Саймон убито помотал головой.
– Я видел, как умирал твой шеф. Жалкое было зрелище.
Это неправда. Этого просто не могло быть! Шеф, со всех сторон обложенный Космополом, киборгами, мутантами и прочей сволочью, умирал в своем бункере на Валгре, и рядом с ним не было никого… кроме Лиргисо, который его убил.
– До тебя только сейчас дошло, кто я такой? – золотисто-желтые глаза (у людей не бывает радужки такого цвета, и Клисс почему-то был уверен, что контактные линзы тут ни при чем) смотрели на него изучающе и насмешливо. – Помнится, твой шеф, он же мой многострадальный патрон, утверждал, что эксцессеры из «Перископа» – это интеллектуальные сливки человеческой расы. Я бы добавил – прокисшие сливки! Впрочем, бедный патрон не блистал умом, хотя и умел выглядеть интеллектуалом. На меня он всегда наводил тоску.
Эта желтоглазая тварь – не человек. Зеленая нежить с когтями на шестипалых руках, костистым гребнем на лысой голове и подвижными червеобразными отростками вместо ушей – таким он был раньше, пока не вселился в краденое человеческое тело. Клисса чуть не стошнило, он рванулся в сторону, забился в захватах «цербера». Удар по лицу заставил его всхлипнуть и обмякнуть.
– Не люблю ксенофобов, – холодно сказал Лиргисо. – Могу тебя утешить, Саймон, наши чувства взаимны. Ты внушаешь мне столь же непреодолимое отвращение.
– Я раскаиваюсь во всем, что про вас говорил, – выдавил немного овладевший собой Саймон. – Я же не знал, что это вы…
– Когда меня оскорбляют заочно, это мне тоже не нравится, – Лиргисо скрестил на груди руки. – Так что не имеет значения, знал ты или нет. Я с удовольствием посмотрю, как ты съешь свое ухо… По какому рецепту его приготовить?
– Подождите… Значит, тех пятерых из кафе тоже убили вы?
Если становится горячо, надо перевести разговор на другую тему – так натаскивали Саймона в «Перископе», и сейчас самое время воспользоваться старыми навыками. Он спасется. Он всегда спасался. Преисподняя не раз пыталась его проглотить, однако он оказывался хитрее.
– Возможно, тебя это позабавит, но я убил их из сентиментальных соображений.
Ситуация была не та, чтобы Саймона что-то могло позабавить, но он готов был ухватиться за любую возможность оттянуть расправу.
– Как это – из сентиментальных? – произнес он, стараясь не стучать зубами.
– Я отомстил за своего донора. Эммануил Медо был не настолько интересным существом, чтобы я захотел его пощадить и подыскал другой вариант, но он был безобиден и не раздражал меня. Если бы не насущная необходимость сменить оболочку, я не стал бы его убивать. Я получил от него великолепное тело, и я ему весьма признателен. Возможно, его слабый неуспокоившийся дух до сих пор меня сопровождает? Не знаю, – Лиргисо усмехнулся. – Я собирался спросить об этом у Поля, но ты все испортил. Так или иначе, а я расквитался с теми, кто подвергал Эммануила Медо унижениям, и я надеюсь, что это импровизированное жертвоприношение ему понравилось.
Выслушивая это бред, Саймон лихорадочно прикидывал, за какую бы еще тему уцепиться.
– Господин Лиргисо, у меня появился вопрос…
– Ты задашь его потом. После пикника, – Лиргисо достал из кармана предмет, в котором задохнувшийся от ужаса Клисс признал выкидной нож. – На этот раз больно не будет – для разнообразия… Иначе ты не сможешь в полной мере насладиться трапезой. Млиаг, сделай ему анестезию, левое ухо. Саймон, рекомендую воздержаться от крика.
Со щелчком выскочило лезвие, сверкнувшее в зеленом луче лярнийского светила.
Они перебрались в Хенуду после того, как Стив засек в окрестностях заполярного отеля чужие поисковые зонды.
Погруженная в туманы горная страна исполосована долинами с жесткой желтоватой травой, в белесом мареве прячутся гейзеры и холодные озера. На склонах гор и в долинах растут готэхайво – лунные деревья, окутанные молочной пеной цветов; от их терпкого горьковатого аромата в горле возникает комок, особенно если тебя и без того осаждают невеселые мысли. У Поля было именно такое состояние, тревожное, неустойчивое, с осадком горечи. Когда он находился рядом с Ивеной, Стивом или Тиной, он казался оживленным и собранным – да он в это время и был таким, но стоило ему остаться в одиночестве, как хватало малейшего толчка, чтобы осадок всколыхнулся.
Для того чтобы отделаться от собеседника незачем разбивать передатчик, достаточно отключить связь. И ведь это случилось в присутствии Ивены! Хорошо, что в тот момент она смотрела не на него, а на голограмму, а то могла бы испугаться.
Еще хуже становилось, когда он начинал перебирать свои ошибки. Он все сделал не так, как следовало: не сменил личность, хотя Черная Вдова дралась бы куда эффективней, чем Поль Лагайм; неправильно нанес удар, погубив таким образом свой единственный шанс – если бы это видел Сенегав, его манокарский наставник, брюзжания хватило бы на несколько месяцев.
Убийство было единственной страстью и единственным хобби отставного администратора третьего уровня Сенегава. Государственная служба безопасности выявила его и прибрала к рукам очень своевременно, иначе он окончил бы свои дни в экзекуторской под электроплетью, перед этим перерезав энное количество граждан в чистеньких манокарских подворотнях. В течение долгих лет прирожденный убийца служил Родине, изводя врагов Великого Манокара, а после того, как ушел на покой, стал натаскивать начинающих киллеров, но душа тосковала по любимому делу. В конце концов Сенегав увлекся многоуровневыми компьютерными играми-убивалками с эффектом присутствия; особенно ему нравилась игра с интригующим названием «Замочи бандита в сортире». Наставник Поля утверждал, что она очень старая, ее, мол, создали еще на древней Земле в докосмическую эпоху – одним словом, классика.
Тина относилась к Сенегаву иронически, а Поль терпел его с трудом, только ради приобретения профессиональных навыков, необходимых для уничтожения Лиргисо. Как показала практика, время потрачено впустую.
Воспоминания о том, что происходило между ним и Лиргисо, лежали глубже: словно скрытое под темной водой речное дно причудливого рельефа, с грязным илом, утопленниками и не знающими солнечного света гадами. Поль не хотел погружаться в этот омут. Уж лучше он будет мучиться из-за того, что оказался никудышным киллером – своего рода буфер.
Жутковатое ощущение сдвига реальности, которое он испытал на вилле у Лиргисо, не с чем было сравнить: его едва не затянуло в чужеродную реальность, подчиненную совсем другим законам, изобилующую кошмарными деталями. Поль чувствовал себя так, как будто чуть не утонул, но ценой невероятных усилий все-таки сумел выплыть, несмотря на воду в горле и судороги.
Сейчас он постепенно возвращался в норму, и прогулки по Хенуду этому способствовали. Гуляли вчетвером. Тине и Стиву не в первый раз приходилось скрываться, для них это была не экзотика, а образ жизни, Ивене это даже понравилось, а Поль вначале не мог освоиться с тем, что ему надо от кого-то прятаться у себя дома, на Незе, но потом привык.
Видимо, выглядел он теперь не так плохо, как раньше: Ольга, хотя и не отказалась от идеи сдать его психотерапевтам, уговаривала уже не так настойчиво.
Желудок давно превратился в кровавые ошметья, ничегошеньки в этом желудке не осталось, и все равно Саймона рвало, раз за разом, который день подряд. Стоило только вспомнить ту тарелку с облитыми соусом розовыми кусочками…
В прежние годы его бы такая картинка обрадовала: сюжет для фильма – пальчики оближешь! Но «Перископа» давно нет, да и не было уговора, чтобы Саймон Клисс оказался в роли жертвы, это ошибка, это подлость, ну кто же знал, что судьба когда-нибудь столкнет его с такой отъявленной сволочью, как Лиргисо!
Ухо, допустим, можно вырастить новое, это сделают в любой клинике, где есть регенерационная аппаратура. Но Саймон потерял больше, чем ухо: он теперь даже думать не мог о еде, при одной мысли о ней его начинало тошнить. Он чувствовал, что это навсегда.
Два раза в день в комнату, где он сидел взаперти под присмотром «цербера», вторгался медицинский автомат для внутривенного кормления, и Клисс получал порцию питательных веществ. Кормить его через зонд не было смысла, желудок тут же исторгал содержимое. Саймон подозревал, что Лиргисо обеспечил ему питание отнюдь не из гуманных соображений – наверняка додумался еще до какой-то пакости. Так оно и оказалось.
– Саймон, можешь порадоваться, твои страдания скоро закончатся. Роковая ошибка природы будет исправлена, ты вернешься в свое естественное состояние и заодно получишь последний урок. Весьма ценный урок для такого ксенофоба, как ты.
Пока Лиргисо говорил, его глаза меняли цвет: желтые, голубые, серые, зеленые, ярко-красные, как у виртуального демона, опять желтые…
– Однажды ты высказал догадку, что я рубиконский киборг. Помнишь?
– Так в этом же нет ничего такого, – тихим и слабым голосом (в горле саднило после затяжных рвотных спазмов) ответил Клисс. – В смысле, ничего обидного. Киборгов полно, я не хотел ничего плохого сказать.
– Видишь ли, ты не угадал. Посмотри на мою руку.
С левой кистью Лиргисо начало твориться что-то жуткое: кожа позеленела, ногти сузились, вытянулись и заострились… Это уже не ногти, а когти, да и сами пальцы выглядят иначе, и вообще их уже не пять, а шесть, и на тыльной стороне кисти переливаются вкрапленные прямо в кожу мелкие зашлифованные сапфиры…
Саймон попятился на ватных ногах, заскулил от ужаса, получил затрещину от «цербера» – и увидел, что наваждение исчезло. Холеная человеческая рука с лазерным маникюром на ухоженных ногтях, никакой мути.
– Я не киборг, я оборотень, – усмехнулся Лиргисо. Он сжимал и разжимал пальцы, слегка морщась. – Я страстно этого желал, и у меня начало получаться. Пока я могу произвольно менять цвет радужной оболочки, а также трансформировать кисти рук – последняя процедура требует значительных усилий, кровообращение нарушается, но главное то, что я преодолел некий барьер и когда-нибудь научусь принимать свой прежний облик.
Естественно, Саймона вырвало – небольшим сгустком слизи с кровавыми разводами, в его взбесившемся желудке ничего больше не было. «Цербер» проворно убрал за ним.
– Реакция истинного ксенофоба, – отметил Лиргисо. – Саймон, ты бы знал, насколько больше удовольствий получает от жизни тот, кто свободен от ксенофобии! Однажды я занимался любовью с синиссом… Ты ведь знаешь, кто такие синиссы?
Да кто же этого не знает? Омерзительные сухопутные цефалоподы, от полутора до двух с половиной метров ростом, с кожей антрацитово-черной, иссиня-черной, цвета маренго, а иногда мертвенно-белой, что особенно противно.
– Мы познакомились на Ниаре, уже после того, как я стал Эммануилом Медо. Он оказался таким же, как я, любителем смелых экспериментов… Интересно, что при всех радикальных физиологических отличиях у нас с ним обнаружилось поразительное внутреннее сходство, и мы восхитительно проводили время. Это было похоже на волшебную феерию… или на бред сумасшедшего, если встать на твою точку зрения. Саймон, если бы я был, как ты, ксенофобом, я бы многое потерял!
Ну, неужели он не понимает, что нельзя рассказывать Саймону Клиссу такие истории? Снова начались болезненные и бесплодные рвотные позывы. Саймон слышал, что есть то ли медуза, то ли рыба, которая, защищаясь от врага, выстреливает в него кусками собственного желудка – похоже, что его несчастный желудок порывался проделать то же самое. Наконец спазмы прекратились. Дрожащий, мокрый от пота Клисс сидел на полу и снизу вверх затравленно смотрел на Лиргисо.
– Я хочу кое-что тебе показать.
«Еще?..» – поежился Саймон.
На этот раз Лиргисо достал карманный голопроектор, и в воздухе повисло изображение крупной паукообразной твари с суставчатыми лапами, жвалами, провисающим белесым брюшком. Саймон настолько обессилел, что его даже рвать не стало.
– Это и будет твое последнее наказание, – сообщил Лиргисо.
– Вы хотите скормить меня этой гадости? Не надо, проявите милосердие… Вы уже меня наказали! Господин Лиргисо, я могу для вас многое сделать! Вам нужен Поль? Я помогу вам до него добраться, я же эксцессер, в любую щель просочусь… Вы его получите, клянусь чем хотите!
– Спасибо, Саймон, – на лице Лиргисо промелькнуло такое выражение, как будто он внутренне содрогнулся. – С меня довольно, теперь я буду устраивать свою личную жизнь без твоего содействия. Если я еще когда-нибудь встречу эксцессера, я его сразу убью – на всякий случай, как убивают бешеных животных. Это кудонский келнисуац, – он указал на голограмму. – Не бойся, есть тебя он не станет, у него растительная диета. Ты обменяешься с ним телами.
– Не надо! – выдавил Саймон. – Я же человек, а это что?..
– Ты всего лишь полуразумная тварь, опасная для окружающих. Ваша человеческая цивилизация не знает истинной иерархии, и это весьма печально… В результате полуживотные вроде тебя могут делать все, что хотят, а существа утонченные и высокоорганизованные не получают должного воспитания – достаточно посмотреть на Поля, чтобы убедиться в этом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71