниже, будто своды огромной пещеры. А когда веревка оказалась на
указательном пальце Увенийса, мы увидели впереди свинцовое неподвижное
пространство, похожее на черную зыбь, но выступающее из нее, и мы поняли,
что подошли к Черному берегу.
Берег поднимался из моря все выше и выше, и вот мы уже могли
различить высокие базальтовые утесы, скругленные сверху, словно волны, и
усеянные серыми валунами, на которых виднелись белые пятна, напоминавшие
птичий помет, а между тем птиц мы нигде не видели, ни больших, ни
маленьких. Над утесами чернели тучи, внизу белела полоска песка - и больше
ничего. Северянин навалился на рулевое весло и направил судно прямо на
берег, как будто желал нашей погибели, но в последний миг он провел нас на
расстоянии мачты от округлого рифа, едва заметного среди волн, и мы
оказались в бухте. Брошенный якорь надежно зацепился за дно.
Тогда Северянин и человечек в сером, двигаясь словно во сне, начали
снаряжаться: каждый надел легкую кольчугу и круглый шлем без гребня,
которые были белы от соли, попавшей на них с брызгами и пеной. Они
опоясались мечами, накинули сверху просторные плащи, взяли немного пищи и
воды и попросили нас спустить на воду маленькую шлюпку. Я сел на весла и
отвез их на берег; они вышли на песок и зашагали к утесам. Тогда, несмотря
на сильный испуг, я крикнул им вдогонку "Куда вы идете? Нам тоже
высаживаться? Что нам делать?" Несколько мгновений ответа не было. Потом
человечек в сером, не оборачиваясь, проговорил тихим, хриплым, но хорошо
слышным шепотом: "За нами не идите. Мы - мертвецы. Возвращайтесь назад,
если сумеете".
Услышав эти слова, я вздрогнул, склонил голову и стал грести к
кораблю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38