Автомобиль начал катиться вниз, и Гарет легко вскочил на броню; зажав в зубах сигару, он насмешливо приветствовал всадников, а броневик постепенно набирал скорость. Ни Гарет, ни Вики не произнесли ни слова, пока не съехали вниз километра на три.
И только тогда, не отрывая глаз от дороги, Вики сказала Гарету, который стоял над ней в башне:
— Вы даже не испугались…
— Да что вы, старушка, отчаянно струсил.
— А я однажды назвала вас трусом.
— Было дело.
— Как вы сюда попали?
— Объезжал наши оборонительные рубежи против развеселых эритрейцев. Увидел, как ваши преданные телохранители улепетывают, и решил посмотреть, в чем тут дело.
Слезы застилали Вики глаза, и она вынуждена была нажать на тормоз. Наконец, сама не зная, как это случилось, она оказалась в объятиях Гарета и прижалась к нему всем телом, содрогаясь от рыданий.
— Господи, Гарет, как же я вас отблагодарю за это?
— Не беспокойтесь, что-нибудь придумаем, — прошептал он, сжимая ее в опытных руках, в которых было так спокойно и восхитительно безопасно. Она потянулась губами к его губам и вдруг с изумлением заметила на его лице, в его голубых, обычно насмешливых глазах выражение такой нежности, какую, она думала, Гарет вообще не способен испытывать.
И его губы тоже оказались на удивление теплыми и мягкими, от них пахло мужчиной и горьким ароматом его сигар. Никогда прежде она не понимала, насколько он высок, крепок и насколько сильны его руки. Вики последний раз всхлипнула, потом вздохнула и слегка вздрогнула от охватившего ее желания, подобного которому она не испытывала никогда в жизни.
На секунду в ней проснулся журналист, который попытался определить, откуда вдруг взялась такая внезапная страсть. Она отдавала себе отчет в том, что ее источник находится в кошмарах бессонной ночи, в дневной усталости и в пережитых ужасах. Но потом она бросила анализировать и целиком отдалась желанию.
Армия раса расположилась у начала ущелья Сарди в акациевом лесу, лагерь занимал почти шесть с половиной километров, и над этим скоплением людей и животных стоял ровный гул, как над ульем в полдень, вился голубой дым костров, витали запахи, порожденные жизнедеятельностью тысяч организмов.
Джейк и Гарет выбрали для себя место подальше от основного лагеря, в более густых акациевых зарослях, чуть ниже водопада, которым заканчивалось русло реки Сарди по ущелью, рядом с вечно кипящим от его струй водоемом, где Вики наконец могла смыть с тела грязь и освободиться от нечистых мыслей.
Уже почти совсем стемнело, когда с закрученными в полотенце волосами, держа в руке сумку с туалетными принадлежностями, она подошла вновь к палатке. Гарет сидел на бревне у костра. Он следил за жарившимися на угольях кусками мяса, вырезанными из туши только что заколотого быка. Гарет подвинулся, освобождая для нее место на бревне, протянул ей тепловатое шотландское виски и тепловатую воду в оловянной кружке. Она с благодарностью взяла то и другое, выпила, и ей показалось, что ничего вкуснее она не пробовала никогда в жизни.
Они сидели рядом, но не касались друг друга и молча наблюдали за быстрым наступлением африканской ночи. Они были одни, и слабый шум голосов, доносившихся из основного лагеря, только подчеркивал их уединение.
Джейк, старый рас и Грегориус на двух броневиках и в сопровождении отряда на верховых верблюдах отправились на разведку к Колодцам Халди. Джейк собирался еще поучить новых воинов обращению с пулеметами «викерс». Гарета, как главного военного специалиста, оставили в лагере с тем, чтобы он определил места, где можно будет занять оборонительные рубежи, если превосходящие силы противника вынудят их отступить в ущелье. Именно этим он и занимался, когда столкнулся с Вики и всадниками-галла.
Теперь, сидя у костра под быстро потемневшим небом, которое наполовину заслоняли горы, под сиявшими над ними звездами, Вики испытывала чувство полного умиротворения, прониклась арабской покорностью судьбе — сама судьба, казалось, подстроила это уединение, и, чтобы избежать его, потребовались бы слишком большие усилия.
Их уединение было словно бы предопределено. Физическое возбуждение и чувство сопричастности, которое Вики испытала раньше, когда они спасались от дикой орды галла, не исчезли до сих пор, сообщая телу и уму какую-то неестественную легкость.
Она съела немного жареного мяса, почти не ощущая его вкуса и не глядя на сидевшего рядом мужчину. Однако, устремив мечтательный взор в бриллиантовые искры звезд над черными вершинами, она чувствовала его, он был так близко, что, хотя они по-прежнему не касались друг друга, она ощущала тепло его руки, ласкающее, как ветер пустыни. Чувствовала она и его устремленный на нее взгляд, спокойный, но такой властный, что она больше не могла притворяться, будто не замечает его, повернула голову и смело встретилась с ним глазами.
Красноватый отсвет углей падал на чистые правильные черты его лица, золотил еще ярче темное золото его волос. В ту минуту ей казалось, что более красивого человека она не видела никогда в жизни, и ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы отвести от него глаза.
Когда она встала и пошла прочь от костра, сердце в груди у нее билось, как дикий зверь в клетке, а в ушах стоял звон.
Сквозь брезент ее палатки проникал свет костра, и она не стала зажигать фонарь, медленно разделась в полутьме и аккуратно повесила одежду на складной стул у входа. Затем легла на узкую койку, спине и ягодицам было жестко на грубом шерстяном одеяле. Каждый вдох давался ей с трудом, она вытянулась, прижав руки к бокам, потом поправила единственную тонкую подушку под головой и, не то испуганная, не то ликующая, лежала, глядя на собственное тело, которого никогда раньше не ощущала с такой остротой. Она смотрела даже с некоторым недоумением, как при каждом вздохе менялась форма ее тяжелых круглых грудей, как постепенно твердели и темнели соски, наливаясь болью.
Она слышала его приближавшиеся к палатке шаги, дыхание ее пресеклось, и Вики подумала, что так можно задохнуться и умереть. Потом клапан палатки распахнулся, и он вошел.
Она инстинктивно одной рукой прикрыла грудь, другой, раздвинув пальцы, — пушистый треугольник внизу живота.
Он стоял молча, только силуэт его вырисовывался на освещенном костром брезенте. К ней вернулось дыхание, короткое и прерывистое.
Казалось, он будет так стоять всегда, стоять, смотреть и молчать. Под этим испытующим взглядом она почувствовала, как мурашки побежали у нее по рукам и бедрам. Потом он расстегнул рубашку и уронил ее на землю. Отсветы костра играли на его прекрасных мускулистых руках, когда же он сделал шаг вперед, облили его золотым блеском, в котором весь он засиял, как влажный мрамор.
Наконец он подошел к ее постели, и она удивилась, что мужское тело может быть таким стройным и гибким, таким изящным и соразмерным, и вдруг вспомнила, что похожее благоговение испытала, стоя перед Давидом Микеланджело.
Она вскинула руки, которыми прикрывала свою наготу, вскинула их словно молящим жестом и притянула его к себе.
Среди ночи она проснулась. Костер снаружи погас, зато яркая белая луна выплыла из-за гор и изливала свой серебристый свет прямо над ними.
Странный белый свет смыл с лица спавшего Гарета все краски. Теперь он был бледен, как статуя или труп, и ощущения Вики вдруг изменились. Где-то в мозгу поселилась темная тяжесть.
Осознав это, она поняла — это чувство вины. Ее охватил гнев на общество, которое взвалило на нее это чувство. Почему она не может радоваться близости с мужчиной, почему не может свободно следовать зову природы без этих никому не нужных угрызений.
Она осторожно приподнялась на локте, чтобы не потревожить лежавшего с ней рядом мужчину, и принялась изучать его лицо, размышляя об этом новом для нее чувстве вины и о том чувстве, которое она испытывала к Гарету. Мало-помалу она осознала, что оба эти чувства связаны неразрывно. В ее чувстве к Гарету Суэйлзу не было подлинной глубины. Ее влекло к нему только предательское чувство усталости и реакция, порожденная страхом и ужасом. Вина, которую она испытывала, была следствием недостаточности чувства, и она вдруг ощутила неловкость и грусть.
Вики снова вытянулась рядом с прекрасным телом, но немного отодвинулась, чтобы не касаться его. Она знала, что всем живым существам становится грустно после любви, но ей казалось, что ее грусть больше, чем это обычно бывает.
Сама не зная почему, Вики вдруг вспомнила о Джейке Бартоне, и ей стало еще тоскливее. Заснула она нескоро и проспала долго. Когда же пробудилась, солнце уже светило сквозь брезент, а за стенами палатки слышались голоса и шум моторов.
Толком еще не проснувшись, она рывком села на постели, прижала к груди одеяло, тараща глаза, как сова. Вики увидела, что на койке она одна. Только и осталось от прошедшей ночи, что вмятина постели, тепло Гарета и тоскливая боль, которую она поторопилась загнать поглубже.
Впереди ехал Джейк на «Свинке Присцилле». Теперь она была уже не белая, не было на ней и эмблемы Международного Красного Креста. Она была выкрашена песочного цвета краской с буро-коричневыми пятнами для маскировки, которые смазывали четкие очертания корпуса и башни. Из башни воинственно торчал толстый ствол пулемета «викерс».
Башню опоясывали зеленая, желтая и красная полосы — цвета национального флага Эфиопии, ниже расположилось голубое поле с изображением льва — родовой герб старого раса, и все это было покрыто плотным слоем тонкой красной пыли.
Следом за «Свинкой Присциллой», привязанная к ней крепким канатом, двигалась «Тенастелин» — броневик Грегориуса, выкрашенный так же, как и «Свинка», с развевающимися флагами Эфиопии и раса, полная смертоносного груза. Но несмотря на весь этот воинственный антураж, вид у машины был понурый, ее бесславно втащили в лагерь, и внутри у нее что-то устрашающе лязгало и грохотало. Это и заставило Гарета Суэйлза полуодетым выскочить из своей палатки и свирепо крикнуть Джейку, как только его голова появилась в люке:
— Что там, к черту, еще стряслось?
Джейк побагровел и перекосился от ярости.
— Этот старый… — И, за нехваткой подходящих слов, указал большим пальцем назад, на Раса, который гордо восседал на башне искалеченной машины, явно не испытывая никаких угрызений совести и радостно улыбаясь Гарету. — Ему, видишь ли, мало было расстрелять тысячу пулеметных лент, нет, старому козлу понадобилось еще выгнать Грегориуса с водительского места и устроить нам такое зрелище, которое очень недурно смотрелось бы где-нибудь в Индианополисе!
— Бог ты мой! — простонал Гарет.
— Как вы поживаете? — бодро крикнул рас, словно принимал как должное восхищение своими подвигами.
— Почему ты его не остановил? — рявкнул Гарет.
— Остановить его! Господи Иисусе, а ты пробовал остановить взбешенного носорога?! Я Бог знает сколько времени гонялся за ним, пока мне удалось его перехватить!
— Что с машиной?
— Полетела коробка передач, вышло из строя зажигание, а что еще — не знаю, духу не хватило посмотреть.
Джейк устало вылез из машины и поднял защитные очки. Красная пыль забилась в его густые волосы, осела на щетине, но под очками кожа осталась чистой, и это придавало ему вид невинного ребенка с широко открытыми глазами. Он принялся стряхивать пыль с рубашки и брюк, продолжая поносить счастливо улыбавшегося раса.
— Старый болван доволен, как свинья, дорвавшаяся до грязной лужи. Разведка боем! Надо же… Цирк, мать его…
В эту минуту Джейк заметил Вики, и все его бешенство как рукой сняло, на лице появилось выражение откровенного восторга, и она почувствовала, как в ней снова зашевелилось чувство глубокой вины, от которого даже похолодело в животе.
— Вики! — воскликнул Джейк. — Господи, как я за вас беспокоился!
Занявшись приготовлением пищи у костра, Вики сумела несколько освободиться от угрызений совести. Прекрасно играя роль хозяйки, она приготовила мужчинам лепешки, жареное мясо, остатки картошки, которую они везли с собой, и яйца размером с голубиные, снесенные местными сухопарыми курами. Стол она накрыла под акациями, на нежарком утреннем солнце.
Пока она готовила, Джейк излагал результаты рекогносцировки:
— Когда рас вволю настрелялся из «викерса», используя в качестве мишеней все деревья и скалы, мимо которых мы проезжали, и оставив нас почти без боезапаса, мы все-таки сумели свернуть на север и шли на первой передаче, чтобы не подымать слишком много пыли. Скоро мы нашли удобное местечко, откуда была хорошо видна дорога из Массауы к Колодцам. Там — усиленное движение, большая часть грузовиков идет с моторизованным конвоем, но долго там оставаться мы не могли, потому что рас, Боже, благослови его миролюбивую душу, возжелал продолжить учебные стрельбы уже по живым мишеням. Остановить его было нелегко, скажу я вам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61