Путь к любви и фемейной жизни перед ним закрыт.., закрыт навеки.
— Из-за одной любовной неудачи — навеки? — подняла брови Чекс. — Довольно глупо!
— Ефли бы ты была нашей феминой, то раффуждала бы иначе, — сказал копуша. — Прокопий, отвергнутый феминой, вфе равно, что крылатый кентавр.
— Да, плохи твои дела, — согласилась Чекс.
— Но ты же помогаешь своему народу? Это очень даже почетно, — пожал плечами Эхс.
— Я не помогаю, а профто.., убегаю от фамого фебя.
— И все же у тебя есть миссия, и ты делаешь все, чтобы ее выполнить!
— Да. Но как только вфпомню Фкалди…
— ..Тебе тут же хочется на все, кроме любви, махнуть рукой, — договорила за него Чекс. — И я тебя понимаю. Но при встрече с королевой ты поборол искушение, значит, тебе нечего стыдиться.
— Но прежде, чем побороть, я же его почувфтвовал, — возразил копуша. — Фтыдно, что почуфтвовал.
— А мне кажется, что ты боишься и стыдишься чего-то другого, — сказала Чекс. — И встреча с этим другим у тебя еще впереди.
— Ну что ж, — вздохнул копуша, — пофмотрим.
И он вновь направился к своему двойнику.
Вновь образовалась картина. Сладчайшая королева Скалди снова приблизилась к копуше. Сильно повеяло ароматом цветов.
Копуша не стал убегать. Чуть подумав, он неуклюже обнял королеву. Значит, искушения он не стыдится? Тогда в чем же дело?
Королева пошевелила носиком. Кажется, она принюхивалась. И тут появилась еще одна картинка. Картинка внутри картинки: какая-то прокопиевская фемина разочарованно отворачивается от копуши.
— А, я поняла — королева учуяла, что наш копуша неудачливый жених, — вполголоса проговорила Чекс.
Королева порывисто отвернулась. Аромат цветов поблек. Копуша остался один.., снова отверженный.
Проснувшись, копуша понуро отошел от ворот.
Теперь причина его тревоги стала ясна: он боялся, что королева, почувствовав в нем неудачника, отвергнет его ухаживание. И получится, что из-за любовного увлечения он позабыл о своей миссии, но и любовное увлечение тоже окончилось бесславно..
— Пустяки, — успокоила Чекс, — Для спасения Долины ты делаешь все, что в твоих силах. А чем это завершится, никто не знает. Если поражением, то в этом не ты будешь виноват. А королеве, если она тебя отвергла, самой же будет хуже. Не тебе, а ей!
— Но я же так размягчилфя! — горестно возопил копуша.
— Только во сне, в плохом сне, — напомнила Чекс. — А» это вполне поправимо.
И копуша вновь пошел к воротом. Вновь начался сон.., и тут же закончился, а копуша наконец оказался по другую сторону ворот.
— Вот видишь, — сказала Чекс. — Этот сон утратил власть над тобой. Ему даже начаться как следует не удалось.
— Да, теперь я верю — бодро сказал копуша. — Я выполню миффию, нефмотря ни на какие ифкушения и прочие помехи.
Настал черед Эхса идти к воротам.
Зомби приблизился к нему. Оба исчезли — и начался сон.
Сон Эхса был полон вращающихся звездных туманностей, летающей космической пыли, движущихся по своим прихотливым путям лун. Луна из круглого желтого сыра превратилась в огромный, испещренный кратерами каменный круг.
И что самое удивительное, волшебный Ксанф оказался всего лишь маленьким полуостровом на гигантском обыкновенском шаре. Нет, это мне только кажется, во сне подумал Эхс… Картина неуклонно приближалась и приближалась к нему, пока наконец не стало ясно, что это карта Ксанфа, а на ней стоит он, Эхс. Потом образовалась еще одна картина, повторяющая первую, но с одним отличием — на этой второй картине не было Эхса.
Эхс, превратившийся в бестелесного духа, смотрел на эти картины. На одной он был, а на второй отсутствовал, а в остальном изображения были абсолютно схожи.
Эхс в страхе закричал — и проснулся. Чекс подбежала к нему и обняла, пытаясь успокоить.
— Что бы вфе это значило? — спросил озадаченно копуша. — В твоем фне не было ни чудовищ, ни фоблазнительных крафавиц…
— Но картинки были похожи! — вскричал Эхс. — Целиком и полностью!
— Да, правда, — пробормотала Чекс. — Но что в этом страшного? Что тебя испугало?
— На одной я есть, а на другой меня нет, но при этом вокруг ничего не меняется! Значит, есть я или нет, это все равно?
— Может, и так, — пожала плечами Чекс.
— Жив я или мертв, все равно? — продолжил в отчаянии Эхс. — Ксанфу все равно? Значит, моя жизнь бессмысленна?
— Но это ты так думаешь, а в действительности все может быть совсем иначе, — возразила Чекс.
— А может, то, что я думаю, и есть действительность!? Может, я и в самом деле никто и ничто! Я что-то делаю, но мои поступки не имеют смысла. О, теперь я понимаю, что толкнуло меня отправиться к Доброму Волшебнику. Мне просто нужно было доказать самому себе, что я что-то значу, что у меня есть в жизни хоть какая-то цель.
Избавиться от демонессы, спасти родителей — это только предлог. А на самом деле я надеялся, что.., что Добрый Волшебник убедит меня, что я не пустышка.
— Нет, ты не пустышка! — вскричала Чекс. — Как ты можешь так думать!
— Я всячески себя убеждаю в обратном, — сказал Эхс, — но в глубине души сомнения не отпускают меня. Способен ли я сделать что-нибудь такое.., важное, без чего Ксанф не проживет? Родился я или нет, какая в этом разница? Картина, где я есть, ничем ведь не отличается от картины, где меня нет.
— Ну что поделаешь, — вздохнула Чекс. — А мы все.., чего мы стоим? кто мы такие? что мы для Ксанфа? Но мне кажется, ответ все равно найдется.
Ты еще многое можешь совершить. И копуша тоже.
Вот тогда и картина изменится.
— Когда ты так говоришь, мне хочется верить, — сказал Эхс. — Но в силах ли я что-либо сделать?
Ксанф такой большой, а я такой маленький.
— А спасти Люблю-реку и Долину? Разве это не важное дело?
— Очень важное, — согласился Эхс. — Но это дело копуши, а мы только помогаем.
— Но без нашей.., без твоей помощи справится ли он? — задала наводящий вопрос Чекс.
— Значит.., свершится что-то. И свершится только потому, что я буду в этом участвовать? — начал догадываться Эхс.
С этими словами он вновь направился к воротам, за которыми стоял его двойник. И вновь начался сон.
— Пока я ничто, — сказал Эхс, — но я хочу сделать попытку. Если мне повезет, я стану кем-то.
Пытаться хоть что-то сделать — вот и все, что мне остается… Всем нам только это и остается: честная попытка что-нибудь сделать. Если и в попытке нет смысла, тогда и во всем прочем его тоже нет, а уж в плохих снах и подавно.
Картины покрылись рябью. Когда рябь исчезла, стало видно, что река, которая на одном изображении была почти прямой, на другом начала превращаться в извилистую.
Вот и все. Это был всего лишь сон, но Эхса он наполнил огромной радостью. Теперь он знал, как победить свой глубочайший страх. Теперь в его жизни появился смысл.
Картина исчезла. И Эхс обнаружил себя по другую сторону ворот.
Все переместились, кроме скелета, который одиноко белел на той стороне.
— Мой черед, — произнес скелет. — Но я сомневаюсь.
— Это понятно, — сказала Чекс. — Каждый из нас поначалу робел перед своим плохим сном.
— Я не боюсь плохих снов, — ответил Косто. — Тем более, что сны мне не снятся, ведь я не принадлежу к миру живых. Беда в ином — мне нечем победить своего двойника, потому что мы, скелеты, не чувствуем ни вины, ни страха, у нас нет никаких сокровенных тайн. Но если все же я попытаюсь перейти, то кто знает, не включится ли нечто такое, что повредит вам всем.
— Как это? — удивился Эхс.
— Нынешние испытания предназначены для живых существ, способных видеть сны, — начал объяснять скелет. — Если среди живых окажется какой-то бессонный, то механизм может разладиться и все пойдет наперекосяк. Я боюсь вам повредить.
— Скелет прав, — пробормотала Чекс. — Если из их братии как раз и составляются плохие сны, то ему самому они ведь сниться не могут?
— А что случится, если механизм разладится? — решил уточнить Эхс.
— Выход из тыквы может стать таким узким, что вам не удастся выбраться, — объяснил Косто. — Если не это, то с телом у вас может что-нибудь приключиться, или с душой…
— Кофто отличный проводник, — сказал копуша. — Без него мы тут точно заблудимфя.
— Тогда рискнем? — предложил Эхс.
— Рискнем, — согласилась Чекс. — Ведь этот трухлявый двойник для чего-то здесь оказался. Ну, Косто, вперед, смелее.
— Как говорит пословица, старые кости захотели в гости, — пожал плечевыми костями скелет и направился к воротам. Остов за воротами проскрипел ему навстречу.
Начало образовываться подобие картинки. На ней Косто стоял в коридоре, точно так же, как наяву. Не успев толком образоваться, картинка исчезла — и Косто вернулся на прежнее место.
— Это действительно была завязь какого-то сна, — произнес Эхс.
— Но дальше сон не развился, потому что не было из чего, — объяснил скелет.
— Ну это ты поторопился заявить, — возразила Чекс. — Начало ведь было и оно из чего-то получилось. Прежде чем утверждать что-то, надо очень хорошо подумать. Особенно в таком важном деле.
— Сон решил начаться, но потом понял, что ничего не выйдет, и тут же закончился, — попытался осмыслить случившееся Эхс.
— Вот видишь, сон все-таки был, — ухватилась за его слова Чекс. — Пусть минутный, но все же сон.
Значит, у Косто что-то есть, как говорится, за душой.., какая-то жизнь.
Теперь и копуша заинтересовался.
— Что же это может быть? Ведь Кофто не живой.
— Это был даже не сон, а просто портрет Косто, похожий на него, как две капли воды, — заметил Эхс.
— Да, это был мой портрет, — согласился Косто. — Лишенный жизни, я лишен и снов. Кроме точной копии меня, на картине ничего не могло появиться.
— Твой портрет, наверное, и есть отражение самых глубоких твоих страхов и самого глубокого стыда.
— Я ничего не боюсь и ничего не стыжусь, — возразил скелет.
— Ты упрямо настаиваешь на своем и тем самым мешаешь своему сну развиться в полную силу, — предположила Чекс.
— Но во мне нет для него содержания.
И Косто указал на свой пустой череп.
— Не содержания нет, а.., ты не хочешь уступить, — не сдавалась Чекс.
— Ну как можно уступить тому, чего нет? — вмешался Эхс.
— А я говорю — есть, — отрезала Чекс. — Если бы не было, то и двойника бы у Косто не было, и он без всяких усилий оказался бы сейчас рядом с нами.
— Да я пуст! — вспылил Косто. — Снам среди моих костяшек просто нечего делать!
И он еще раз, в виде доказательства, стукнул себя по черепу.
— А что было во сне? Тоже костяшки!
— То есть ты намекаешь, что Косто боится самого себя? — вмешался Эхс.
— Может быть, — сказала Чекс и, поглядев на Косто, спросила:
— Ты боишься себя?
— Мне нечего бояться, — отмахнулся Косто.
— Не уходи от ответа.
— Ну с какой стати я должен самого себя бояться? Я создан для того, чтобы меня боялись. И этим все сказано.
— А сон намекает на то, что ты себя боишься, — упорно гнула свою линию Чекс. — Тебе нравится быть скелетом? Нравится пугать?
— Нравится, не нравится… Разве у меня есть выбор? Таким я создан, и точка.
— И снова ты уклоняешься от ответа.
— Чекс хочет, чтобы ты объяснил свои чувства, — сказал Эхс. — Взять, к примеру, меня. Я очень боялся, что ничего важного в жизни не совершу, что Ксанфу все равно, был я на свете или не был.
Но я хотя бы живой, а ты нет. О, может, это тебя и мучит?
— Я не жив, но и не так глуп, чтобы стремиться к жизни, — коротко ответил скелет. — Жизнь так неуклюжа.
— Ну вот, видишь, и у тебя есть стремления, — обрадовалась Чекс.
— Живые существа обречены есть и приседать, и снова есть, и снова приседать, — продолжил скелет. — Не говоря уже о прочих церемониалах, громоздких, болезненных и стыдных. И в конце концов все становятся такими, как я — скелетами. И нет во всем этом ни крошки смысла.
— Живые умеют чувствовать, — сказала Чекс. — Чувствовать способен и ты. Вот скажи, охватывает ли тебя необоримый страх при мысли, что ты можешь быть только таким?
— У меня нет бытия. Каким захочу, таким и могу не быть.
— Не попытаться ли тебе вновь пройти через ворота? — несколько раздраженно предложила Чекс.
Скелет вздрогнул, но послушно пошел к воротам. На этот раз сон не оборвался на первой же минуте, а начал развиваться.
— Я не хочу вечно быть таким! — вскричал скелет. — И, может, на роду мне написано стать иным! Эхс ищет смысла жизни, но я тоже устал быть призраком. Я хочу чего-то большего!
Сон продлился еще мгновение, потом поблек, а Косто наконец оказался по другую сторону ворот.
— Видишь, я же говорила! — в приливе чувств воскликнула Чекс. — Дай-ка я тебя обниму, дружище.
По всему было видно, что скелет потрясен случившимся. И Эхс мог понять его чувства. Скелет вдруг ожил, по крайней мере, захотел стать живым.
А это огромный шаг вперед.
Эхс стал размышлять про себя. Как живые становятся мертвыми, это понятно. Но можно ли постигнуть обратное — как мертвые оживают? Оживление происходит на самом деле или это лишь иллюзия, рожденная этим царством снов? Если Косто лишь привиделось, что он видит сон, значит, ему лишь почудилось, что он ожил?
— А теперь в путь, — сказала Чекс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40