Затем в течение нескольких секунд он вел весьма
странную схватку - словно бы стоя на месте, поскольку все трое двигались с
одинаковой скоростью. Какое-то время Мышелов даже скользил задом наперед,
с трудом парируя удары самодельных копий своим коротким клинком.
Но двое на одного - расклад всегда непростой, а на сей раз он мог бы
оказаться просто фатальным, если бы в последний момент не появился Фафхрд:
он заметил где-то небольшой уклон, набрал на нем скорость и теперь летел
во весь дух, размахивая над головой мечом. Он пронесся за спинами у
жрецов, и две головы продолжали скользить по льду, но уже отдельно от
туловищ.
Однако и Северянину грозила неизбежная гибель: последний черный жрец,
быть может, благодаря весу своего ледяного копья, настигал Фафхрда, летя с
еще большей скоростью, и неминуемо пронзил бы его, если бы Мышелов не
отбил громадную сосульку вверх, держа Скальпель обеими руками, и в
результате ее острие лишь взъерошило рыжие развевающие волосы Фафхрда.
И в следующее же мгновение все трое влетели в ледяной белый туман.
Последним, что успел увидеть Мышелов, была несущаяся вперед голова Фафхрда
- туман приходился Северянину в тот миг как раз по шею. А затем и Мышелов
полностью погрузился в молочную пелену.
Было очень странно и неприятно нестись в этом белом дыму,
чувствовать, как к щекам прилипают кристаллики льда, и не знать, в какую
секунду ты налетишь на невидимую преграду. Мышелов слышал, как кто-то
хрипло заворчал - кажется, это был Фафхрд, - и одновременно звонкий удар,
как будто сломалось копье-сосулька, за которым последовал тихий и скорбный
стон. Вслед за этим Мышелов почувствовал, что достиг дна впадины и едет
вверх, а еще через секунду он вынырнул из тумана на красновато-желтый
дневной свет и, подкатившись к мягкому сугробу, дико расхохотался от
внезапного облегчения. Только через несколько мгновений он обнаружил, что
Фафхрд, тоже сотрясаясь от смеха, лежит рядом с ним в снегу.
Северянин взглянул на Мышелова, и тот сделал вопросительный жест в
сторону оставшегося позади тумана. Фафхрд утвердительно кивнул.
- Последний жрец мертв. Не осталось ни одного! - радостно
провозгласил Мышелов, растянувшись на снегу, словно это была пуховая
перина. Теперь он думал лишь о том, чтобы побыстрее найти пещеру - он не
сомневался, что какая-нибудь да отыщется - и как следует отдохнуть.
Но оказалось, что в голове у Фафхрда совсем другое, а сам он так и
кипит от избытка энергии. Им следует не расслабляться и непременно идти до
самого заката, говорил Северянин, рисуя такие заманчивые перспективы
выбраться из Стылых Пустошей к завтрашнему дню или даже еще раньше, что
Мышелов через какое-то время обнаружил следующее: он сам послушно шагает
за своим могучим другом и то и дело удивляется, как тому удается держаться
нужного направления в этом хаосе льда, снега и кучевых облаков крайне
неприятного оттенка. Не могли Стылые Пустоши быть местом детских игр
Фафхрда, думал Мышелов, внутренне содрогаясь при мысли, что ребенок
способен резвиться в подобном месте.
Сумерки спустились прежде, чем они успели добраться до обещанного
Фафхрдом леса, и Мышелов настоял на том, чтобы найти место для ночлега. Но
на этот раз пещера что-то не попадалась. Было уже почти темно, когда
Фафхрд заметил скалистую расщелину с кучкой чахлых деревьев, что обещало
по крайней мере топливо и сносное укрытие от ветра.
Однако оказалось, что дерево вряд ли понадобятся: совсем рядом друзья
обнаружили выход черного угольного пласта, очень похожего на предыдущий.
Но едва Фафхрд радостно занес топор, как черный пласт ожил и бросился
на него с кинжалом, метя прямо в живот.
Жизнь Фафхрду спасли его молниеносная реакция и неутомимость. Он
втянул живот и увернулся с проворством, поразившим даже Мышелова, после
чего обрушил топор на голову нападавшего. Приземистая черная фигурка
задергала конечностями и вскоре затихла. Хохот Фафхрда прозвучал, словно
раскат грома.
- Ну что, Мышелов, будем считать его черным жрецом номер ноль? -
поинтересовался он.
Но Мышелов не видел особых причин для веселья. Его опять стала
одолевать тревога. Если они просчитались на одного жреца - скажем, на
того, который скатился с горы в снежном коме, или на другого, вроде бы
убитого в тумане, - то почему они не могли просчитаться и на второго? Да и
как они могли быть так уверены, лишь прочитав древнюю надпись, что черных
жрецов всего семь? А если признать, что их могло быть и восемь, то почему
тогда не девять, десять или даже двадцать?
Но Фафхрд лишь хмыкал в ответ, продолжая рубить дрова и подкладывать
их в гудящий костер. И хотя Мышелов понимал, что костер на много миль
вокруг объявит об их появлении, он был так благодарен за тепло, что не
стал судить Фафхрда очень уж строго. А когда они согрелись и поели
оставшегося с утра жареного мяса, на Мышелова навалилась столь приятная
усталость, что он завернулся в плащ и вознамерился тут же лечь спать.
Однако Фафхрд как назло извлек из мешка алмаз и принялся рассматривать его
в свете костра, поэтому Мышелову волей-неволей пришлось приоткрыть один
глаз.
Но на этот раз Фафхрд, казалось, не собирался входить в транс.
Усмехаясь вполне трезво и даже несколько алчно, он так и сяк крутил
камень, словно любовался его игрой и одновременно прикидывал, сколько
квадратных ланкмарских золотых за него могут дать.
Мышелов успокоился, хотя и почувствовал легкое раздражение.
- Убери ты его, Фафхрд, - бросил он другу.
Фафхрд перестал вертеть камень, и один из лучей сверкнул прямо в
глаза Мышелова. Тот вздрогнул: на какое-то мгновение он ясно ощутил, что
камень смотрит на него осмысленно и злобно.
Но Фафхрд послушно сунул алмаз обратно в мешок и с
полуулыбкой-полузевком тоже завернулся в плащ и лег. Постепенно вид
пляшущих языков пламени успокоил как суеверные, так и вполне оправданные
страхи Мышелова, и он уснул.
Следующее, что осознал Мышелов, было ощущение, будто его грубо
швырнули в густую траву, на ощупь неприятно напоминающую мех. Голова у
него раскалывалась, вокруг мерцало желто-багровое сияние, которое
пронизывало его ослепительными лучами. До Мышелова не сразу дошло, что это
мерцание реально и находится вне его гудящего черепа, а не внутри.
В надежде оглядеться он поднял голову, и ее тут же охватила
нестерпимая боль. Однако, сжав зубы, Мышелов все же решил выяснить, где он
находится.
Оказалось, что он лежит на бугристом, поросшем темной растительностью
берегу озерца с водой, похожей на кислоту, напротив зеленого холма. В
ночном небе горело северное сияние, а из похожей на рот щели в склоне
холма, теперь широко отверзтой, клубами вырывался красный пар, словно это
с трудом дышал человек. Разноцветное освещение делало чудовищные лики
холма совершенно живыми, их рты кривились, а глаза сверкали, как будто в
каждый было вставлено по бриллианту. Всего в нескольких футах от Мышелова,
у приземистого каменного столба, который действительно оказался чем-то
вроде резного алтаря с чашей наверху, застыл Фафхрд. Северянин пел что-то
на каком-то хрюкающем языке - Мышелов такого не знал и никогда не слышал,
чтобы приятель им пользовался.
Мышелов с трудом сел. Бережно ощупал голову и над правым ухом
обнаружил громадную шишку. Тем временем Фафхрд высек над чашей огонь -
очевидно, с помощью камня и кинжала - и из нее взметнулся к небу столб
багрового пламени. Мышелов увидел, что глаза у Северянина плотно
зажмурены, а в руке он держит алмазный глаз.
И тут Мышелов понял, что глаз этот был гораздо мудрее черных жрецов,
служивших холму-идолу. Они, как и многие жрецы, были слишком фанатичны и
по уму даже в подметки не годились своему божеству. Пока они пытались
вернуть украденный глаз и уничтожить воров, алмазное око прекрасно
позаботилось о себе само. Оно заворожило Фафхрда и заставило его пойти
круговым путем, который привел его и Мышелова к мстительному зеленому
холму. На последнем отрезке пути оно даже ускорило события, вынудив
Фафхрда оглушить сильным ударом спящего Мышелова и идти всю ночь, неся его
на руках.
К тому же алмазный глаз был гораздо дальновиднее и целеустремленнее
своих жрецов. У него явно была более серьезная цель, нежели просто быть
возвращенным идолу. Иначе зачем же ему было заставлять Фафхрда сохранить
жизнь Мышелову и взять его с собой? Око хотело каким-то образом
использовать их обоих. В затуманенном мозгу Мышелова всплыла фраза,
которую он слышал из уст Фафхрда позапрошлой ночью: "Но чтобы принять
человеческое обличье, этой земле нужна кровь героев".
Тяжко ворочая в отупелом мозгу все эти мысли, Мышелов увидел, что
Фафхрд приближается к нему с алмазным глазом в одной руке и обнаженным
мечом в другой, однако с обезоруживающей улыбкой на незрячем лице.
- Пошли, Мышелов, - ласково проговорил он, - настало время пересечь
озеро, взобраться на холм, ощутить на себе прикосновение высочайших уст и
смешать свою кровь с горячей кровью Невона. Тогда мы воплотимся в каменных
гигантов, которые только еще должны появиться на свет, и вкусим в их
обличье радость, когда будем сокрушать города, попирать ногами армии и
вытаптывать посевы.
Услышав эти безумные речи. Мышелов сбросил оцепенение и решил
действовать, не обращая внимания на мерцание небес и холма. Он выхватил из
ножен Скальпель и, бросившись на Фафхрда, сделал замысловатый выпад с
поворотом, благодаря которому меч Фафхрда непременно должен был вылететь у
него из пальцев - тем более, что глаза Северянина были все еще крепко
зажмурены.
Однако Фафхрд уклонился от молниеносного выпада с легкостью, с какою
взрослый уклоняется от слабенького удара детской ручонки, после чего,
печально улыбнувшись, неуловимым движением направил свой клинок прямо в
горло Мышелову, и тот избежал гибели лишь благодаря отчаянному и
совершенно фантастическому сальто назад.
Прыгнуть ему пришлось в сторону озера. И тут же Фафхрд стал
наступать, держась при этом весьма уверенно и нагло. Его светлокожее лицо
излучало невыразимое презрение. Гораздо более тяжелый меч Северянина
двигался так же непринужденно, как Скальпель, выписывая сверкающие
арабески выпадов и ударов, которые заставляли Мышелова отступать все
дальше, дальше и дальше.
Все это время глаза Фафхрда оставались закрытыми. И только оказавшись
на самом берегу озера, Мышелов все понял. За Северянина смотрел алмазный
глаз, который тот держал в левой руке. Со змеиной внимательностью он
следил за каждым движением Скальпеля.
И вот, продолжая маневрировать на скользком берегу совершенно
зеркального озера под желто-багровую пульсацию небес и тяжкое дыхание
зеленого холма. Мышелов в очередной раз увернулся от грозного клинка
Фафхрда, сделал нырок и неожиданно нанес сильнейший удар по алмазному оку.
Меч Северянина просвистел у него прямо над головой.
Алмазный глаз после удара рассыпался в белую пыль.
Черная мохнатая земля под ногами испустила мучительный стон.
Зеленый холм взорвался зловещим алым пламенем и взметнул к
исшрамленному ночному небу столб расплавленной каменной породы вдвое выше
себя самого, так что Мышелов едва удержался на ногах.
Схватив за руку своего приятеля, который ошеломленно стоял и пялил
глаза в пространство. Мышелов понесся с ним прочь от зеленого холма и
озера.
Через дюжину ударов сердца расплавленная лава уже затопила алтарь и
потекла дальше. Багровые капли долетали даже до бежавших со всех ног
Фафхрда и Мышелова, огненными стрелами проносясь над ними. Несколько
капель угодили в цель, и Мышелову пришлось срочно гасить небольшой пожар
прямо на спине у друга.
Мышелов на бегу оглянулся на холм. Тот еще плевался огнем и истекал
багровыми ручейками, но тем не менее казался отяжелевшим, словно жизненные
силы покинули его на время, а может, и навсегда.
Когда приятели наконец остановились, Фафхрд с глупым видом взглянул
на свою левую руку и заявил:
- Эй, Мышелов, я порезал большой палец. У меня течет кровь.
- У зеленого холма тоже, - глядя назад, заметил Мышелов. - И я рад,
что от потери крови он, похоже, умрет.
8. КОГТИ ИЗ ТЬМЫ
Над залитым лунным светом Ланкмаром навис страх. Словно туман,
вползал он на широкие улицы и в извилистые переулки и просочился даже на
затейливо петляющую и похожую на щель улочку, где коптящий фонарь освещал
вход в таверну "Серебряный угорь".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
странную схватку - словно бы стоя на месте, поскольку все трое двигались с
одинаковой скоростью. Какое-то время Мышелов даже скользил задом наперед,
с трудом парируя удары самодельных копий своим коротким клинком.
Но двое на одного - расклад всегда непростой, а на сей раз он мог бы
оказаться просто фатальным, если бы в последний момент не появился Фафхрд:
он заметил где-то небольшой уклон, набрал на нем скорость и теперь летел
во весь дух, размахивая над головой мечом. Он пронесся за спинами у
жрецов, и две головы продолжали скользить по льду, но уже отдельно от
туловищ.
Однако и Северянину грозила неизбежная гибель: последний черный жрец,
быть может, благодаря весу своего ледяного копья, настигал Фафхрда, летя с
еще большей скоростью, и неминуемо пронзил бы его, если бы Мышелов не
отбил громадную сосульку вверх, держа Скальпель обеими руками, и в
результате ее острие лишь взъерошило рыжие развевающие волосы Фафхрда.
И в следующее же мгновение все трое влетели в ледяной белый туман.
Последним, что успел увидеть Мышелов, была несущаяся вперед голова Фафхрда
- туман приходился Северянину в тот миг как раз по шею. А затем и Мышелов
полностью погрузился в молочную пелену.
Было очень странно и неприятно нестись в этом белом дыму,
чувствовать, как к щекам прилипают кристаллики льда, и не знать, в какую
секунду ты налетишь на невидимую преграду. Мышелов слышал, как кто-то
хрипло заворчал - кажется, это был Фафхрд, - и одновременно звонкий удар,
как будто сломалось копье-сосулька, за которым последовал тихий и скорбный
стон. Вслед за этим Мышелов почувствовал, что достиг дна впадины и едет
вверх, а еще через секунду он вынырнул из тумана на красновато-желтый
дневной свет и, подкатившись к мягкому сугробу, дико расхохотался от
внезапного облегчения. Только через несколько мгновений он обнаружил, что
Фафхрд, тоже сотрясаясь от смеха, лежит рядом с ним в снегу.
Северянин взглянул на Мышелова, и тот сделал вопросительный жест в
сторону оставшегося позади тумана. Фафхрд утвердительно кивнул.
- Последний жрец мертв. Не осталось ни одного! - радостно
провозгласил Мышелов, растянувшись на снегу, словно это была пуховая
перина. Теперь он думал лишь о том, чтобы побыстрее найти пещеру - он не
сомневался, что какая-нибудь да отыщется - и как следует отдохнуть.
Но оказалось, что в голове у Фафхрда совсем другое, а сам он так и
кипит от избытка энергии. Им следует не расслабляться и непременно идти до
самого заката, говорил Северянин, рисуя такие заманчивые перспективы
выбраться из Стылых Пустошей к завтрашнему дню или даже еще раньше, что
Мышелов через какое-то время обнаружил следующее: он сам послушно шагает
за своим могучим другом и то и дело удивляется, как тому удается держаться
нужного направления в этом хаосе льда, снега и кучевых облаков крайне
неприятного оттенка. Не могли Стылые Пустоши быть местом детских игр
Фафхрда, думал Мышелов, внутренне содрогаясь при мысли, что ребенок
способен резвиться в подобном месте.
Сумерки спустились прежде, чем они успели добраться до обещанного
Фафхрдом леса, и Мышелов настоял на том, чтобы найти место для ночлега. Но
на этот раз пещера что-то не попадалась. Было уже почти темно, когда
Фафхрд заметил скалистую расщелину с кучкой чахлых деревьев, что обещало
по крайней мере топливо и сносное укрытие от ветра.
Однако оказалось, что дерево вряд ли понадобятся: совсем рядом друзья
обнаружили выход черного угольного пласта, очень похожего на предыдущий.
Но едва Фафхрд радостно занес топор, как черный пласт ожил и бросился
на него с кинжалом, метя прямо в живот.
Жизнь Фафхрду спасли его молниеносная реакция и неутомимость. Он
втянул живот и увернулся с проворством, поразившим даже Мышелова, после
чего обрушил топор на голову нападавшего. Приземистая черная фигурка
задергала конечностями и вскоре затихла. Хохот Фафхрда прозвучал, словно
раскат грома.
- Ну что, Мышелов, будем считать его черным жрецом номер ноль? -
поинтересовался он.
Но Мышелов не видел особых причин для веселья. Его опять стала
одолевать тревога. Если они просчитались на одного жреца - скажем, на
того, который скатился с горы в снежном коме, или на другого, вроде бы
убитого в тумане, - то почему они не могли просчитаться и на второго? Да и
как они могли быть так уверены, лишь прочитав древнюю надпись, что черных
жрецов всего семь? А если признать, что их могло быть и восемь, то почему
тогда не девять, десять или даже двадцать?
Но Фафхрд лишь хмыкал в ответ, продолжая рубить дрова и подкладывать
их в гудящий костер. И хотя Мышелов понимал, что костер на много миль
вокруг объявит об их появлении, он был так благодарен за тепло, что не
стал судить Фафхрда очень уж строго. А когда они согрелись и поели
оставшегося с утра жареного мяса, на Мышелова навалилась столь приятная
усталость, что он завернулся в плащ и вознамерился тут же лечь спать.
Однако Фафхрд как назло извлек из мешка алмаз и принялся рассматривать его
в свете костра, поэтому Мышелову волей-неволей пришлось приоткрыть один
глаз.
Но на этот раз Фафхрд, казалось, не собирался входить в транс.
Усмехаясь вполне трезво и даже несколько алчно, он так и сяк крутил
камень, словно любовался его игрой и одновременно прикидывал, сколько
квадратных ланкмарских золотых за него могут дать.
Мышелов успокоился, хотя и почувствовал легкое раздражение.
- Убери ты его, Фафхрд, - бросил он другу.
Фафхрд перестал вертеть камень, и один из лучей сверкнул прямо в
глаза Мышелова. Тот вздрогнул: на какое-то мгновение он ясно ощутил, что
камень смотрит на него осмысленно и злобно.
Но Фафхрд послушно сунул алмаз обратно в мешок и с
полуулыбкой-полузевком тоже завернулся в плащ и лег. Постепенно вид
пляшущих языков пламени успокоил как суеверные, так и вполне оправданные
страхи Мышелова, и он уснул.
Следующее, что осознал Мышелов, было ощущение, будто его грубо
швырнули в густую траву, на ощупь неприятно напоминающую мех. Голова у
него раскалывалась, вокруг мерцало желто-багровое сияние, которое
пронизывало его ослепительными лучами. До Мышелова не сразу дошло, что это
мерцание реально и находится вне его гудящего черепа, а не внутри.
В надежде оглядеться он поднял голову, и ее тут же охватила
нестерпимая боль. Однако, сжав зубы, Мышелов все же решил выяснить, где он
находится.
Оказалось, что он лежит на бугристом, поросшем темной растительностью
берегу озерца с водой, похожей на кислоту, напротив зеленого холма. В
ночном небе горело северное сияние, а из похожей на рот щели в склоне
холма, теперь широко отверзтой, клубами вырывался красный пар, словно это
с трудом дышал человек. Разноцветное освещение делало чудовищные лики
холма совершенно живыми, их рты кривились, а глаза сверкали, как будто в
каждый было вставлено по бриллианту. Всего в нескольких футах от Мышелова,
у приземистого каменного столба, который действительно оказался чем-то
вроде резного алтаря с чашей наверху, застыл Фафхрд. Северянин пел что-то
на каком-то хрюкающем языке - Мышелов такого не знал и никогда не слышал,
чтобы приятель им пользовался.
Мышелов с трудом сел. Бережно ощупал голову и над правым ухом
обнаружил громадную шишку. Тем временем Фафхрд высек над чашей огонь -
очевидно, с помощью камня и кинжала - и из нее взметнулся к небу столб
багрового пламени. Мышелов увидел, что глаза у Северянина плотно
зажмурены, а в руке он держит алмазный глаз.
И тут Мышелов понял, что глаз этот был гораздо мудрее черных жрецов,
служивших холму-идолу. Они, как и многие жрецы, были слишком фанатичны и
по уму даже в подметки не годились своему божеству. Пока они пытались
вернуть украденный глаз и уничтожить воров, алмазное око прекрасно
позаботилось о себе само. Оно заворожило Фафхрда и заставило его пойти
круговым путем, который привел его и Мышелова к мстительному зеленому
холму. На последнем отрезке пути оно даже ускорило события, вынудив
Фафхрда оглушить сильным ударом спящего Мышелова и идти всю ночь, неся его
на руках.
К тому же алмазный глаз был гораздо дальновиднее и целеустремленнее
своих жрецов. У него явно была более серьезная цель, нежели просто быть
возвращенным идолу. Иначе зачем же ему было заставлять Фафхрда сохранить
жизнь Мышелову и взять его с собой? Око хотело каким-то образом
использовать их обоих. В затуманенном мозгу Мышелова всплыла фраза,
которую он слышал из уст Фафхрда позапрошлой ночью: "Но чтобы принять
человеческое обличье, этой земле нужна кровь героев".
Тяжко ворочая в отупелом мозгу все эти мысли, Мышелов увидел, что
Фафхрд приближается к нему с алмазным глазом в одной руке и обнаженным
мечом в другой, однако с обезоруживающей улыбкой на незрячем лице.
- Пошли, Мышелов, - ласково проговорил он, - настало время пересечь
озеро, взобраться на холм, ощутить на себе прикосновение высочайших уст и
смешать свою кровь с горячей кровью Невона. Тогда мы воплотимся в каменных
гигантов, которые только еще должны появиться на свет, и вкусим в их
обличье радость, когда будем сокрушать города, попирать ногами армии и
вытаптывать посевы.
Услышав эти безумные речи. Мышелов сбросил оцепенение и решил
действовать, не обращая внимания на мерцание небес и холма. Он выхватил из
ножен Скальпель и, бросившись на Фафхрда, сделал замысловатый выпад с
поворотом, благодаря которому меч Фафхрда непременно должен был вылететь у
него из пальцев - тем более, что глаза Северянина были все еще крепко
зажмурены.
Однако Фафхрд уклонился от молниеносного выпада с легкостью, с какою
взрослый уклоняется от слабенького удара детской ручонки, после чего,
печально улыбнувшись, неуловимым движением направил свой клинок прямо в
горло Мышелову, и тот избежал гибели лишь благодаря отчаянному и
совершенно фантастическому сальто назад.
Прыгнуть ему пришлось в сторону озера. И тут же Фафхрд стал
наступать, держась при этом весьма уверенно и нагло. Его светлокожее лицо
излучало невыразимое презрение. Гораздо более тяжелый меч Северянина
двигался так же непринужденно, как Скальпель, выписывая сверкающие
арабески выпадов и ударов, которые заставляли Мышелова отступать все
дальше, дальше и дальше.
Все это время глаза Фафхрда оставались закрытыми. И только оказавшись
на самом берегу озера, Мышелов все понял. За Северянина смотрел алмазный
глаз, который тот держал в левой руке. Со змеиной внимательностью он
следил за каждым движением Скальпеля.
И вот, продолжая маневрировать на скользком берегу совершенно
зеркального озера под желто-багровую пульсацию небес и тяжкое дыхание
зеленого холма. Мышелов в очередной раз увернулся от грозного клинка
Фафхрда, сделал нырок и неожиданно нанес сильнейший удар по алмазному оку.
Меч Северянина просвистел у него прямо над головой.
Алмазный глаз после удара рассыпался в белую пыль.
Черная мохнатая земля под ногами испустила мучительный стон.
Зеленый холм взорвался зловещим алым пламенем и взметнул к
исшрамленному ночному небу столб расплавленной каменной породы вдвое выше
себя самого, так что Мышелов едва удержался на ногах.
Схватив за руку своего приятеля, который ошеломленно стоял и пялил
глаза в пространство. Мышелов понесся с ним прочь от зеленого холма и
озера.
Через дюжину ударов сердца расплавленная лава уже затопила алтарь и
потекла дальше. Багровые капли долетали даже до бежавших со всех ног
Фафхрда и Мышелова, огненными стрелами проносясь над ними. Несколько
капель угодили в цель, и Мышелову пришлось срочно гасить небольшой пожар
прямо на спине у друга.
Мышелов на бегу оглянулся на холм. Тот еще плевался огнем и истекал
багровыми ручейками, но тем не менее казался отяжелевшим, словно жизненные
силы покинули его на время, а может, и навсегда.
Когда приятели наконец остановились, Фафхрд с глупым видом взглянул
на свою левую руку и заявил:
- Эй, Мышелов, я порезал большой палец. У меня течет кровь.
- У зеленого холма тоже, - глядя назад, заметил Мышелов. - И я рад,
что от потери крови он, похоже, умрет.
8. КОГТИ ИЗ ТЬМЫ
Над залитым лунным светом Ланкмаром навис страх. Словно туман,
вползал он на широкие улицы и в извилистые переулки и просочился даже на
затейливо петляющую и похожую на щель улочку, где коптящий фонарь освещал
вход в таверну "Серебряный угорь".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38