Выйдя на улицу, Эрик увидел мать. Она стояла у двери и смотрела в ночное небо, полное звезд. Все три луны уже зашли — редкий случай, — и вид звездного неба действительно стоил того, чтобы им залюбоваться.
— Мама, — тихо сказал Эрик.
— Побудь со мной, — мягко произнесла она, и это была просьба, а не приказ. — В такую же ночь я встретила твоего отца.
Эрик слыхал эту историю и раньше, но понимал, что его мать по-прежнему борется с чем-то, что нахлынуло на нее во время разговора с кузнецом. И хотя он не знал в точности, что происходит, но чувствовал, что ей надо выговориться. Он сел на ступеньки, а Фрейда продолжала стоять.
— Это был его первый приезд в Равенсбург после того, как он получил титул. Его отец умер за два года до этого. Выпив на приеме, устроенном в его честь в Собрании, Отто вышел прогуляться и освежить голову. Он был дерзок тогда и быстро покончил с этикетом, приказав охране и слугам оставить его одного. — Фрейда глядела в ночь, призывая воспоминания. — Я вместе с другими девушками пришла к фонтану, чтобы пококетничать с парнями. — Вспомнив прошлый приезд барона и компанию у фонтана, Эрик подумал, что это старая традиция. — Барон вошел в свет факелов, и мы вдруг почувствовали себя кучкой робких малышей. — Эрик увидел, как сверкнули глаза матери, и уловил отголосок того огня, который покорял сердца мужчин задолго до его появления на свет. — Я испугалась, как и все, но была слишком горда, чтобы это показать. — Она улыбнулась, хотя и невесело, — и годы упали с нее. А Эрик живо представил себе то потрясение, которое испытал подвыпивший барон, увидев у фонтана прекрасную Фрейду. — У него были изысканные манеры, у него был титул, у него было богатство; а еще в нем была какая-то искренность: мальчишка, который так же боится получить отказ, как и другие парни. Ему было двадцать пять, но выглядел он моложе. И все же он увлек меня нежными словами и озорной, но опасной иронией, скрытой в них. Не прошло и часа, как в саду под яблоней я отдалась ему. — Она вздохнула, и Эрик вновь увидел перед собой юную девушку, а не ту несгибаемую женщину, которую знал всю жизнь. — Обо мне болтали всякое, но на самом деле я никогда не знала другого мужчины. А он знал других женщин, потому что действовал уверенно — но он был ласков и нежен. И он любил. — Фрейда взглянула на сына. — В ночи, под звездами, он говорил о любви, но настал день, и я подумала, что больше никогда его не увижу. Я сказала себе: вот еще одна простушка, которая не смогла справиться с чарами дворянина. Но, вопреки всем моим рассуждениям, он приехал ко мне месяц спустя, вечером, один, и лошадь его была вся в пене от быстрой скачки. Закутавшись в широкий плащ, он проскользнул в трактир — а мы как раз готовились к вечернему наплыву, — нашел меня и заставил выйти. Только тогда я узнала, кто скрывался под этим плащом. К моему удивлению, он признался в любви и попросил моей руки. — Фрейда издала горьковатый смешок.
— Я назвала его сумасшедшим и убежала. А когда, уже ближе к ночи, вернулась, то увидела, что он ждет на том же самом месте, как простой горожанин. Он опять заговорил о своей любви, и опять я сказала ему, что он лишился рассудка. — В глазах ее показались слезы. — Он рассмеялся и сказал, что да, похоже на то, а потом взял меня за руку и, глядя в глаза, поцеловал — и этот поцелуй меня убедил. И еще я поняла, почему пошла за ним первый раз — не из-за его титула и не из-за его чар — а потому, что я полюбила его. Он предупредил меня, что никто не должен знать о нашей любви, пока он не съездит в Рилланон и не обратится к королю Лайэму за разрешением на брак, ибо обычай обязывал его получить разрешение своего сеньора. А чтобы скрепить нашу любовь и оградить меня от других претендентов, мы обручились в маленькой церквушке, построенной для сборщиков урожая. Наши обеты принял странствующий монах, который с рассветом покинул город. Монах обещал никому не говорить о церемонии, пока Отто не разрешит, и оставил нас вдвоем, а утром Отто ускакал, чтобы получить аудиенцию у короля. — На мгновение Фрейда умолкла; потом в ее голосе вновь появилась знакомая горечь. — Отто больше не вернулся. Он прислал гонца, твоего приятеля Оуэна Грейлока с известием, что король отказал в разрешении и велел ему взять в жены дочь герцога Райского. «Для блага Королевства», — сказал Грейлок. Еще он сказал, что король отдал повеление Великому Храму Дэйлы в Рилланоне объявить наше обручение недействительным, а документы опечатать королевской печатью, чтобы не ущемить прав Матильды и ее будущих сыновей. — Слезы катились по ее щекам. — А мне Оуэн посоветовал найти хорошего человека и забыть Отто… Когда я сказала ему, что жду ребенка, добрый мастер Грейлок был потрясен. — Фрейда вздохнула и взяла сына за руку. — Пока не пришло время рожать, все судачили о том, кто твой отец, этот торговец или тот виноградарь. Но когда ты родился, то быстро стал копией своего отца в детстве, и никто не усомнился в том, что ты сын Отто. Даже он никогда не отрицал этого публично. — Эрик слышал этот рассказ дюжину раз, но с такими подробностями — впервые. И он никогда не задумывался о том, что мать когда-то была юной влюбленной девушкой, и о том чувстве горького разочарования, которое она испытала, когда стало известно, что Отто женился на Матильде. Впрочем, после драки кулаками не машут.
— Однако и сыном он меня тоже не признавал, — сказал Эрик вслух.
— Правда, — согласилась мать. — И все же кое-что он тебе оставил: свое имя, фон Даркмур. Ты вправе честно его носить, и если кто-нибудь попробует упрекнуть тебя, ты можешь посмотреть в глаза этому человеку и ответить: «Даже Отто, барон фон Даркмур, не оспаривал моих прав на это имя».
Эрик неловко взял мать за руку. Она взглянула на него и улыбнулась своей обычной, ненатуральной и неприступной, улыбкой — только сейчас в ней угадывалось немного теплоты.
— Этот Натан — похоже, он неплохой человек. Постарайся побольше перенять у него, ибо своего законного наследства ты никогда не получишь.
— Мама, это был только сон. Я не разбираюсь в политике, но из того, что я слышал за столиками, нетрудно сделать вывод, что если бы той ночью вас обвенчал сам Верховный Жрец Дэйлы, с этим тоже бы не посчитались. По причинам, о которых знает только он сам, король пожелал, чтобы мой отец женился на дочери герцога Ранского. Так было, и иначе быть не могло. — Эрик встал. — Первое время мне надо будет постоянно быть возле Натана, чтобы он узнал, что я умею, а я понял, чего он от меня хочет. Я думаю, ты права: он хороший человек. Он мог бы меня выгнать, но, кажется, старается поступить со мной по справедливости.
Неожиданно для себя самой Фрейда крепко обняла сына.
— Сынок, я люблю тебя, — прошептала она. Эрик застыл в растерянности. Фрейда отпустила его и быстро ушла в кухню, закрыв за собой дверь.
Эрик постоял еще немного, потом медленно повернулся и пошел к амбару.
***
Миновало время, и жизнь в трактире «Шилохвость» вошла в обычную колею. Натан быстро освоился, и через некоторое время уже стало трудно вспомнить, как выглядел трактир, когда кузнецом был Тиндаль. Для Эрика Натан оказался просто кладезем знаний, поскольку Тиндаль был неплохим кузнецом, но звезд с неба не хватал, а Натан знал множество секретов и умел делать необычные вещи, едва ли не шедевры. Кроме того, он в свое время был личным оружейником барона Толберта в Тьюлане, а эта область кузнечного мастерства была Эрику практически неизвестна.
В один прекрасный день, когда они с Натаном ковали новый лемех для местного земледельца, внимание Эрика отвлек цокот копыт по камням, а потом из-за амбара появилась тощая фигура Оуэна Грейлока, мечмастера барона.
Натан снял с наковальни лемех и опустил в воду, а Эрик подошел к лошади и придержал ее за уздечку, пока Грейлок спешивался.
— Мечмастер! — воскликнул Эрик. — Неужели она опять захромала?
— Нет, — ответил Оуэн и жестом предложил Эрику самому в этом убедиться.
Эрик поднял лошади левую переднюю ногу, но тут подошел Натан и отстранил его.
— Это та самая, о которой ты мне говорил?
Эрик кивнул.
— Так ты говоришь, это опорное сухожилие?
Грейлок одобрительно взглянул на Эрика, а тот сказал:
— Да, ковальмастер. Она его слегка потянула.
— Слегка! — хмыкнул Грейлок. Ровно подстриженные короткие волосы и строгая челка добавляли суровости его угловатому лицу, а улыбка, открывающая кривые желтые зубы, делала его еще менее привлекательным. — Я бы сказал, ковальмастер, что нога совсем распухла. Раздулась, как мое бедро, и кобыла просто не могла на нее ступить. Я уж было собрался отправить ее на живодерню. Но у Эрика свои методы, и мне уже случалось видеть чудеса, которые он творит. Я понадеялся на него, и парень не подвел. — Грейлок в притворном изумлении покачал головой:
— Он говорит, слегка. Этот парень слишком скромно оценивает свою работу.
— И как тебе это удалось? — спросил Натан Эрика.
— Сначала я делал на ногу компрессы. Жрец-лекарь из храма Килианы варит отличную мазь, которая разогревает кожу. Потом я начал ее прогуливать и не давал напрягать ногу, хотя она и упрямилась. Она была очень недовольна и пару раз пыталась взбунтоваться, но я обмотал ее нос цепью с распорками и дал понять, что не потерплю этого. — Эрик протянул руку и похлопал кобылу по морде. — Мы с ней подружились.
Натан в изумлении покачал головой:
— Мечмастер, я здесь четыре месяца и много слышал о тех чудесах, что этот парень творит с лошадьми. Но я считал это обычным желанием горожан заиметь свою местную знаменитость. — Повернувшись к Эрику, он улыбнулся и положил руку ему на плечо. — Мне нелегко признать это, парень, но, возможно, тебе следует бросить кузнечное дело и посвятить себя лечению лошадей. Честно говоря, я совершенно не разбираюсь в лошадях, хотя своим умением их подковывать могу поспорить с любым, но даже мне ясно, что эта лошадь абсолютно здорова и никаких следов травмы не видно.
— Полезное умение, что и говорить, да и мне нравится выхаживать лошадей, но такой гильдии нет… — сказал Эрик. Натан был вынужден согласиться.
— Твоя правда. Гильдия — это могучая крепость, и способна укрыть тебя, когда никакое умение не сможет спасти человека от… — внезапно он вспомнил, что рядом стоит меч-мастер барона, — ..уймы неожиданностей.
Эрик улыбнулся. Он знал, что кузнец имеет в виду давнюю вражду между дворянством и гильдиями. Когда гильдии только-только организовывались, их задачей было всего лишь аттестовать представителей тех или иных ремесел, чтобы обеспечить хотя бы минимальный уровень качества работ и профессионализма. Но за сто лет своего существования гильдии превратились в определенную политическую силу и даже имели собственные суды и сами судили своих членов. Все это сильно раздражало короля и прочих нобилей, но дворянство слишком зависело от гарантий качества, предоставляемых гильдиями, и потому позволяло себе лишь утонченное презрение к этим неблагородным организациям. А гильдии неукоснительно вставали на защиту ремесленников, особенно когда где-нибудь находился мелкопоместный эрл или барон, считающий, что благодаря своему титулу он имеет полное право не платить долги.
— Что привело вас в Равенсбург, мечмастер? — отвлек Эрик внимание Грейлока.
Серьезное лицо Грейлока помрачнело.
— Ты, Эрик. Твой отец направляется в Крондор по государственным делам. Он будет здесь вечером. Я приехал раньше, чтобы…
— Чтобы попросить меня убедить мать оставить его в покое?
Грейлок кивнул:
— Он очень плох, Эрик. Ему вообще не следовало бы предпринимать эту поездку, и…
— Я сделаю все, что в моих силах, — перебил Эрик, зная, что если Фрейда вобьет себе в голову повторить свое прошлое выступление, никто и ничто ее не остановит. — В конце концов она свихнется от мысли сделать меня следующим бароном.
Грейлок недовольно поморщился.
— Мне бы не хотелось обсуждать эту тему. — Потом его лицо смягчилось. — Выслушай меня внимательно. Если сможешь, перед закатом будь на повороте дороги к востоку от города, там, где кончается овечье пастбище и начинается первый виноградник.
— Зачем?
— Я не могу сказать тебе, но это важно.
— Оуэн, если мой отец так плох, почему он едет в Крондор?
Грейлок вскочил на лошадь.
— Плохие новости. Принц умер. Королевский глашатай объявит об этом во всеуслышание в конце недели.
— Арута мертв? — переспросил Эрик. Грейлок кивнул:
— Я слышал, что он упал с лошади, сломал бедро и умер от осложнения. Он был стар, почти восемьдесят, если мне не изменяет память.
Принц Арута правил Крондором на памяти не только Эрика, но и его матери. Он был отцом нынешнего короля, Боррика, который наследовал брату Аруты, Лайэму, всего пять лет назад. Люди уважали Аруту, потому что в основном ему Королевство было обязано тем, что живет в мире с соседями. Для Эрика принц был весьма отдаленной фигурой — разумеется, ведь он никогда не видел его, — и все же Эрик почувствовал легкий приступ печали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66