Ты пытаешься ограничить мой выбор, Ричард.
Он встал на колени передо мной. Мое сердце бешено колотилось внутри груди, и я вжалась в дверь ванной. Он потянулся ко мне, и я сказала единственную вещь, которая была только моей мыслью и могла его остановить.
— Разве ты не пытаешься сделать то же самое, в чем продолжаешь обвинять Жан-Клода?
Его рука заколебалась так близко к моему лицу, что я могла ощущать жар, исходивший от его кожи. Легкое движение у моей щеки, как поглаживание, теплое… и я почти ждала, что моя волчица поднимет голову, но этого не произошло. Было такое чувство, что сила тут иная. Она ощущалась более мягкой, чем обычно исходивший от него электрический разряд. Это было скорее похоже на… Жан-Клода.
Я открыла глаза, всматриваясь в него, и увидела то, чего боялась. Его глаза были глубокого коричневого цвета, пылающего силой. Так они бы выглядели, если бы он был вампиром. Мои собственные глаза становили такими время от времени.
— Твои глаза, — прошептала я.
Его рука коснулась моего лица, и контакт этот был слишком сильным. Один вдох, я пыталась бороться, следующий, и я падаю в карий огонь его глаз. Была лишь жажда к нему прикоснуться. Только ощущение его рта на моем, его рук на моем теле, моих рук на его, и абсолютное чувство правильности происходящего.
Его рука прошла между моими ногами и взялась за мои джинсы. При других обстоятельствах это было бы потрясающе, но сегодня лишь навредило мне. Боль возникла незамедлительно. Это помогло мне всплыть на поверхность моего собственного разума. Я снова могла думать, а не просто чувствовать.
— Ричард, остановись, — сказала я, переходя почти на крик.
Он коснулся моего лица.
— Ты не хочешь, чтобы я останавливался.
Я уставилась в пол, будто испачканный, усыпанный остатками одежды, ковер имел хоть какое-то значение.
— Я действительно хочу, чтобы ты остановился.
— Посмотри на меня, Анита.
Я покачала головой и начала отодвигаться от него, все еще стоявшего на коленях. Он схватил меня за руку. Ощущение его голой кожи на моей почти уничтожило меня, но это была всего лишь разновидность вампирского фокуса, с которыми я боролась годами. Я дышала сквозь почти непреодолимое желание как можно большего контакта с его обнаженной кожей. Это было будто смесью вампирского взгляда и ardeur. Дерьмо.
— Отпусти меня, Ричард, немедленно. — Мой голос был хриплым, но четким. Очко в мою пользу.
— Я ощущаю, как ты хочешь, чтобы я коснулся тебя, — сказал он, и его собственный голос был натянутым от силы, или желания, а может от того и другого сразу.
Я ощущала его тело, не просто руку, все его тело сразу. Будто я могла чувствовать каждый дюйм его, такого теплого, такого живого, такого вкусного. Я и правда хотела до него дотронуться. Я хотела раздеться и обернуться вокруг него. Ощущение было, как от ardeur, но немного иное. Будто я оказалась не на своей стороне всего этого. Будто бы Ричард выступал на сей раз в роли дающего ardeur, а не наоборот. Жан-Клод был носителем ardeur, но никогда так себя не вел. В этот момент рядом с Ричардом я знала только то, что Жан-Клод так бы себя не повел.
— Жан-Клод, помоги мне, — подумала я.
Дверь ванной распахнулась позади нас. Джейсон стоял в дверном проеме, завернутый в полотенце вокруг талии.
— Убирайся, — прорычал Ричард.
— Помоги мне, — молила я.
В какой-то момент мне стало жалко Джейсона. Он был настолько растерян. Если он поможет мне, его Ульфрик будет зол на него. Если он мне не поможет, злиться буду я, а еще Жан-Клод. Был момент, когда я ощутила его дилемму выбора между вампирами и оборотнями. Но даже понимая его проблемы, я не могла забыть о моих собственных. Ричард, наконец-то, получил собственный ardeur, только испытывал он его на мне.
Глава 50
Джейсон заговорил тем медленным и аккуратным тоном, которым обычно разговаривают с теми, кто вот-вот сорвется с огромной высоты.
— Ричард, Анита, что происходит?
— Оставь нас, Джейсон, — приказал Ричард. Он пытался подтянуть меня поближе к себе.
Я обвила колени руками, как иногда делают в дзюздо. Не попытка выиграть бой, а скорее уверенность, что прежде чем победить, противнику придется много повозиться. У меня не хватило бы силы высвободиться из хватки Ричарда, но моих сил было достаточно, чтобы заставить его сделать мне больно. Это было лучшее, на что я сейчас была способна. Браунинг лежал на кровати, и, по правде говоря, я не стала бы стрелять в Ричарда. Он знал это так же, как и я. О, бывали моменты, когда я, имея нож, могла им воспользоваться, но пистолетом точно нет. Я не рискнула бы его убивать. Когда вы понимаете, что не сможете убить кого-то сильнее себя, вам остается рассчитывать только на их жалость. Вам очень хочется верить, что они милосердны.
Я бы взглянула на лицо Ричарда, чтобы поискать в нем хоть каплю милосердия, но я боялась вновь встретиться с ним взглядом. Было намного труднее бороться с его воздействием, когда моя рука была в его руке. Я не могла себе позволить снова провалиться в его глаза. Я не была уверена, что смогу сопротивляться. Что-то было иное в его варианте ardeur. Иначе не скажешь, он был живее. Мои же самые сильные стороны исходя от мертвых, а не от живых. Ричард был для них слишком живым.
— Это ardeur, — проговорил Джейсон, — но он не заставляет меня хотеть до тебя дотронуться, Анита.
— Возвращайся в ванную, Джейсон, — приказал Ричард со слабым рычанием в голосе.
Джейсон ухватился за дверной косяк так, что костяшки пальцев побелели.
— Он такой сильный, что мне сложно дышать, и весь он направлен на тебя, Анита. Я чувствую его мысли в воздухе. Он заставляет нас хотеть только его, его одного. Боже, насколько же это сильно.
— Пощади меня, — молила я.
— Выйди, — прорычал Ричард.
— Ричард, Ульфрик, ты делаешь то же самое, в чем обвинял Жан-Клода, — сказал Джейсон.
Голова Ричарда дернулась, и он посмотрел на Джейсона. Джейсон отвел глаза от его пристального взгляда.
— Твои глаза пылают, будто ты вампир, Ричард. Я знаю, что в глаза вампирам в такие моменты лучше не смотреть. — Джейсон позволил страху появиться в своем голосе. Этот страх был настоящим, и я впервые поняла, что он боится вампиров.
Я держала руку прижатой к полу, потому что Ричард продолжал попытки притянуть меня к себе. Но не силе его руки было так сложно сопротивляться. Дело было в жарком, сокрушительном объятии его силы. Она походила на что-то живое, теплое и желанное. Что-то, что притягивало меня не меньше его руки. Это не была жажда, скорее обещание, что если я ей отдамся, он обернет меня этой силой, безопасностью и теплом его любви, и больше не будет боли, не будет неуверенности. Но прежде я уже ощущала нечто подобное. Огги, Мастер Чикаго, он мог заставить вас его любить. Но даже Огги никогда не заставлял испытывать подобного. Это было настоящим. Конечно же, это чувство было настоящим. Огги был незнакомцем для меня, логика подсказывала, что его сила — уловка, но то, что предложил Ричард, ощущалось настоящим, потому что таковым и было. Однажды я уже поверила в то, что его любовь может залечить все мои раны и заставить меня почувствовать себя в безопасности. Правда, это оказалось ложью. Любовь бывает реальной и лживой, даже если она настоящая. Просто потому, что одной любовью защититься невозможно, если вас продолжает терзать страх. Осознание того, что можно любить и верить, и в один момент все это потерять. Речь не о моем женихе, с которым я встречалась в колледже. Дело, как всегда, в смерти моей матери. Если это было не настоящим, то что же вообще настоящее?
Именно эта мысль помогла мне вынырнуть их теплоты силы Ричарда. Именно она помогла мне удержаться на волнах его любви. Так же, как его руки могли причинить мне боль, эта потеря была самой большой болью моей души. Это была зияющая рана во мне, которую я уже очень давно приспособилась наполнять гневом. Это было место, откуда начинался мой гнев и куда он вернулся, как волны кровавого океана. Боль всегда может помочь вам справиться с вампирскими фокусами.
Я позволила себе почувствовать, что потеряла кучу времени в бессознательном состоянии. Я позволила гневу и боли от потери наполнить меня, и больше не было жажды, никакого желания, никакой любви, которая могла бы отыграть меня у моего горя.
Люди говорят о горе, будто это нечто простое из слез и стенаний. Но настоящее горе не так просто. Истинное горе — дитя огня, как скала. Оно выжигает ваше сердце, сокрушает вашу душу под гнетом этой скалы. Оно разрушает, и даже если вы продолжаете дышать и ходить, вы все равно умираете. Человек, которым вы были еще некоторое время назад, умирает, умирает в скрежете металла и безответственности водителя. И уходит. Все остается на самом деле, но уже в прошлом. Оно не вернется. Мир сломан навсегда, будто вы идете по хрупкой кромке земли, ощущая под собой жар лавы, способной сжечь плоть, расплавить кость, и даже воздух здесь ядовит. Чтобы выжить вы заглатываете этот раскаленный воздух. Чтобы удержаться в реальном мире вы проглатываете всю эту ненависть. Вы отталкиваете все это от себя, эту новую могилу, которая стала всем, что осталось от того, кто был для вас миром.
Я не была настолько глупа, чтобы заглянуть ему в глаза, но мой голос был уже твердым и уверенным, когда я сказала:
— Отпусти меня, Ричард. Ты не можешь заставить меня почувствовать себя в безопасности. Ты не можешь исправить то, что сломалось во мне.
— Я люблю тебя, — сказал он, и слова эти были скорее важны для него самого.
— Ты любишь меня так, что готов воспользоваться вампирскими штучками, чтобы заставить меня быть с тобой.
Он прекратил попытки подтянуть меня к себе и сам подвинулся ближе. Он покрыл то небольшое расстояние, что было между нами, и обнял меня. За минуту до того, как это произошло, я сделала бы все, что он хотел. Но теперь уже было слишком поздно. Мое тело было в его руках, но сердце мое было ледяным. Именно так я и жила на протяжении долгих лет. Жар и холод, горе и гнев, это было моим миром, пока Жан-Клод не нашел лазейку в стене, которую я возвела.
Я этот момент я поняла, почему именно Жан-Клод, а не Ричард, сумел сломать эти стены. У Жан-Клода было свое собственное горе и собственный гнев, когда мы встретились. Он знал, каково это, иметь настоящую любовь, быть в безопасности, и вдруг все это потерять. Ричард же этого не понимал. Он верил в совершенство мироздания. Я не верила в него с тех пор, как мне было восемь. Жан-Клод не верил в красоту слов столетиями.
Иногда в человеке, в которого вы влюбляетесь, живет не свет, а тьма. Иногда он не оптимист, которого вы ждали, а еще один пессимист, который будет подле вас и будет знать, что шорох в темноте — это монстр, и что он действительно такой же страшный, как вы думаете.
Это кажется безнадежностью? Но это не так. Скорее это уверенность. Уверенность, что все по-настоящему.
Ричард приподнял рукой мой подбородок. Это должно было быть проявление нежности, но когда я отвела глаза, он сжал пальцы. Он попытался меня заставить посмотреть ему в глаза. Я не могла его остановить, но я могла заставить его причинить мне боль, если он попытается проделать задуманное. Боль помогла мне дистанцироваться от него. Он обнимал меня, все еще полностью закрытую от него, будто обернулся вокруг меня теплым одеялом своей силы, пытаясь успокоить меня, как если бы я была в ярости. Но это душило, будто воздух слишком разогрелся, чтобы можно было его вдыхать.
Его рука сдавливала мне челюсть все сильнее, еще чуть-чуть и он сломает мне кости. Я держала глаза закрытыми, но даже через прикрытые веки я ощущала давление его взгляда.
— Смотри на меня!
— Нет, — ответила я.
— Это первый раз, когда тобой владеет твой собственный ardeur, Ричард. Ты под его властью, — сказал Джейсон.
— Анита, посмотри на меня!
— Нет!
Тогда он меня поцеловал, и не имело никакого значения, что я не смотрела ему в глаза. Для ardeur поцелуй был не менее ценен, чем взгляд. Может, даже более.
Он поцеловал меня, и вся эта ложь прокатилась по моему горлу и охладила мой гнев, наполнив меня уверенностью, что ничто и никогда не сможет причинить мне такой боли, пока я в объятиях Ричарда.
Глава 51
Минуту я была в полной безопасности, страх, гнев, все пропало. Будто бы руки Ричарда, его тело, его губы, было всем, пищей, воздухом, водой и всем самым лучшим, чего мог пожелать человек.
В следующую минуту я утонула. Поцелуй, который был будто глоток воздуха, сладкий и чистый, начал душить меня. Руки, обещавшие безопасность, вдруг показались мне капканом, из которого мне нужно было вырваться.
Я перешла от мления в его объятиях к ожесточенной схватке за свободу.
Ричард старался заставить меня продолжить поцелуй, все еще удерживая меня в своих руках. Но были и другие руки, на моих плечах, которые помогали мне от него освободиться. Они не боролись с Ричардом, скорее помогали моему разуму и мне самой в борьбе с ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Он встал на колени передо мной. Мое сердце бешено колотилось внутри груди, и я вжалась в дверь ванной. Он потянулся ко мне, и я сказала единственную вещь, которая была только моей мыслью и могла его остановить.
— Разве ты не пытаешься сделать то же самое, в чем продолжаешь обвинять Жан-Клода?
Его рука заколебалась так близко к моему лицу, что я могла ощущать жар, исходивший от его кожи. Легкое движение у моей щеки, как поглаживание, теплое… и я почти ждала, что моя волчица поднимет голову, но этого не произошло. Было такое чувство, что сила тут иная. Она ощущалась более мягкой, чем обычно исходивший от него электрический разряд. Это было скорее похоже на… Жан-Клода.
Я открыла глаза, всматриваясь в него, и увидела то, чего боялась. Его глаза были глубокого коричневого цвета, пылающего силой. Так они бы выглядели, если бы он был вампиром. Мои собственные глаза становили такими время от времени.
— Твои глаза, — прошептала я.
Его рука коснулась моего лица, и контакт этот был слишком сильным. Один вдох, я пыталась бороться, следующий, и я падаю в карий огонь его глаз. Была лишь жажда к нему прикоснуться. Только ощущение его рта на моем, его рук на моем теле, моих рук на его, и абсолютное чувство правильности происходящего.
Его рука прошла между моими ногами и взялась за мои джинсы. При других обстоятельствах это было бы потрясающе, но сегодня лишь навредило мне. Боль возникла незамедлительно. Это помогло мне всплыть на поверхность моего собственного разума. Я снова могла думать, а не просто чувствовать.
— Ричард, остановись, — сказала я, переходя почти на крик.
Он коснулся моего лица.
— Ты не хочешь, чтобы я останавливался.
Я уставилась в пол, будто испачканный, усыпанный остатками одежды, ковер имел хоть какое-то значение.
— Я действительно хочу, чтобы ты остановился.
— Посмотри на меня, Анита.
Я покачала головой и начала отодвигаться от него, все еще стоявшего на коленях. Он схватил меня за руку. Ощущение его голой кожи на моей почти уничтожило меня, но это была всего лишь разновидность вампирского фокуса, с которыми я боролась годами. Я дышала сквозь почти непреодолимое желание как можно большего контакта с его обнаженной кожей. Это было будто смесью вампирского взгляда и ardeur. Дерьмо.
— Отпусти меня, Ричард, немедленно. — Мой голос был хриплым, но четким. Очко в мою пользу.
— Я ощущаю, как ты хочешь, чтобы я коснулся тебя, — сказал он, и его собственный голос был натянутым от силы, или желания, а может от того и другого сразу.
Я ощущала его тело, не просто руку, все его тело сразу. Будто я могла чувствовать каждый дюйм его, такого теплого, такого живого, такого вкусного. Я и правда хотела до него дотронуться. Я хотела раздеться и обернуться вокруг него. Ощущение было, как от ardeur, но немного иное. Будто я оказалась не на своей стороне всего этого. Будто бы Ричард выступал на сей раз в роли дающего ardeur, а не наоборот. Жан-Клод был носителем ardeur, но никогда так себя не вел. В этот момент рядом с Ричардом я знала только то, что Жан-Клод так бы себя не повел.
— Жан-Клод, помоги мне, — подумала я.
Дверь ванной распахнулась позади нас. Джейсон стоял в дверном проеме, завернутый в полотенце вокруг талии.
— Убирайся, — прорычал Ричард.
— Помоги мне, — молила я.
В какой-то момент мне стало жалко Джейсона. Он был настолько растерян. Если он поможет мне, его Ульфрик будет зол на него. Если он мне не поможет, злиться буду я, а еще Жан-Клод. Был момент, когда я ощутила его дилемму выбора между вампирами и оборотнями. Но даже понимая его проблемы, я не могла забыть о моих собственных. Ричард, наконец-то, получил собственный ardeur, только испытывал он его на мне.
Глава 50
Джейсон заговорил тем медленным и аккуратным тоном, которым обычно разговаривают с теми, кто вот-вот сорвется с огромной высоты.
— Ричард, Анита, что происходит?
— Оставь нас, Джейсон, — приказал Ричард. Он пытался подтянуть меня поближе к себе.
Я обвила колени руками, как иногда делают в дзюздо. Не попытка выиграть бой, а скорее уверенность, что прежде чем победить, противнику придется много повозиться. У меня не хватило бы силы высвободиться из хватки Ричарда, но моих сил было достаточно, чтобы заставить его сделать мне больно. Это было лучшее, на что я сейчас была способна. Браунинг лежал на кровати, и, по правде говоря, я не стала бы стрелять в Ричарда. Он знал это так же, как и я. О, бывали моменты, когда я, имея нож, могла им воспользоваться, но пистолетом точно нет. Я не рискнула бы его убивать. Когда вы понимаете, что не сможете убить кого-то сильнее себя, вам остается рассчитывать только на их жалость. Вам очень хочется верить, что они милосердны.
Я бы взглянула на лицо Ричарда, чтобы поискать в нем хоть каплю милосердия, но я боялась вновь встретиться с ним взглядом. Было намного труднее бороться с его воздействием, когда моя рука была в его руке. Я не могла себе позволить снова провалиться в его глаза. Я не была уверена, что смогу сопротивляться. Что-то было иное в его варианте ardeur. Иначе не скажешь, он был живее. Мои же самые сильные стороны исходя от мертвых, а не от живых. Ричард был для них слишком живым.
— Это ardeur, — проговорил Джейсон, — но он не заставляет меня хотеть до тебя дотронуться, Анита.
— Возвращайся в ванную, Джейсон, — приказал Ричард со слабым рычанием в голосе.
Джейсон ухватился за дверной косяк так, что костяшки пальцев побелели.
— Он такой сильный, что мне сложно дышать, и весь он направлен на тебя, Анита. Я чувствую его мысли в воздухе. Он заставляет нас хотеть только его, его одного. Боже, насколько же это сильно.
— Пощади меня, — молила я.
— Выйди, — прорычал Ричард.
— Ричард, Ульфрик, ты делаешь то же самое, в чем обвинял Жан-Клода, — сказал Джейсон.
Голова Ричарда дернулась, и он посмотрел на Джейсона. Джейсон отвел глаза от его пристального взгляда.
— Твои глаза пылают, будто ты вампир, Ричард. Я знаю, что в глаза вампирам в такие моменты лучше не смотреть. — Джейсон позволил страху появиться в своем голосе. Этот страх был настоящим, и я впервые поняла, что он боится вампиров.
Я держала руку прижатой к полу, потому что Ричард продолжал попытки притянуть меня к себе. Но не силе его руки было так сложно сопротивляться. Дело было в жарком, сокрушительном объятии его силы. Она походила на что-то живое, теплое и желанное. Что-то, что притягивало меня не меньше его руки. Это не была жажда, скорее обещание, что если я ей отдамся, он обернет меня этой силой, безопасностью и теплом его любви, и больше не будет боли, не будет неуверенности. Но прежде я уже ощущала нечто подобное. Огги, Мастер Чикаго, он мог заставить вас его любить. Но даже Огги никогда не заставлял испытывать подобного. Это было настоящим. Конечно же, это чувство было настоящим. Огги был незнакомцем для меня, логика подсказывала, что его сила — уловка, но то, что предложил Ричард, ощущалось настоящим, потому что таковым и было. Однажды я уже поверила в то, что его любовь может залечить все мои раны и заставить меня почувствовать себя в безопасности. Правда, это оказалось ложью. Любовь бывает реальной и лживой, даже если она настоящая. Просто потому, что одной любовью защититься невозможно, если вас продолжает терзать страх. Осознание того, что можно любить и верить, и в один момент все это потерять. Речь не о моем женихе, с которым я встречалась в колледже. Дело, как всегда, в смерти моей матери. Если это было не настоящим, то что же вообще настоящее?
Именно эта мысль помогла мне вынырнуть их теплоты силы Ричарда. Именно она помогла мне удержаться на волнах его любви. Так же, как его руки могли причинить мне боль, эта потеря была самой большой болью моей души. Это была зияющая рана во мне, которую я уже очень давно приспособилась наполнять гневом. Это было место, откуда начинался мой гнев и куда он вернулся, как волны кровавого океана. Боль всегда может помочь вам справиться с вампирскими фокусами.
Я позволила себе почувствовать, что потеряла кучу времени в бессознательном состоянии. Я позволила гневу и боли от потери наполнить меня, и больше не было жажды, никакого желания, никакой любви, которая могла бы отыграть меня у моего горя.
Люди говорят о горе, будто это нечто простое из слез и стенаний. Но настоящее горе не так просто. Истинное горе — дитя огня, как скала. Оно выжигает ваше сердце, сокрушает вашу душу под гнетом этой скалы. Оно разрушает, и даже если вы продолжаете дышать и ходить, вы все равно умираете. Человек, которым вы были еще некоторое время назад, умирает, умирает в скрежете металла и безответственности водителя. И уходит. Все остается на самом деле, но уже в прошлом. Оно не вернется. Мир сломан навсегда, будто вы идете по хрупкой кромке земли, ощущая под собой жар лавы, способной сжечь плоть, расплавить кость, и даже воздух здесь ядовит. Чтобы выжить вы заглатываете этот раскаленный воздух. Чтобы удержаться в реальном мире вы проглатываете всю эту ненависть. Вы отталкиваете все это от себя, эту новую могилу, которая стала всем, что осталось от того, кто был для вас миром.
Я не была настолько глупа, чтобы заглянуть ему в глаза, но мой голос был уже твердым и уверенным, когда я сказала:
— Отпусти меня, Ричард. Ты не можешь заставить меня почувствовать себя в безопасности. Ты не можешь исправить то, что сломалось во мне.
— Я люблю тебя, — сказал он, и слова эти были скорее важны для него самого.
— Ты любишь меня так, что готов воспользоваться вампирскими штучками, чтобы заставить меня быть с тобой.
Он прекратил попытки подтянуть меня к себе и сам подвинулся ближе. Он покрыл то небольшое расстояние, что было между нами, и обнял меня. За минуту до того, как это произошло, я сделала бы все, что он хотел. Но теперь уже было слишком поздно. Мое тело было в его руках, но сердце мое было ледяным. Именно так я и жила на протяжении долгих лет. Жар и холод, горе и гнев, это было моим миром, пока Жан-Клод не нашел лазейку в стене, которую я возвела.
Я этот момент я поняла, почему именно Жан-Клод, а не Ричард, сумел сломать эти стены. У Жан-Клода было свое собственное горе и собственный гнев, когда мы встретились. Он знал, каково это, иметь настоящую любовь, быть в безопасности, и вдруг все это потерять. Ричард же этого не понимал. Он верил в совершенство мироздания. Я не верила в него с тех пор, как мне было восемь. Жан-Клод не верил в красоту слов столетиями.
Иногда в человеке, в которого вы влюбляетесь, живет не свет, а тьма. Иногда он не оптимист, которого вы ждали, а еще один пессимист, который будет подле вас и будет знать, что шорох в темноте — это монстр, и что он действительно такой же страшный, как вы думаете.
Это кажется безнадежностью? Но это не так. Скорее это уверенность. Уверенность, что все по-настоящему.
Ричард приподнял рукой мой подбородок. Это должно было быть проявление нежности, но когда я отвела глаза, он сжал пальцы. Он попытался меня заставить посмотреть ему в глаза. Я не могла его остановить, но я могла заставить его причинить мне боль, если он попытается проделать задуманное. Боль помогла мне дистанцироваться от него. Он обнимал меня, все еще полностью закрытую от него, будто обернулся вокруг меня теплым одеялом своей силы, пытаясь успокоить меня, как если бы я была в ярости. Но это душило, будто воздух слишком разогрелся, чтобы можно было его вдыхать.
Его рука сдавливала мне челюсть все сильнее, еще чуть-чуть и он сломает мне кости. Я держала глаза закрытыми, но даже через прикрытые веки я ощущала давление его взгляда.
— Смотри на меня!
— Нет, — ответила я.
— Это первый раз, когда тобой владеет твой собственный ardeur, Ричард. Ты под его властью, — сказал Джейсон.
— Анита, посмотри на меня!
— Нет!
Тогда он меня поцеловал, и не имело никакого значения, что я не смотрела ему в глаза. Для ardeur поцелуй был не менее ценен, чем взгляд. Может, даже более.
Он поцеловал меня, и вся эта ложь прокатилась по моему горлу и охладила мой гнев, наполнив меня уверенностью, что ничто и никогда не сможет причинить мне такой боли, пока я в объятиях Ричарда.
Глава 51
Минуту я была в полной безопасности, страх, гнев, все пропало. Будто бы руки Ричарда, его тело, его губы, было всем, пищей, воздухом, водой и всем самым лучшим, чего мог пожелать человек.
В следующую минуту я утонула. Поцелуй, который был будто глоток воздуха, сладкий и чистый, начал душить меня. Руки, обещавшие безопасность, вдруг показались мне капканом, из которого мне нужно было вырваться.
Я перешла от мления в его объятиях к ожесточенной схватке за свободу.
Ричард старался заставить меня продолжить поцелуй, все еще удерживая меня в своих руках. Но были и другие руки, на моих плечах, которые помогали мне от него освободиться. Они не боролись с Ричардом, скорее помогали моему разуму и мне самой в борьбе с ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50